Александр Иванович Вовк
Божий дар
Глава 14
Сергей Федорович ощутил усталость, но без остановки двигался к жиденькому перелеску, на выходе из которого его ждал любимый пейзаж, сотворенный природой в какой-нибудь палеозой. Там и передохнуть можно. Жаль, что темно, да и снежок идет, видимость ограничена. И всё же, так приятно постоять у обрыва. И опять погадать, каким образом он образовался на столь равнинной местности, опоясав собой в виде глубокой чаши низменность? Всё гладенько и чинно, и вдруг, на тебе, – столь крутой обрыв! Сергей Федорович всякий раз с опаской подходил к его краю, ведь вестибулярный аппарат давно чудит. Можно и не заметить, как вниз полетишь!
Поздней осенью здесь наиболее красиво. Когда березки и осинки, сплошь низкорослые, покрываются желтой и оранжевой листвой. Такие пятнышки – привлекательные, яркие. Прелесть! И чёрные сосны с голыми до верхушек стволами, причудливо искривленными, и корявыми корнями, будто из последних сил цепляются за землю, за жизнь. Зеленые холмики, мелкие овражки… Там укоренилась травка, там разметалась тусклая желтизна песков…
Постоишь здесь, и неприятности покидают душу. И грудь вздымается, и задыхаешься от неосознанного восторга. И непроизвольно смеешься от ощущения необъяснимого счастья. А всё нерадостное, что вспомнится ещё не раз, тут кажется не столь уж безнадежным. Мол, ничего! Всё, что не успеем уладить сами, кто-то сделает за нас. Ничего… Успокойся!
Вот и оно – любимое место. Но странно… Поперек затоптанной лыжни неестественно замер человек… Парень. Пожалуй, неживой, раз уж снег на лице не тает. Без лыж, одет простовато, кроссовки не по сезону. Сквозь присыпанную снегом куртку проступила кровь. Совсем немного. В другое время Сергей Федорович и не заметил бы. Но теперь именно она объяснила, почему он здесь.
На лице парня застыло выражение, странное для подобной ситуации. Он улыбался! Нечто подобное Сергей Федорович встречал в Афгане. У погибших. Такая улыбка означала удовлетворение, осознанное героем в предсмертный миг. Радовался, что успел с возмездием. За себя или за товарищей. Но здесь не Афган, что случилось с парнем?
Сергей Федорович, слегка растерявшись, решал, как теперь поступить. Его помощь парню опоздала. Звонить в милицию – только подозрения на себя навлекать. Станешь единственным свидетелем, пришьют убийство. Мол, неприязненные отношения, конфликт поколений или ещё что-либо, более изощренное. Они же мастера!
Сергей Федорович повторно огляделся. И опять – никого в пределах видимости. Сегодня люди почти не встречались; трудовые будни. Да и по выходным лыжников наверху бывает мало; обычно катаются внизу. Там ветер никогда не сдувает, как здесь случается.
– Что же делать? – нерешительно озираясь и туго соображая (последствия инфаркта головного мозга), в стороне от обрыва он заметил стоящую меж деревьев большую белую машину. – Ну, вот! Теперь я не единственный подозреваемый! – утешился Сергей Федорович. – Но почему не убрались? Не причастны? Не видели меня или до сих пор не знают, что рядом лежит убитый? Или меня в капкан подталкивают? В наше-то время: вляпаешься – потом не открутишься! Пойду-ка я отсюда, пока из машины не подтянулись…
Несколько удалившись от злополучного места, Сергей Федорович сообразил, что препятствий в этом ему никто не чинил, следовательно, некому! Значит, в машине пусто! Без свидетелей? Пожалуй! Иначе, уже проявились бы.
– Парня жалко! Позвонить бы в МВД, да телефон оставил, – подумал он. – И подфарники у машины не горели, и двигатель не заведен – никаких признаков присутствия. Ладно, погляжу, что там. Возможно, для такого случая у бедолаги телефон обнаружится. Не лежать же ему здесь ночь! Может, и не бандит, а безвинно пострадавший.
