bannerbannerbanner
полная версияБунт отверженных

Александр Леонидович Аввакумов
Бунт отверженных

Полная версия

– Ты кто такой? Я тебя почему-то не знаю.

– А ты кто такой? Я тоже тебя не знаю. Я новый директор, назначен всего два дня назад.

Ильяс, словно стесняясь своей выходки, спустил курки и сунул обрез обратно за пояс джинсов. Сейчас он снова подумал, что этот мужчина чем-то напоминает известного киноартиста, однако кого конкретно, он не мог вспомнить. Тазиев, молча, прошел и сел на стул. Хозяин кабинета поднялся из-за стола и, подойдя к тумбочке, налил в стакан воду из графина. Смочив пересохшее от волнения горло, он поставил пустой стакан на стол и посмотрел на гостя. Судя по лицу директора, тот понял, кто сидит перед ним.

– Что вы хотите от меня, молодой человек? Ведь, наверняка, вы пришли сюда с оружием не для того, чтобы поздравить меня с назначением? – спросил он вполне уверенным и твердым голосом, в котором полностью отсутствовали страх и растерянность.

– Я приехал сюда, чтобы переговорить с директором ресторана. Раз ты вместо него, тогда я буду говорить с тобой. Я – с «Тяп-Ляпа». Надеюсь, ты знаешь, что это такое. Так что, мужик, гони деньги. И еще, будешь каждый месяц отстегивать нам двести пятьдесят рублей. Думаю, это небольшие деньги для тебя и твоего коллектива. Надеюсь, ты понял, что другой альтернативы у тебя нет. Побежишь в милицию, сожжем не только ресторан, но и твою квартиру. Понял? – произнес Тазиев.

Лицо директора было абсолютно спокойным, словно эти слова были обращены не к нему, а к постороннему человеку. Беспокойство неожиданно зашевелилось в груди Ильяса. В какой-то момент он решил повернуться и уйти из кабинета, так как сидящий в кресле мужчина явно вызывал у него недоверие. Любой нормальный человек должен был отреагировать на эти слова совершенно по-другому, а не так спокойно.

«Это мент! – промелькнуло у него в мозгу. – Надо делать ноги!».

– Хорошо, я готов вам платить, только убери обрез, – произнес он, заметив, что рука парня потянулась к обрезу.

«Неужели попал? – снова подумал Ильяс, доставая из-за пояса оружие. – Кто слил ментам, что мы сегодня сюда заедем? Неужели Царьков?».

Он медленно поднялся со стула и, как затравленный зверь оглядел кабинет. Он поднял ствол обреза и направил его в грудь мужчины.

– Короче, мент! Мне терять нечего, сделаешь шаг в сторону или попытаешься подать сигнал своим сотрудникам, убью на месте. А сейчас открывай сейф и доставай оттуда наличность.

– Парень, подумай, что ты делаешь. Ты же себе еще одну статью шьешь. В сейфе нет наличности. Если не веришь, возьми ключи, открой и убедись.

Он достал из ящика стола связку ключей и бросил ему под ноги. В этот момент в кабинет директора вошла официантка. Увидев в кабинете директора вооруженного мужчину, она завизжала от страха и присела у двери.

– Не ори, корова! – с угрозой в голосе произнес налетчик. – Пройди и сядь вот здесь, чтобы я тебя видел.

Женщина присела на стул и со страхом посмотрела на Тазиева.

– Подними ключи и открой сейф! – скомандовал он ей. – Давай, быстрее, что копаешься?

Женщина вопросительно посмотрела на незнакомого мужчину, который стоял за столом директора ресторана с поднятыми руками. Нагнувшись, она осторожно подняла с пола ключи и стала открывать сейф. В этот момент в кабинет ворвались трое оперативников. Это произошло так неожиданно для Тазиева, что он не успел ничего предпринять. От сильного удара в лицо он выронил обрез и, отлетев к стене, медленно сполз по ней на пол. Однако, он быстро пришел в себя. Недолго думая, Тазиев выхватил из кармана выкидной нож и, размахивая им перед собой, попытался пробиться к выходу. Однако, стоявший перед ним молодой мужчина не позволил ему это сделать.

