Александр Леонидович Кириллов
Будем жить по-новому! Сопротивленец. Книга 1
Глава 19. Ты мне, я тебе
Далее наш путь лежал в Разведуправление РККА. На пропускном пункте в холле здания дежурный переписал мои данные, цель посещения, а второй солдат проводил меня к кабинету начальника отдела кадров. Перед отделом стояла очередь из офицеров, постоянно кто-то заходил или выходил из кабинета с предписаниями или без таковых. Дождавшись своей очереди, я вошёл и представился. Начальником отдела кадров управления был молодой капитан Митин Григорий Борисович. Я изложил свой вопрос о потребности в специалистах для спецсвязи и обычных радистах, потому что совершенно не представлял, где и как их можно было бы получить, кроме как обратившись в головную «контору». Для организации полноценной работы, кроме спецов, требовалась спецтехника – рации, подавители и пеленгаторы.
– Трудное сейчас время, выпускников спецкурсов быстро разбирают, хотя есть у нас выпуск, который мы только будем распределять по «покупателям».
Тут я заметил на стене кабинета висящие в ножнах кинжалы, инкрустированные серебряной вязью.
– Это у вас кинжалы кавказской работы, наверное, кубачинские?
– Наши семейные, от предков передаются. Я вообще уважаю холодное оружие.
– Тогда, может, в вашей коллекции окажется не лишним боевой нож бойца спецподразделения дивизии СС «Райх»?
– У вас есть?
«Да. В лесу под Волоколамском наша разведгруппа схлестнулась с немецкой. Так мы добыли эти трофеи. Вот, пожалуйста, – я достал нож, – но к нему в комплекте идёт пистолет «Парабеллум» с запасными обоймами. Только как его вам оформить правильно?
– Это я решу, например, как наградной получу.
– Григорий Борисович, это всего лишь символический знак внимания двух разведчиков. Помогите укомплектовать батальон.
– Давай о деле. Расскажи поподробнее о батальоне, его задачах и составе, а я подумаю, что можно сделать.
Я коротко рассказал о моем видении задач батальона и планируемой тактике. Затем обсудили некоторые рабочие моменты. К окончанию беседы договорились о том, что в первую очередь Митин будет «иметь в виду» меня, так как, судя по задумкам, хорошее подразделение планируется, а я в свою очередь, как только попадётся что-то интересное или раритетное, буду подкидывать ему для подарков, кому надо.
Митин выписал мне соответствующие документы на распределение в батальон двадцати двух радистов и трёх шифровальщиков в отделение спецсвязи.
– Больше не могу, сам понимаешь. Сейчас завизирую у зама, и сходим в отдел снабжения.
Вскоре мы направились к снабженцам. Митин зашёл в кабинет, и минут через десять позвал меня. Снабженец был «настоящим», очень колоритным снабженцем. Я бы такого к снабжению на пушечный выстрел бы не подпускал, хотя по фигуре он был спортивный и невысокий, но вот взгляд у него был взглядом истинного «бизнесмена». Тот сразу поставил меня перед фактом.
– Капитан Кольцов, мой боевой товарищ и коллега Григорий Борисович попросил оказать вам возможное содействие – серьёзные дела решать собираетесь. Поэтому расскажите, что бы вы хотели получить. По штату я и так знаю, что вам положено. Но много просто нет на складах.
«Товарищ майор, желательно укомплектоваться согласно этому перечню оборудования, – я положил передним список аппаратуры, заметив, – кстати, а вы на мотоцикле не ездите? Мне показалось, что вы это дело уважаете. Глядя на вас, возникает ощущение, что вы скорость любите, а это либо лошади, либо мотоциклы, либо самолёты. Вижу, у вас на полках стоят сборные модели, в том числе, мотоциклов, поэтому склоняюсь к мотоциклам».
– Верно подметили, очень люблю это дело. По молодости в мотоклубе состоял, даже в соревнованиях по Москве участвовал, так что угадал, Кольцов, угадал.