Сергей Федорович вернулся к телу, наклонился с лыж, шлепнул перчаткой по ближнему карману в поисках мобильника. Не найдя, полез во внутренний карман куртки, откуда извлек помятый листок бумаги.
– Странно, столь небрежно носить листы большого формата… помнутся же! Может, записка всё разъяснит! – подумал Сергей Федорович и, не снимая перчаток, развернул листок. Содержание записки его заинтриговало: «Задержись, не пожалеешь!». Как же не дочитать до конца? Но основной шрифт оказался настолько мелким, что в темноте и без очков Сергей Федорович долго вертел бумагу, подставляя ее под слабый свет, идущий от расплывшейся луны.
Читатель знаком с содержанием сего послания, потому может представить бурю чувств и мыслей, которые овладели Сергеем Федоровичем, когда он разобрался в содержании записки.
– Почему никого не видно? Ведь парня явно убили из-за этой машины, однако не завладели ею? Их спугнули? Тогда вернулись бы позже. Не вернулись! Стало быть, рядом их теперь нет. И машина им не нужна. Возможно, не в ней их интерес! Или «засвечена». Только зачем убивать? Расплата? По записке не похоже! Зачем здесь этот листок? Кому он предназначен? Очень всё странно!
И тут его осенила мысль, которая к кому угодно пришла бы в первую очередь, но только не к Сергею Федоровичу.
– Стоп! А ведь наиболее неожиданным образом это происшествие обернулось именно для меня! Это же мне! Мне подарок сделали! Листок у меня на предъявителя! А я – тот самый предъявитель! Видно, судьба моя засовестилась, позаботилась, наконец-то! За терпение, за стойкость, за то, что не предавал, жил по совести! Теперь куплю квартиру сыну! И дочери! Они, несчастные, хоть крылышки расправят. И Вераше на лечение в Германии останется. Врачам-то легко советовать, куда ехать. А на какие шиши? Какой-то подполковник в отставке, какой-то кандидат технических наук, какой-то доцент госуниверситета! Разве в этой стране он может жить по-человечески? Если не бандит, не чиновник, не взяточник! Благодетели о нас позаботились, медицинские полисы вручили! Красивые бумажки, с водяными знаками, чтобы не подделали! Но кто их подделывать станет, если цена им грош в базарный день! А коль понадобится сложная операция, так ступай по миру с протянутой рукой! Честные люди в неразрешимых проблемах барахтаются, чтобы выжить, а жулью – почет, уважение и наслаждения. Весьма странное устройство нашего государства, в котором по Конституции власть якобы принадлежит народу!
Сергей Федорович какое-то время размышлял о моральной стороне несовершенного им действия, всё сомневался, но решил, что совесть его останется чиста.
– Никого я не грабил, не убивал, даже не обижал. А листок и авто могли каждому встречному достаться. Тот же следователь, к примеру, придет сюда, да всё и присвоит. Ведь в записке не указано ни имя, ни фамилия счастливца. Почему им не могу стать я? В конце концов, моральным считается любое действие, которое помогает человеку выжить, помогает его семье, помогает народу. При условии, конечно, что никому жить не мешает. Стало быть, мой случай! Потому и действия мои неподсудны. Видит бог, нет на мне вины, боярин! Значит, вперед! За орденами!
Впрочем, в глубине души сомнения Сергея Федоровича окончательно не рассосались. Мораль – моралью, но есть еще и уголовный кодекс! Следователи и судьи такое понятие как справедливость во внимание не принимают! Говорят, будто служат только закону, а он категориями справедливости не оперирует! Будь иначе, не оказывались бы равными пред тем законом мучитель-убийца и его невинные жертвы! Впрочем, сейчас не до юридических тонкостей.
