Александр Дугин
Украина: моя война. Геополитический дневник
Война с Россией в ее идеологическом измерении: анализ с позиций четвертой политической теории
Грядущая война как концепт
Война против России сегодня является самой обсуждаемой темой на Западе. В данный момент война – это только предположение и виртуальная возможность, но она может стать реальностью в зависимости от решений, принимаемых всеми сторонами, участвующими в украинском конфликте, – Москвой, Вашингтоном, Киевом и Брюсселем.
Я не хочу здесь обсуждать историю и различные стороны этого конфликта. Вместо этого я предлагаю проанализировать его глубокие идеологические корни. Мое понимание наиболее важных событий основано на Четвертой Политической Теории, принципы которой я описал в своей книге под тем же названием, опубликованной на английском языке в издательстве «Арктос Медиа» в 2012 году.
Поэтому я не буду рассматривать войну Запада против России с точки зрения ее рисков, опасностей, проблем, затрат или последствий, а скорее рассмотрю ее идеологический смысл, как он видится из глобальной перспективы. Поэтому я буду размышлять о смысле такой войны, а не о самой войне (которая может быть реальной или виртуальной).
Суть либерализма
На современном Западе существует только одна господствующая, правящая идеология – либерализм. Он может иметь много оттенков, версий и форм, но его суть всегда одна. Либерализму присуща внутренняя, фундаментальная структура, воспроизводящая ряд аксиоматических принципов. Среди них:
• антропологический индивидуализм (индивидуум является мерой всех вещей);
• вера в прогресс (мир движется к лучшему будущему, и прошлое всегда хуже настоящего);
• технократия (техническое развитие и его реализация взяты в качестве наиболее важных критериев, по которым можно судить о характере общества);
• европоцентризм (евро-американские общества принимаются в качестве критерия стандарта для остального человечества);
• экономика как судьба (свободная рыночная экономика является единственной нормативной экономической системой – все остальные типы экономик должны быть либо реформированы, либо уничтожены);
• демократия – это власть меньшинства (защищающего себя от большинства, которое всегда склонно перерождаться в духе тоталитаризма или «популизма»);
• средний класс признается единственным реально существующим социальным актором и универсальной нормой (независимо от того, достигает ли человек этого статуса реально или только находится на пути к становлению средним классом, представляя собой псевдо-, виртуальный средний класс);
• однополюсный глобализм (человеческие существа признаются одинаковыми в своей сущности, с одним лишь отличием, а именно: особенностями их индивидуального характера – мир должен быть объединен, интегрирован на основе индивидуума и космополитизма, иными словами, на основе мирового гражданства).
Таковы основные ценности либерализма, все они являются проявлением одной из трех тенденций, зародившейся в эпоху Просвещения наряду с коммунизмом и фашизмом, которые в совокупности предлагали различные толкования духа современности – духа Модерна. В течение XX века либерализм победил своих соперников, а с 1991-го стал единственной доминирующей идеологией в мире.
Единственная свобода в Царстве глобального либерализма заключается в выборе между правым и левым либерализмом или радикальным либерализмом, в том числе между крайне правым либерализмом и крайне левым либерализмом или экстремально радикальным либерализмом. Как следствие, либерализм был инсталлирован в качестве операционной системы западной цивилизации и всех других обществ, оказавшихся в зоне влияния Запада. Он стал общим знаменателем для любого политкорректного дискурса, а также отличительным знаком, определяющим, кто принимается в большую политику, а кто маргинализируется и отправляется за пределы политического поля. Сам здравый смысл стал либеральным.
В геополитическом плане либерализм был вписан в америкоцентричную модель, этническую основу которой сформировали англосаксы, основанную на атлантизме евро-американского партнерства, НАТО, которое представляет собой стратегическую основу системы глобальной безопасности. Глобальная безопасность стала рассматриваться как синоним безопасности Запада и в конечном счете как американская безопасность. Таким образом, либерализм является не только идеологической властью, но и политической, военной и стратегической мощью. НАТО либерально в своих корнях. Оно защищает либеральные общества и борется за то, чтобы расширить либерализм в новые сферы.
