Александр Дзасохов
Как много событий вмещает жизнь
Терроризм в политической упаковке
Перебирая в памяти имена политиков того времени, с которыми довелось работать вместе, не могу не вспомнить бессменного Генерального секретаря Организации солидарности народов Азии и Африки Юсефа эль-Сибаи. Наш комитет являлся как бы национальным подразделением этой организации. Сама организация была создана в декабре 1957 года, вслед за Движением неприсоединения, возникшим в 1955 году по инициативе президента Индонезии Ахмеда Сукарно. Оно ассоциировалось с такими крупными политическими фигурами, как президент Египта Гамаль Абдель Насер и лидер многонациональной Индии Джавахарлал Неру. Среди его активных участников были президент Ганы Кваме Нкрума, президент Гвинеи Секу Туре, президент Танзании Джулиус Ньерере. Позже к ним примкнул югославский лидер Иосип Броз Тито. Это было очень мощное движение. А его неправительственным измерением стала как раз Организация солидарности народов Азии и Африки (ОСНАА). Штаб-квартира организации с самого начала располагалась в Каире, а Насер считался ее отцом-основателем. Генеральным секретарем Организации солидарности народов Азии и Африки был избран один из его ближайших соратников полковник Юсеф эль-Сибаи. Он имел известность как литератор, написал более сорока романов. Некоторые были переведены на русский язык и изданы в СССР. В разное время, оставаясь Генеральным секретарем ОСНАА, Сибаи был министром информации и министром культуры при президентах Насере и Садате. После проигрышной для Египта арабо-израильской войны 1973 года президент А. Садат пошел на сотрудничество с американцами, а через них и с Израилем. Позже осуществил визит в Израиль. Радикальные арабские, особенно палестинские, группы этого не простили. Они охотились за А. Садатом и всеми, кто был с ним в Израиле, в том числе за Юсефом эль-Сибаи.
В 1977 году наша делегация находилась в Никосии, столице Кипра, где открывалась сессия Совета ОСНАА. Конференция уже началась, а Сибаи немного опаздывал. Вдруг раздался глухой выстрел. Один из заместителей Сибаи, Камаль Баха эд-Дин, вышел из зала и тотчас же вернулся, закричав по-арабски, что Юсеф-бей убит. Мы не успели отреагировать на эти слова, как в зал сразу из двух дверей вошли шесть террористов и быстро встали по периметру, зажав в руках гранаты. Они объявили, что убили Сибаи за то, что он был в Израиле, и что мы все – заложники. Террористы потребовали самолет и гарантии безопасности. В зале находился лидер Социалистической партии Кипра Васос Лисаридис, вице-президент ОСНАА. Через него начались переговоры с президентом Кипра Спиросом Киприану. Самолет террористам был предоставлен, но поскольку аэропорт Никосии еще со времен турецкой интервенции был выведен из строя и не функционировал, то террористы на потребованном ими автобусе выехали в аэропорт города Ларнаки, в 80 километрах от столицы, захватив с собой в качестве заложников делегатов только из арабских стран. Сначала они вылетели в Сирию, где их по понятным причинам не приняли, потом то же самое произошло в Иордании и Народной Демократической Республике Йемен. Самолет сделал дозаправку в Мавритании и через тринадцать часов, после безуспешных попыток террористов получить убежище в одной из арабских стран, вынужден был приземлиться на Кипре. Террористов задержали, а заложников освободили.
Террористы оказались палестинцами, постоянно проживавшими в Багдаде, хотя сначала они представлялись как иракцы. Египтяне прислали самолет за телом убитого Сибаи, и в Ларнаке произошел настоящий бой между армией Кипра и египетскими коммандос из-за того, что последние прилетели без уведомления и приземлились без разрешения.
Обстановка осложнилась. В аэропорт прибыли президент Кипра С. Киприану и его ближайшие соратники. Президент взял на себя координацию действий.
В тот же день в Ларнаку на специальном борту вместе с палестинским спецназом прилетел лидер Организации освобождения Палестины Ясир Арафат – и тоже без согласования с властями Кипра. После полуночи наша делегация встретилась с Арафатом. Я спросил его: «Абу Омар, каковы причины вашего срочного прилета?» Он ответил: «Нас беспокоила судьба советской делегации и лично ваша. Это главная причина».
