Приезжали мы на работу рано: по холодку копали. И он спозаранку тут как тут крутится. Всё кружит по объекту – все закоулки обнюхает. Потом и говорит мне: «На дачу мою, таких бы копальщиков – огород взрыхлить некому. Жаль, никто не догадался схоронить там пару чудиков, чтобы вам поковыряться!» С сарказмом дедок! Уверенный в себе, на всех смотрящий немного свысока, мог быть резок даже с вышестоящими. У него даже появилось любопытное прозвище: Барон. Но с работягами был на равных, любил поиграть в домино, только за глаза мужики на стройке поговаривали, что он не ладит со своей супругой, даже боится её, вот и убегает из дому, пока она не проснулась…
Константин перебил его:
– Посмотреть бы на его дачу, да подсчитать: сколько туда материалов со строек вывезено? Тогда бы он больше не гримасничал!
– Вот, вот! И в нашем случае: объект был закрыт – пока мы работали. Однако, материалы завозились в избытке – гружёные «Мазы» приезжали и уезжали непрерывно! Точно эта стройка превратилась на время в перевалочно-сортировочную базу. Но – что мы сможем поделать теперь?
– Вряд ли он теперь отказался от прежних методов «строительства»!
– Конечно… Он быстро смекнул, сколько стоит содержимое ларца,– вернулся к прерванной теме Андрей,– так что предпочёл самому решать его дальнейшую судьбу! Ну а с «лихими танкистами-машинистами» чё нянькаться? Двадцатипятирублёвки Брежневской им хватит…
Прораб прекрасно понимал – не первый год в такой системе вертелся, – через вышестоящие головы работяги не перелезут, а ближайшее начальство – хорошо его знает, поэтому без острой причины – из-за каких-то кладов серебряных – на обострение отношений не пойдёт. В эпоху дачного бума – каждый кирпичик на персональном учёте! Они всегда смогут договориться между собой… Зато мы с ними – большущий вопрос?!
– Именно…
– Но перепрятать весь ларец Саныч не решился, ибо слишком многие его видели. В результате смекнул, что самое верное выставить тех «танкистов» в ослах – а археологи не станут докапываться до истины: рыться в чужих заморочках… Всё это я уже не раз обдумывал, только разве что-то изменишь?
– Если бы…
– Костя – всё равно они не сознаются! Факт! Доказательств – нет. Нам нечем их прижать!
– Да… И ещё – вдруг вспомнил: тогда, в "Волге" ювелира – мне запало в мозг любопытное обстоятельство. Сумочка убитой секретарши была вытрушена на пол: ей под ноги – типичная имитация ограбления! Но, что особо интересно убийцы – для непонятного куража – в углу приборной панели губной помадой жертвы намалевали три крупных бабочки! Ну, как эмблема "АО МММ"!
– "МММ"?
– Именно!
– А вы опознали трупы из сожжённого "Мерса"? Многие бандиты очень тщеславны?
– Ты имеешь в виду три буквы "М"? Да – фамилия старшего из киллеров начиналась на эм – Молотилов. Здоровенный тип – даже выхватив дозу в Чернобыле – физическое здоровье его не оставило. Зубы вышибал в поножовщинах лихо! Возможно, и второго прозвали как-нибудь на "мэ" – Мэпэрэсэтэ! Однако третья буква? Никаких ассоциаций…
– Но убийство мог совершить молодой – обозлённый и окозлённый, своей подругой, боксёр – и он захотел подразнить нас – мол: все менты – дебилы, вроде Лёни Голубкова?
– Ха… Не фантазируй – Андрюха! Не похоже, чтобы эти урки начали бабочек рисовать женской помадой! Такое впору какому-нибудь артисту, наподобие известного Моисеева, только не таким отморозкам!
– Но… М-Моисеев – ещё одно "М"?!
– Ладно, оставим – уже поздно.
Завершая мысленный экскурс в минувший день, Александр отодвинул опустевшую вазочку из-под мороженого и рассеянно огляделся по сторонам. «Что ж, возможно понадобится пролог?» – он попытался представить себе структуру будущей книги, в результате получилось нечто очень рельефное. Это настораживало: краткость-то сестра таланта, а не рельефность… Тогда он осмотрелся ещё раз – более внимательно: творческий человек, чем бы ни был занят, не должен полностью уходить в свои фантазии.
На Ростов-на-Дону милый и жизнелюбивый, плавно опустился вечер. За ажурной, радужно окрашенной, оградой кафе потемнели аллеи сквера; мозаично золотились листья лип и каштанов в лучах фонарей. Благородные псины, выведенные на прогулку, плескались в фонтане у памятника Кирову.
