Александр Чиненков
Возвращение домой. Повести и рассказы
– Барышня, милая, дай нам молочка хоть по глоточку хлебнуть? – взмолились казаки. – Мы же…
Они сразу же замолчали, когда банщица сжала кулаки и нахмурила брови.
– Ещё чего, – сказала она ещё злее, чем прежде. – Я вам что, корова дойная? Хотите молока, на базар идите. Там много чего есть, а уж молока особенно.
– Как мухи, мы здесь передохнем, братцы, – обратился ко всем Василий. – Господь свидетель, никому мы не нужны здесь. Давайте хоть кто-то из нас живым останется! Может, наскребём по карманам каких-никаких деньжат?
Голодные казаки кое-как собрали небольшую сумму, а суровая банщица из «жалости» дала старенький чайник.
– Вы покуда мойтесь, а я на базар сгоняю, – сказал Василий. – А уж когда вернусь, тогда и сам искупаюсь.
Базар найти оказалось несложно. Василий едва с ума не сошёл от обилия вкуснятины на прилавках. В мгновение ока рот заполнился слюной, а желудок так решительно потребовал пищи, что казак едва не согнулся пополам от сильной рези. «О Господи, дай мне сил сдержаться и не наброситься на еду, – думал Василий, глядя на румяные копчёные колбасы, на окорока, на сало. – Я бы сейчас сожрал и сырого мяса кусок, оторвав его от свиньи или коровы… Вот только кто мне его даст?»
Собранных денег как раз хватило на то, чтобы заполнить молоком чайник. Когда торговка переливала молоко, в животе казака так урчало, что он подумал, что это слышат все вокруг. Схватив чайник, Василий поспешил к выходу. Шагая к бане с затуманенной головой, казак едва не натолкнулся на старика с клюкой, медленно идущего ему навстречу.
– Здорово, молодец! – поприветствовал его старик, останавливаясь.
– И тебе здоровья желаю, – остановившись, с недоумением ответил Василий.
– Вы чьи казачки будете? – спросил старик, опираясь на клюку.
– Мы из первого отдела Оренбургского войска нашего, – ответил Василий. – Домой из Сибири добираемся, да никак вот не доберёмся.
– Да-а-а, далёко, вам пешком никак не дойти, – посочувствовал старик. – А как же на поезде?
– Было дело, и на поезде ехали, да вот, видать, приехали, – вздохнул Василий. – Из Омска до Челябы доехали и нас из вагонов высадили. А теперь мы бошки ломаем, что делать и куда идти.
Старик внимательно оглядел его и горько ухмыльнулся.
– Да-а-а, не воякой ты глядишься, сынок, – прошамкал он сочувственно. – Твои эдак же выглядят?
– Да, не лучше, – вздохнул Василий, стыдливо опуская взгляд на разношерстные валенки.
– Сыновья мои тоже казаки, – погрустнел старик. – Двое на Гражданскую ушли и сгинули. Младший всё при нас был, а потом и его война забрала. Где он сейчас? Жив ли? Вот помрём со старухой, и похоронить нас некому. Взял бы вас к себе на постой, да мы со старухой сами в баньке старенькой прозябаем. Избу нашу спалили аспиды красные, вот и… – прервав себя на полуслове, он на мгновение задумался и продолжил: – Здесь, совсем недалече, переселенцы ваши оренбургские проживают. До них рукой подать, вёрст сорок всего. Вы бы обратились к ним за помощью? Глядишь, и подсобят, не откажут, земляки ведь?
– Легко сказать, – ухмыльнулся Василий недоверчиво. – Сорок вёрст пешим ходом протопать – не на коне верхом проскакать. Мороз-то какой, да и вьюжит вон шибко.
– И то верно, – кивнул, соглашаясь, старик. – А вы вот что: в другую деревеньку ступайте. Она совсем близко здесь притулилась. Версты три всего. Люди там незлобивые, поди не оставят души христианские, в беде оказавшиеся, на лютом морозе…
13.
Искать указанную деревню казаки отправились вшестером. Стремительно приближался вечер. Дошли до места, постучали в первый дом.
– Хозяева, пустите переночевать Христа ради.
– Ступайте себе, не задерживайтесь, бродяги проклятые! – прозвучал из-за двери визгливый женский голос. – Не уйдёте со двора, собак спущу!