– Ну что, Тазиев? Посмотрим, чему научил тебя Садыков, – произнес он и резко ударил его в лицо большим и жестким, как камень, кулаком.

От этого удара Ильяс, снова повалился на пол. Нож вылетел из рук и отлетел под стол. Второй мужчина заломил ему руки. От резкой боли в вывернутых руках Тазиев закричал не своим голосом. Прошла еще секунда, и на его запястьях защелкнулись наручники. Мотоциклисты, стоявшие на улице, словно по чьей-то команде сели на мотоциклы. Завидев милицейские машины, устремившиеся к ресторану, они сорвались с места и скрылись в ближайших проходных дворах. Введенный план «Перехват» положительных результатов не принес.

***

Тазиев ехал в милицейском фургоне, еще не совсем осознавая, что с ним произошло. Сильно болела левая рука. Машина резко свернула вправо. Сидевший рядом с ним сержант милиции невольно навалился на Тазиева, чем вызвал у него новый приступ сильной боли.

– Осторожней нельзя что ли? – произнес он. – И так кое-как сижу.

– Прекрати разговоры! – огрызнулся на него сотрудник милиции. – Тебе не руку, а голову нужно было открутить за такие дела.

Тазиев посмотрел на него и сплюнул на металлический пол фургона. Его душила обида. Он считал себя человеком опытным и крайне осторожным. Сейчас, он сидел на жесткой скамейке милицейского «воронка» и старался проанализировать ситуацию, в которую угодил. Он все больше и больше убеждался в том, что его кто-то сдал сотрудникам милиции.

«Кто же мог меня запалить? – думал он. – Ведь о нападении на директора ресторана знало лишь несколько человек. Антонов? Нет! В этом человеке я уверен, как в себе. Садыков? Он тоже не мог! Они росли с ним в одном дворе и даже ходили в один детский сад. Да и за что он мог со мной так поступить? Оснований у него нет. Дерябин Женька? Нет, не мог. Эта была его затея. Он человек умный, осторожный и если бы решил с ним так поступить, то не на глазах товарищей. Да и причин у него веских не было. Тогда кто?»

Машина дернулась и остановилась. Судя по репликам, раздававшимся с улицы, машина остановилась около ворот МВД. Тазиев нутром почувствовал, что больше никогда не увидит свободы. Тюрьмы он не боялся. Все это было ему знакомо еще с первой его ходки. Да и чего было бояться, статус парня с «Тяп-Ляпа» сразу делал его авторитетом в любом воровском сообществе, ведь не даром их группировка вот уже два года регулярно помогала осужденным, которые содержались в местных колониях и изоляторах.

Ворота заскрипели, и машина, дергаясь, словно в конвульсиях, медленно въехала во внутренний двор МВД.

«Вот и все. Прощай, свобода», – подумал он, выпрыгивая из фургона по команде конвоя.

Милицейские собаки, словно почувствовав в нем арестованного, неожиданно подняли лай, который гулким эхом разнесся по каменному мешку министерства, именуемого в народе «Черным озером».

– Давай, двигай вперед! – скомандовал ему конвоир и с силой толкнул его в спину.

От такого сильного толчка Тазиев чуть не упал. Оглянувшись, он с угрозой произнес:

– Ну, ты, козел! Осторожней не можешь?

Сильный удар резиновой палкой разорвал рубашку на спине. От резкой боли он охнул и замер на месте. Ильяс моментально понял, что если он произнесет еще слово, то его забьют в камере. Он быстро побежал вперед, моментально вспомнив, что нужно делать.

В камере он лег на жесткий топчан и закрыл глаза. Обида душила его, не давая ему нормально дышать и думать. Он снова начал перебирать тех, с кем общался в последние дни перед налетом. Неожиданно он припомнил Сергея Царькова, с которым разговаривал за пять дней до акции.

Три дня назад Ильяс случайно встретил Сергея Царькова на улице Баумана. Сергей был в сильном подпитии и находился в компании незнакомых ему парней. Увидев его, Царьков испугался и укрылся от него за спинами прохожих. Ильяс сделал вид, что не заметил Сергея, хотя и был удивлен его странным поведением. Сергей был командиром пятерки и как никто другой должен был следить за дисциплиной в своей группе, а тут вдруг он сам нарушает установленную в группировке дисциплину.