– Вы знаете, у нас в батальоне можно сказать, пылится «BMW R71». За зиму застоялся железный конь, не знаем, куда его приткнуть. В боях наши бойцы его точно угробят, да и механиков нет для обслуживания. А аппарат-то классный, поэтому был бы рад, если бы он попал в руки, которые оценят его достоинства.
Все понимающе улыбнулись.
– Раз он у вас не эксплуатируется и не обслуживается, а по зиме это очень важно, наверняка он практически не рабочий. Так что я с удовольствием займусь его восстановлением, в этом деле я понимаю. Кстати, у вас пистолеты импортные бывают?
Добытые Чайкиным с лётчиков и нами в лесном бою пистолеты с глушителями лежали у нас в батальоне – их брали только на задания. Поэтому я спокойно вытащил из кобуры обычный «импортный» «Люгер», и с парой запасных обойм передал его майору: «Эсэсовский экземпляр. Взят лично у обер-лейтенанта танкистов дивизии СС «Дас Райх». В течение недели мотоцикл будет у вас, товарищ майор, в кузове «ГАЗона» привезём».
Снабженец выписал мне направление на склады, что бы я смог получить запрашиваемое имущество. Мы вышли с Митиным в коридор, и я спросил у него: «Борисыч, тебе самому мотоцикл нужен? Правда, пока он один и то уже не наш, но бойцы пойдут в разведку, а я дам им указание приехать на трофее. Сейчас фрицы активно снуют на мотоциклах для рекогносцировки местности. Может, получится в самом ближайшем времени отбить, ну, а нет, тогда чуть позже. Но то, что подгоним – это факт.
– В хозяйстве все пригодится. Ловлю на слове.
На самом деле Митин очень помог мне, дав возможность полноценно выполнять боевые задачи батальона, и матчастью помог укомплектоваться, попросив снабженца учесть мои потребности. Ведь к ним приходят запросы из более весомых армейских подразделений, чем какой-то батальон. Но армейская солидарность проявилась – батальон-то разведывательно-диверсионный, значит «свой», принадлежащий разведывательному управлению. Ну, а то, что получил он от меня презент – дело житейское. На этом мы, пожав руки, расстались, довольные друг другом.
Подъехав к московской радио школе № 3 и, пообщавшись с её начальником, а также заместителем, ответственными за распределение курсантов, я вручил им приказ, подписанный замначупра по кадрам РазведУпра РККА, на распределение бойцов школы в наш батальон.
Курсанты, а после выпуска бойцы Красной армии, жили в общежитие при школе, поэтому их быстро построили в холле, и зачитали приказ на двадцати двух человек.
Я вышел перед строем и толкнул напутственную речь по типу: «Товарищи бойцы Красной армии, с завтрашнего дня вы вливаетесь в славный боевыми традициями отдельный разведывательно-диверсионный батальон героической 16-армии и будете стоять на защите рубежей нашей Родины от самой Москвы и до Берлина. Сбор с вещами завтра в 12 часов дня у здания радиошколы. Выдвигаться в расположение будем на грузовиках».
После этого завезли Горяева в Главное Политуправление Красной армии, ожидая его в кабинах машин. Вышел он довольный, помахав перед нашим носом подписанным предписанием на пополнение штатов десятью сапёрами, шестью поварами, ещё десятью радистами и пятью шифровальщиками. Забрать этих бойцов мы должны были через неделю.
В это время инженерно-сапёрные специалисты под руководством Сытенко оборудовали нашу базу – обустраивали рабочие и спальные места. Заехав на склад имущества, и передав бумаги начальнику, интендант 3-го ранга долго изучал список того, чего бы мы хотели получить, потом ушёл в недра склада, раздавая команды кладовщикам-ефрейторам.