Пожимая плечами, казаки пошли к соседнему дому, но и там их не пустили на порог. С просьбой о ночлеге они обошли почти всю деревню, но везде получали отказ.
– И что же делать нам теперь, станичники? – спрашивали они друг у друга. – Или помирать, или в Челябу вертаться?
– Айдате дойдём до конца деревни, ужо маленько осталось, – предложил Боев. – Ежели не пустят, то думать будем, как поступить…
Все с ним согласились и продолжили обход. Когда дошли до последнего дома, на крыльцо вышел высокий седой старик.
– Папаша, ради Христа, пусти нас переночевать хотя бы в хлев? – обратился к нему Василий. – Помрём ведь у тебя на дворе, ежели…
– Ишь чё, а где вы хлев в моём дворе увидели? – усмехнулся старик. – Да и избёнка моя, что конура собачья… – он с минуту помолчал, размышляя, а потом вдруг сказал: – Ладно, входите, не на улице же ночевать. В эдакий мороз до утра и в хлеву бы не дожили.
Крохотная, неказистая, с низким потолком изба была натоплена, а старик оказался приветливым и добрым. Когда казаки разделись, он обвёл всех долгим изучающим взглядом:
– Знаете, что, внучата… Сейчас в правлении заседание соберётся, решать будут, кому поручить дрова для паровозов в Челябинск возить. У нас вся деревня эдаким трудом занимается. А вам как раз в Полтавку и надо, так ведь?
– Туда, наверное, – пожимая плечами, ответили казаки. – Нам сказывали, что за сорок вёрст деревня есть, где проживают переселенцы из Оренбурга. Вот нам к ним надо попасть.
– Значит в Полтавку, – кивнул утвердительно старик. – Вот прямо сейчас собирайтесь и ступайте в правление. Хорошо, слёзно просите довезти вас туда, поди не откажут.
Взгляды казаков с хозяина дома переместились на Боева.
– Василий, сходи ты? – попросили они. – Ты у нас самый бойкий, сходи, похлопочи?
Когда казак подошёл к правлению, там вовсю шло заседание. Собравшиеся спорили, шумели. Василий пристроился в сторонке и стал терпеливо ждать. В конце концов волостной глава, он же председатель, назначил тех, кто поедет за дровами в Полтавку, и распустил людей по домам.
Когда все разошлись, в правлении задержались двое – глава и его помощник. С замирающим сердцем Василий подошёл к ним и, сняв шапку, обратился:
– Братцы, выручайте, отвезите нас в Полтавку, Христом Богом молю?
– Откуда ты, чучело огородное? – с сарказмом поинтересовался председатель. – Никогда тебя здесь раньше не видел.
– А я не из ваших мест, – ответил Василий. – Мы мимоходом в селение ваше заглянули.
– Понятно, вы бродяги, – усмехнулся помощник. – Сколько вас и где остальные ошиваются?
– Да здесь мы, недалече, – ответил Василий. – К старику одному на ночь напросились.
– Это он тебя к нам направил? – поинтересовался председатель, морщась.
– Кто же ещё, – кивнул Василий. – Надоумил, когда мы ему всё о себе рассказали.
– Раз так, то и нам поведай, раз с просьбой явился? – заявил помощник. – Только поскорее, уже ночь на дворе.
– А что рассказывать, – почесал затылок Василий. – Казак я и те, кто со мной, тоже.
– Ну и что с того? – нахмурился председатель. – Чего вам в Полтавке понадобилось? И как вы к нам в село попали?
– Как-как, ногами притопали, – ответил Василий. – Поезд до Челябы довёз, а дальше не поехал. Вот и порешили мы по-своему до дому добираться. Судьбина занесла нас в ваше селение.
– И куда вы путь держите, казаки? – поинтересовался помощник.
– В Оренбург нам надо, там наши станицы, – ответил Василий. – А в Полтавке земляки наши проживают. Ещё до войны они в ваши края переселились.
– Так вы за белых воевали во время войны? – усмехнулся председатель. – А теперь, после всего, ты осмелился к нам явиться помощи просить?
– А к кому ж идти прикажете? – округлил глаза Василий. – Вы власть, вот я к вам и пришёл.
– А почему ты решил, что мы помогать вам, врагам, возьмёмся? – едко спросил помощник. – Вы, может, бандиты беглые и вас везде ищут?
