Александр Леонидович Аввакумов
Бог примет всех
Услышав за окном кельи цокот копыт, отец Михаил выглянул в окно. Во двор монастыря въехала тачанка.
«Кто это и с какой целью? – подумал он, поправляя крест на груди. – На красноармейцев они не похожи, особенно тот, что по моложе двух других. Судя по выправке – офицер».
Он спустился вниз и направился в сторону гостей, которые продолжали стоять посреди двора и рассматривать монастырские постройки.
– Здравствуйте, батюшка, – произнес Евгений, направляясь навстречу настоятелю. – Я вам привез привет от вашего родственника – Мартына. Он велел кланяться вам.
– Спасибо, гости дорогие. Как он там?
– Как и все сейчас.
Они отошли в сторону от тачанки, с которой Порфирий стал снимать пулемет.
– Вы надолго? – спросил настоятель Варшавского.
– Нет. Дня на два не более. В городе чекисты устроили облавы, вот нам и пришлось перебраться куда-нибудь оттуда. Скажите, батюшка, а красные к вам часто наведываются?
– Бывают, не часто, но бывают. Приедут, бывало, обшарят обитель и укатят. Вот на той неделе были, все ищут заговорщиков….
Варшавский улыбнулся.
– Порфирий, установи пулемет на колокольне, – приказал ему Евгений.
Отец Михаил с осуждением посмотрел на него и отвернулся в сторону. Он явно не одобрял решение этого молодого офицера.
– Что вы так на меня смотрите, батюшка?
– Вот смотрю, вроде бы сражаетесь за веру, а сами что творите? Пулемет на колокольню… Бога не боитесь?
– Сейчас уже нет, отец Михаил. Бог примет всех убиенных….
Настоятель перекрестился.
– Принять примет, а вот дальше всех расставит в разные стороны. И в какой стороне стоять будете вы, этого пока никто не знает….
К Евгению подошел Порфирий с двумя коробками пулеметных лент и вопросительно посмотрел на него.
– Это тоже туда…
– Вы на службе будете? – спросил его настоятель.
– Наверное, нет. Боюсь, что своим присутствием могу навлечь на вас беду. Время сейчас такое…
Отец Михаил развернулся и направился в храм. Проводив его взглядом, Евгений подошел к тачанке и, откинув мешковину, взял в руки ящик с гранатами и понес его на колокольню. Варшавский спустился с колокольни вниз и, перекрестившись, вошел в храм.
***
Поручик лежал на жестком топчане. Ему почему-то не спалось в эту ночь и это не потому, что ложе было жестким и не удобным, его по-прежнему не покидало предчувствие навалившейся на него беды. Почему-то перед его глазами стоял ноябрь 1918 года.
Пленные красноармейцы стояли на изрытом взрывами поле. Над головами пленных дрожал прозрачный пар дыхания. Штабс-капитан Иванов со стеком в руке, озабоченно поглаживая русые усы и небритый подбородок. Он ходил между пленными, словно разыскивал среди этой толпы, скованной страхом смерти, кого-то знакомого. Наконец он становился напротив одного из пленных. Босой красноармеец, в измятой шинели, поднялся с травы, со страхом, исподлобья посмотрел на белого офицера.
– Из какой губернии? – спросил его штабс-капитан.
Рослый парень, серый с лица, зябнущий от страха и ожидания своей участи, глухо ответил. Иванов стал его о чем-то расспрашивать вполголоса.
– Капитан! Ты что ему отходную читаешь? – спросил офицера Варшавский.
Наверно, это были самые простые вопросы, которые задавал красноармейцу Иванов: о деревне, земле, бабе, стариках. Евгений хорошо помнил, как менялось лицо красноармейца. Оно посветлело, на нем вдруг заскользил какой-то непонятный ему добрый свет. Пленный улыбнулся.
Капитан слегка коснулся стеком его плеча, точно посвящая пленного в достоинство честного солдата.
Выстрел прозвучал как-то неожиданно. Красноармеец словно переломился пополам. Фуражка слетела с его головы и покатилась по мерзлой земле.
– За что ты его? – спросил Иванова Евгений.
– Ты не поверишь, его отец служил у нас на мельнице.
