полная версия

Александр Данилович Надеждин
Север – Юг. Заметки русского канадца о провинциальной Америке

Атланта – город, где живут и работают черные люди. То есть здесь, конечно, есть и другие – белые, мексиканцы, азиаты, но их почему-то не замечаешь. Впрочем, насчет живут тоже не совсем точно. В центре города живут, в основном, приезжие, командированные, участники технических конференций и так далее, живут в громадных отелях, соединенных надземными переходами, так как по тротуарам ходить как-то не принято (см. дальше). Кроме этого, здесь есть огромные офисные башни, которые, собственно, и составляют основную черту центра Атланты – прекрасную, запоминающуюся архитектуру современных небоскребов. Одна из ее особенностей – то, что она не подавляет зрителя ни вблизи, ни со скоростной дороги, оставляя достаточно негативного пространства, как говорят художники, чтобы наблюдателю не чувствовать себя муравьишкой, как это происходит в более насыщенных камнем и стеклом местах: Чикаго, Манхэттене, или там, в азиатских мегаполисах. Когда заведешь разговор с американцем об архитектуре Атланты, то, в первую очередь, он, наверное, вспомнит штаб-квартиру Кока-колы. Но мой любимый объект – небоскреб Джи-Пи (GP), который тут же и воспроизведен на первых двух фото. Остальные дома, хотя я и знаю их названия, останутся безымянными в этом репортаже.

Здание GP с пешеходного уровня и со скоростной дороги

Приезжие – приезжими, а что же местные – они – персонал отелей от менеджеров до уборщиц, полицейские, таксисты, бармены, музыканты, водители автобусов, продавцы и дорожные рабочие. Практически все они – черные, и все они жители большой Атланты, которых в конце смены отвозят домой городские автобусы, сменяя их толпой вечерних и ночных работников. Только одна категория черных обитателей никуда не едет, это – бездомные, тихие и не очень. Да что это я, черные да черные, а кто же проводит свои дни внутри многочисленных офисных башен? Эти люди, независимо от цвета кожи, как правило, являются обитателями пригородов, то есть живут в так называемых «gated communities», огороженных и охраняемых круглосуточно поселениях со всем необходимым: магазинчиками, парикмахерскими, детсадиками и кинотеатрами. Конечно, если кому-то захочется пойти в приличный ресторан, то воленс-ноленс, садись в машину и поезжай к центру, но, заметьте, не в центр. Рестораны, за исключением тех, что принадлежат отелям, находятся в зеленом кольце, опоясывающем центр на расстоянии пары километров, так что пешком из центра дойти можно, но в голову это никому, в том числе и бездомным, не придет.

В один из них мы набились порядочной толпой участников внутрикорпоративного совещания, приехавших на пару дней в Атланту, кто из близлежащих городков, а кто за тысячи километров из Западной Канады. Впрочем, набились мы только за один из длинных столов в зале, а остальные столы были уже заняты аналогичными группами или поменьше. Ресторан этот упомянут во всех сити-гидах, как подлинно итальянский, что визуально весьма далеко от истины, хотя бы по совершенному отсутствию хоть каких-то признаков стиля, вкуса, если угодно. Хозяин скорее напоминал американского «байкера», хотя время от времени ввертывал итальянское словечко из небольшого запаса, который он, по-видимому, почерпнул из словаря своих предков, приехавших два поколения назад, но на стене среди массы фотографий была одна – моложавого Паваротти с каракулями автографа. В общем, как у детей – Италия понарошку. Однако соус к спагетти из базилика и свежих помидоров был, вроде, настоящим, как подтвердила мне соседка справа – итальянка и тоже во втором поколении. Запомнились две шутки веселого байкера: первая – на вопрос, какое блюдо в меню – его любимое, он без паузы ответил – у нее сегодня выходной, а вторая: – у нас порции маленькие (мол, не беспокойтесь о лишних калориях), зато цены большие (что, в итоге оказалось не шуткой). На всякий случай даю имя этого заведения – «Il Localino» – вполне итальянское, хотя и отдает кинематографом.