– Нет, мы не беглые, – замотал головой Василий. – Мы добровольно советской власти сдались. Нам и документ об том комендант омский самолично выдал.
Василий расстегнул полушубок, достал завёрнутый в носовой платок листок и протянул председателю. Внимательно изучив документ, тот вернул его Боеву:
– Да-а-а, вроде бы всё в порядке. И подпись коменданта, и печать в наличии. Хорошо, я тебе верю.
– Тогда возьмите до Полтавки, братцы? – попросил Василий. – Не дойти ведь нам, сами знаете.
– Хорошо, довезём, – пообещал председатель и обратился к помощнику: – Иди с казаком к своему тестю и скажи, чтоб взял до Полтавки станичников.
– Нет, не пойду, – вдруг заупрямился тот. – Мы с ним разругались вдрызг вчера ещё. И мелькать у него лишний раз перед глазами не хочется.
– Ладно, поступим по-разумному, – сказал председатель и сел за стол. Он нацарапал на клочке бумаги несколько строк, сложил лист вчетверо и протянул Боеву. – Сейчас помощник тебе укажет, куда идти, передашь хозяину дома мою записку. Думаю, он возьмёт вас до Полтавки. А теперь прощай, станичник…
Помощник подвёл Боева к дому своего тестя:
– Вот, сюда тебе надо.
– Дык, как же я в избу в эдакий час войду? – задумался Василий. – Ведь даже света в окнах не видно.
– А свет сейчас мы зажжём, – пообещал помощник. Он схватил пригоршню снега, слепил комок и запустил его в окно дома «любимого» тестя. – А дальше ты сам, я пошёл. Смотри, будь осторожен, рука у моего тестя тяжёлая, можешь и по шее схлопотать ненароком…
Потоптавшись в нерешительности, Василий открыл калитку и вошёл во двор. Из темноты вдруг вынырнул злобно рычащий пёс и, даже ни разу не гавкнув, набросился на него. Казак успел лишь вскинуть правую руку и… Пёс вцепился в неё под мышкой. Придя в себя, Василий схватил собаку левой рукой за ошейник, изловчился, вывернулся и вместе с ней упал на снег. Он придавил пса к земле своим телом, после чего осторожно освободил правую руку. На крыльцо вышел хозяин.
– Эй, кто там, заходи!
Переступив порог, Боев привычно снял с головы шапку и перекрестился.
– Эй, ты чего? – удивился хозяин, во все глаза глядя на него.
– Как чего, я в избу с добром вошёл, – ответил Василий. – И в том, что я крестным знамением себя осенил, ничего худого нет.
– Ладно, крестись, если хочешь, а от меня-то тебе что надо? – хозяин отступил назад, чтобы получше рассмотреть гостя. «Высокий, здоровый и рябой, – подумал Василий, в свою очередь разглядывая его. – А кулаки, как наковальни кузнечные. Такой вдарит по башке одним только пальцем, и голова, наверное, целый день трещать будет…»
– Я вот записку от председателя принёс, – сказал он, протягивая листок.
Из-за печи вышла старушка и присела за стол.
– Подойди, сынок, – сказала она Боеву. – Ты сегодня кушал чего-нибудь?
– Ничего не кушал, – признался Василий. – Меня уже давно не кормил никто.
Старушка достала из-под стола горшок с молоком, налила стакан и подала казаку. Василий с жадностью выпил. Она дала ему кусочек хлеба, и он принялся его жевать.
– Это хорошо, что Бога чтишь и не забываешь, сынок, – сказала она тихо. – Господь – это любовь и добро. Люди вон сбесились все, храмы рушат, богохульствуют, стыд и совесть потеряли, а ты…
– Всё, мама, всё, – оборвал её на полуслове сын, дочитав записку. – Сколько можно говорить, что нет Бога и рая нет!
– Не гневи Господа, Костя, – нахмурилась старушка. – Бог есть, и он видит с небес грехи ваши, отступники! Вы ещё пожалеете об своём отступничестве от веры святой и время то скоро наступит!
Она встала из-за стола и удалилась на своё место за печь, а Василий…
– Собака тебя не покусала? – осведомился хозяин, с усмешкой глядя на жующего хлеб Боева.
– Есть немного, – сказал он. – Вся рука от крови мокрая.
– Ничего, тебе не привыкать, – ухмыльнулся хозяин. – Видать, с цепи сорвался, чертяка хвостатый. Ну, так сколько вас, кто в Полтавку ехать хотит?