– И что?
– Он мне рассказал, как плакала и визжала моя сестра, когда они ее насиловали.
Штабс-капитан замолчал и посмотрел на пленных.
– Они здесь все такие, Варшавский.
– Ты что надумал, Иванов?
Он плечом отодвинул от пулемета солдата и, заправив ленту, повернул его в сторону пленных. Первой очередью он скосил передний ряд красноармейцев. Толпа сначала отпрянула назад, а затем устремилась на них, давя своими ногами раненых и мертвых. Ударило еще два пулемета. Вскоре все было кончено. Солдаты, молча, добивали раненых штыками.
– А вы поручик мягкотелый. Похоже, что эти скоты еще никого не тронули из вашей семьи. У меня они вырубили всех: мать, отца и младшего братишку. Пришли ночью и стали грабить. Представьте себе, банально грабить. Ведь их вождь открыто провозгласил лозунг – грабь награбленное барахло.
Капитан замолчал и, достав из портсигара папиросу, нервно закурил.
– Я видел, Варшавский, что ты не стрелял. Почему? Жалко? Погоди, тебе еще станет стыдно за свою слабость. Вот придут они к тебе домой, и порубят всех твоих, отберут дом…
Евгений тогда еще не совсем понимал штабс-капитана Иванова, но это с ним вскоре прошло, после Ростова, где красноармейцы расстреляли всех пленных офицеров и казаков. После пережитого, он словно потерял чувство жалости и сострадания. Именно тогда, под Царицыно, когда красные утопили в Волге около двух тысяч раненых и пленных, он понял одно, что в этой войне не может быть сострадания и жалости, здесь правило лишь одно – или ты его, либо они тебя.
Где-то недалеко залаяла собака.
«Откуда здесь собаки? – подумал Варшавский. – Я здесь не видел ни одного пса».
Он встал с топчана и подошел к окну. Густой и плотный туман висел над землей и не позволял поручику разглядеть идущую к монастырю дорогу. Он вышел из кельи и направился в другой конец коридора, где находилась келья Порфирия.
– Вставай, похоже, красные у монастыря. Я на колокольню…
Он заскочил к себе и, схватив кожанку, направился на колокольню. Теперь он уже отчетливо слышал не только скрип подвод, но и отдельные голоса красноармейцев. Лучи солнца, словно волшебные иглы прошили молочный туман, а легкий ветерок разорвал его на клочья и понес его в низину. Красных было не так много, человек сорок от силы. Они еще вечером зачистили Кузьминку и сейчас гнали перед собой с десяток крестьян и офицеров, которые по всей вероятности пытались отсидеться в этом селе.
Евгений заправил в пулемет ленту и стал наблюдать за красноармейцами через прицел пулемета. Двое конных подскакали к воротам монастыря и стали громко стучать. Из спального корпуса вышел отец Михаил и направился к воротам. Он снял засов и широко распахнул ворота.
***
Громко цокая подковами по выложенному камнем двору монастыря, в ворота въехал молодой всадник. Грудь его была затянута ремнями. Лицо командира было как у всех, солдатское, скуластое. На лице его было нечто скрытое и вместе отвратительное, смесь подобострастия и подлости, наглости и жадной вседозволенности. Он ловко спрыгнул с коня, и демонстративно ударив ногайкой по глинищу сапога, подошел к настоятелю монастыря.
– Как дела, черный ворон? Кого в этот раз прячешь в своих кельях?
– Никого. Здесь лишь православные….
– А ну-ка ребята поскребите по сусекам….
Несколько человек бросились в спальный корпус, держа винтовки наперевес. В какой-то момент Евгений понял, что от желания открыть огонь у него судорогой свело пальцы рук, лежащие на пулеметной гашетке. Он попытался разжать пальцы, но они словно приклеенные, отказывались ему подчиняться.
Варшавского отвлек крик. Из дверей спального корпуса красноармейцы волоком тащили за ноги извозчика, все лицо которого было залито кровью.
– Товарищ командир, – произнес один из красноармейцев, что был в буденовке, – ты только посмотри, кого вы отловили? Наверняка беляк!
