Александр Быков
Крах дипломатического «Согласия»
– Ой ли?
– Так по закону.
– А война?
– Что война? Война проиграна, земли русские под немцем. Агитаторы разлагают армию. Есть честные люди и там, но теперь нет единоначалия, в армии все решает не командир, а совет солдатских депутатов.
– Ну и ну, а офицеры?
– Должны подчиняться решениям совета.
– Вот вы мне скажите, ваше благородие, – спросил Серебряков, захмелев после третьей стопки, – зачем надо было все это учинять?
– Что все?
– Революцию.
– Так просто и не ответишь. Я когда учился в университете, тех, кто стоял за царя, презирали. Я и сам был за республику, как во Франции, а теперь вижу, нельзя России пока такую власть, не готов народ к свободам.
– Вот и я про то. Зачем нам эти свободы, при царе-батюшке все было понятно, а теперь кувырком и не знаешь, что делать, а ведь у меня четыре дочери. Кто их без приданого замуж возьмет?
– Если по любви, то приданое ни к чему.
– А жить на что?
– Работать.
– На фабрике? Нет, я им фабричной судьбы не желаю!
– Вы понимаете, – ответил домовладельцу Смыслов, – что страна летит в тартарары, мы терпим поражение в войне, власть захватили никому не известные большевики. Что делать? Отчаяние берет, а вы беспокоитесь о каких-то мелких проблемах.
– Для меня они крупные, у меня нет сыновей. Из всего войска один инвалид на входе.
– Давайте не будем паниковать, завтра может все изменится.
– Знаете, подпоручик, я вас вот что попрошу, – Серебряков заметно волновался, – оставайтесь в Питере, такие как вы здесь сейчас нужнее, вы молоды, образованы, хорошо излагаете, за вами могут пойти люди. Дайте же народу наконец понятие, что хорошо и что плохо.
– Что я могу один сделать?
– Один – ничего, найдите соратников, народ большевиками недоволен, у вас получится.
– Хорошо, пусть получится, а дальше что?
– Царя народу хорошего дайте.
– Из Романовых?
– Из кого же еще, семья большая, выбрать из кого найдется.
– Какой вы философ, Василий Кириллович, – улыбнулся Смыслов, – давайте спать, вино все выпито, завтра с утра я подумаю над вашим предложением.
– Обождите, – Серебряков не хотел отпускать собеседника, – вы сами-то откуда, тутошний?
– Теперь уже да, родители были вологодские, из-под Кадникова, слыхали такой город?
– Как не слыхать, мы сами хоть и ярославские, но ближние к Вологде, из Пречистого, а в Кадникове я бывал на ярмарках. Может, и с родителем вашим где встречались, как его звать-величать?
– Петр Кириллович.
– Тезка по отчеству, получается, и как здоровье его?
– Он умер, вся семье сгорела этим летом в пожаре.
– Горе-то какое, как же вы теперь?
– Я на службе на фронте был, привык к смерти.
Серебряков еще долго пытал засыпающего Смыслова и, наконец, увидев, что подпоручик буквально валится с ног, крикнул старшей дочери Марии, чтобы отвела офицера почивать.
Утром, поблагодарив гостеприимного домовладельца и аккуратно сняв офицерские погоны, Смыслов направился в казармы полка.
– Иван Петрович, – напутствовал его Серебряков, – если что, заходите в любое время, Марья Васильевна у меня на выданье, обратите внимание.
– В следующий раз обязательно, – отшутился Смыслов и покинул гостеприимного хозяина.
Глава 4
Посол Дэвид Френсис с утра пребывал в состоянии сильного возбуждения. Только что ему сообщили, что на посольство Соединенных Штатов готовится нападение.
Где-то неподалеку собираются толпы вооруженных людей, неизвестные агитаторы призывают толпу расправиться с представителями Антанты, выступающими за продолжение войны. Кто эти люди – анархисты, черносотенцы – в посольстве не знали, однако были уверены, что они наверняка германские агенты. Германии нужен этот погром, чтобы продемонстрировать в Брест-Литовске, где начались переговоры большевиков о мире с Германией, что симпатии народных масс больше не на стороне стран Антанты.