В этой сложной обстановке подлинное мужество и организованность как посредники между египтянами и киприотами проявили советские представители в секретариате ОСНАА С. Каландаров и С. Шерченков.
Убийство Сибаи стало одним из крупнейших политических убийств конца XX века. Как потом выяснилось, за ним стояли западные (возможно, британские) спецслужбы. В суде это доказать не удалось, но многие эксперты считают, что дело обстояло именно так. Цель заключалась в том, чтобы столкнуть между собой Ирак, выбивавшийся в лидеры арабского мира, и ослабленный после Насера, в период президентства А. Садата, Египет.
Террористические преступления, крупные политические убийства в те годы носили, как правило, политический характер. Их конкретные цели не декларировали, но окутывали «религиозными одеждами».
После убийства Юсефа Сибаи та же участь постигла других. Террористы ликвидировали всех, кто сопровождал Сибаи во время поездки в Тель-Авив. Судьба президента Анвара Садата тоже была драматической. В октябре 1981 года он был убит офицером египетской армии, принимая на трибуне военный парад по случаю очередной годовщины арабо-израильской войны 1973 года.
В Москве хорошо знали Анвара Садата. Он еще в 1968 году в качестве Генерального секретаря Арабского социалистического союза – правящей партии – был с визитом в Москве по линии ЦК КПСС. Программа предусматривала беседу в Советском комитете солидарности стран Азии и Африки. Это было вполне логично, потому что Садат, как видный египетский политик, курировал Организацию солидарности народов Азии и Африки (ОСНАА), штаб-квартира которой располагалась в Каире.
На Кропоткинскую, 10, где находился наш комитет, были приглашены крупные ученые-востоковеды, арабисты – Игорь Петрович Беляев, Вадим Петрович Румянцев, Василий Григорьевич Солодовников и другие. В зале собрались авторитетные ученые и общественные деятели. Я задержался, поскольку уточнял с МИДом переговорные позиции по спецсвязи у себя в кабинете. А когда вышел, то услышал, как Садат спрашивает: а где главный представитель советской стороны? Ответил, что это я. Вероятно, он ожидал увидеть человека в возрасте и в каких-то особых одеждах. Тем более что сам был в форме фельдмаршала. А мне было 34 года и не было никаких атрибутов власти.
Потом мы несколько раз встречались в Каире. В октябре 1969 года я прилетел в египетскую столицу во главе советской делегации. Послом СССР в Каире тогда был известный в стране и мире дипломат Сергей Александрович Виноградов, занимавший до этого должность посла СССР во Франции. Накануне, перед отлетом на встречу лидеров Лиги арабских государств (ЛАГ), Гамаль Абдель Насер назначил Анвара Садата исполняющим обязанности президента. Назначил – и улетел в Рабат. Мы с Виноградовым поехали в штаб-квартиру партии Арабского социалистического союза, уверенные, что Садат находится там. Но по прибытии нам объяснили, что он в президентском дворце в Гелиополисе.
Мы развернулись и поехали в президентский дворец. Садат нас уже ждал. В ходе беседы он рассказывал о положении дел в арабских странах, говорил о конференции Лиги арабских государств в Рабате, куда отправился Насер, давал оценки состоянию советско-египетских отношений.
Надо сказать, что позже, заняв президентский пост, Садат не пользовался таким авторитетом внутри Египта и на международной арене, как Насер. Его биографы отмечают, что он был своеобразной личностью, мастерски владел искусством «политического актерства». В 1971 году Садат назначил советской делегации встречу в резиденции на берегу Нила, в так называемой зеленой зоне Египта. Из людей его уровня только он имел такую загородную резиденцию. Остальные жили на другой стороне Каира, в районе Муката. Так вот, по всему дому были разложены книги Маркса, Энгельса, Ленина (но не Сталина). Демонстрация, причем навязчивая, своего якобы мировоззрения. В ходе застолья Садат очень хотел, чтобы мы запомнили: он, как когда-то У. Черчилль, пьет только армянский коньяк. Другие не признает.