Нам выносили, а мы грузили в кузов машины два стационарных пеленгатора “СК-3”, три пеленгатора “АРП-2” для установки в специальный автомобиль, два стационарных слежечных мониторинговых КВ-приёмника "45-ПК-1" с магнитофонами и бобинами плёнки, две радиостанции "РАФ-КВ", восемь специальных разведывательных радиоприёмников «Чайка». Кроме стационарного оборудования получили двенадцать переносных пеленгаторов “Румб” для мобильных групп, а так же самую массовую и особо почитаемую радистами Красной Армии и партизанских отрядов, переносную радиостанцию "Север" с дальностью связи до 600 км.
Глядя на смурные лица кладовщиков, как будто я отбирал их личное, нажитое непосильным трудом, имущество, но, главное, учитывая своё хорошее настроение, поблагодарил коллектив и предложил: «Что, товарищи, благое дело вы сделали. А не поднять ли нам по чарочке за нашу Победу, да и согреться не помешает?»
Филиппов стал доставать из вещмешка флягу со спиртом и нехитрую закуску. Мужики повеселели, но для порядка посопротивлялись, мол, «не положено».
– Да ладно, мужики, мы же русские люди, а за Победу грех не пригубить.
Достали кружки, разлили одну флягу, выпили стоя и закусили.
– Эх, хорошо пошла!
Достали вторую флягу и тоже оприходовали, а затем закуска кончилась. Интендант почесал репу и проговорил: «Мужики, у нас ПКашек на складе нет, но есть парочка американских, дай Бог памяти, кажется, «НRO Sr». Возьмёте?
«Однозначно возьмём, – ответил я, потому что НRO Sr являлся лучшим сканирующим приёмником того времени, на порядок выше, чем все советские радиосканеры. Его поставляли в СССР по «ленд-лизу». – А запасных ламп и другого ЗИПа к ним нет? Обидно будет, если такой аппарат простаивать станет».
– Как же нет, к нему целый ящик запчастей идёт!
Интендант подумал и достал из закромов свою флягу: «Надо бы по третьей, мужики?!
«Одобряем», – согласился Филиппов, а Ломов сбегал в машину и принёс ещё три банки тушёнки и сухари. Дружески пообщались, расспросив, как в Москве живётся, и что делается на фронте, в общем, расстались вполне доброжелательно.
И последним пунктом нашей кадровой эпопеи было нахождение переводчиков, которых бы мы посадили на «прослушку» эфира вместе с радистами. А тех, кто поздоровее, можно подготовить и включать в состав разведгрупп для заброски в тыл врага.
Стали объезжать призывные пункты при военкоматах. В первом побывали впустую, а вот во втором всё оказалось удачнее. Зайдя в холл военкомата, сразу увидели несколько десятков ребят, мужчин и девушек, над которыми витал общий гул растревоженной толпы. Все разговаривали, чего-то выясняли, просили или обсуждали.
Осматривая толпу, я увидел, как ко мне направился невысокий мужчина примерно моего возраста или чуть старше, показавшийся мне знакомым. Как напомнила мне память настоящего Кольцова, возможно, это был школьный товарищ Сашки, Алексей Самсонов, с которым пути детства разошлись из-за того, что Кольцов попал в ростовский детдом.
– Саня, Леха!
Мы обнялись. Хотя для меня это был совершенно чужой человек, но Кольцов к нему отнёсся очень тепло, да и мне он показался нормальным советским человеком.
– Как ты, какими судьбами здесь оказался?
– Да вот, посчитал, что хватит в тылу отсиживаться, вот и пришёл в военкомат с учениками десятого класса. Хотим на фронт записаться.
– А что ты преподаёшь и кто ученики?
– Я преподаю немецкий и английский языки в Московской спецшколе. Это мои ученики выпускного класса, все они решили идти вместе со мной в военкомат.
– Так им же школу окончить надо, а родители?
– А ты попробуй, убеди их в обратном.
– Знаешь, Алексей, ты для меня просто находка. Если согласишься пойти ко мне в военные переводчики, то и парней пристроим. В общем-то, на вашем месте дежурств будет относительно безопасно, как может быть безопасно в прифронтовой полосе. Оформим всё как положено, зарплата хорошая будет, а при удачной работе и медали за службу. А вот с родителями надо решать. Давай, вначале я с ребятами переговорю.