Пошел уже второй месяц, как у власти в России закрепились большевики. Новая власть, как оказалось, имеет поддержку у широких слоев населения, а главное – в армии, ведь лозунг о мире, с которым они пришли к власти, теперь подкреплен конкретным делом – переговорами с Германией.
С бывшими союзниками у большевиков почти нет отношений. В этом виноваты не только они. Представители Антанты дружно проигнорировали заявление Народного комиссариата по иностранным делам с призывом к миру, посчитав это предательством союзных интересов. Вследствие этого, большевики начали переговоры с Германией в одиночестве.
Отношения на высоком дипломатическом уровне запутались, и, право слово, никто не знал, что может произойти завтра.
– Господин Губернатор, – в кабинете посла возникла фигура слуги Филипа Джордана, он всегда называл посла по привычке губернатором, поскольку служил у него еще с прошлого века, со времен, когда Френсис занимал пост губернатора в штате Миссури, – к Вам господин Линдлей, советник посольства Его величества короля Великобритании Георга Пятого.
– Просите.
В кабинет зашел румяный улыбчивый блондин в сером костюме-тройке.
– Ваше превосходительство, я прибыл сюда по поручению посла Соединенного Королевства господина Бьюкенена с тревожным известием.
– Вы, наверно, по поводу слухов о погромах?
– Именно так, нам нужно обсудить этот вопрос и выработать общую позицию.
– Конечно, разумеется, – поддержал разговор Френсис, – вот только защищаться от погрома совместно нам будет весьма затруднительно, до вашего посольства около получаса хода, через Лебяжью канавку и Летний сад, а по набережной так и того дольше, помощь может опоздать.
– Мы думаем об этом. У Британской военной миссии есть предложение поставить напротив здания посольства две английские субмарины с полным вооружением, для охраны.
– А что по этому поводу скажут большевики?
– Думаю, сказать им нечего. Они молча согласятся. Кстати они сами для защиты Смольного уже разместили на Неве канонерскую лодку «Хивинец». Мы с французскими коллегами наблюдали этот красочный спектакль.
– Любопытно, – поинтересовался Френсис.
– О, это было грандиозно! Сначала они пригнали корабль из Кронштадта и поставили его на рейде против Петропавловской крепости. Потом развели Троицкий мост, и буксиры медленно, ломая лед и освещая небо сигнальными ракетами, потянули канонерку вверх по Неве. Морской корабль на реке казался огромным, он едва протиснулся сквозь фермы разведенного моста. Мы в посольстве подумали, что он тут и останется для устрашения, но большевики отбуксировали судно выше за поворот, и теперь «Хивинец» охраняет Смольный.
– Любопытно, – повторил Френсис, – но к нашему положению это отношения не имеет. Мы, в отличие от вас с французами, находимся в глубине квартала, и, следовательно, случись что – будем отбиваться с помощью винтовок и револьверов. Посольство – это территории Соединенных Штатов, и никто не сможет нарушить эту священную границу.
– Я с вами вполне солидарен, – продолжил Линдлей, но надеюсь, до этого не дойдет.
– Скажите, – неожиданно спросил англичанина Френсис, – а что Вы думаете по поводу слухов о том, что руководство большевиков – это германские агенты.
– Я не верю в эту чушь, – ответил Линдлей, – разговоры об этом – занятие для спецслужб, они должны искать образ врага, дипломаты же апеллируют к фактам. Так вот никаких фактов пока я не знаю и смею Вас заверить, Сэр Джордж Бьюкенен придерживается такого же мнения.
– У меня есть иные сведения, – возразил Френсис, – надеюсь, Вы понимаете, что мои сомнения по этому поводу возникли не на пустом месте. Имеются надежные свидетельства о том, что большевики регулярно получали от неких скандинавских банков крупные суммы денег, которые успешно тратили на дело революции.
– Я знаком с этим вопросом, – сказал Линдлей, – Временное правительство проводило следствие по этим фактам, но ничего доказать не удалось.
– Это не означает, что ничего не было, – парировал Френсис.
– У меня есть еще важные новости, – перевел разговор Линдлей, – посол Его Величества планирует отъезд на родину, он неважно себя чувствует. Вы слышали историю с Гендерсоном, которого прочили на должность посла? Она изрядно потрепала ему нервы. Представляете, приезжает из Лондона официальное лицо, и вам докладывают, что это ваш возможный преемник. В пору понервничать. Но, к счастью, все обошлось. Кроме того, посол должен встретиться с премьером. Ллойд Джордж обеспокоен ситуацией в России и хочет получить информацию из первых рук.