Поднявшись вечером в свой номер на десятом этаже Хилтона, я открыл шторы, и увидел вторую часть городского пейзажа – ночь в Атланте. Передо мною был черный небоскреб, увенчанный ажурной пирамидой, сделанной из светящихся проволочек, но телефонная камера была не в состоянии разрешить детали светящегося объекта на черном фоне.

Ночная Атланта

Следующий день прошел за круглым столом в слушаньи скучных, и не очень, докладов, с перерывом на кофе и ленч, когда можно было выйти на террасу и посозерцать купальщиц в бассейне под открытым небом на крыше соседнего отеля. По окончании, решили сперва идти в бар, и, будучи довольно большой группой, двинулись по еще людным улицам вместо предоставленного для этих целей надземного перехода.

День еще догорал на юго-западной стороне каждого из небоскребов, зато ночь уже наступила на северо-восточной. Я, как со мной часто случается, немного поотстал, пытаясь схватить игру формы и света с помощью своего верного друга – телефона системы Блэкберри.

В одном из темных отрезков тротуара мое внимание привлекли две каменные пантеры в пошловатом, на первый взгляд, но эффектном стиле, напоминающем Эрте³², на ступенях у входа в один из отeлей³³.

Увлекшись поисками подходящего ракурса, я вступил в темноту и замер от неожиданности. Из черного угла поднималась мне навстречу внушительная тень и трубный бас воззвал: -«Хей мэн, к'мон даун хир» – подойди, мол, сюда. Остановившись с занесенной для следующего шага левой ногой и камерой наготове в правой руке, я с примесью испуга ощутил почти радостное возбуждение, от мысли, что я, наконец, окажусь участником (в страдательном смысле, конечно) ограбления в центре Атланты, о которых время от времени слыхал от различных коллег и знакомых, испытавших его на себе. Но мои спутники не дремали. Остановившись на следующем, освещенном солнцем углу, они обратились ко мне с разного рода призывами и жестами от пригласительных ладошкой, до осуждающих с помощью кручения указательным пальцем у виска.

Дальше все пошло без приключений, но все-таки я кое-что я снял, и ракурсы, и светотени, и футуристическое 25-этажное фойе отеля, в котором нам предстояло дождаться ночи.

В баре после своего стандартного двойного Джеймисона с кусочком льда, я, после нескольких десятков лет в Сев. Америке приобщился, наконец, к очаровательному напитку, так называемому «олд-фашион», что означает – «старомодный».

Научил меня молодой человек иранского происхождения по имени Амир, по-видимому, адаптировавшийся к местным условиям лучше моего и за более короткий срок. Американцами, выражаясь, так сказать, гиперболически, реже рождаются, но очень часто становятся – культурный пласт тонок и легко растягивается с тем, чтобы вместить еще одну вариацию.

На следующий день, который как бы уже наступил в баре, нужно было вставать до рассвета, чтобы успеть на утренний рейс. Я оставил шторы в номере открытыми с видом на башню с золотой короной, недоступной фотографии.

Проснувшись через несколько часов, я обнаружил, что башня все еще горит на фоне светлеющего неба, и фото на этот раз – получилось! Этот купол – состоящий из светящихся паутинок шатер на голове у черного столба высотой в 55 этажей, весьма созвучен моему личному ощущению Америки: чего-то громадного и летучего в одно и то же время, казалось бы, не обремененного пахнущей кровью и потом историей строительства цивилизации, как будто возникшего совсем недавно из ничего и готового унестись в космос по первому зову очередного ЕТ.³⁴ Может быть образ Америки, как таинственный сияющий город на холме, о котором любил говорить президент Рейган, и есть тот космический корабль, который мне привиделся предрассветным утром в Атланте.