Глава 15
Наверное, читатель, ознакомившись с ходом мыслей Сергея Федоровича, не удивится тому, что в следующее мгновение наш герой решительно пошарил по карманам несчастного, извлек телефон, красивый брелок с фирменным значком и, наконец, техпаспорт на автомобиль. Телефон он сунул в свой карман, а из документов прихватил доверенности, заверенные нотариально, решив разобраться с ними позже. Подводя итоги, Сергей Федорович подбодрил себя:
– Теперь этот подарок на законном основании принадлежит мне. Все документы в порядке!
Остальное, включая какие-то денежные купюры из портмоне, кредитную карточку, водительское удостоверение и еще что-то, он не взял.
Фамилию и имя парня Сергей Федорович выяснять по его документам не стал умышленно – в последствие меньше будет душевных терзаний.
После проделанной работы он решительно развернул лыжи в сторону машины с пониманием, что чересчур наследил, но падающий снег всё исправит. К машине ее новый обладатель приблизился уже без опаски – ведь ключи и документы в кармане. Но опять засомневался в своей безопасности – для милиции нет лучшего момента для задержания. Вот, мол, смотрите – убил и завладел! А листок могут уничтожить, чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Тогда точно не оправдаться!
Даже издалека автомобиль производил сильное впечатление. Раньше Сергей Федорович не проявлял к дорогим авто интереса, чтобы не раздражаться. Ещё бы, он за год работы доцентом получал каких-то сто тысяч. Конечно же, рублей. Так что на подобную машину работать ему лет эдак сорок или сто, позабыв о семье и пропитании. Он и не прикидывал, сколько это техническое чудо может стоить. Тем не менее, автомобили его привлекали с детских лет, как дизайном, так и удачными техническими решениями. И в войсках освоил он их немало, разве что специальных, большегрузных, огромных и без удобств.
Но теперь он приближался к собственному автомобилю, который выглядел прекрасно. Огромный капот присыпало снежинками, блестящая решетка радиатора сверкает даже в темноте. Эффектно вывернутые колеса поражают шириной узорчатых шин.
– Спокойно, вояка! Здесь немало интересного, но следует немедленно покинуть позицию.
Сергей Федорович смёл с левой двери снег, с удивлением не обнаружив на ней ручки, тем не менее, машина и на столь мелкую заботу благодарно отреагировала. Она подмигнула фарами и приоткрыла дверь. Сергей Федорович удовлетворенно хмыкнул, но проследовал к багажнику. Он снял лыжи, обстоятельно их обстучал и долго пристраивал, частично просунув в салон. Оказалось, что и это предусмотрено – когда нажал широкую заметную кнопку, часть спинки сложилась вперед, мягко пожужжав электроприводом.
Простроченное красиво двухцветное кожаное кресло полностью поглотило Сергея Федоровича, не позволив обстучать прилипший к ногам снег. Из-за больших размеров машины до широченной и, должно быть, очень тяжелой двери, оказалось слишком далеко, чтобы ее закрыть, но стоило коснуться подлокотника, как что-то застрекотало, и дверь плавно и плотно вошла в проём, обеспечив космическую тишину в салоне. Эта осязаемая тишина поразила Сергея Федоровича не меньше, нежели сумел бы гром небесный, раздавшийся теперь же. Одновременно к груди выдвинулся руль, ранее убиравшийся, чтобы не мешать посадке. Приятно цокали изящные часики, отделяя каждую секунду прошлой жизни от счастливого будущего.
– Ну, и дела! Теперь мне и швейцар положен? – удивился Сергей Федорович.
Даже при тусклом свете нескольких плафонов замечалась роскошь отделки, но на панели не оказалось ни единого прибора. Она чернела матовой пустотой. Руль приятен на ощупь. На его спице поместилось множество клавиш непонятного назначения, но всё это – потом. Сергей Федорович торопился завести двигатель, чтобы, разобравшись с диковинной коробкой передач (с автоматом он пока не встречался), рвануть подальше. Но долго искал личинку для ключа зажигания, забыв, что его, в общем-то, нет! Почти случайно запустил двигатель, слегка прижав выпуклую декоративную клавишу.