«Ничего, я с тобой поговорю об этом завтра, – подумал Ильяс. – Посмотрим, что скажешь в свое оправдание. Если не поймет, то пусть Садыков решает, что с ним делать дальше».

На следующее утро он вышел из подъезда своего дома и направился в сарай, где стоял его мотоцикл.

– Привет, Ильяс! Можно тебя на минуту? – обратился к нему Сергей. – Мне нужно с тобой поговорить.

Тазиев остановился на полпути и обернулся. Царьков сидел на лавочке и, по всей вероятности, ждал, когда он выйдет из дома. Зайти к нему домой он почему-то не решился.

– Что тебе нужно? – поинтересовался Тазиев. – Вчера ты прятался в надежде, что я тебя не увижу, а сегодня сам пришел ко мне и хочешь о чем-то поговорить. Ты думаешь, я вчера не видел, в каком ты был состоянии? Ты знаешь, что за это бывает? Что молчишь? Все правильно, за это у нас опускают.

Лицо Сергея побелело. Он еще надеялся, что Ильяс его не заметил, но, оказывается, он глубоко ошибался. Тот не только его заметил, но и обратил внимание на то, что он был в подпитии. Стараясь придать своему голосу больше уверенности, Царьков произнес:

– Слушай, Ильяс! Ты меня знаешь давно. Я надеюсь, ты еще не успел рассказать Садыкову, что видел меня вчера пьяным? Ты понимаешь, так получилось. Встретил знакомых ребят, вот и не удержался. Выпил немного.

Тазиев пристально посмотрел на него, стараясь угадать, что хочет от него Царьков. Он хмыкнул.

– Сергей, ты же знаешь, что сказать правду, это не значит настучать. Что ты от меня хочешь? Ты же сам добровольно подписывался под кодексом поведения. Чем ты лучше других ребят из нашей группировки?

– Ильяс! Об этом никто кроме тебя не знает! Я не хочу уходить из группировки!

– Ты знаешь, что Дерябин в последнее время тебе не доверяет? Он считает тебя крысой, хотя и не говорит об этом открыто! Говорит, что ты не все деньги отдаешь в общак, что часть оставляешь себе. Скажи, это так?

– Это неправда! Пусть докажет! – чуть ли не закричал Царьков. – Так можно любого обвинить.

– Ты знаешь, что будет с тобой, если он это докажет? Да тебя убьют. Я не должен был тебе об этом говорить, но сказал лишь для того, чтобы ты понял, что ты ходишь по лезвию бритвы. Если сорвешься, тебе конец. А, ты вдруг еще и пьешь!

 

– Спасибо тебе, Ильяс! Я не маленький и все понимаю. Спасибо, что никому ничего не рассказал. Хочешь, я тебе докажу, что я не крыса. Давай, поедем в город, и я прямо при тебе поставлю на гоп-стоп любого мужика, на которого ты покажешь пальцем.

– Хорошо, посмотрим. На днях я планирую навестить одного барыгу. Он работает директором ресторана «Волга». Поедешь со мной?

– Позовешь, поеду, – ответил Сергей. – Ты сам увидишь, что я сделаю с ним.

Тазиев через командира пятерки позвал с собой Сергея. Тот обещал утром прийти на точку сбора, но почему-то не появился. Заболел ли он на самом деле, никто не знал. То, что акция намечена на это утро, он знал. Если опера повесили за ним хвост после этого разговора, то они могли его взять в кабинете.

Значит, Дерябин был прав, не доверяя Царькову. И черт его дернул рассказать ему о своем плане. Воистину, язык мой – враг мой.

***

Антонов узнал о задержании Тазиева буквально через два часа. Об этом ему рассказал Ильдус, который ездил вместе с ним в ресторан. Это известие выбило Валерия из колеи.

«Что делать? Я не могу оставить его на съедение операм. Похоже, Дерябин был прав, у нас появился «барабанщик». Сначала был задержан Марат с ребятами на острове, затем Аглямов, а вот теперь и Тазиев».