– Вместе со мной шесть человек, – ответил Василий.
– Ладно, беру вас, – сказал хозяин, надевая валенки. – Поедем рано утром. Не явитесь вовремя – ждать не буду!
14.
Рано утром к дому приютившего казаков старика лихо подкатила двойка, запряжённая в широкие без бортов сани. Резвыми лошадьми управлял мужик, который пообещал Боеву отвезти их в Полтавку. Казаки сразу же поспешили к саням и стали рассаживаться на них, устраиваясь поудобнее.
– Спасибо, мил человек, – поблагодарил его Боев. – А мы в самый раз к тебе идти собрались.
– Пока вас дождёшься, вечер наступит, – буркнул в ответ мужик. – Решили нынче пораньше выехать, вот я и заскочил за вами.
Проходившие мимо женщины остановились возле саней, разглядывая казаков.
– Да заморозишь ты их, покуда до Полтавки довезёшь, – заговорили они взволнованно. – Сорок вёрст ведь по морозу!
– А я чего, – хмурился мужик. – У меня одёжки зимней лишней нет. Не хотят ехать, пущай здесь остаются.
– Обожди, не уезжай, сейчас мы…
Сердобольные женщины поспешили по домам и быстро вернулись. Они принесли всё, что жалко было выбросить, но казаки были благодарны им за это. Старую, ветхую, но способную держать тепло одежду быстро разделили и напялили на себя и стали похожи на самых настоящих бродяг, каковыми была полна послевоенная Россия.
– Эдак покажемся дома, все со смеху помрут, – улыбались они, разглядывая друг друга. – Ничё, всё теплее будет. В наших худых поддергайках мы бы сорок вёрст не выдюжили. Бабоньки, красавицы, спасибочко превеликое вам!
Возница взмахнул кнутом, и увлекаемая лошадьми «платформа» на полозьях рванула с места. Казаки не раз вспомнили добрым словом женщин, пожертвовавших для них лохмотья. Всё теплее было ехать под ледяным, обжигающим, морозным ветром.
«До станицы, Господь даст, доберусь, все энти лохмоты у околицы брошу, – думал Василий. – Со стыда сдохнуть можно, ежели увидит кто-нибудь. Эх, Господи Боже мой милостивый… Разве мог я когда-то подумать, что вот эдакое барахло на себя напяливать буду? Стыд и срам на мою головушку, но…»
Василий вспомнил, каким красавцем был когда-то давно. Коренастый, подтянутый, с выпущенным из-под фуражки чубом. Наипервейший жених в станице! Девицы заглядывались на него, а он «не замечал» их. Жили не тужили, а потом… Потом всё изменилось до неузнаваемости. Когда он вернулся с германской войны, не узнал родную станицу. И гумны, и амбары пустые, и люди изменились, злыми стали и подозрительными. И получилось так, что вернулся он с войны на войну. Другого не оставалось. Не взял бы в руки оружие, так…
Он задремал, а когда открыл глаза, увидел, что подъезжают к какой-то деревне.
– Эй, мил человек? – крикнул Иван Инякин вознице. – Энто что за селение такое, дозволь спросить?
– Полтавка это, – обернувшись, ответил тот.
– Как Полтавка? – оживились казаки. – Мы что, уже сорок вёрст отмахали зараз?
– Нет, поменьше, – отозвался возница. – Я дорогу во много крат срезал. Наш обоз ещё на половине пути к Полтавке, а мы уже здесь!
– А те, односельцы твои? Они что, короткого пути не знают?
– Знают, но ездить той дорогой предпочитают. Там деревенек много и есть где переночевать.
Уже въезжая в село, возница обратился к казакам:
– А где вас высадить, станичники? У кого из вас здесь сродственники есть?
– Нету никого, – ответили они. – Мы уже голову ломаем, где ночку провести, а днём мыслить будем, как дальше быть.
– Без денег, за просто так, вас никто на ночлег не пустит, деревня татарская, – огорчил их возница. – Можете в баню на ночлег попроситься или на худой конец на вокзал. Хорошо попросите, может быть, позволят одну ночь провести. Это я точно знаю…
– Тогда к бане вези, – сказали казаки. – Глядишь, помыться дозволят, да и заночевать где-нибудь в предбаннике?
К счастью, баня оказалась открытой. Казаки вошли и попросили разрешения помыться.