Культура Америки, как мне представляется, – не столько плавильный котел, сколько лоскутное одеяло, в котором совершенно порой несовместимые черты национальных традиций существуют бок о бок, не приводя к кровавым конфликтам (типа тех, которые питали столетние войны между народами «старого света»), а достаточно мирно уживаются друг с другом, благодаря отсутствию почвы, на которой эти сорняки старых цивилизаций изначально выросли. Здесь сочетается агрессивность во внешней и внутренней политике с благодушием и желанием помочь заблудившемуся путнику, унаследованным от первых поселенцев, которые все еще живут по всей стране в лице своих недалеко ушедших потомков. Здесь в течение нескольких десятков лет перешли от почти поголовной веры в расовое неравенство (конечно же, унаследованное от европейцев) к ситуации, где проявления расизма, вплоть до убийства – удел умственно-отсталых или душевнобольных³⁵. Здесь европейский антисемитизм, как часто считают, впитанный с молоком матери, а на самом деле привитый морально-ущербным церковным воспитанием, сменился практически полной интеграцией потомков еврейских переселенцев в американский контекст, независимо от того, носят ли они ермолку и длинную бороду, или нет.

В мои молодые годы, перед отъездом в эмиграцию, я читал и обсуждал «на кухне» теорию конвергенции последнего русского святого – Андрея Дмитриевича Сахарова, и, поначалу, многое из того, что я увидел, свидетельствовало в пользу его тезисов. И все же… Социализм в его современной ипостаси есть продукт европейского опыта развития, связанного со скученностью городской жизни и со стремлением к материальному достатку без затраты больших усилий у все возрастающей доли населения, и очевидным решением – «забрать и поделить» для того, чтобы всем ловить кайф поровну. В Америке же до сих пор – немереные резервы природные, территориальные и людские, и почти неограниченные возможности проявить личную инициативу, сопряженную с риском, но и с наградой для ее автора. Здесь даже социализм будет недолговечен из-за отсутствия контекста зависти, так знакомого жителям Восточной Европы вплоть до Урала.

Написал и подумал, а ведь Сибирь была завоевана и более-менее освоена примерно в тот же период времени, что и Америка, да и территории обеих с их природными богатствами по многим критериям похожи одна на другую. Даже Тунгусский метеорит имеет по масштабам аналоги на Североамериканском континенте – полусферический кратер в Аризоне и восточная сторона залива Хадсон в Канаде. Только климат немного подкачал. Такое впечатление, что централизованное государственное управление сначала царской Россией, а затем и «Советами» не предоставило инициативным людям, которые всегда появляются при наличии благоприятных для их существования условий, то есть достаточного шанса, чтобы сделать это место подлинным центром мирового развития, каким оно могло стать. Так и мой прадед, фармацевт из Читы, подкопив немного денег тут же уехал вместе с семьёй в европейскую часть Российской Империи, с тем чтобы стать там состоятельным человеком, купцом первой гильдии вместо того, чтобы добиваться успеха «здесь и сейчас» в тогдашней Сибири. Мой самолет тем временем начал свой разгон вдоль длинного ангара с горящей вдоль всего пути, подходящей моему настроению, надписью: «ЛЕТАЙТЕ РЕАКТИВНЫМИ САМОЛЕТАМИ ФИРМЫ ДЕЛЬТА»

Newberry, SC

Я приезжал в эти края два-три раза в год, стараясь не попадать в периоды перед или после больших праздников, из-за невообразимых толп в аэропортах и загруженных федеральных дорог. Это, конечно, происходит в первую очередь потому, что американцы, как ни в одной другой стране мира, не привязаны своей работой (карьерой) к конкретному городу или штату и часто работают вдали от места своего рождения, от родителей и родственников, а иногда и семьи, навестить которых на Рождество или в День Благодарения их истово призывает внутренний голос и железная традиция. Но о более мелкого масштаба ритуалах я не заботился, и вот, как-то раз, попал в Ньюбери на Хэллоуин (пишу, стараясь поймать правильное звучание, которое, к сожалению, способно радикально меняться от штата к штату и особенно при пересечении невидимой «линии Мэйсона – Диксона» – когда-то реальной границы между конфедератами и юнионистами).