Он дружил с ним и всегда считал его надежным товарищем. Они познакомились в местах лишения свободы и быстро сдружились. Ильяс не раз доказывал, что на него можно положиться. Еще на зоне в Пановке, когда у него произошел конфликт с активистами, он не побоялся наказания и чуть ли, не поставил на нож одного из них. Тогда, он более пятнадцати суток провел в ПКТ (помещение камерного типа), лишенный писем и передач на три месяца вперед. Сейчас, настал момент, когда Антонов не просто должен, а обязан помочь ему выйти на волю.

Антонов вышел на улицу и, увидев парня из бригады Ильяса, попросил его рассказать о задержании Тазиева. Парень замялся, а затем нехотя начал рассказывать:

– Я даже не знаю, что и сказать, Валера. Мы все стояли на улице, а он один пошел в ресторан. Что произошло внутри, я не знаю, но его взяли прямо в ресторане. Похоже, там была засада, так как при нас ни одна милицейская, ни какая-либо другая машина к ресторану не подъезжала. Самое неприятное, что он был с обрезом.

Антонов задумался.

– Ты прав. Похоже, вас там ждали. Но откуда они узнали, что вы поедете именно туда, а не в ресторан «Север»?

– Чего не знаю, того не знаю. Я сам до последнего момента не знал, куда мы едем. Мы с полчаса крутились по улицам и, лишь убедившись, что за нами нет хвоста, поехали к ресторану.

– Странно. Проверялись, ты говоришь, и все было чисто? Скажи, а может, другие ребята знали, что вы едете именно в этот ресторан, а не в другой?

– У нас так не бывало. Как правило, Ильяс, говорил о месте проведения акции в самый последний момент. Он был очень осторожен и не мог так просто попасть в засаду.

– Ты хочешь сказать, что его предал кто-то из своих пацанов, кто знал, куда вы едете?

– Я не знаю, но все наши пацаны уверены в этом.

Переговорив с ним, Антонов направился в спортзал, где уже находились Дерябин и Садыков.

– Привет! – поздоровался он. – Вы слышали, Тазиев «сгорел». Его задержали прямо в ресторане с обрезом.

– Да, Валерка, мы уже в курсе. Садись, есть разговор, – произнес Садыков, приглашая его присесть рядом на лавку. – Ты помнишь наш неудачный набег на острова? Тогда опера тоже как-то узнали. Сначала Аглямова, теперь Ильяса. Дерябин считает, что у нас появился дятел. А ты как считаешь?

– Я тоже об этом подумал, как только узнал о его задержании. О том, что среди нас завелась птица, я слышал от Женьки еще в начале прошлого лета, когда ты попал в ментуру. Он пообещал найти его. Вот я и хочу знать, кто он?

– Все правильно. Я не отказываюсь от своих слов и скоро назову вам его имя. Я хочу найти подтверждение своим подозрениям, а для этого нужно протоптать надежную тропу в камеру Тазиева. Я уже переговорил со Смирновым, и он завтра постарается встретиться с ним. Если он подтвердит мои подозрения, то я их озвучу завтра же.

– Хорошо, я лично не против этого, – произнес Антонов. – Считаю, пока мы не узнаем имя стукача, никаких активных акций проводить не следует. Жалко ребят, которых мы можем подставить под оперативников.

Утром Белову позвонил адвокат Смирнов. Преставившись, он попросил о свидании со своим клиентом.

– Разве он вас нанимал? – поинтересовался Белов. – По-моему, он даже не заикнулся об адвокате, а тем более о вас.

– Меня наняли его родственники. Впрочем, вас это не касается. У меня есть все необходимые документы.

– Вы знаете, я этим делом не занимаюсь. Вы же бывший следователь, и должны знать, что разрешение на встречу дает следователь, который ведет уголовное дело.

– Я ему звонил, но его нет на месте, и мне посоветовали обратиться к вам.

– Извините, но я ничего не могу сделать. Ждите следователя, свидание только через него.

Белов положил трубку и, улыбаясь, посмотрел на следователя, сидевшего за его столом.

– Вот видишь, зашевелились. Похоже, здорово напугались. Что у нас с обыском?

– Ребята уехали и сейчас, наверняка, уже там. Посмотрим, что они там накопают.