Далее всё происходило в занятной последовательности. На панели вдруг возникли приборы, таинственно нарисовавшись на своих местах изящными лучами внутреннего света. Шума или вибрации от мощного двигателя не чувствовалось. На консоли привлекательно мерцали лампочки, светодиоды и цветные дисплеи. В какой-то момент сами собой зажглись фары. Откуда-то вынырнула и бесшумно взмахнула огромная щетка, без команды очистившая ветровое стекло настолько, что сквозь него падающие снежинки смотрелись диковинными рыбами из фантастического аквариума – крупные и ослепительные на фоне темного неба в свете мощных ксеноновых фар.
Не успевая реагировать на звуковую и световую информацию, ежесекундно выдаваемую машиной, Сергей Федорович испугался механической руки, которая услужливо протянула ему сзади ремень безопасности, а когда Сергей Федорович приспособил его в нужном месте, беззвучно убралась.
– Хорошо, что за горло не ухватила, – нервно пошутил Сергей Федорович. – Вы меня, ребята, не отвлекайте! – взмолился он, обращаясь к непонятным механизмам. – Удивлять будете дома!
Постепенно усиливаясь, включилась прекрасная музыка (странно, ни к чему не прикасался).
– Фаусто Папетти! Неземное звучание! Послушать бы несколько минут! – но следующее мгновение опять испугало. Это заговорил синтезатор! Приятным женским голосом он известил, что все системы автомобиля протестированы и безопасность движения обеспечена. Потом добавил, что температура воздуха вне машины минус семь градусов, а в салоне через две минуты установится микроклимат, рекомендованный для езды на короткие расстояния в верхней одежде, и пожелал приятного пути. Сергей Федорович удовлетворенно крякнул – ему всё больше нравилась эта машина!
Разобравшись с премудростями автоматической коробки передач, Сергей Федорович с муками снял машину со стояночного тормоза, непривычно выключаемого не рукояткой, а широкой клавишей на панели приборов, и стал сдавать назад. Повернувшись назад, и изрядно напрягая поврежденные шейные позвонки, он ничего не разглядел, но наружные зеркала заднего вида уже подстроились так, что он безбоязненно надавил на акселератор, хорошо различая дорогу за багажником машины. Он с опозданием обнаружил большой дисплей, который указывал ему на все препятствия сзади. Впрочем, без очков подробности ему всё равно оказались недоступны.
По колее машина легко докатилась до дороги, где Сергей Федорович, не чувствуя привычного сопротивления руля, крутанул его весьма лихо, тем не менее, машина с ювелирной точностью отработала небезопасный маневр. Тогда водитель заглушил двигатель, выключил музыку и набрал на телефоне «112». Почти сразу отозвался женский голос, попросивший назвать себя и причину обращения в службу спасения. Сергей Федорович сообщил, что на лыжной трассе, проходящей … (он назвал место), случайно обнаружил труп молодого мужчины, но дожидаться милицию не будет, так как боится, и сильно замерз. Потом извлек из телефона аккумулятор, протер его перчаткой и отбросил подальше от дороги.
– Теперь, парень, я сделал для тебя всё, что мог. Прости, если что-то не так!
Сергей Федорович захотел уничтожить и лист бумаги, знакомый читателю, но, неопределенно повертев его в воздухе, сунул обратно в карман, завел двигатель, восхищаясь постепенным появлением приборов, и, слегка успокоившись, двинулся домой. Где-то по дороге он опустил дверное стекло, дивясь мягкой работе электропривода, и отбросил телефон подальше.