– Да, да. Мне докладывали про Гендерсона, – оживился Френсис, – по-моему, дурной тон – посылать к действующему послу с инспекцией возможного преемника.
– Господин Бьюкенен пережил в связи с этим немало неприятных минут, – резюмировал Линдлей, – к счастью, у Гендерсона хватило сил отказаться от предложенного поста, хотя, как мне кажется, здесь победил субъективный фактор: ему просто не понравилась Россия.
– Тем не менее, послу как бы дали понять? – спросил Френсис.
– Вот именно, поэтому для прояснения ситуации господин Бьюкенен с семьей и отбывают в Лондон.
– Кто будет замещать посла?
– По-видимому, я, – Линлей стал еще румянее, это означало для него долгожданное повышение по службе. – Разумеется, только замещать, без назначения и официальных грамот. Да и кому здесь сейчас что-то можно предъявить?
– Таким образом, получается, – продолжил Френсис, – что в случае отъезда господина Бьюкенена, – я как старший по времени пребывания в стране должен буду возглавить дипломатический корпус?
– Именно об этом меня просили уведомить Вас, – согласно кивнул Линдлей.
– Господин Губернатор, – в двери просунулась голова слуги-негра, – в нашу сторону движется вооруженная толпа! Они уже разгромили магазин на углу Литейного. Там много пьяных солдат с оружием.
– Ну, что же, будем принимать гостей, – встал из-за стола Френсис, – а Вас, господин советник, не смею более задерживать, и передайте мое почтение господину послу Бьюкенену.
В здании посольства на Фурштадской, 34 началось движение. Служащие и слуги получили оружие. Глава военной миссии полковник Рагглс отдавал спешные распоряжения на случай атаки погромщиков. Они двигались со стороны Литейного. Огромная страшная сила. Издали были видны лозунги «Долой», а что долой, не понятно.
Толпа заполнила всю улицу, и обитателям двухэтажного посольского дома вдруг стало ясно, что избавить их от погрома может только чудо. Теперь было видно, что на плакатах начертано: «Долой войну!» Это означало также долой Антанту с её лозунгом «Война до победы».
Протестующие развернули транспаранты перед входом в посольство, начали митинг. Участники приветствовали их одобрительным гулом.
– Что они хотят? – спросил Френсис стоявшего рядом у окна полковника Рагглса, прилично понимавшего по-русски.
– Протестуют против войны.
– Можно подробнее? – осведомился посол.
– Царю нужны были проливы Босфор и Дарданеллы, за них он проливал нашу кровь. А нам эти проливы… – переводчик крякнул, пропуская некоторые русские выражения, – не нужны, теперь царя нет, а проливать кровь за империалистов мы не будем.
– Очень интересно, – живо отозвался Френсис.
– Англии нужны германские колонии, – продолжал переводить Рагглс, Франции – Эльзас и Лотарингия. Америка хочет прибрать к рукам все, что можно, а нам нужен хлеб и мир. Долой войну. Долой империалистов!
«Долой!» – дружно подхватила толпа слова оратора и угрожающе двинулась на парадный подъезд посольства.
– Дальше медлить нельзя. Еще минута, и они разорвут нас на части, – решительно сказал Френсис и направился к балконной двери. Филип распахнул створки, декабрьский холод вместе с криками разъяренной толпы ворвался в помещение. Френсис решительно шагнул вперед. Полковник Рагглс и другие офицеры с оружием последовали за ним.
Увидев на балконе здания самого посла, толпа притихла. Фотографии Френсиса часто печатали газеты, кроме того, не узнать его по росту, фигуре и величественной осанке было невозможно.
Представитель Соединенных Штатов поднял руку и начала говорить. Рагглс переводил.
– Американский народ в лице своих граждан приветствует дружественный русский народ, – провозгласил посол дежурную фразу.
Толпа ответила одобрительным гулом.
– Привет, братья-демократы, – произнес Френсис.
В его устах этот лозунг звучал очень убедительно. Не раз он, видный член демократической партии Соединенных Штатов, говорил эту фразу на митингах, но сейчас она звучала по-особенному.