***

Обыск в доме Тазиева продолжался уже второй час. Одна из понятых – женщина лет семидесяти дремала, сидя на старом продавленном диване. Второй понятой, парень лет двадцати, молча, стоял у стены. Он устало наблюдал за действиями оперативников. Один из них нагнулся и, взяв в руки веник, попытался выдвинуть из-под ванны картонную коробку. Однако все его попытки заканчивались неудачно. Выругавшись, он встал на колени и, наконец, достал коробку. Оперативник осторожно взял ее в руки и поставил на стол.

– Понятые, прошу подойти к столу, – пригласил их оперативник. – Сейчас я при вас открою эту коробку.

Парень толкнул рукой пожилую женщину, та вздрогнула и открыла глаза. Она долго соображала, что от нее требуется и лишь после дополнительного приглашения встала с дивана и подошла к столу.

– Понятые, вы видели, что я эту коробку достал из-под ванны. Сейчас, мы ее откроем и посмотрим, что находится внутри.

Оперативник осторожно снял с коробки крышку и положил ее рядом. В коробке ровными рядами лежали патроны к охотничьему ружью двенадцатого калибра. Глаза сотрудника милиции заблестели. Он повернулся и с победным видом посмотрел на хозяйку дома.

– Гражданка Тазиева! Вы можете пояснить, откуда у вас в доме боеприпасы и кому они принадлежат?

Женщина, молча, пожала плечами, так как действительно не знала, откуда они и кому принадлежат.

– Извините, но я действительно не знаю, откуда эти патроны и тем более не знаю, кому они принадлежат. У моего мужа и сына никогда не было никакого оружия. Почему вы меня об этом спрашиваете? Как вы мне недавно сказали, мой сын арестован, и сейчас вы будете предпринимать все усилия, чтобы очернить имя моего сына. Вы, по всей вероятности, хотите сделать из него настоящего бандита. Что ж, давайте, делайте. Он, однажды споткнулся, и теперь вы хотите все свалить на него.

Оперативник усмехнулся. Он стал доставать из коробки патроны и раскладывать их ровными рядами для пересчета.

– А, зачем нам его чернить? Ваш сын уже давно очернил себя сам. Вы думаете, мы не знаем, чем он занимался последнее время? Это вы, наверное, не знаете, а мы знаем. Ваш сын занимался грабежами и разбоями. Сегодня он собирался совершить вымогательство, однако мы ему не позволили.

– Он совершил преступление, будучи несовершеннолетним. Он был мальчишкой. Что, теперь это пятно будет сопровождать его всю жизнь?

Оперативник промолчал и направился в ванную комнату. Понятая снова села на диван и задремала, а парень молча, направился к входной двери.

– Вы куда, молодой человек? – остановил его на выходе сержант. – До окончания обыска покидать помещение запрещено по закону.

Парень сел на диван и посмотрел на часы, которые висели на стене. Судя по его виду, было заметно, что он сильно волнуется.

– Можно я выйду покурить? – спросил он у оперативника.

– Тебе же сказали, что пока мы здесь не закончим обыск, выходить из помещения нельзя.

Вскоре, при повторном осмотре, в комнате Тазиева под подоконником был обнаружен тайник. Отодвинув столешницу, один из оперативников извлек оттуда металлическую коробку из-под конфет, в которой оказались шесть царских золотых червонцев, два золотых кольца и подвеска из зеленых камней.

– Это ваши ценности? – спросил оперативник хозяйку дома.

– Да, мои, – твердо произнесла она. – Они достались мне в наследство от моей бабушки.

– Но, мы же, предлагали вам выдать все ювелирные изделия, которые находятся в вашем доме. Почему вы их не выдали, раз они достались вам от бабушки?

– Извините, но вы сказали добытые незаконным путем. А это золото мое и никакого отношения к делам моего сына оно не имеет.

– Это мы еще посмотрим, чье оно? – ответил ей оперативник и передал ценности следователю, чтобы тот внес их в протокол.

Неожиданно входная дверь открылась, и в дом вошел Антонов. Заметив оперативников, он попытался выйти, но дорогу ему преградил сотрудник милиции.

– Вы куда, молодой человек? До окончания обыска покидать дом не положено, – произнес он и закрыл дверной проем своим могучим телом.

– Антонов! – радостно воскликнул один из оперативников. – А ты, как здесь оказался? Вот уж не думал, что ты сам к нам придешь.