Дело было уже под-вечер, когда я, наконец, свернул с хайвэя после 2-часовой поездки из ближайшего аэропорта, и сначала в быстро сгущающихся сумерках, а потом уже в полной темноте, стал осторожно пробираться по Мэйн стрит через череду взрослых и детей, идущих в направлении парадных домов в центре городка для «сбора» традиционной конфетной дани. Тьма южной осенней ночи урывками освещалась посредством электрических фонариков, спиртовок со стеклянными колпачками и даже свечей в руках «демонстрантов». Этот свет создавал потустороннюю атмосферу загробного мира, благодаря белым одеяниям и почти невидимым рукам и лицам афроамериканцев.

Как далеки были эти образы от европейских ряженных в козьих шкурах и рогатых шлемах викингов или канадских детей в костюмах супергероев из комиксов. Зато связь с мистической атмосферой африканских ночных бдений или обрядов Вуду на Карибских островах – была вполне очевидной, причем, конечно не только для меня, но и для коренных американцев (недаром еще 100 лет назад Карл Юнг назвал черного человека важнейшим архетипом и образцом для подражания всех американцев). Жаль, что я не сделал тогда фотографий (впрочем, фотографировать без спросу проходящих мимо в 2-х шагах от тебя людей не принято в этой стране).

Исторический центр Ньюбери, маленького, но примечательного городка в континентальной части Южной Каролины аж в трех часах езды от берега Атлантического Океана, оказался для меня местом регулярных посещений по делам службы. Мой первый приезд совпал с открытием достаточно комфортабельного отеля средней руки, поддерживаемого потом в течение многих лет (редкость в Америке) в идеальном состоянии чистоты и работающих лифтов, а парковка даже украшена неожиданным здесь фонтаном с изображением Нептуна³⁶.

Сразу по выходе из отеля в поисках открытого ресторана («гуд лак» по понедельникам), натыкаешься взглядом на небольшой монумент, едва различимый на фоне великолепных деревьев.

Памятник, однако, совершенно оживает к вечеру и становится до боли знакомым привидением в свете вспышки на телефонной камере. Этот памятник похож на сотни (может быть, тысячи) подобных памятников в маленьких и больших городах Канады и Америки, которые изображают бегущих или умирающих на бегу молодых солдатиков не героями, а настоящими жертвами, так сказать, пушечным мясом, не колеблясь использованным правящими элитами Европы для удовлетворения своих амбиций в той «Великой» но, как теперь очевидно для многих, бессмысленной, Первой Мировой войне, спровоцированной сербскими националистами, за что «расплата» пришла к ним аж через восемьдесят пять лет в виде жестоких, и, может быть, столь же бессмысленных³⁷ бомбардировок Сербии английскими и американскими коллегами по НАТО в 1999 м.

Последующие войны, Корея, Вьетнам, даже Вторая мировая, отмечены менее выразительными стелами с относительно небольшим числом имен жертв-героев.

И, конечно, все другие войны, вместе взятые по числу павших граждан этого города, намного уступают числу погибших в самой главной войне Америки – Гражданской 60-х годов девятнадцатого века, где на памятнике, под именами погибших, врезаны в камень слова, что эти люди сражались «за правое дело», слова до сих пор близкие и понятные белым уроженцам Южной Каролины.

Я не могу отвечать за интерпретацию, но вряд ли большинство из них считают правым делом рабство и угнетение их черных собратьев. Скорее это – право на самоуправление, которое и было поводом и движущим мотивом (по крайней мере вначале) той войны со стороны конфедератов-южан.

Но темы расовых противоречий мне здесь все равно избежать не удастся. Где же этому вопросу воздать должное, как не здесь, в Южной Каролине, где сравнительно недавно, в результате массовых протестов черных граждан и «прогрессистов» всех цветов³⁸, с клумбы перед штатным парламентом был удален флаг конфедератов, развевавшийся здесь в течение последних 155 лет (1861–2015гг). Протесты, кстати, были спровоцированы убийством нескольких ни в чем не повинных прихожан негритянской церкви на окраине другого исторического города – Чарлстона. Но вернемся к памятнику. Обходя его со всех сторон в поисках кадра, я заметил неподалеку плоский камень, eдва возвышающийся над аккуратно подстриженным газоном.