Через несколько минут Сергей Федорович подъехал к цели и, чтобы не привлекать внимания соседей, оставил машину у дальней парадной, извлек лыжи из багажника, скользнул взглядом по сторонам и решительно вошел в дом. Его душа пела и светилась. Он несся к любимой супруге, надеясь обрадовать, хотя еще не решил, о чем рассказать, чтобы не взволновалась. От нетерпения не стал доставать ключи, глубоко запрятанные в лыжных брюках, а придавил ладонью кнопку звонка, рассчитывая на расторопность дочери или сына.
Дверь мгновенно распахнула Настенька, будто его караулила. Папина любимица – милейшее и безобиднейшее создание – с детства осталась хрупкой девочкой, хотя два года работает учителем в гимназии, что всегда составляло ее заветную мечту – очень уж любит с детьми возиться. Но своих не нажила, уже развелась и теперь живет у родителей. С той самой поры, как нашла в себе силы убежать от обезумевшего супруга. С самого начала он представлялся ей идеальным парнем, да скоро Настенька выявила его пристрастие к наркотикам. От своих родителей этот позор она некоторое время скрывала. А родители мужа и раньше всё знали, потому и умоляли её не бросать сына, давили на жалость, предсказывая, что без нее он пропадет. Только всему когда-то наступает конец, в том числе, и такому ужасу! И она решилась. А муж действительно скоро умер от передозировки, и Настенька стала молодой вдовой.
Сергей Федорович, обрадовавшийся дочке, собирался её поцеловать, как всегда, но заплаканные глаза предвещали беду, а губы шептали:
– Где ты опять… без телефона…, – в ее интонации не было вопроса, лишь слезы, бесконечная обида и отчаяние.
– Доченька… Мама? – выдохнул Сергей Федорович и бросился в комнату, почти теряя самообладание, уронил на пол лыжи, по ходу сбрасывал куда-то верхнюю одежду. Он не реагировал на сильную боль в левом плече, в руке, в груди, которая, появившись в этот миг, пыталась свалить его с ног. – Где Димка?
– Навстречу… навстречу «скорой» побежал. Чтобы не блудили … в темноте…, – захлёбывалась слезами Настенька.
Сергей Федорович опустился у кровати жены на колени и застонал, понимая, что никогда не простит себя за потерянное время. Его любимая Вераша в страшном и мучительном забытье металась по подушке, с трудом дышала, хрипела и задыхалась. Сергей Федорович непрерывно гладил ее руку и нежно уговаривал:
– Всё, всё, родная моя, – я вернулся. Не волнуйся, сейчас прилетит «скорая». Она поможет. Будет хорошо…
Жена его не слышала, она надрывно хрипела, и Сергей Федорович впервые за много лет ее болезни по-настоящему испугался за исход тяжелого, как никогда приступа. Почему-то перед ним, а не перед его любимой Верашей, пролетала как в кино вся их долгая и непростая жизнь. Он, наконец-то, ощутил сильную боль в своей груди, но теперь вообще оказалось не до неё.
– Доченька, ну сделай же маме укол! Ты ведь умница! Это я ничего не понимаю в лекарствах, всегда за маминой спиной, она всё знает, всё умеет! – но Настенька бессильно рыдала рядом, совершенно растерявшись.
Сергей Федорович от плеча поглаживал голую руку жены, что-то ей наговаривал, потом и сам со стоном попробовал как-то распрямиться. Он всё ещё сидел на полу рядом с кроватью, сгорбившись. Очень уж болело левое плечо и сводило челюсти!
– Вот и настало время объяснений, – вдруг с кем-то невидимым заговорил он. – Но, если ты существуешь в реальности, то почему, ни во что не вникаешь? Почему допускаешь такое? Разве ты, ко всему равнодушный, сколько тебя не проси, не виноват в том, что всегда страдают только хорошие люди? Да и со мной ты обошелся непорядочно. Предупредил бы, что не подарок это, я машину бы не тронул. А теперь взамен этой железяки самое дорогое у меня забираешь? Давай всё переиграем, давай вернем обратно! Пусть всё останется как было вчера!