– А я, не к вам, гражданин начальник, пришел. Я зашел проведать семью моего товарища, которого вы сегодня закрыли.

– А мне, представь, без разницы, к кому ты пришел. Главное, что мне не нужно тебя искать. Как говорят, на ловца и зверь бежит.

Следователь закончил писать протокол и предложил всем выйти из комнаты и пройти на улицу для осмотра дворовых построек. К двери поспешил и Антонов.

– А вы, гражданин Антонов, особо не спешите. Лучше будет, если вы дождетесь нашего возвращения в доме.

Антонов демонстративно сел на диван и отвернулся от оперативников.

Все остальные вышли на улицу и направились к сараю. Хозяйка открыла дверь сарая ключом и отошла в сторону.

– Вот смотрите, – тихо произнесла она, – ищите. Может, что-то и найдете.

В сарае стояли два мотоцикла «Ява» без государственных номеров. Судя по сбитым номерам на двигателях, оба мотоцикла находились в розыске, как похищенные. Их выкатили на улицу и стали внимательно осматривать. Двое оперативников остались в сарае и продолжали осматривать находящиеся там вещи. Им вскоре повезло: они обнаружили охотничье ружье, инкрустированное серебряными пластинками.

– Вот и ружье, похищенное у профессора Бикчентаева, – произнес один из них. – Теперь ясно, кто похитил ценное оружие.

Пока оперативники, сгрудившись в кучу, рассматривали найденное ружье, Антонов встал с дивана и прошел в соседнюю комнату. Открыв окно, он быстро выбрался на улицу и бросился бежать. Когда один из сотрудников снова вошел в дом, Антонова уже не было.

***

Антонов резво бежал вдоль деревянного забора. Ему иногда казалось, что у этого забора нет конца, однако забор вскоре закончился. Впереди был большой пустырь, используемый жителями поселка для посадки картофеля. Остановившись на минуту, чтобы перевести дыхание, он сразу же решил отсидеться у Степанова. Перемахнув через невысокий забор, он короткими перебежками добежал до товарища. Степанов был дома и, заметив в огородах Антонова, вышел из дома и направился в его сторону.

– Привет, Валерка! Ты что, в войну играешь? Бегаешь по огородам?

– Пошел, ты на…, – зло произнес Антонов. – Я кое-как от ментов сорвался, а ты шутишь. Они, как раз обыск в доме Ильяса делали, а я возьми и нарисуйся там.

– А что, тебя предупредить не могли, что там опера? Кто должен был это сделать?

– Да, этот вахлак, Тимур, похоже, сам там влип. Они его понятым сделали.

– Нашли что-то у него? Я ему сколько раз говорил, чтобы он дома ничего не хранил. Вон есть огород, там можно спрятать многое. Не станут же они перекапывать весь участок?

– Насколько я понял, нашли патроны, ружье, мотоциклы, – начал перечислять Антонов. – Нужно было сразу почистить у него дома, а не ждать, когда это сделают оперативники.

– У Аглямова тогда тоже был обыск, но там ничего не нашли. Там родители все успели отдать ребятам из его бригады.

Они вошли в дом и сели за стол.

– Слышишь, Степанов! Я у тебя временно перекантуюсь в сарае. Домой мне пока нельзя, там меня наверняка ждут.

– Поживи, я не против этого. Но скоро будет холодно, долго там не протянешь.

– Не переживай! Когда наступят холода, я вернусь домой. Не будут же они караулить меня неделями. А, сейчас, сгоняй, пригласи сюда Садыкова и Дерябина. Нужно посовещаться. Не нравится мне все это.

 

– Все понял. Сейчас переоденусь и схожу.

Степанов ушел минут через пять, и в доме повисла тягучая тишина. Антонов иногда с опаской выглядывал в окно, но улица была абсолютно пуста.

«Как же они вышли на нас? Похоже, где-то протекает, кто-то влез в нашу структуру, и влез довольно высоко. А, может, мы сами во всем виноваты? Уверовали в свою безнаказанность», – подумал он, в очередной раз, выглядывая из окна.

К дому, смеясь и о чем-то разговаривая, шли Садыков, Дерябин и Степанов.

– Привет! Меня чуть не задержали оперативники, но я вовремя свалил. Что у вас нового?