Либерализм как нигилизм
В либеральной идеологии существует один момент, который привел к его фундаментальнейшему внутреннему кризису: либерализм глубоко нигилистичен по своей сути. Множество ценностей, защищаемых либерализмом, в своем основании связано с его главным тезисом: приматом свободы. Но свобода в либеральном понимании является существенно отрицательной категорией: либерализм требует «свободы от» (согласно Джону Стюарту Миллю), но не «свободы для» (чего-то). И это не нечто вторичное, это суть проблемы.
Либерализм борется против всех форм коллективной идентичности, против всех видов ценностей, проектов, стратегий, целей, методов, так или иначе являющихся коллективистскими или по крайней мере неиндивидуалистическими. Вот причина, почему один из самых главных теоретиков либерализма Карл Поппер (после Фридриха фон Хайека) в его объемной книге «Открытое общество и его враги» утверждал, что либералы должны бороться против любой идеологии или политической философии (от Платона и Аристотеля до Маркса и Гегеля), которая настаивает на том, что человеческое общество должно иметь некоторые общие цели, общие ценности или общий смысл. (Следует отметить, что Джордж Сорос рассматривает «Открытое общество» в качестве своей личной Библии.) Любая цель, любое значение, любой смысл в либеральном или в открытом обществе должны базироваться на индивидууме. Поэтому враги открытого общества, которое является синонимом западного общества после 1991 года и стало нормой для всего остального мира, очень конкретны. Его основными врагами являются коммунизм и фашизм как идеологии, которые вышли из той же философии Просвещения и в центре которых содержатся неиндивидуалистические понятия – «класс» в марксизме, «раса» в национал-социализме и «национальное государство» в фашизме. Таким образом, источник конфликта либерализма с существующими альтернативами современности – фашизмом или коммунизмом – совершенно очевиден. Либералы требуют освободить общество от фашизма и коммунизма или любых их неявных комбинаций, чреватых неиндивидуалистическим тоталитаризмом. Будучи рассмотренной как часть процесса ликвидации нелиберальных обществ, борьба либерализма становится особенно значимой: она приобретает смысл из самого факта существования идеологий, отрицающих индивидуума как высшую ценность общества. Понятно, что в этой борьбе противопоставлены освобождение и его противоположность. Но из этого видно, что свобода в том виде, как она осмысляется либералами, является в своем существе отрицательной категорией. Враг такой свободы присутствует здесь и сейчас, и он конкретен. Этот факт и сообщает либерализму основное содержание. У открытого общества есть враги, и самого этого факта достаточно, чтобы оправдать процесс дальнейшего освобождения.
Однополярный период: угроза имплозии
В 1991 году, после падения Советского Союза в качестве последнего оппонента западного либерализма, некоторые представители Запада, такие как, например, Фрэнсис Фукуяма, провозгласили конец истории. Это было вполне логично: поскольку более не было явного врага открытого общества, поэтому и не было больше истории в том виде, как она трактовалась в Модерне, то есть как борьба между тремя политическими идеологиями (либерализмом, коммунизмом и фашизмом) за наследие Просвещения. Со стратегической точки зрения это было время, когда реализовался так называемый «однополярный момент» (Чарльз Краутхаммер). Период между 1991 и 2014 годами, в середине которого произошло нападение бен Ладена на Всемирный торговый центр, стал эпохой глобальной доминации либерализма. Аксиомы либерализма были приняты всеми основными геополитическими игроками, включая Китай (в экономическом плане) и Россию (в ее идеологии, экономике и политической системе). Существовали либералы и горе-либералы, еще не либералы, недостаточно либеральные либералы и т. д. Реальных и явных исключений было мало (например, Иран и Северная Корея). Таким образом, мир стал аксиоматически либеральным.
Это был самый важный момент в истории либерализма. Либерализм победил своих врагов, но в то же время он их лишился. По существу своему он есть «освобождение от» и борьба против всего того, что не является либеральным (в настоящий момент или потенциально). Либерализм приобрел реальный смысл и содержание во взаимоотношениях со своими врагами. Когда существует выбор между существованием в несвободе (в лице конкретных тоталитарных обществ) и в свободе, многие выбирают свободу, не задумываясь о том, для чего и во имя чего дается эта свобода. Когда есть нелиберальное общество, либерализм положителен. Он начинает показывать свою негативную сущность только после собственной победы.