– К стенке всех! – громко скомандовал командир отряда. – Отсюда путь к Богу намного короче!
Красноармейцы штыками и прикладами вытолкнули к стене человек десять двенадцать, среди которых было несколько человек в офицерских кителях.
– А с этим что делать? – спросил все тот же красноармеец, показывая рукой на отца Михаила.
– Его тоже туда же! – приказал командир. – Пусть будет проводником у заблудших божьих овечек!
Он громко засмеялся и посмотрел на небо, с которого словно слезы, закапали первые капли дождя.
– Не тяните! – произнес командир.
Человек десять красногвардейцев выстроились в ряд, перед стоящими у стены людьми.
– Приготовится! – выкрикнул солдат в буденовке.
Сухо щелкнули затворы винтовок, но залпа не последовало. С колокольни ударил пулемет. Несколько красноармейцев повалились на землю, так и не поняв, что произошло. Евгений снова прицелился и, найдя глазами командира, направил ствол пулемета в его сторону. Короткой очередью он буквально перерезал его тело пополам. Командир сполз по стенке, оставив на ней словно свою роспись, кровавый след.
Потеряв командира, красноармейцы словно потеряли смысл в сопротивлении. Первыми это поняли пленные офицеры. Они, подняв валяющиеся на земле винтовки, начали расстреливать обезумевших от страха красных. Бой разорвался на мелкие стычки. То там, то здесь вспыхивали перестрелки, которые заканчивались полным поражением бойцов Красной армии.
Варшавский спустился с колокольни и, держа в руках «Наган», направился к группе офицеров, которые собрались на небольшой площадке посреди двора.
– Позвольте представиться. Поручик Варшавский.
Офицеры один за другим стали представляться.
– Спасибо, поручик, – стали благодарить его офицеры.
– Господа! Я уверен, что каждый бы из вас поступил также на моем месте. Что думаете делать дальше, господа офицеры?
Единого решения он не услышал. Евгений хорошо понимал внутреннее состояние каждого из них. Сейчас, когда не стало Белой армии, их уже ничего не держало в Крыму, ни присяга, ни приказы командующего армией.
– Вы свободны в своих решениях господа. Я в отличие от вас, складывать оружие пока не собираюсь. Пока есть сила в этих руках, я буду воевать с красными.
Евгений обернулся. К нему направлялся извозчик.
– Ваше благородие, что будем делать с этими? – произнес он, показывая на трупы мертвых красноармейцев.
– Погрузите на подводы и захороните в каком-нибудь овраге.
– Господин поручик! Я тоже хочу сражаться с красными, – произнес совсем молодой офицер. – Позвольте мне следовать с вами.
Варшавский посмотрел на него и слегка обнял его за плечи.
– Хорошо, прапорщик….
Вскоре монастырский двор опустел. Вдали виднелась тачанка, которой управлял Порфирий.
***
Нина открыла глаза и, увидев мужчину, который шарил рукой в сумке спящей соседки, вздрогнула.
– Вы что делаете? – громко спросила она у мужчины.
– Молчи, барышня, пока я не разрисовал твое лицо, – еле слышно прохрипел он и, достав из кармана нож, показал его девушке.
Она толкнула в бок женщину и когда та открыла глаза, произнесла:
– Вот этот мужчина что-то искал в вашей сумке.
Вор улыбнулся Нине и став с места, направился в дальний конец вагона. Женщина, открыв сумку, стала что-то искать в ней. Похоже, не найдя то что искала, женщина закричала на весь вагон:
– Караул! Обокрали! Держите вора!
Женщина кинулась вслед за мужчиной, но тот быстро спрыгнул из вагона. Женщина вернулась вся в слезах.
– Что я скажу мужу? – произнесла она и снова горько зарыдала. – Да, я буквально задремала…. Что же ты дочка его не остановила?
Нина промолчала, ей не хотелось оправдываться перед этой женщиной. Паровоз пронзительно засвистел. Пуля ударила в окно чуть выше головы девушки, угодив лежавшему на верхней полке мужчине в голову. Она посмотрела в окно. Вдоль поезда мчалась группа коников, стреляя по вагонам из револьверов и обрезов.
– Бандиты! – закричал кто-то из пассажиров, вызвав этим криком настоящую панику.