– Ничего особенного. Мне позвонил Смирнов, ему не дают встретиться с Тазиевым. Он полдня потратил на то, чтобы найти следователя, который ведет это дело. Однако, тот постоянно отсутствует, а другие следователи дать разрешение на встречу не могут. Сегодня он пойдет с жалобой в прокуратуру. Посмотрим, что нам это даст.

– То есть сегодня, при удачном раскладе, он сможет встретиться с Тазиевым?

– Загадывать не будем. Человек знает свое дело, работает.

– Слышишь, Женька! Ему нужно нормально заплатить, пусть старается. Когда у человека в кармане деньги, за них можно спросить по полной программе.

– Давайте, не будем торопиться. Дождемся его звонка, а затем будем решать, что делать дальше.

– Пойми, Женек! Ильяс – мой близкий товарищ, и я не хочу бросать его в беде. Мы же смогли вытащить Садыкова с ребятами с «кичи», и здесь нужно постараться.

Оставив Антонова в доме, они втроем поехали в центр города. Побродив по Баумана, зашли в юридическую консультацию, где работал Смирнов.

– Привет! – поздоровался адвокат. – Я только что из ИВС МВД, где встречался с вашим товарищем. Хочу сказать, что держится он нормально, однако положение у него не совсем хорошее. Дело в том, что в момент задержания в кабинете директора ресторана, туда случайно вошла официантка. Сейчас, она является основным свидетелем по делу. Только она может подтвердить или опровергнуть, что Тазиев в момент задержания был вооружен. Если убрать эти показания, то я мог бы побороться с МВД, заявив, что он не был вооружен и никакой опасности не представлял, а оружие ему подбросили, чтобы привязать к разбою. Вы поняли меня? Тем более, что в роли директора выступал один из сотрудников уголовного розыска.

– Вы хотите сказать, Константин Павлович, что это можно представить как провокацию с их стороны? – спросил Дерябин. – Мне нравится такой расклад. Провокация уголовного розыска! Здорово вы придумали!

– Абсолютно верно, молодой человек, – с неким пафосом произнес Смирнов. – Поэтому я советую найти свидетельницу и постараться убедить ее поменять свои показания.

– Мы попробуем ее найти и поговорить с ней.

– Вот ее адрес. Я выписал его из уголовного дела. Единственно, о чем я вас попрошу, не переусердствуйте. Кстати, в своем аресте Тазиев винит Царькова, который знал о предстоящем нападении на директора.

– Вы не ошиблись случайно в фамилии? – спросил его Дерябин.

– Нет. Он сказал, что об акции знал только один человек – Царьков.

– Интересно, откуда он мог знать? Значит, Тазиев сам ему рассказал об этом. Других источников нет. Итак, стукач – Царьков! Хорошо, что мы узнали об этом раньше, чем он запалил еще нескольких наших. А что с Аглямовым?

– Того загрузили полностью. Там есть все – заявление, опознание и так далее. Там сломать дело сложно.

Они поговорили еще минут десять и поехали в свой микрорайон.

***

Царьков третий день сидел дома. Все три дня он пил, стараясь заглушить, охвативший его страх. От ребят он уже знал, что по его сообщению милиция задержала Тазиева. Узнав об этом, он тут же зашел в магазин и купил три литра водки. Глядя на пустые бутылки, которые валялись на полу, он снова пожалел, что взял мало. Плеснув очередные сто граммов в граненый стакан, он поднял его и посмотрел сквозь него на солнце, которое било прямо в окно. Лучи преломились, как в призме, и он увидел всю цветовую гамму.

«Как красиво, – восхитился он. – Неужели это все скоро закончится?»

Услышав стук в дверь, он замер. Сердце его с каждой секундой стучало все сильнее и сильнее, стараясь проломить его грудную клетку и выскочить наружу. Он подошел к окну и, слегка отодвинув в сторону занавеску, посмотрел во двор. Во дворе стоял Степанов и внимательно всматривался в его окна.

«Неужели заметил? – со страхом подумал Царьков. – Бежать! Срочно нужно бежать, пока они меня не убили!».

– Сергей! Кто там стучал в дверь? – поинтересовалась мать. – Почему не открыл?

– Да это, Степанов приходил.