После победы в 1991 году либерализм вошел в имплозивную фазу (фазу внутреннего взрыва и саморазрушения). После победы над коммунизмом и фашизмом он остался в одиночестве, без врага, сражаясь с которым он поддерживал себя на плаву. Именно к этому моменту в либерализме созревают внутренние конфликты. Это происходит в особенности тогда, когда либеральные общества пытаются очиститься от последних остатков нелиберальных элементов: сексизма, политической некорректности, неравенства между полами, неиндивидуалистических институтов, таких как государство и церковь, и т. д. Либерализм все гда нуждается во враге, чтобы было от чего освобождаться. В противном случае либерализм теряет свою цель, и его неявный нигилизм становится слишком заметным. Абсолютным триумфом либерализма является его смерть.
В этом и состоит идеологический смысл финансовых кризисов 2000 и 2008 годов. Именно успехи, а не неудачи новой, полностью основанной на прибыли экономики («турбокапитализм», согласно Эдварду Люттваку) ответственны за его коллапс.
Свобода делать все, что угодно, в пределах ограничений индивидуальной шкалой провоцирует имплозию личности. Человеческое переходит в царство инфрачеловеческого, в сферы субиндивидуального. И здесь он встречается, как в грезе о суб индивидуальности, с абсолютной свободой от чего-либо. Это эвапоризация человека, испарение человеческого как такового и приводит к Империи небытия как последнего слова тотальной победы либерализма. Постмодернизм готовит почву для этого постисторического, самореференциального рециклирования бессмыслицы.
Запад нуждается во враге
Какое отношение это имеет к предполагаемой грядущей войне с Россией?
Либерализм продолжает набирать обороты в мировом масштабе. С 1991 года он стал неизбежным фактом. Но сейчас он находится на грани взрыва. Можно сказать, что он дошел до своей конечной точки и начал самоликвидацию. Массовая иммиграция, столкновение культур и цивилизаций, финансовый кризис, терроризм и рост этнического национализма являются индикаторами приближающегося хаоса. Этот хаос угрожает установленному порядку, причем любой его разновидности, включая либеральную. Чем более либерализм преуспевает, тем быстрее он приближается к своему концу и к концу современного мира. Здесь мы имеем дело с нигилистической сущностью либеральной философии, с ничто как внутренним (ме)онтологическим (от греческого слова meon – «хаос, преисполненный потенциальностью») принципом «свободы от». Немецкий антрополог Арнольд Гелен справедливо определил человека как «лишенного бытия» или как «недостаток», Mangelwesen. Человек в своем существе есть ничто. Все, что составляет его идентичность, он берет от общест ва: язык, историю, людей, политику. Так что, если он возвращается к своей так называемой «чистой сущности», он ее просто не обнаруживает. За фрагментированной свалкой чувств, неясных мыслей и тусклых желаний скрывается бездна. Виртуальность субчеловеческих эмоций представляет собой тонкую вуаль; за ней пребывает чистая тьма. Таким образом, эксплицитное (явное, недвусмысленно выраженное) вскрытие нигилистического подосновы человеческой природы является последним достижением либерализма. Но это и является его концом, вместе со всеми теми, кто использует либерализм в своих целях и кто является бенефициариями либеральной экспансии. Иными словами, это конец для мэтров, распорядителей глобализации. Любой порядок рушится в такой чрезвычайной ситуации нигилизма, и либеральный порядок тоже.
Чтобы спасти свое правление, этой либеральной элите нужно согласиться сделать шаг назад. Но либерализм сможет переформовать свое содержание только тогда, когда он еще раз столкнется с не-либеральным обществом. Этот шаг назад есть единственный способ спасти то, что осталось от порядка, и спасти либерализм от самого себя. Поэтому на горизонте возникает путинская Россия. Современная Россия не является антилиберальной: она не тоталитарная, не националистичная, не коммунистическая, не слишком либеральная, не полностью либерально-демократическая, в достаточной степени космополитическая и не радикально ан тикоммунистическая. Скорее всего она находится на пути к становлению либеральной Россией – шаг за шагом, в рамках грамшистского процесса приспособления к глобальной гегемонии и последующей трансформации («transformismo», на языке Грамши[2]), которую этот процесс влечет за собой.