Пассажиры стали вскакивать со своих мест и бросились к выходу из вагонов. Паровоз опять загудел, в этот раз его гудок больше напоминал стон больного человека. Состав дернулся и стал тормозить. Многие пассажиры не удержались на ногах и словно кули повалились на пол. Где-то рядом захлопали выстрелы. Нину подхватил людской поток и понес ее к выходу.
– Что у тебя в бауле? – спросил ее мужчина в надвинутой почти на глаза папахе. – Открывай, вытряхивай!
Он нагнулся и стволом револьвера стал рассматривать ее вещи.
– Вот это оставь, а остальное можешь складывать обратно, – приказал он ей.
Девушка, молча, выполнила его команду. Сложив вещи в баул, она направилась в сторону вагона. Она направилась обратно в сторону вагона, обходя стороной разбросанные на земле вещи: белье, какие-то не совсем понятные ей вещи. Кругом стояли крики, кто-то кричал, требуя отдать баул или чемодан, другие кричали и умоляли бандитов не отбирать у них последнее. То тут, то там слышались выстрелы. Неожиданно Нину остановил голос мужчины, который подъехал к ней на коне.
– Поехали со мной, красавица! Не пожалеешь, – предложил он ей. – У меня большой дом, крепкое хозяйство. Заведем детей….
Нина посмотрела на него, отметив про себя, что он внешне выглядит неплохо. Ему было лет двадцать пять, хорошо сложен. Из-под кубанки выбивался русая прядь волос. Она улыбнулась ему, так была несколько удивлена столь неожиданному для нее приглашению.
– А что у столь гарного хлопца нет дивчины? Есть все, кроме дивчины?
– Ты права, дивчина. У меня есть все, а вот любимой нет.
– Неужели влюбился? Впервые увидел и влюбился?
– Да. А разве так не бывает в жизни?
– Может и бывает. Простите, хлопец, но не могу. У меня мать больная в Киеве…
Всадник улыбнулся. У него оказалось очень красивая и обворожительная улыбка.
– А если я вас сейчас украду, – произнес он, гарцуя рядом с Ниной.
– Степан! Иди же помогай укладывать вещи. Хватит обхаживать барышень!
Он еще раз улыбнулся, девушке и, стеганув плеткой коня, помчался в сторону, где человек десять укладывали на подводы, отобранные у пассажиров вещи. Нина зашагала быстрее, так была напугана словами этого молодого красивого бандита. Она забралась в вагон и села возле окна, наблюдая, как бандиты продолжали обирать пассажиров поезда. Одна из женщин схватила за край мешка, стараясь вырвать его из цепких рук бандита. Тот поднял револьвер и выстрелил женщине в лицо.
«Что делается на белом свете, – подумала она. – Когда это все закончится?»
Поезд еще простоял на перегоне минут сорок, а затем словно проснувшись, протяжно загудел. Звонко ударились чугунные буфера, поезд дернулся и стал медленно набирать скорость.
***
Отряд поручика Варшавского тихо вошел в село. Он еще утром от разведчиков узнал, что в населенном пункте остановилась небольшая часть красноармейцев из подразделения особого назначения, которая занималась продразверсткой. Задача красноармейцев была довольно простой это изъять из крестьянских запасов излишки зерна. Крестьяне хорошо знали, что красноармейцы забирали все зерно, что находилось в крестьянских амбарах и поэтому, многие из них предпочитали сгноить зерно в ямах, чем отдать его советской власти. Отряд у Варшавского был небольшим все-то в тридцать сабель. Это позволяло ему наносить колющие точные удары по таким же небольшим красным гарнизонам.
Евгений стоял около коня, держа его под уздцы, ожидая сигнала разведчиков, которые выдвинулись в сторону села около часа назад. К нему подскакал казак и вскинул руку для приветствия.
– Ваше благородие! Все тихо, часовые сняты.
Он вскочил на коня и громко скомандовал:
– По коням!