Отойдя в сторону, вокруг нас собралось человек пятнадцать 16-17 летних парней.
«Все комсомольцы?» – начал я разговор.
– Все.
– Твёрдо решили на фронт?
– Твёрдо.
– А учёба? Вам-то осталось всего пять месяцев. Сдадите экзамены, получите аттестат о среднем образовании и сразу в военные переводчики пойдёте.
– А чего хорошего в переводчиках, так же будем в тылу штаны протирать!
– А чего хорошего в окопе, три боя и убили тебя?
– Это правда?
– Правда, ребята, правда. В пехоте считается, что рота теряет всех солдат за три атаки. А вы специалисты, ваши умения в другом деле важнее. Скрывать не буду, я командир отдельного разведывательного батальона специального назначения и ваше знание немецкого языка пригодились бы нам за линией фронта. Но, чтобы идти в тыл противника, вас надо подготовить. Да и молодые вы ещё, хилые. Кроме нескольких ребят остальные просто не выдержат нужный темп, тогда сами погибните и группу погубите.
Ребята приуныли.
– Но есть у нас в батальоне для всех нужное и серьёзное дело. Очень требуется вылавливать вражеских шпионов, заброшенных в наш тыл. Они передают разведданные своим начальникам, а мы должны выяснить их планы, переводя на русский язык, и найти врага. Всё это важные и нужные дела, которые по плечу каждому из вас. В свободное время будете тренироваться по нашей диверсионной спецпрограмме и учиться профессии переводчика. А сейчас надо решить вопрос с вашими родителями, чтобы вы были отпущены с благословением, а не убежали со скандалом, как неблагодарные люди. Поэтому сегодня общаетесь с родителями, завтра к 14.00 часам мы приедем на автомашинах к вашей школе, и я поговорю с учителями и родителями. После чего вам будет дана неделя на завершение личных дел, и вы отправитесь в район посёлка Сходни.
Расставшись с юношами, я проговорил: «Фу, что-то я устал за сегодня. Нам бы ещё фотографа бы в контору».
«Так есть же фотограф! Это шофёр Дима Савенко, он ещё тот специалист, оказывается», – подсказал Ломов.
– Значит, завтра берём его в столицу и закупаемся реактивами, фотобумагой и техникой для фотопечати. Да! Совсем забыл с этими делами о канцелярии. Сейчас едем покупать бумагу, журналы учёта, писчие принадлежности и чернила.
Прикупив гору канцелярии, на выезде из города наткнулись на мастерскую, в которой клепались печки-буржуйки – заказали два десятка.
На следующий день на двух грузовиках мы снова приехали в Москву. Докупили ещё канцелярии, по нескольку инструментальных наборов слесаря и радиомонтажника, радиодеталей, микрофонов и прочего нужного в нашем деле хлама из того, что продавалось в магазинах. В нескольких магазинах Дмитрий выбрал четыре фотоаппарата «ФЭД» с набором сменных объективов, два фотоувеличителя со штативами, сотню катушек советской фотоплёнки, и всё, что нужно для печати.
Подъехав к Разведуправлению и вызвав начальника отдела снабжения, в перерыв съездили к нему домой, где сгрузили обещанный мотоцикл. Я знал, что через пару недель без боя мы сможем взять брошенную немцами технику, поэтому отдавал, не жалея.
Потом забрали связистов, Черепова с чемоданом с личными вещами и чемоданчиком доктора, и поехали на беседу с родителями будущих «псов войны».
В холле школы собрались родители и несколько учителей во главе с директором, а вокруг крутились девчонки и мальчишки из разных классов. Директор что-то грозно выговаривала Алексею, обвиняя его во всех грехах сразу, а затем в каждом по отдельности: «Алексей Анатольевич, как вы могли так поступить? Сами решили уйти – уходите, но тянуть с собой этих детей. Вы понимаете, что это значит!»