Однако в глобальной повестке дня либерализма, представленного США и НАТО, существует необходимость в другом действующем лице, в другой России, которая оправдывала бы порядок либерального лагеря и помогала бы мобилизовывать Запад, коль скоро он испытывает угрозу развала от внутренней борьбы. Это приведет к задержке взрыва внутреннего нигилизма либерализма и тем самым позволит спасти его от неизбежного конца. Именно поэтому Запад остро нуждается в Путине, России и войне. Это единственный способ предотвратить хаос на Западе и спасти то, что осталось от его мирового и локального порядков. В этой идеологической игре Россия, вновь став врагом, оправдала бы существование либерализма, который придал бы себе смысл как агенту борьбы открытого общества против того, что им не является, и помогла бы закрепить и утвердить позиции либерализма во всем мире. Радикальный ислам, например, в лице «Аль-Каиды» был альтернативным кандидатом на эту роль, но у нее не хватило статуса стать настоящим врагом либерализма. Эта организация была использована в локальном масштабе, послужив оправданием вмешательству в Афганистане, свержению Каддафи, оккупации Ирака и началу гражданской войны в Сирии, но она была слишком слабой и идеологически примитивной, чтобы представлять реальную проблему, необходимую либералам.
Россия – традиционный геополитический противник англосаксов – гораздо серьезнее в качестве оппонента. Она вписывается в необходимую роль предельно хорошо: память о холодной войне по-прежнему свежа в умах многих людей. Ненависть к России легко спровоцировать относительно простыми средствами. Вот почему я думаю, что война с Россией возможна. Это идеологически необходимо как последнее средство отложить окончательную имплозию либерального Запада. Необходим «один шаг назад».
Спасти либеральный порядок
Рассматривая различные перспективы концепции возможной войны с Россией, я предлагаю несколько соображений:
1. Война с Россией поможет задержать надвигающийся хаос в глобальном масштабе. Большинство стран, вовлеченные в либеральную экономику и разделяющие аксиомы и институции либеральной демократии, и те страны, которые либо зависят от США и НАТО, либо напрямую контролируются ими, будут вновь развивать общий фронт под флагом либерального Запада в его противостоянии антилиберальному Путину. Это послужит тому, чтобы укрепить либерализм как позитивную идентичность в тот самый момент, когда эта идентичность начинает растворяться в результате расцвета своей нигилистической сущности.
2. Война с Россией способствовала бы укреплению НАТО, и прежде всего его европейских членов, которые будут вынуждены вновь рассматривать американскую гипердержаву как нечто положительное и полезное, притом что установки старой холодной войны больше не будут рассматриваться как устаревшие. Из боязни пришествия «злых русских» европейцы вновь почувствуют себя лояльными к США в качестве их защитника и спасителя. В результате ведущая роль США в НАТО будет вновь подтверждена.
3. Сегодня ЕС разваливается. Предполагаемая «общая угроза» со стороны русских может предотвратить союз от возможного раскола, обеспечивая мобилизацию этих обществ и готовность их народов вновь защищать свои свободы и ценности под угрозой «имперских амбиций» России – теперь уже Путина.
4. Украинская хунта в Киеве также нуждается в войне – чтобы оправдать и скрыть все злодеяния, юридического, конституционного и уголовного характера, совершенные во время Майдана, и чтобы приостановить демократию, чему препятствуют юго-восточные, в основном пророссийские районы, и позволит установить националистическую диктатуру внепарламентскими средствами.
Единственная страна, которая сегодня не хочет войны, – это Россия. Но Путин не может позволить радикально антирусскому правительству в Украине хозяйничать в стране, которая имеет наполовину русское население и более половины которой составляют пророссийски настроенные регионы. Если он позволит это, с ним вскоре будет покончено на международном и национальном уровнях. Я не люблю рассуждать о стратегических аспектах возможной грядущей войны. Вместо этого я хотел бы сформулировать некоторые идеи, касающиеся идеологического измерения этой войны.