В попытках найти решение арабо-израильского конфликта Садат совершил шаги, которые потом существенно снизили авторитет Египта. Все позитивное между Москвой и Каиром, возникшее за время правления Насера, подверглось ревизии. В частности, Садат денонсировал советско-египетский договор о дружбе.
В Египет выезжали Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный, секретарь ЦК КПСС Б.Н. Пономарев, чтобы сохранить возможности и традиции доверительного политического сотрудничества по проблематике Ближнего Востока. Но Садат был к этому не готов.
Не вдаваясь в подробности (хотя и важные), напомню, что после поездки А. Садата в Израиль штаб-квартира Лиги арабских государств была переведена в Тунис. Возвращение на историческое место в Каир произошло уже при президенте Хосни Мубараке.
Как Арафат добился встречи с Брежневым
Борьба за политическое самоопределение бывших колоний таила немало опасностей. Но победить войну, насилие, терроризм, пользуясь теми же средствами, невозможно. За годы работы Советский комитет солидарности стран Азии и Африки накопил богатые традиции в утверждении форм массовой политической борьбы. Они закладывались в период, когда мы включились в международные акции за прекращение войны во Вьетнаме. На этой почве удалось установить широкие связи с западными политиками, парламентариями, общественными деятелями. Попытки представить антивоенные акции того времени делом рук одного только СССР на деле всегда оказывались несостоятельными. Пацифистские силы на Западе, выступившие против вьетнамской агрессии США, опирались на принципы международного права, отрицали диктат, войну, насилие. И чаще всего не были связаны ни с социализмом, ни с коммунизмом.
В летописи дел нашего комитета постоянно присутствовала тема ближневосточного урегулирования. Председатель Организации освобождения Палестины и признанный лидер палестинского народа Ясир Арафат впервые прибыл в Москву в феврале 1970 года по приглашению именно нашего комитета. И лишь позже его приняли Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев, Председатель Совета Министров А.Н. Косыгин, министр иностранных дел СССР А.А. Громыко.
Поддерживать связи с Организацией освобождения Палестины во главе с Ясиром Арафатом нашему комитету напрямую поручило Политбюро ЦК КПСС.
Соответствующее решение находилось в особой папке и имело статус высокой секретности. Если кто-то из историков захочет на него посмотреть, то увидит, что моя фамилия написана там неправильно, с ошибкой – А.Д. Засохов. Ошибки такого рода в партийных документах были крайне редки. Соответствующую записку на заседание Политбюро вносил председатель КГБ Ю.В. Андропов. Судя по всему, остальные подписали ее не глядя. Впрочем, это не меняло меры нашей ответственности.
Советский Союз всегда стремился активно участвовать в ближневосточном урегулировании. Мы поддерживали требование государственного самоопределения палестинского народа, однако категорически не принимали экстремистских методов борьбы, которые на разных этапах использовали участники палестинского сопротивления. Одна из задач нашего комитета заключалась в том, чтобы убедить палестинцев отказаться от радикализма.
В начале своей политической карьеры Арафат, являясь лидером организации ФАТХ, многими воспринимался как представитель организации террористического характера. Потребовалась огромная эволюция, чтобы изменился и он сам, и его движение. К чести Арафата, он прошел этот путь, был признан международным сообществом и стал вместе с израильскими лидерами Ицхаком Рабином и Шимоном Пересом лауреатом Нобелевской премии в одной и той же номинации.
Помню, как с Арафатом и с делегацией, которую он возглавлял, беседовал член Политбюро Кирилл Трофимович Мазуров. В годы Великой Отечественной войны Мазуров был одним из руководителей партизанского движения в Белоруссии и имел огромный опыт партизанской войны. Партизанские действия, разумеется, кардинально отличаются от террористических методов. Партизанская борьба, как форма сопротивления оккупантам, признана международным правом, в то время как терроризм находится за пределами и права, и морали. Я неоднократно присутствовал на тех многочасовых беседах, когда Мазуров с огромной выдержкой и тактом объяснял, в чем отличия справедливого сопротивления оккупантам от терроризма. Палестинцы хорошо изучили его биографию и, думаю, понимали, чего он хочет от них добиться.