Её активно поддерживали мамы, а папы стояли рядом и сурово молчали.
«Ну, держись, это почище Вязьмы будет», – с ухмылкой подбодрил меня Горяев, взятый мной для моральной и интеллектуальной поддержки. Сзади нас мощной стеной стояли Тяпов, Орлов, Савенко и суровые выпускники радиошколы.
– Здравствуйте, товарищи родители и учителя! Я, Кольцов Александр Павлович, командир отдельного специального батальона разведки. Позади меня стоят наш бригадный комиссар, который станет наставником ваших детей – будущих солдат Красной армии, уча их быть настоящими гражданами Советского Союза, и будущие боевые товарищи. Посмотрите на этих молодых людей, которые стоят позади меня – это радисты. Вы думаете, что всем им есть 18 лет? Как бы ни так, половина из них приписала себе по году, чтобы их зачислили в армию бить врага. Они выбрали путь радиста, а это значит, что многие попали бы в партизаны. А вы знаете, что такое быть в партизанском отряде? Это люди, которые не имеют постоянного питания, нормальной базы, для проживания, на них устраивают облавы эсэсовцы, травят собаками, а пойманных пытают и расстреливают. Это означает, что время их жизнь будет лотереей. Но они не побоялись этого.
Взрослые и дети слушали меня, притихнув. Я сам себя заслушался, даже стало интересно, за время пребывания здесь я сам так научился разглагольствовать или умение моего реципиента вылезло? Вроде нет – моя речь. Просто появился, поднимаясь из глубин разума, какой-то душевный подъём, дающий мне силу убеждения. Возможно потому, что вся страна находилась на таком подъёме.
– Ваши сыновья сами решили идти на фронт, записавшись в армию в военкомате. Однако я считаю это неправильным. На фронт своих детей семьи должны отпускать по-доброму, с благословением, тогда и воевать станет легче, не будет камня на душе. Никто из наших командиров сразу не бросит этих ребят в тыл врага. Вначале все они пройдут необходимый курс молодого бойца и спецподготовку. Правда, говорю сразу всем – будет тяжело: изматывающие тренировки, ночные тревоги, будете мёрзнуть и мокнуть под открытым небом, если будем наступать – это война. Зато, они станут мужчинами, настоящими «псами войны», которые порвут фашистских волков-захватчиков в клочья.
Парни одобрительно зашумели. Новое словосочетание «псы войны» магически ободряюще подействовало на подростковую психику. Да и не только подростковую, ведь наёмники именно так себя и называют, выражая свою суть. А я продолжал: «Задачами этих парней станет работа в нашем тылу со стационарными радиостанциями, по крайней мере, в первое время, пока не окрепнут. Поэтому, товарищи родители и учителя, лучше пусть ваши дети сразу попадут в конкретное подразделение, чем в военкомате их раскидают неизвестно куда. Не отпустите сами, они всё равно сбегут – вы же это понимаете.
«А можно и мне в ваш батальон вступить?» – спросил высокий школьник.
«Ваня, ты куда собрался!» – от неожиданности голос директора дрогнул.
– Надо, мама, надо!
– А где записаться можно?
«Товарищи школьники, вы же слышали, что сказал командир? Вначале вы всё решаете дома, а тех, кого родители отпустят, через шесть дней в это же время собираются здесь. Военную форму вам выдадут, поэтому быть только с документами, личными вещами и справочниками немецкого языка, у кого таковые есть», – в заключение сказал Горяев.
На обратном пути поехали объезжать нужные магазины. Вначале заехали в ателье и посмотрели первые образцы рюкзака и разгрузочного жилета с ременной подгонкой размера. Следом зашли в охото-рыболовный магазин, закупив там рыболовные наборы и несколько пар охотничьих лыж, сделав заказ ещё на сотню пар.