– А вы кто будете, шаромыжники? – спросил банщик, молодой красивый татарин лет тридцати. – Бродяги бездомные или…
– Мы не бродяги, а казаки. Домой вот возвращаемся из Омска, – ответил за всех Василий. – Дозволь нам помыться и переночевать где-нибудь в уголочке? Мы не здешние и не знаем, к кому на ночлег попроситься.
Банщик осмотрел их придирчивым цепким взглядом:
– Хорошо, помыться разрешаю, но только недолго. А ночевать здесь позволить не могу. Это баня, а не постоялый двор.
Внутри баня оказалась просторной и хорошо протопленной. Воды, как горячей, так и холодной, было достаточно. Казаки, вывернув одежду, вынесли её на улицу вшей вымораживать, а сами мылись отведённый банщиком час, наслаждаясь купанием.
Одевшись, они вышли на улицу и в нерешительности остановились.
– Жрать и спать охота, мочи нет, – вздохнул Михаил Комаров. – Ну что, станичники, айдате побираться и ночлежку искать?
– Айдате, – согласились казаки. – Нам жратву никто не принесёт, да и в избу не позовут тоже…
Они разошлись по селу, договорившись встретиться возле бани.
Василий обошёл семь дворов. В каждом дали по кусочку хлеба, но в ночлеге категорически отказали. Тогда он вернулся на условленное место, где его уже поджидали другие казаки. Они поделились друг с другом тем, чего удалось раздобыть, перекусили и… Снова возник вопрос о ночлеге.
– А что делать, – сказал Василий, – айдате искать, кто на ночь пустит. Село большое, будем ходить, покуда не найдём хорошего человека.
Согласившись с ним, казаки продолжили обход домов, но везде получали отказ. Когда они почти дошагали до железнодорожной станции, встретили мужчину. Остановились, разговорились, и он спросил:
– Эй, чего вы ходите по селу? Родственников ищете или ещё чего-то?
– Кабы родственников, – ответил Василий. – Мы ночлег ищем, негде голову приклонить. Не в сугроб же спать ложиться.
– Э-э-э, троих я возьму, – сказал татарин. – Кого, выбирайте сами.
Не выбирали и не спорили. Боев, Комаров и Инякин продолжили искать ночлег.
Они прошли ещё несколько дворов и, когда надежда умерла, их впустила в дом пожилая татарка. Она указала каждому место для сна, поставила на огонь казан и положила в него кусочек мяса. Истекая слюной, казаки терпеливо ждали, когда приготовится еда. Время тянулось медленно, слюна переполняла рты казаков, а урчащие желудки сводили спазмы. Наконец мясо было сварено. Женщина выложила его на поднос, порезала лепёшку и… Казаки с жадностью набросились на пищу. В течение нескольких минут они съели всё мясо, лепёшку и выпили весь бульон из казана. Всё это время молча наблюдавшая за ними женщина вдруг сказала:
– Базар завтра. Людей много приедет из соседних сёл и хуторов. Оренбургские переселенцы тоже приедут. Вы же их ищете?
Казаки переглянулись.
– Да, ищем. Но как ты про то проведала, хозяюшка?
– Услышала, когда вы между собой переговаривались, – ответила женщина. – Сейчас спать ложитесь, а утром я разбужу вас. Хорошенько выспитесь и отдохните.
15.
Когда рассвело, татарка разбудила своих временных постояльцев.
– Ступайте на базар, – сказала она. – Сейчас самое время… Все в этот час съезжаются.
– Может, подсобить тебе чем, хозяюшка? – спросили Комаров и Чекалин. – Отплатить хотим за доброту твою и заботу о нас.
– Хорошо, – вздохнула женщина. – Можете дрова наколоть, если желание есть, а один из вас пусть на базар идёт.
– Василий, ступай ты, – сказали Михаил и Иван. – А мы тут подсобим маленько хозяюшке.
– Я пойду, – сказал Василий. – Сами знаете, что люблю я на базары хаживать. Там мне завсегда люди хорошие попадаются…
Базар в Полтавке оказался огромным. Как по территории, так и по количеству торговых мест его вполне можно было бы сравнить с базарами Омска или Челябинска. Аппетитного вида продукты радовали глаз и огорчали желудок. Мясо, сало, колбасы, творог, сыр, молоко… Казалось бы, разорённая Гражданской войной страна должна быть голодной и нищей, но, глядя на это изобилие, можно было подумать, что люди живут в богатой и процветающей России!