Терроризм как средство политической борьбы имеет многовековую историю. На Ближнем Востоке он существует уже около ста лет, возникнув в то время, когда историческая Палестина находилась под британским протекторатом. В 40-х годах прошлого века методы террора использовали те, кто боролся за создание Израиля, в их числе, например, Менахем Бегин, ставший впоследствии премьер-министром Израиля. Методы терроризма использовали и некоторые палестинские организации. Лидер Народного фронта освобождения Палестины Джордж Хаббаш считался одним из идейных вдохновителей этой формы борьбы. Врач-кардиолог, сам перенесший инсульт, христианин по вере, он был внешне всегда спокоен и старался объяснять избранный им радикализм как вынужденный, а потому оправданный. К моменту наших с ним нередких встреч ему было уже около шестидесяти лет. В то время большой резонанс получил теракт, осуществленный активисткой Народного фронта освобождения Палестины, которая захватила самолет, летевший из Франкфурта в Тель-Авив, и вынудила посадить его в столице Уганды Кампале. Израильтяне тогда провели спецоперацию и освободили заложников.
Нам, группе из нескольких человек, пришлось по поручению политического руководства несколько раз встречаться с Дж. Хаббашем, объяснять ему всю пагубность террористических методов политической борьбы. Эти встречи проходили в закрытом режиме в гостинице в Спиридоньевском переулке, в гостинице «Украина» или на конспиративной квартире в Москве. Мы потратили многие часы, чтобы убедить его изменить свою позицию. И он соглашался, но потом говорил, что изменить ничего нельзя. Хаббаш объяснял, что террористическое преступление, например захват самолета, готовится несколько лет. И он уже не может остановить ход событий: подготовка началась два-три года назад и сейчас ею занимаются неизвестные ему исполнители. Он говорил: «Даже если я сейчас дам вам слово, что остановлю теракт, я ничего не смогу сделать. Все следы уже потеряны».
Арафат во главе представительных делегаций ООП приезжал в СССР два-три раза в год. Ему выделялась резиденция на Ленинских горах, а наша главная задача заключалась в том, чтобы объяснить палестинским политикам: для продвижения к справедливому урегулированию на Ближнем Востоке необходимо взять на вооружение богатый арсенал политико-дипломатической борьбы. В те годы, как и сейчас, Организация Объединенных Наций признавала право народов на национально-освободительную борьбу – так было в Южном Вьетнаме, Анголе, Мозамбике и даже в ЮАР.
В Советском Союзе не было единого мнения по поводу того, как нашей стране следует относиться к Арафату и его организации. Некоторые считали, что их вообще не надо приглашать в Москву. Но наш комитет имел задание Политбюро, и мы должны были его выполнять.
Арафат был очень последовательным, волевым и эффективным политиком. Он умел продвигать свою линию. В Советском Союзе одной из основных его политических целей было добиться встречи с Генеральным секретарем ЦК КПСС. Арафат не понимал, почему этого так долго не происходит, ведь в это время он уже встречался с президентом Франции Франсуа Миттераном и Генеральным секретарем ООН Пересом де Куэльяром. В конце концов его принял глава советского правительства Алексей Николаевич Косыгин. Я тоже был на этой встрече: тогда состоялась основательная беседа о принципах ближневосточного урегулирования, о той роли, которую должна сыграть в нем Палестина. Но когда мы вышли от Косыгина, Арафат сказал: «Если вы нас не пускаете к высшему политическому руководству через дверь, то мы зайдем через окно». Он ждал от СССР своего полного признания как лидера Организации освобождения Палестины. Все понимали: пока с Арафатом в СССР встречаются только министр иностранных дел или даже глава правительства, полного признания в Советском Союзе как политический лидер палестинского народа он не имеет. Нужна встреча с Брежневым.