Фрейминг Путина
Смысл войны против России, по своей сути, – это последняя попытка глобального либерализма спасти себя от внутреннего взрыва. Таким образом, либералы нуждаются в том, чтобы идеологически идентифицировать путинскую Россию с врагом «открытого общества». Но в словаре современных идеологий есть только три основные итерации: либерализм, коммунизм и фашизм. Вполне понятно, что либерализм представлен всеми странами, вовлеченными в этот конфликт, кроме России (это и США, и страны – члены НАТО, а также Euromaidan/хунта в Киеве). Остаются только коммунизм и фашизм. Поэтому из Путина собираются сделать адепта «неосоветского реваншизма» и «возвращения КГБ». Эта картинка в настоящее время продается самой ограниченной части западной общественности. Некоторые моменты патриотической реакции, исходящей от пророссийской и антибендеровски настроенной части населения (в частности, защита памятников Ленина и памятников советскому солдату во Второй мировой войне, сталинские портреты и т. д.), могут подтвердить эту идею в сознании западной публики. Нацизм и фашизм слишком далеко отстоят от Путина и реальности современной России, но русский национализм и русский империализм будут вызваны к жизни в образе Великого Зла специальными разработками на Западе.
Запад из Путина делает «радикального националиста», «фашиста» и империалиста». Это будет работать на многих западных людей. В рамках этой логики Путин может быть одновременно даже и «коммунистом» и «фашистом», так что его можно будет изображать как «национал-большевика» (хотя это слишком сложно для постмодернистской западной публики). Очевидно, что в действительности Путин не является ни коммунистом, ни фашистом, ни тем и другим одновременно. Он является политическим прагматиком в области международных отношений – вот откуда его восхищение Киссинджером и почему Киссинджер симпатизирует ему в ответ. Путин не имеет никакой идеологии вообще. Но он будет вынужден принять идеологический фрейминг, который ему уготован. Это не его выбор. Таковы правила игры. В ходе этой войны против России роль Путина будет оформлена именно таким образом. И это будет наиболее интересным и важным аспектом этой ситуации.
Основная идея, которую будут стараться продвинуть либералы, – это определить Путина идеологически как тень прошлого, как вампира в стиле «Иногда они возвращаются». Это и есть смысл попытки предотвратить окончательную имплозию либерализма. Основное послание либерализма состоит в том, что он все еще жив и полон жизни, потому что в мире есть нечто, от «чего мы все должны быть свободны». Россия станет объектом, от которого все должны будут быть освобождены. Цель состоит в том, чтобы вначале освободить Украину, затем по расходящемуся кругу Европу и остальное человечество, которое будет также изображаться как находящееся под российской угрозой. И в конце концов самой России будет сказано, что она нуждается в спасении от своей собственной нелиберальной идентичности. Так что теперь у Запада есть враг. Такой враг в очередной раз придает либерализму смысл. Так что Россия в настоящее время будет представлена как страна, вырывающаяся из прелиберального прошлого в либеральное настоящее. Без такого вызова у либерализма нет более жизненных сил, нет более порядка в мире, и все, что связано с ним, будет растворяться и взрываться. С новым вызовом падающий гигант глобализма приобретает новый импульс. Россия нужна здесь для того, чтобы спасти либералов.
Но для того, чтобы это произошло, Россия должна быть идеологически фреймирована, оформлена как нечто прелиберальное. Она должна быть либо коммунистической, либо фашистской или, по крайней мере, национал-большевистской Россией. Это идеологическое правило. Таким образом, в борьбе с Россией или в своих планах бороться или не бороться с ней, у Запада есть и более глубокая задача – сформулировать России идеологические рамки, идеологические границы, фрейминг. Это будет сделано с обеих сторон границы России – и изнутри, и снаружи. Запад будет пытаться заставить Россию принять либо коммунизм, либо крайний национализм, а если это навязать не удастся, он будет относиться к России так, как если бы она приняла коммунизм или фашизм. Это и есть то, что называется обрамлением, рамкой, фреймингом, границами игры.