Выхватив из ножен шашку, Варшавский первым ворвался в село. Где-то совсем рядом хлопнул выстрел, затем второй, скоро все это превратилось в настоящие звуки боя, которые перемещались к центру села. Из-за забора, держа винтовку в руках, выскочил красноармеец в белом нательном белье. Увидев конника, он поднял винтовку и выстрелил в него. Пуля просвистела рядом с ухом Евгения. Он хотел еще раз выстрелить, но удар шашки поручика расколол его голову, словно спелый арбуз. Красноармеец схватился за голову и повалился на землю.
Красноармейцы засели в доме, который раньше принадлежал приказчику помещика Семенчука и, установив пулемет, не давали возможности атаковать их в лоб.
– Степан! – подозвал Варшавский казака, который лежал у плетня и вел огонь из карабина по окнам дома. – Нужно запалить дом, а иначе мы их оттуда не выбьем.
– Есть поджечь дом, – ответил казак и пополз в сторону дома.
Пулеметная очередь легла в метре от его головы.
– Огонь по окнам! – скомандовал Евгений и несколько раз выстрелил в окно, из которого бил пулемет. На какой-то момент огонь красных ослабел, и это позволило Степану преодолеть еще несколько метров. Пулемет красных словно проснулся и новая очередь, подняв дорожную пыль, легла впереди, ползущего к дому казака.
На востоке заалела заря. Где-то на окраине село закричал полусонный петух. Из окон дома вырвалась вспышка, а затем прогремел взрыв. Это Степан бросил гранату в открытое окно дома. Варшавский и несколько его человек бросились к дому. Вскоре все было кончено. Пленных отряд не брал.
– Молодец, Степан! – поблагодарил его Евгений. – А сейчас, передай сельчанам, пусть забирают обратно хлеб.
Минут через тридцать отряд покинул село. Варшавский оглянулся назад. Над селом стоял черный столб дыма. Это горел дом помещика Семенчука, подожженный кем-то из его казаков. Евгений хорошо понимал, что его очередная акция вызовет очередную попытку красных уничтожить его отряд. Так оно и случилось.
….. Катерина Игнатьевна нервно бросила трубку на рычаг телефона, услышав об очередной акции поручика Варшавского. Открыв дверь, она громко выкрикнула фамилию вестового, которого не оказалось на месте. Через минуту, вестовой буквально влетел в кабинет.
– Срочно найди начальника ВЧК и командира полка. Через полчаса я жду их у себя в кабинете.
Вскоре началось совещание. Катерина Игнатьевна стала отчитывать начальника ВЧК в том, что тот не в состоянии уничтожить белогвардейский отряд поручика Варшавского.
– Мне только что сообщили, что банда Варшавского совершила налет на село Мальцево. Весь наш отряд, направленный туда для выполнения плана продразверстки погиб. Крестьяне растащили весь собранное ими зерно. Сколько вам нужно времени для уничтожения этих бандитов?
Начальник ВЧК поднялся из-за стола и посмотрел на заместителя председателя Крымского ревкома, глаза которой метали молнии.
– Как минимум две недели, – ответил тот.
– Что? Вы понимаете, что вы говорите? Если вы не в состоянии выполнить подобное поручение ревкома, так и скажите. Я буду звонить в Москву Якову Петерсу, пусть он тогда решает эту задачу! – чуть ли не закричала на него Катерина.
– Зачем же сразу Петерсу? – произнес начальник ВЧК. – Думаю, что мы и без него здесь справимся.
– Даю вам трое суток, – жестко произнесла заместитель председателя Крымского ревкома. – Трое суток и не более. Вам поможет кавалерийский полк Нежданова. Вопросы есть?
Вопросов не было все встали, молча, расходиться.
***
Отряд Варшавского третьи сутки уходил от погони. Красные висели на хвосте отряда и не давали ему возможности ни отдохнуть, ни оказать помощь раненым. Впереди показался небольшой лес, который, как посчитал Евгений, мог дать им временное убежище. Углубившись в лес, отряд остановился около большого и глубокого оврага.
– Прапорщик! Выставите боевое охранение, а остальным отдыхать! – приказал поручик.
Уставшие от столь длительного перехода люди, буквально повалились на землю. Вскоре, все погрузились в сон. Евгения разбудили выстрелы, которые гремели совсем рядом с их стоянкой. Он залег за пулемет. Через минуту-другую он увидел свое боевое охранение, которое ведя огонь из винтовок, отходило к оврагу.