С трудом разобрав полустертую надпись об отряде северян с черным контингентом и некоем солдате армии конфедератов, мистере Калвине Крозиере, я полез в интернет, где вся история прибрела, ценные своей конкретностью, детали. Короче говоря, 25-летний дембель Калвин вступился за юную девушку, к которой начал было приставать черный солдат из расположившегося бивуаком 33-го «цветного» полка армии северян, и был расстрелян взводом «цветных»³⁹ солдат за нанесение телесных повреждений их товарищу. Кто там сколько виноват, не мне судить, но одна деталь заслуживает упоминания.

Черные храбрецы сначала повязали местного обывателя, думая, что это он был участником драки, но Калвин Крозиер выступил вперед и принял вину на себя вместо того, чтобы сбежать под шумок и продолжать свой путь демобилизованного солдата домой, в родной Техас. Как бы там ни было, история – не хуже и не лучше тех, которые случались сплошь и рядом и на моей родине во время нашей Гражданской войны. Вспоминается фильм из детства – «Судьба барабанщика», где один замаскированный враг, бывший белый офицер, рассказывает мальчику, как его товарищ спас даму от насилия солдатами, и на вопрос пионера: – «А какие это были солдаты, белые или красные?», раздраженно отвечает – «Какие-какие? Военные были солдаты» …

На этой площади много (если не все) зданий «с изюминкой»; то архитектура необычна, то назначение здания, то изображение на фасаде мэрии, в прошлом Федерального суда будоражит воображение, а объяснение на стене, среди прочих сведений описывает смысл цветного барельефа: вырванное с корнем дерево – поверженный Штат, над ним парит «федеральный орел», то есть северяне, а петушок слева – непобежденный дух Каролины!

Здесь и уникальное для маленького города величественное здание Ньюберской Оперы, которая успешно функционирует с весьма эклектичной программой за счет туристов-пенсионеров, путешествующих в комфортабельных автобусах от одной местной достопримечательности к другой по некогда культурному, а теперь, скорее, ностальгическому Югу.

А в соседнем здании окна первого этажа наглухо заложены кирпичом. В этом здании теперь помещается магазин с канцтоварами (как уж он выживает при наличии Волмарта в 5 минутах езды?), но я еще застал время, когда у здания было иное назначение, а у изоляции от окружающего мира логическое объяснение – масонская ложа. Мой тогдашний студент, истовый католик, отозвался о масонах неодобрительным бормотанием, однако у меня с этими делами – пробел в образовании. То есть, конечно, исторически, масоны представляли собой некую крамольную альтернативу Католической церкви для сильных или продвинутых, но сейчас они, похоже, – лишь одна из многих традиционных благотворительных организаций, кстати, переехавшая в большее здание по соседству, а чем они там занимались за глухими стенами – я, признаться, не задумывался.

Описав полный круг по этой площади-музею, и поглазев на необычные детали фасадов, вернемся на минутку к парковке моего отеля, где помещен мельком упомянутый, многофигурный фонтан, увенчанный статуей с трезубцем за спиной. Фонтан, изображающий грозного бога, заинтересовал меня не сразу – слишком навалились впечатления от динамичной американской цивилизации вперемежку со следами ушедшей (проигравшей Гражданскую войну) ее части.