– А, что не открыл?

– Просто не хочу его видеть. Зачем он мне? Кто он такой?

Какой-то внутренний голос не подсказывал, а кричал ему, чтобы он не выходил на улицу, однако, принятый алкоголь подавил этот крик. Сергей тупо посмотрел на пустую бутылку из-под водки и, поднявшись из-за стола, медленно направился к двери.

– Сергей! Ты куда? – спросила мать. – Не ходи сынок, давай, лучше я сама схожу в магазин.

– Не нужно, мама. Я только до магазина и обратно. Куплю водки и домой.

– Может, хватит пить, сынок? Пьешь уже третий день, пора и остановиться. Так можно и жизнь пропить.

– А я ее и пропиваю. Это не жизнь, мама, когда боишься выйти на улицу и встретиться с ребятами.

Он вышел из дома и медленно побрел в сторону ближайшего магазина. Сергей не дошел до магазина метров пятьдесят, когда его перехватили ребята из бригады Степанова.

– Привет, Серый! Что случилось? Ты почему сел на стакан? – спросил Ильдар. – Как же наш кодекс?

– Хочу – пью, хочу – не пью. Почему я должен перед вами отчитываться? У вас своя жизнь, у меня своя.

Ильдар схватил его за грудки и с силой прижал к забору. Царьков моментально протрезвел. Он обвел взглядом окруживших его парней и сразу все понял.

– Перед нами можешь не отчитываться, отчитаешься перед старшими. Пошли.

– Никуда я с вами не пойду! – почувствовав беду, закричал он. – Не пойду! Отпусти меня!

Он попытался вырваться из цепких рук Ильдара, но сильный удар по голове прервал его попытки.

– За что бьете, суки! – закричал он, пытаясь вырвать металлическую палку, однако последовал новый удар, от которого он потерял сознание.

***

Сергей очнулся от холодной воды, льющейся откуда-то сверху на его избитое лицо. Он с трудом открыл слипшиеся от крови глаза. Он находился в каком-то заброшенном сарае. Парень попытался вспомнить, что с ним произошло, но в голове прокручивались лишь отдельные моменты, словно обрывки кинопленки. Он попытался мысленно склеить их, но у него ничего не получилось. Сильно болела голова. Он приподнял голову и увидел, что лежит на земле. Царьков попытался пошевелиться, но мешали связанные за спиной руки.

«Неужели это конец?», – подумал он.

Слезы невольно потекли из глаз. Ему стало жалко себя. От жалости к себе он застонал. Он лежал и тихо плакал, жалея, что связался с группировкой, что однажды, попав в вытрезвитель, согласился сотрудничать с милицией.

– Чего скулишь, сука? – услышал он чей-то голос. – Себя жалко, а сдавать своих было не жалко?

Голос был до боли знакомым, но кому он принадлежал, Царьков никак не мог вспомнить. Его глаза немного привыкли к темноте, и он начал различать людей и предметы, которые хранились в сарае. Он сразу же понял, кому принадлежал голос, когда увидел перед собой лицо Степанова.

– Если не хочешь, чтобы тебя били, у тебя два варианта. Первый: ты рассказываешь сейчас, как сдавал своих друзей, и обещаю тебе, что умрешь сразу, без мучений. Второй вариант: ты молчишь, но умрешь в муках и перед смертью все равно расскажешь нам все. Как тебе расклад?

– Слушай, Игорь! Это какая-то чудовищная ошибка. Я никого никому не сдавал. Я не понимаю, о чем мне вам рассказывать.

– Значит, ты выбрал второй вариант, – разочарованно произнес Степанов. – Тогда терпи.

Кто-то из стоявших в темноте ребят зажег паяльную лампу и передал ее Степанову. Тот, молча, взял ее в руки и повернулся к Царькову.

– Ты сделал свой выбор. Ну, что, приступим?

Он стал медленно подносить паяльную лампу к лицу Сергея, который словно загипнотизированный смотрел на пламя, еще не понимая и не веря в то, что может произойти через секунду. Почувствовав сильный жар, он попытался отвернуться, но чьи-то сильные руки схватили его за волосы. Он взвыл, а затем потерял сознание. В сарае запахло паленым мясом.

Рейтинг@Mail.ru