– Мы находимся здесь, – продолжал посол, – в России в тяжелую для русской демократии минуту с единственной целью – помочь вам преодолеть трудности и твердой поступью пойти по пути демократического развития, как идет самая передовая страна в мире – Северо-Американские Соединенные Штаты.
Снова послышался одобрительный гул. Кто-то было засвистел, но быстро смолк, толпа не подхватила. Всем было интересно, что скажет дальше гражданин свободной Америки.
– Сегодня, – продолжал Френсис, – американские суда, груженные продовольствием, спешат в Россию, чтобы помочь русским людям. Американский Красный Крест уже подготовил план бесплатной раздачи провианта нуждающимся.
Толпа еще раз благодарно загудела.
– Америка будет помогать демократической России столько, сколько потребуется. Нам не нужны ничьи территории. Самая свободная страна в мире – Соединенные Штаты Америки несет в Европу долгожданный мир! Германия будет повержена! Толпа снова обрадованно зашумела.
– Америка – страна равных возможностей. Я сам, мальчишка из небогатой семьи, смог выучиться и стать губернатором штата и членом правительства. Сейчас я чрезвычайный и полномочный посол страны, которая была и остается союзником демократической России.
Френсис постоянно делал упор на слове «демократический», понимая, что большевики хоть и называют себя социал-демократами, но по сути таковыми не являются. Следовательно, всё сказанное к ним никакого отношения не имеет. Толпа, прежде враждебно настроенная к американцам, явно переменила свое мнение. Американец увидел это и тот час перешел к наставлениям.
– Посольство – это территория Соединенных Штатов, и каждому, кто нарушит эту незримую границу, я приготовил вот это.
Френсис достал «Смит и Вессон» двенадцатого калибра и помахал увесистой «дурой» перед собравшимися.
– Мы все как один встанем на защиту своей Родины и, если нужно, падем смертью храбрых, обороняя её.
Толпа, казалось, не поняла обращенную к ней угрозу, люди находились под впечатление речи о демократии и продовольственной помощи из-за океана.
– Да здравствует демократическая республика! – провозгласил Френсис, Ура!
– Ура! – подхватила толпа.
Довольный собой посол повернулся спиной к митингующим и покинул балкон.
– Думаю, теперь никто из них не рискнет напасть на посольство, – произнес он соратникам. Те приветствовали посла громом оваций.
– Губернатор, это была Ваша лучшая речь в России, если мы я мог запомнить, я бы записал её и послал всем вашим знакомым, – растроганно балагурил слуга-негр.
В этом доме ему прощалось многое: и излишняя фамильярность к послу, и чрезмерное чувство собственного достоинства. Спустя годы, один из дипломатов, вспоминая чернокожего Филипа, иронично обмолвится, что это была важная персона, порою поважнее самого посла.
Сейчас о навязчивых выходках слуги никто не думал, все без исключения в посольстве осознавали: только что миновала смертельная угроза, и от этого у дипломатов было отличное настроение.
– Филип, приготовьте всем пунша, – скомандовал Френсис, – сегодня американская дипломатия одержала еще одну победу.
Через час в посольство вбежал полковник Роббинс.
– Я только что узнал о том, что некие силы планируют погромы. Я немедленно связался со Смольным и решительно потребовал прекратить беспорядки.
– Поздно узнали, полковник, – съязвил Рагглз, – погром мог случиться сегодня, и если бы не отвага господина посла, неизвестно, чем бы закончился сегодняшний день.
– Ответственный комиссар обещал мне, что все посольства будут взяты под охрану.
– Думаю, это излишне, – вступил в разговор Френсис, – мы получим дюжину лишних ртов и дополнительную заботу о том, чтобы эти защитники не растащили наше имущество.
– Конечно, – добавил Рагглз, – подобный опыт уже был у англичан, которые смогли спокойно вздохнуть только после того, как караул их покинул.
– Мне кажется, – сказал Френсис, – что большевики не могут навести порядок даже в столице, что уж говорить о всей стране.
– Вы ошибаетесь, губернатор. Советская власть побеждает повсеместно, она триумфально движется по городам и селам России, и с каждым днем все больше губерний имеют свои Советы, – горячо возразил полковник.