Однако, в какой-то момент мне стало интересно понять, откуда взялось это украшение, построенное вместе с новеньким стандартным «Хэмптоном», но явно отдающее старой Европой. Сначала я себе воображал, что Нептуны где-нибудь в Болонье или Палермо послужили моделью для центральной фигуры. Настоящим стимулом интенсивной охоты послужило для меня ироничное замечание моего австрийского приятеля, бывшего москвича, что, мол, и до вас добрался Церетели со своими пошловатыми фантазиями. Рассматривая сделанные наспех «телефонные» снимки, а потом и изображения, любезно предоставленных всем желающим программой «Google-street-map», я заподозрил, что мой Нептун не только не итальянец, но и не из эпохи барокко, когда эти фонтаны росли, как грибы под эгидой Пап и Принцев в европейских городах. Что-то неуловимо кукольное было в слегка андрогинной фигуре и волнистой шевелюре, увенчанной изящным коком.

Достаточно продолжительный поиск по закуткам интернета привел меня в конце концов в славный средне-немецкий город Бамберг, где в середине XVIII-го века трудился в стиле рококо усердный скульптор Фердинанд Диетц, создавший трогательных своим телесным несовершенством богинь и богов, предназначенных для украшения княжеских парков и павильонов, до сих пор стоящих на своих законных местах, несмотря на могучими волнами прокатившиеся с тех пор по Германии революции и войны. Интересным для меня является совпадение времени основания города Ньюбери в середине XVIII-го века (вполне возможно, что среди основателей были выходцы из Германии) и временем создания «садового» Нептуна, мексиканская копия которого, сделанная из крашеного железобетона была установлена на пороге двадцать первого столетия от Рождества Христова. Однако настоящий смысл этого памятника стал для меня ясен при более внимательном взгляде на снимок, сделанный мною в достаточно случайный момент времени: на фото каждый увидит даже не один, а несколько зарождающихся из грозовых облаков вихрей-торнадо⁴⁰, которыми наш Нептун и поставлен здесь повелевать.

***

Я начал ездить в эти края около 10 лет назад по делам, связанным с моей технической миссией. Компания, в которой я работал, построила современный завод в графстве, где почти всякая промышленность заглохла с исходом текстильного производства в Юго-Восточную Азию, так как там хлопок растет не хуже и себестоимость наёмного труда пониже, чем на этой, унаследованной от эпохи рабовладения, земле. Остались лишь незасеянные хлопковые поля с хижинами и полуразбитыми трейлерами на пятачках между ними, да постепенно исчезающие остовы многоэтажных хлопкоперерабатывающих фабрик.

Более того, быстрорастущий хвойный лес стал наступать на заброшенные дома между хайвэями, к которым подъехать и выйти из машины, чтобы сфотографировать, едва получается из-за вылезших на поверхность корней и стоячей воды с комарами и, весьма вероятно, ядовитыми змеями. Все-таки, я как-то решился заехать в чащу (выбираться пришлось задним ходом), и нашел среди оставшихся развалин точную метку исчезнувшей цивилизации – телевизор 60-х годов 20го века.

С тех пор многое изменилось, но даже в начале «нулевых» водораздел между белыми потомками побежденных конфедератов и их черными соседями, еще прослеживался в географии небольшого городка и в умах его обитателей.

***

В один из первых моих приездов в Ньюбери, местное начальство, Джим Блэк, на пути из бара в мотель (шли пешком, так как водить в таком состоянии в голову не приходило), сказал, что этот штат – наиболее сегрегированный (как еще сказать) в Америке. Ну сказал и сказал, у меня это как-то пролетело мимо ушей, но к вечеру следующего дня вспомнилось, когда мне понадобилась зубная паста. В машину садиться было неохота после трудового дня, и я спросил у джентльмена за стойкой отеля, нет ли где поблизости места купить пасту на расстоянии пешей прогулки. Тот мне сказал приглушенным голосом, хотя кроме нас тут никого не было и скосив глаза на сторону, что буквально в нескольких шагах отсюда имеется автозаправка с магазинчиком, но, на моем месте он бы туда не ходил так как там уже была «черная» зона.

Ну, это я решил проигнорировать в ясный солнечный вечер и поплелся вверх по склону в сторону заправки. На станции действительно было оживленное общество пестро одетых черных граждан, но вопреки опасениям, пасту мне продали без эксцессов и даже наградили улыбкой за покупку, как полагается…