Прохаживаясь между рядов, Василий вдруг увидел знакомое лицо и остановился.
– Здорово, Иван Петрович! – сказал он, внимательно разглядывая высокого мужчину с пышными усами и широкой окладистой бородой.
Мужчина недоумённо взглянул на него. Он не узнал Василия в его скоморошьем наряде. Да и трудно было узнать ему казака Боева, так как прошло тридцать лет с тех пор, как семья Ивана Петровича переселилась из Оренбуржья сюда, под Челябинск. Чтобы его родственник Чернев хоть что-то вспомнил, Василий назвал имя и фамилию своего отца. Лицо Ивана Петровича расплылось в широчайшей улыбке.
– Ах, вот ты чей сын! – воскликнул он. – Да-да, когда мы из Павловской станицы уезжали, ты был ещё юнцом-стригунком. А здесь ты чего делаешь? Да и видок у тебя, ой-ё-ёй?!
Они обнялись и расцеловались.
– Я эдак домой возвращаюсь, – вздохнул Василий, освободившись из крепких объятий родственника. – Покуда из Омска только сюда удалось добраться. Как дальше быть, не знаю. И те, кто со мной, тоже того не ведают.
– Так ты не один? – оживился Иван Петрович. – А остальные где? Тоже здесь на базаре?
– Шестеро нас, – сказал Василий. – Все земляки мы. А на базаре я один.
Иван Петрович с минуту подумал и предложил:
– Ты вот чего, ступай и собери всех. Я покуда продам, что привёз, и вас всех с собой заберу. Наш хутор здесь, поблизости. Отдохнёте, покушаете и о себе расскажете.
На том и порешили. Казаки подошли к базару к назначенному Иваном Петровичем часу. Он уже поджидал их, прохаживаясь вокруг саней. Увидев земляков, одетых во что попало, Чернев сначала развёл руками, покачал головой и указал на сани. Василию места не осталось.
– Ну что ж, поезжайте, а я пешком пойду, – сказал он, пожимая плечами. – Только укажи, в которую сторону, Иван Петрович.
– Да ты ступай по дороге прямо, – заторопился тот. – А я казаков отвезу и сразу за тобой возвернусь.
Он взмахнул кнутом, и резвый конь помчал казаков вдоль по улице к выезду из села. Проводив их долгим взглядом, Василий глянул на свои растоптанные валенки, вздохнул и пошагал в указанном направлении. Шагая по наезженной санями дороге, он думал: «Вот ещё маленько к дому приближаюсь. А до Павловской, станицы моей, ого-го ещё как далеко. Сейчас покуда мал-мал везёт нам, а вот опосля что будет? Попадутся ли ещё на пути хорошие люди? Как жаль, что до Челябы нас только довезли. Ежели бы и дальше на поезде, дык давно бы уже дома были…»
Так, размышляя, он не заметил, как прошёл три версты, и вдруг увидел мчащиеся навстречу сани. Поравнявшись с ним, ловко управлявший лошадью возница развернулся, натянул вожжи и крикнул:
– Я за тобой, садись давай!
Василий уселся на мягкую соломенную подстилку.
– Но-о-о! – крикнул возница звонким юношеским голосом, и конь помчался вперёд, легко, как пушинку, потянув за собой сани с седоками.
16.
Ехали недолго. Паренёк мастерски управлял конём и отлично знал дорогу. Вскоре показался хутор. Возница лихо прокатил Василия по единственной улице и остановил сани у большого дома. Бросив вожжи, он забежал во двор, вскочил на крыльцо и, открыв дверь сеней, закричал:
– Бабка! Вот казака из первого отдела привёз! Он Черневым родня!
Василий Боев не спеша вошёл в дом. Там его встретила пожилая женщина и тут же пригласила гостя к столу, поставив перед ним полную миску супа. Василий с жадностью набросился на еду.
– Завтра Рождество Христово, – сказала вдруг старушка, когда он отодвинул от себя миску. – А у меня банька натопленная. Не хочешь помыться, чтобы перед святыми иконами чистеньким помолиться?
Василий растерялся.
– А я ведь запамятовал об том, – сказал он сконфуженно. – Мотаюсь туда-сюда по свету белому, веру в Христа не утратил, а вот праздники из башки все выветрились.