– Красные! – закричал прапорщик и, схватившись за прострелянную грудь, повалился в траву.
– Занять оборону! – выкрикнул Варшавский и, заметив среди деревьев фигуры красноармейцев, открыл по ним огонь из пулемета.
Пули словно остро отточенные косы срезали тонкие деревья, срезали ветви, прижимая атакующую цепь красных к земле. Огонь пулемета поддержали винтовочные залпы, выбивая из людской цепи целые бреши. Наконец красные, не выдержав огня обороняющихся офицеров, стали отходить назад.
«Что делать? – размышлял Варшавский, лежа за пулеметом. – Сейчас они предпримут новую атаку и постараются выдавить нас из леса. Если это произойдет, то в поле они просто порубают их всех».
Между деревьями снова показались красноармейцы. В этот раз они атаковали своеобразно, подковой, охватывая отряд с флангов. Евгений развернул пулемет и первой же очередью срезал несколько человек. Один из красноармейцев швырнул в его сторону гранату. Она ударилась в дерево и отскочила в сторону. Ее взрыв сразил еще двух красноармейцев. Со стороны красных ударили два пулемета. О бронированный щиток его пулемета ударило несколько пуль, которые с визгом ушли куда-то вверх.
Евгений оглянулся назад. Несколько человек из его отряда были уже на дне оврага и стали пытаться подняться из него на противоположную сторону. Раздался взрыв гранаты, и они попадали замертво на дно оврага.
«Выходит, окружили, – подумал он. – Сейчас перегруппируются и ударят снова. Чем их встречать, патронов осталось еще минут на десять хорошего боя».
Расстреляв очередную пулеметную ленту, Евгений двинулся в сторону красных. Этот план у него родился спонтанно. Он дополз до места, где недавно брошенная граната красноармейца посекла своих товарищей. Отбросив в сторону свою фуражку, он быстро стянул с себя офицерский китель и швырнул его в кусты. Сняв с красноармейца гимнастерку, он надел ее на себя. Намазов свое лицо кровью убитого, он надел на голову буденовку и лег рядом с телами убитых им красноармейцев. Потому, как редко раздавались выстрелы, он понял, что его отряд полностью истреблен красными. Прошло минут двадцать прежде, чем он услышал голоса бойцов, которые прочесывали лес, добивая раненых белых офицеров.
– Гаврилов! Посмотри, сколько здесь наших они накрошили, – произнес один из красноармейцев, становившись рядом с Варшавским. – Надо будет направить сюда подводу, чтобы собрали тела.
– Понял, товарищ комиссар. Сейчас пришлю….
Вскоре подъехала телега. Двое мужчин преклонного возраста стали грузить трупы красноармейцев. Один из них подошел к Евгению.
– Посмотри, этот кажется еще живой. Что будем с ним делать?
– Клади его поверх тел. Пусть Настя посмотрит, что с ним….
Они с трудом забросили в телегу Варшавского. Ударив лошадь кнутом, они двинулись из леса.
***.
В то утро атака Корниловского полка, в составе которого воевал Евгений Варшавский, мгновенно опрокинула красных. Откатившись до вокзала, красные перешли в контратаку, но их погнали снова. Сотня, которой командовал Варшавский, одной из первых оказалась на железнодорожных путях, на которых под парами стояло два состава. Из вагонов, словно из порванного мешка, как горох, посыпались красноармейцы.
– Руби их! – громко скомандовал Евгений и, выхватив из ножен шашку, первым помчался на врага.
Несмотря на то, что красные превосходили его сотню в несколько раз, организовать оборону они не смогли и стали легкой добычей кавалерии. Остановить это побоище смог лишь броневик красных на борту, которого белой краской было написано «Товарищ Артем». Первой же пулеметной очередью он свалил на землю несколько конников.
– Спешиться!
Казаки открыли по броневику огонь из винтовок. Варшавский буквально нырнул под вагон. Он побежал вдоль стоявшего железнодорожного состава. Остановившись, он увидел броневик, который вел огонь по белым.