– На Дону Советов нет, там обосновались казаки во главе с генералом Калединым. Он выступает за войну до победного конца и против диктатуры пролетариата, – сказал Френсис, – в связи с этим мы должны оказать им помощь.
– Если большевики действительно контролируют ситуацию, то, наверное, вам не составит труда организовать переброску в Ростов нескольких десятков автомобилей из резервов Красного Креста для наших друзей на юге. Казаки очень нуждаются в этих авто.
– Вы ставите нелегкую задачу, большевики не дети и понимают, что техника попадет к их врагам.
– Техника, принадлежащая Красному Кресту, может быть использована только в гуманитарных целях. Если большевики имеют реальную власть, то они должны гарантировать сохранность нашего имущества, следующего через их территорию для реализации целей Красного Креста, то есть помощи больным и раненым.
– Хорошо, – сказал Роббинс, – я постараюсь организовать это и убедить товарищей в Смольном, что груз действительно носит гуманитарный характер.
– Этим Вы окажете неоценимую услугу нашим друзьям, – сказал Рагглз, – и докажете всем нам, что власть большевиков действительно существует.
Полковник Роббинс был уязвлен тем, что с толпой разобрались без его вмешательства и теперь выражали сомнения в его способностях договариваться с большевиками. Он сразу же покинул здание на Фурштадской и отправился в Смольный. Для него было делом чрезвычайной важности доказать послу, что Роббинс имеет авторитет у новой власти и может добиться того, что не в силах сделать официальные дипломатические службы.
Через некоторое время были оформлены все необходимые документы на проезд состава с автомобилями Красного Креста в Румынию, но в последний момент случилось невероятное. В большевистских газетах появилась информация о том, что американцы через свой Красный Крест помогают контрреволюции техникой и снаряжением. Поставка оказалась под угрозой срыва.
В посольстве полагали, что произошла утечка информации, и косились на Роббинса. Тот клялся в своей невиновности и говорил, что успеху операции помешали обстоятельства. Доказательств против полковника не было, но репутация Робинса в посольстве и, как следствие, в правительстве Соединенных Штатов оказалась изрядно «подмочена».
Стремясь как-то исправить положение, глава Красного Креста развернул бурную деятельность. Пользуясь пропуском, он беспрепятственно прошел к Троцкому.
– Если тридцать две машины Красного Креста не будут немедленно отправлены в Румынию, которая поддерживает Антанту, то наша организация будет выглядеть в глазах правительства в самом невыгодном свете и не сможет оказывать России помощь продуктами.
Троцкий был готов к такому повороту событий.
– У нас есть точные сведения, что эти машины ждут на Дону, – сказал он Роббинсу.
– Вы питаетесь газетными слухами. Эти машины предназначены для Румынии. Если Вы не верите мне, так дайте разрешение хотя бы для того, чтобы показать союзникам, что Вы действительно управляете ситуацией. Выставьте сопровождение до границы с Румынией и убедитесь в моей правоте.
– Хорошо, – сказал Троцкий, – Вы получите разрешение. Но мы, в свою очередь, хотели бы услышать от Вас, как долго еще союзники будут не замечать правительство народных комиссаров?
– Я понял ваш намек, – ответил Роббинс, – поверьте, признание Советов является моей искренней позицией, которую я буду отстаивать в посольстве и правительстве Соединенных Штатов. Думаю, что признание – это вопрос времени, не более того.
– Вот и договорились, – пожал Роббинсу руку Троцкий.
– Маленькая просьба от американского посла, – улыбнулся полковник, – он просит прекратить погромы, на днях ему чуть было не пришлось применять оружие против толпы.
– Мы к этому не имеем отношения, – сказал председатель Наркоминдела, но со своей стороны обещаю, что подобных инцидентов больше не будет.
С этого момента полковник Роббинс и Лев Троцкий стали большими друзьями. Состав с машинами Красного Креста был, в конце концов, отправлен на юг, поставки в Россию гуманитарных грузов из Америки были продолжены, погромы пошли на убыль, и более никто из митингующих не покушался на дипломатов.
Роббинс восстановил свой авторитет в посольстве и правительстве. Все заинтересованные стороны ждали шагов навстречу друг другу и взаимных уступок.