– Господь добр, он любит детей своих, – улыбнулась старушка. – Важно, что не отрёкся ты от Спасителя и душа твоя…
В дом вбежал внук.
– Эй, дядя, собирайся! Сейчас тебя к Черневым отвезу! – выкрикнул он.
– Постой, обожди, внучек? – нахмурилась старушка. – Так ведь и завтра можно отвезти? Устал человек с дороги.
– Нет, велено сейчас привезти его, – замотал головой юноша и посмотрел на Боева. – Эй, дядя, я тебя в санях подожду.
Поблагодарив хозяйку дома за тёплый приём и сытный ужин, Василий оделся и вышел на крыльцо. Уже стемнело. Возница быстро домчал его до соседнего хутора и, высадив пассажира, укатил обратно. «Вот пострел, – подумал Боев с усмешкой. – Хоть бы показал, где Черневы живут…»
Вдруг, откуда ни возьмись, к нему подошла женщина.
– Здравствуй, Вася!
– Здравствуй? – ответил он, оторопев.
– Айда ко мне, – пригласила она. – Я вон, рядышком живу.
Незнакомка подвела его к дому, открыла дверь и, пропустив вперёд, вошла следом. Оказавшись в жарко натопленной избе, Василий, увидев за столом мужчину, в нерешительности остановился. А тот быстро встал и с распростёртыми объятиями двинулся к нему навстречу. Они обнялись. Мужчина отошёл на пару шагов назад, и… Будто молния сверкнула над Василием, пронзив его насквозь.
– Артюшка, ты? – спросил он нерешительно, узнав двоюродного брата.
– А ты думал, – довольно улыбнулся тот. – Я тоже тебя едва узнал в твоём наряде скоморошном. Да и валенки на тебе – один белый, другой чёрный.
– Да-а-а, давненько мы не виделись, – усмехнулся Василий, сбрасывая шубу. – Много годочков минуло с тех пор, как ты с родителями из станицы нашей уехал.
– С тех пор вот здесь мы и живём, – улыбаясь, сказал Артюшка. – Я…
Он не договорил. В дом вошла девушка, которую Боев не видел никогда.
– Здорово, Васенька, – сказала она, и Боев в недоумении заморгал, глядя на её красивое смеющееся лицо.
– Здравствуй, девица, – сказал он. – Только вот не знаю, как звать и величать тебя.
– Сеструха моя, как и ты, двоюродная, – сказал Артюшка и посмотрел на девушку. – Ну, с чем пожаловала, егоза?
– А я вот за Василием пришла, – кивнула девушка на Боева. – Матушка за ним послала, так что…
– Обожди, да как же я пойду? – смутился он. – Меня только что здесь приветили. Я тут, у Артюшки, заночую, а завтра…
Девушка ушла, но вскоре вернулась.
– Айда, Васенька, мама зовёт! – сказала она настойчиво. – Слышать ничего не хочет и в нетерпении ждёт.
«Во как бывает, – подумал Василий, пожимая плечами и вставая. – Было дело, на порог переночевать люди не допускали, а нынче, видишь ли, нарасхват я. Нет, это только милость Божья и чудо, иначе никак не назовёшь!»
17.
У Черневых изба была полна народу. Собрались дальние родственники, которых Боев не видел много лет. Пообнимавшись с мужчинами, расцеловавшись с женщинами, он наконец-то облегчённо вздохнул и…
– Василий, сходи-ка ты в баньку, – предложил Иван Петрович. – Бельишко своё в печку сунь, мы тебе другое дадим.
Предложение очень понравилось Василию: грязное, истерзанное вшами тело чесалось до зуда. Баня оказалась натопленной докрасна. Пока Василий хлыстался веничком и мылся, Черневы принесли ему чистое бельё, верхнюю одежду вынесли на мороз, а гимнастёрку и штаны с лампасами залили в тазу кипятком.
Когда Василий вышел из бани, с удивлением обнаружил, что наступило утро. Он не заметил, что мылся всю ночь. Большая семья Черневых ждала его возвращения за столом. Задёрнув шторками окна, тихо помолились.
– Ну а теперь пора отвести черёд праздничной трапезе, – сказал Иван Петрович, вздыхая. – Вот, дожили… Рождение Христа чуть ли не в подполе встречаем.