Образно говоря, поход на «брежневскую вершину» продолжался. И победа была близка. 1 мая 1975 года Ясир Арафат в числе зарубежных гостей был на праздничной демонстрации на Красной площади. Я находился там же. Неожиданно ко мне подошел полковник из службы охраны Л.И. Брежнева и сообщил, что после демонстрации Генеральный секретарь ЦК КПСС встретится с Арафатом, и сказал, где надо быть на территории Кремля. Нам помогли туда пройти. С трибуны Мавзолея Ленина начали спускаться и проходить на территорию Кремля сначала военачальники, а затем члены Политбюро. Палестинский лидер видел всех. Они его тоже. Но в отсутствие «главного» самостоятельных инициатив ни одна из сторон не предприняла. И это понятно. Потом появился Л.И. Брежнев, а с ним Председатель Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный. Состоялась короткая беседа, как говорится, «на ногах». Беседу переводил наш работник, блестящий арабист М. Зейналов. Это был политический сигнал для гостей со знаком плюс. Однако никаких сообщений в печати не последовало.
Как-то в свой очередной приезд в СССР в конце 1970-х годов Арафат выступал перед преподавателями и студентами Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы. В это время мне позвонил Евгений Самотейкин, помощник Брежнева по международным вопросам, и сказал: «Через десять минут, максимум через пятнадцать лидер Организации освобождения Палестины должен быть у Брежнева в Кремле». Я ответил, что не могу за это ручаться, потому что Арафат сейчас находится в другом конце города. Самотейкин заявил: «Не можете, значит, встречи не будет».
Я тотчас же позвонил ректору университета Владимиру Францевичу Станису, он снял Арафата с трибуны, и тот пулей помчался в Кремль. Я тогда вместе с ним на эту встречу не успел.
Возможно, в ближневосточной политике СССР в 1970-х годах были ошибки. Но очень важно понять, что если бы СССР не стал уделять особое внимание палестинскому вопросу, то Ближний Восток пошел бы совершенно другими путями. Мы всегда стремились поддерживать умеренных деятелей палестинского сопротивления в окружении Я. Арафата. Например, нынешнего главу Палестинской автономии Махмуда Аббаса – одного из давних соратников Арафата, который часто приезжал с ним в Москву.
Аббас был сторонником курса, ориентированного на использование политико-дипломатического инструментария, чем вызывал негодование отдельных палестинских деятелей, называвших его соглашателем. Кстати, Махмуд Аббас блестяще защитил в Москве, в Институте востоковедения, кандидатскую диссертацию по истории израильско-палестинских отношений.
В Пномпене после свержения Пол Пота
В апреле 1975 года к власти в Камбодже под знаменем марксизма-ленинизма пришел кровавый режим Пол Пота. Красные кхмеры переименовали свою страну, назвав ее Демократической Кампучией, хотя никакой демократии там, разумеется, не было. В течение 72 часов более 2,5 миллиона жителей Пномпеня, столицы Камбоджи, были изгнаны в отдаленные сельские районы. 30 тысяч государственных служащих и офицеров бежали за пределы страны и получили убежище на военной базе США в соседнем Таиланде.
Полпотовцы развернули жесточайший террор против образованного класса и городских жителей. Сам Пол Пот был Генеральным секретарем Коммунистической партии Камбоджи и в своей идеологии пытался опереться на идеи Мао Цзэдуна. Он считал, что суть учения Мао Цзэдуна сводится к крестьянской революции, восстанию деревни против города, и бросил в крестьянские массы лозунг «Существование городов – порок Отечества». Возглавляемые Пол Потом красные кхмеры намеревались превратить Камбоджу, страну с древней культурой и богатой историей, в одну большую деревню. Так они понимали социализм и коммунизм и не останавливались на своем пути ни перед какими преступлениями.
Обезумев на почве политического фанатизма, Пол Пот и его приспешники потеряли всякое понятие о ценности человеческой жизни и встали на путь геноцида собственного народа. За время полпотовщины было уничтожено от полутора до трех миллионов камбоджийцев – четверть населения страны. А потом красные кхмеры решили, что «крестьянскую революцию» надо распространить дальше – на соседний Вьетнам и весь Индокитай.