«Сейчас я тебя достану», – подумал Евгений, доставая из кармана галифе гранату.
Он снова нырнул под вагон и, сорвав чеку, швырнул гранату под колеса броневика. Яркая вспышка на какой-то миг ослепила его. Колесо броневика отлетело в сторону, а сама бронированная машина завалилась на бок. Поручик вскочил на поверженную им машину и открыл люк. Водитель всем телом навалился на руль. Из его разбитой головы текла кровь, смешанная с мозгами. Рядом с ним на сиденье находилась молодая красивая женщина, которая по всей вероятности была пулеметчицей. Светлые густые волосы женщины были в крови.
– Добей! – прошептала она.
Рука Варшавского державшая револьвер дрогнула.
– Живи, – прошептал он и спрыгнул на землю.
Ему подвели его коня и он, вскочив в седло, повел сотню дальше на Харьков. Сейчас он смотрел на женщину, которая склонилась над его головой, смывая с его лица запекшую кровь. Неожиданно ее рука дрогнула.
«Похоже, узнала, – подумал он. – Что делать?»
Женщина пристально посмотрела на Варшавского.
– Живи, – тихо произнесла она.
Она бросила мокрую тряпку в таз и неторопливо, отошла в сторону. Евгений сполз с телеги и направился в сторону, где стояли кони красноармейцев. Он быстро вскочил на коня и, натянув поводья, ударил его каблуками сапог. Конь взвился на дыбы и словно выпущенная из тугого лука стрела, помчался по степи.
– Стой! Буду стрелять! – выкрикнул выбежавший из кустов ему наперерез молодой человек в буденовке на голове.
Евгений ударил его ногой в грудь. Сзади послышались винтовочные выстрелы. Пули, словно крупные шмели, загудели у него над головой. Одна из них ударила его в ногу, заставив поручика вскрикнуть от сильной, пронизывающей все тело, боли. Он чуть не свалился с коня и поэтому, чтобы удержаться в седле, крепко схватился за конскую гриву.
Конь словно почувствовав боль своего хозяева, сбросил скорость бега. Евгений оглянулся назад, погони за ним не было.
***
Варшавский открыл глаза.
«Где это я?» – подумал он, снова теряя сознание.
Сколько он был без сознания, он не знал. Почувствовав на губах влагу, Евгений открыл глаза. Перед ним стояла молодая женщина с чашкой в руке.
– Где я? – спросил он ее.
– Не беспокойтесь, вы у друзей. Мы вас подобрали в поле и привезли ко мне.
– Как давно я у вас?
– Шестой день. Вы все это время были без сознания, бредили. Как сказал Михаил Иванович, у вас серьезное ранение бедра. Я бы тоже хотела знать, кто вы?
– Я офицер армии, которой уже нет. Фамилия моя Варшавский, зовут Евгений.
– Вот мы с вами и познакомились. Меня зовут Лизой.
Лицо Лизы стало расплываться в глазах поручика. В комнату вошел мужчина и посмотрел на женщину.
– Насколько я понял, он представился вам, Лиза?
– Да. Он офицер….
– Вы слышали приказ Крымского ревкома? Власти приказывают сообщать о местах, где укрываются офицеры и казаки. Как бы вы голубушка не пострадали из-за своей жалости.
– Кроме нас с вами, о нем никто не знает.
– Как знать, как знать, дорогая. Все в руках Бога.
Доктор забрал свой саквояж и направился к выходу из дома. Евгений заснул, Он спал словно ребенок, улыбаясь и почему-то чмокая губами. Ему снился его уже покойный командир полка.
– Вот вы и убиты, господин поручик… вот и убиты…. А вы такой хороший, гордый…
– Я вам отдаю своего Георгия, господин полковник. Мне теперь совсем не страшно, совсем…. Посмотрите, я смеюсь, ваше превосходительство!
Лиза сидела около кровати, слушая шепот этого незнакомого ей человека. За окном дома прошла колонна красноармейцев.
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был не чем, тот станет всем…
Пели бойцы не стройно, и поэтому песня звучала как-то не естественно и фальшиво. Она поднялась со стула и закрыла окно. Глядя на заросшее бородой лицо этого человека, она хорошо понимала, что ей грозит, если чекисты обнаружат его у нее дома. Евгений застонал и открыл глаза.