– Нынче все эдак поступают, – поддержал дядю племянник Никодим. – Ежели власти прознают, что Христа празднуем, то всем зараз не поздоровится.
– Да-а-а, нынче не знай, чего от властей ждать, – посетовала супруга Ивана Петровича Пелагея. – Вон продразвёрсткой своей всех измордовали, нехристи окаянные. Изначально хлебушек и зернофураж вывозили, а теперь картошку и мясо выгребают.
– А деньги хоть дают? – полюбопытствовал Василий. – Когда мы красным сдались, они у нас всё забрали – и оружие, и коней. За оружие кукиш показали, а за коней денег дали.
– И много ли дали? – хмуро глянул на него Иван Петрович. – Вижу, ты не слишком-то богатый. А продовольствие у нас забирают тоже за деньги, только на них хрен чего купишь. Так, бумажки они сейчас, деньгами называемые.
– Тогда чего на базар ездите? – округлил глаза Василий. – Ведь чем-то вы там торгуете? Я в Омске базар видел, в Челябе тоже… Да и ваш ничем не хуже тех.
– От некуда деваться на базар ездим и торгуем там, – вздохнув, перекрестился Иван Петрович. – Продотряды красные в первую очередь на базары наведываются. Скупают всё за бумажки денежные и уезжают с глаз долой. А вот ежели прекратить торговлю на базаре, тогда они по сёлам, станицам и хуторам ездить начнут. А уж тогда несдобровать всем нам, всё подчистую выгребут.
– Они ведь что говорят, – продолжил кум Савелий, – будто излишки собирают, чтобы горожан и Армию Красную кормить. А когда приезжают, не только излишки, всё выгребают. Зерно семенное, скотину под нож… А потом выдадут деньги никчёмные, и айда, разжигай ими печку али в нужнике зад подтирай. Армию ихнюю и городских кормить, видишь ли, надо, а мы хоть помирай. Можно по одному, а можно и все разом.
– А ежели не отдавать того, за чем приехали? – сказал Василий. – Встать грудью всем хутором за своё?
– Пробовали эдак и не раз соседи наши, – покачал головой Иван Петрович. – Тогда продотряд уезжает, а вместо них чоновцы налетают, слыхал про эдаких стервятников?
– Слыхал, – кивнул Василий. – Только худое знаю про них, как про карателей красных. Они не на фронтах, а по тылам, с жителями мирными воюют, так ведь?
– Эдак оно и есть, – загудела за столом родня. – Когда в село или на хутор явятся, только держись. Никого не щадят, аспиды красные…
– Вот эдак и живём, – развёл руками Иван Петрович. – С властью ладить научились, и покуда Господь милостив к нам.
– Васенька, а ты бы об себе обсказал? – попросила Пелагея. – На тебя эвон глядеть страшно. Где же ты, касатик родненький, эдак долго пропадал?
– Нет, изначально предлагаю выпить в честь праздника великого и вкусить чего Господь послал, – заявил хозяин. – Гость наш никуда не торопится. Он ещё обскажет нам, куда заносила его судьбина нелёгкая. Слава Иисусу Христу нашему, что жизнь ему сохранил и в нашу избу путь указал.
«Да, Господь истинно вас любит, – подумал Василий, разглядывая заставленный яствами стол. – Интересно, как мои живут там, в станице Павловской? Эдак же, как здесь, или…»
Он отвлёкся от своих мыслей, когда перед ним поставили дымящийся пирог с картошкой и мясом. Все выпили, закусили, ещё выпили.
– Ну ты чего, Василий, надолго ли к нам? – поинтересовался Иван Петрович, когда они вышли на крыльцо покурить.
– А что, надоел уже? – пошутил Боев.
– Да нет, не надоел, – усмехнулся, оценив шутку, Чернев. – Я вот к тому любопытствую, что добираться до дома в стужу эдакую долго придётся. Поди родственников, кто напоит и накормит, больше не встретишь.
– Мир не без добрых людей, – вздохнул Василий. – Покуда ещё на улице замерзать не оставляли.
– Как знать, как знать, – вздохнул Иван Петрович. – Могёт быть, что и на порог не пустят. Ты бы остался у нас до весны али до лета? Когда тепло, в пути легче – заночевать под любым кустом можно.
– Нет, не могу я, – покачал головой Василий. – Истосковался по дому. Знать хочу, как мои там поживают. Издёргался уже в тревоге о них.