По просьбе Черепова заехали в кооператив, специализирующийся на производстве зубоврачебных принадлежностей, закупив бормашину с наборами зубного врача и зубного техника, необходимого для изготовления и установки зубных коронок. В общем, всего того, что можно было купить для стоматологии. Глядя на эту древнюю бормашину и сравнивая её с аппаратами 21 века, я заранее так испугался, что решил про себя беречь зубы, как зеницу ока.
Несмотря на то, что на медчасть со складов армии выдали кое-какие препараты и перевязочные материалы, мы рыскали по аптекам и медицинским магазинам города, скупая все, что можно было найти: морскую соль, бинты, гипс, парафин, новокаин, йод, крахмал, хлороформ.
– Николай, а зачем нам соли столько морской? От насморка нос полоскать?
– И от насморка. Ты же не лежал в госпитале?
– Нет, Бог миловал.
– Тогда слушай краткий курс лечения в полевых и госпитальных условиях. На обширные рваные раны мы накладываем солдатам хлопчатобумажную ткань, смоченную в растворе морской или обычной поваренной соли. Это помогает избежать гангрены – на третий-четвёртый день рана становилась чистой. Если у солдата ещё был перелом, тогда, как сняли солёную повязку с руки или ноги гипсуем пациента и отправляем в госпиталь. Ты ж понимаешь, соль она поглощает жидкость из раны, оставляя нетронутыми эритроциты, лейкоциты и живые клетки крови и тканей. Правда, эффект во многом зависит от воздухопроницаемости и гигроскопичности солевой повязки, но это какой материал есть под рукой. При этом концентрация не должна была превышать двух чайных ложек соли на стакан воды. Когда солдат много крови потеряет, мы переливаем им морскую воду вместо крови, и надо отметить – весьма успешно! Ты не знал?
– Я знаю о сильных целебных свойствах именно морской соли, но то, что по составу она заменяет кровь, был не в курсе.
– Да, солевой раствор морской воды, содержащий практически всю таблицу Менделеева, близок по составу к человеческой крови. Морская вода активизирует все процессы, протекающие в организме, укрепляет иммунитет и помогает ему бороться с возбудителями различных заболеваний. Минералы в ней содержатся в ионизированной форме, поэтому она оказывает ощелачивающее действие на организм, что положительно сказывается на состоянии здоровья.
Теперь зачем нужен парафин. Его врачи применяют при отёках после ранений, долго не проходящих язвах, при поражении периферических нервов, гнойных ранах и свежих переломах. Методика проста: обрабатываем рану спиртом и йодом, после чего наносим кисточкой разогретый парафин, сверху накладывали марлевую повязку или бинт, также пропитанный горячим парафином. Такие аппликации оказывают продолжительное и глубокое тепловое воздействие на кожу, мышцы и близко расположенные внутренние органы. Тепловые процедуры так же оказывают болеутоляющее и противовоспалительное действие. Во время парафинотерапии в прогреваемой области расширяются капилляры, улучшается кровообращение, активизируется обмен веществ, что помогает быстрее срастаться сломанным костям и восстанавливаться повреждённым периферическим нервам. Понятно?
– Слушай, а болевой шок? Шубину морфий кололи после операции, новокаин-то слабоват?
– Тут сложнее, болевой шок и последующую боль обезболиваем с помощью хлорэтила. В госпитале делают инъекции новокаина, дают эфир и хлороформ, ну, и наркотики, которые позволяют временно одурманить мозг и отвлечься от боли.
– Да уж, ваши дела, без преувеличения, можно назвать медицинским подвигом.
– Так самое интересное, что многих поднимаем на ноги и солдаты возвращаются на фронт.
С этим я был согласен. Читал о том, что по послевоенным сведениям благодаря стараниям врачей, фельдшеров, медсестёр и санитаров более 70% раненых и 90% больных солдат, попавших в госпитали, смогли снова вернуться на фронт).
«Вот хлороформ нашим разведчикам в деле пригодиться может. Главное, чтобы самим не нанюхаться его, пока «языка» брать будут, а то «приснут» на часок прямо перед немецким штабом», – посмеялись мы.