– Вам плохо? – поинтересовалась она у него.
– Да сон нехороший видел, будто расстреливать меня повели.
– Евгений! Можно поинтересоваться у вас? Что будет, если вас схватят красные?
Он усмехнулся.
– Меня сразу же поставят к стенке, без суда и следствия. Уж больно много я насолил этой власти, Лиза.
– Почему вы не ушли за кордон?
– Вы же тоже не ушли. Я давал присягу, Лиза, сражаться за родину до последней капли крови. Эти большевики, в отличие от меня, не любят нашу Россию, они продают ее по частям. А, я за единую и неделимую Россию….
Он улыбнулся женщине.
– Скажите, Лиза, а где ваш муж?
Она не ответила и, судя по ее глазам, в которых заблестели слезы, он понял, что мужа у нее уже нет.
– Они убили его, – тихо произнесла женщина. – Он был директором гимназии, учил их детей, а они взяли и убили….
Евгений положил на ее кисть свою ладонь. Лиза вздрогнула и посмотрела на него.
– У меня тоже красные убили отца. Он был врач, лечил людей…. Мать умерла, а где сейчас моя сестра – Нина, я не знаю. Жива она или нет, один Бог знает…
Он замолчал. В комнате стало так тихо, что было слышно, как билась об стекло залетевшая в комнату муха.
– Лиза! Помогите мне подняться, боюсь залежаться.
– Может, дождемся врача? – спросила она у Варшавского.
– Не стоит ждать врача. Я же не враг себе….
Она помогла встать ему с кровати. Он сделал шаг и снова повалился на кровать.
***
– Лиза! Открой дверь! Я тебе молока принесла, – послышался женский голос.
Евгений достал из-под подушки револьвер и, опираясь на трость, подошел к окну. Он отодвинул в сторону занавеску и увидел дородную женщину, которая стояла около калитки. Хозяйка дома вышла из двери дома и открыла ей калитку. Шагая по дорожке, они направились в сторону дома.
– Вы слышали, Лиза, что надумали эти советы? Они хотят организовать переселение рабочих из подвалов!
– Это дело хорошее….
– Да, вы что? Они хотят вселять этих рабочих в приличные дома. К моим соседям по дому уже поселили. Отобрали у них две комнаты, оставив им небольшую комнатенку. Я как подумаю, что и меня могут уплотнить, так страх берет.
Женщина достала из корзины четверть с молоком и поставила ее у двери. Лиза достала деньги и стала с ней рассчитываться.
– Лиза, душенька вы моя, откуда все это? – произнесла женщина и рукой указала на таз, в котором лежали окровавленные бинты.
Лицо хозяйки дома побледнело.
– Это ко мне племянник приходил. Играл в саду, да порезался сильно….
Торговка промолчала. Ее явно не устроил ответ хозяйки дома.
– Как он сейчас, ваш племянник?
– Слава, Богу. Все хорошо…..
Слушая их разговор, Варшавский нечаянно уронил на пол книгу, лежавшую на столе в зале.
– Это что у тебя там? – спросила торговка Лизу.
– Наверное, кошка. Кто еще может лазить в доме.
Торговка быстро распрощалась с хозяйкой и, семеня ногами, быстро двинулась дальше по улице.
– Мне нужно срочно уходить, – произнес Варшавский.
– Куда вы пойдете? Вы по комнате кое-как ходите. Что вы запаниковали? Я не думаю, что она побежала доносить на меня.
– Лиза! Вам тоже нужно уходить. Если они узнают, что вы оказывали помощь офицеру, то они просто расстреляют вас.
Она села на стул и посмотрела на Варшавского.
– Мне некуда уходить. У меня кроме этого дома никого и ничего нет.
– Какая разница, просто, нужно срочно уходить.
Он проковылял в прихожую и стал надевать на себя шинель. Евгений услышал, что где-то недалеко от их дома остановился автомобиль.
– Лиза! У вас есть «черный выход»?
– Да, – коротко ответила хозяйка.
Она провела Евгения до кухни и рукой указала ему на дверь, которая выходила в сад.