Пол Пот предъявил территориальные претензии Вьетнаму и начал военные действия против этой страны. Вьетнамцы ответили, их армия вступила на территорию Камбоджи, что вызвало резкое недовольство Пекина. Необходимо отметить, что все это происходило в период разлада в советско-китайских отношениях.
О знаменитой песне «Москве – Пекин» уже давно не вспоминали. Китайцы называли руководителей в Москве «ревизионистами», а те оценивали политику Компартии Китая как «гегемонистскую». Налицо был чрезвычайно запутанный узел политических противоречий в мировом левом движении: маоизм, гегемонизм, ревизионизм, красные кхмеры, а также ставший на путь социализма непокоренный и самостоятельный Вьетнам, пользовавшийся поддержкой СССР. Несколько упрощая ситуацию, западные политологи называли происходившее опосредованной войной между Москвой и Пекином.
Между тем конец полпотовщине был положен именно при военной поддержке Вьетнама. В январе 1979 года части вьетнамской армии вошли в Пномпень, и Пол Пот был свергнут бывшими соратниками, провозгласившими создание Народной Республики Кампучия.
Делегация Комитета солидарности стран Азии и Африки отправилась в Кампучию через неделю после падения режима Пол Пота, когда в стране еще шли ожесточенные боевые действия. Инициатива командировки исходила от Ростислава Александровича Ульяновского, известного ученого-востоковеда, заместителя заведующего международным отделом ЦК КПСС. Спустя годы я благодарен Ульяновскому за то, что он направил меня в Кампучию в те непростые дни. Мы стали свидетелями хаоса, стрельбы, видели картины невиданных преступлений. Однако политику, особенно публичному, чрезвычайно важно лично быть на месте событий и в своих оценках опираться на то, что сам видел и слышал.
В Кампучию я отправился с известным журналистом Александром Каверзневым и моим помощником Владимиром Любомудровым. В связи с преступлениями Пол Пота, который утверждал, что он марксист и строит социализм, во многих странах звучала ожесточенная критика в адрес СССР: дескать, строительство социализма ведет к геноциду собственного народа. Нам надо было решительно опровергнуть эти обвинения, с фактами в руках доказать, что полпотовщина не имеет ничего общего ни с идеями Маркса, ни со строительством социализма.
Мне предстояло быстро оценить политическую обстановку в Кампучии и уже через два дня лететь в Ханой, чтобы встретиться с членом Политбюро Компартии Вьетнама, премьер-министром Фам Ван Донгом.
Увиденное в Пномпене потрясло. Ни одной живой души на улицах. Сгоревшие автомобили, разбросанная домашняя утварь, разлагающиеся останки людей и животных. На стенах центрального «Кинг-отеля», где мы остановились, следы от пуль и крови. И повсюду портреты Маркса, Ленина, Сталина.
До назначенной встречи с Фам Ван Донгом оставалось пять-шесть часов, когда мы с Любомудровым прибыли в аэропорт. Вьетнамский летчик, который оказался изрядно выпившим, сообщил нам, что вертолетному делу и всему остальному учился в Краснодаре. Лететь через зону боевых действий нам предстояло на изрешеченном пулями трофейном американском боевом вертолете. Впрочем, другого выбора не было. Мы летели на высоте четырех километров, чтобы не попасть под огонь зениток, и задыхались от недостатка кислорода. Добравшись до города Хошимин (бывший Сайгон), пересели на военном аэродроме на Ан-24 и, лежа на боеприпасах, которыми он был забит под завязку, добрались до Ханоя. Встреча с Фам Ван Донгом прошла точно в назначенное время. Обсуждали ситуацию в Кампучии и те меры, которые следовало предпринять, чтобы показать мировой общественности истинное положение дел в этой стране.
После той поездки в моем распоряжении оказалось множество фактов, которые можно было использовать в международных дискуссиях – на всевозможных форумах, встречах с зарубежными журналистами и общественностью. При этом от нашего комитета не требовалось повторять оценки КПСС «от А до Я». Мы, как неправительственная по форме организация, могли быть более гибкими, хотя все равно в целом отстаивали позицию СССР. И были, как мне кажется, весьма убедительны. В этом и заключалось одно из преимуществ многоступенчатого построения международной деятельности в нашей стране.