«А ведь когда-то здесь возвышался большой храм. Бабушка рассказывала… – неизвестно почему вспомнил Вилискунов,– Храм взорвали. На его месте поставили памятник с фонтаном, а рядом это кафе. А, напротив, через проспект, снесли целый квартал и начали возводить музыкальный театр. Может оно и замечательно, только театр напротив храма смотрелся бы лучше». Железобетонный скелет будущего театра сиротливо выглядывал из-за шаткого забора с выгоревшими афишами и наляпистой рекламой. Громады башенных кранов безжизненно застыли и местами уже подёрнулись ржавчиной.
За длинным столом по соседству шумно отмечали чей-то день рождения: лёгкий ветерок соблазнительно размахивал запахами дорогих вин и закусок. Чуть далее двое «новых русских» с хорошенькими дамочками смаковали ликёры и ломтики ананаса; рядом же о чём-то болтала молодая пара, уплетая пахучий острый шашлык из овальной фаянсовой тарелки. Оркестр «Радуги» из двух захмелевших уже маэстро бренчал какую-то ныне популярную дребедень, под их вопиющий аккомпанемент нафальшивливала симпатичная девчушка в полупрозрачном серебристом наряде, с цепочкой тигрового глаза на загорелой груди. Её движения были очень эффектны, хотя и не слишком грациозны и уже не всегда попадали в такт, тем не менее – улыбка всё компенсировала. Окружающие вполне довольствовались такой жизнью и старались не замечать разных, пачкающих впечатление от вечера, мелочей,– а также кучки бомжей выклянчивающих подаяние у состоятельных горожан…
Обстановка в целом банальная.
Но вот, благодаря внутреннему наитию, внимание Александра привлекла одна танцующая пара. Женщину, кружившую по площадке, между столиками и эстрадой, молодую особу – сложно было назвать бесспорной суперкрасавицей с обложки. Вполне обыкновенная для юга внешность: миловидная, с осветлёнными волосами,– соответствующая, в достаточной мере, внутреннему миру; выдаваемому напоказ для не слишком наблюдательных окружающих. Очень не плохо одетая – достаточно образованная и воспитанная и, на первый взгляд, внушающая доверие – располагающая к себе. Однако в её быстрых, раскованных движениях и выразительных позах; в мимолётных взглядах, какие она ловко разбрасывала вокруг; угадывались те характерные штрихи к портрету, каковые вполне красноречиво свидетельствуют о присутствии особой женской натуры – симпатичная змейка. Подобные ей – никогда своего не упустят! Хотя – это, может быть, и совсем не плохо. В пареньке, на первый взгляд, тоже не замечалось чего-либо особенного, кроме жгучей жажды денег и любовных приключений. Но в отношении, проэлектризованном между телами танцующих; в атмосфере, наионизованной вокруг них и выдававшей себя благодаря еле уловимым деталям микро мимики либо тщётным попыткам завязать объяснительный диалог, – во всём этом улавливалась старательно скрываемая интрига. По крайней мере, так показалось Вилискунову со своего места. Сильная интрига – всепоглощающая, уничтожающая массу живых нервов и литры свежей молодой крови. Такая интрига, обычно, порождается внезапной пульсирующей ослепляющей ревностью одного и лёгким, но устойчивым пренебрежением со стороны другой…
Неспешно допивая ликёр, Александр стал незаметно наблюдать: «Откуда могли бы выйти на танец он и она? Скорее всего, они, вне танца, сидят за разными столиками». Пройдясь взором по залу – по открытой площадке кафе – Вилискунов обнаружил столик на двоих возле пальмы, растущей из декоративной глиняной кадушки. Там скучал некто в салатной шведке, своим видом в какой-то мере соответствовавший выплясывавшему сейчас пареньку. «Возможно он его приятель», – второе место под пальмой явно временно пустовало. Вместе с тем специфическая халастякующая развязность, витавшая здесь над початой внушительной бутылкой портвейна «777»,– сильно возмущалась присутствию воображаемой дамы. Между тем, салатная шведка украдкой, но это не трудно было заметить, приглядывала за танцующими. И… Имелся ещё столик на двоих…
– Извините, у вас не занято? – приятный немного взволнованный голос, отвлёк начинающего литератора от увлекательного занятия.
– А? Простите! Да! Конечно, садитесь, – подле уединённого «писательского» уголка нежданно возникла незнакомка. Не юное ослепительное совершенство, тем не менее, очень приятно выглядевшая особа – эдакая немножко проанглийская, немножко профранцузская леди с южным русским акцентом в характере. Обычно, так на юге одевались симпатичные, знающие себе цену, девушки, перебравшиеся в Ростов-на-Дону из сельской глубинки и не имеющие щедрых, богатых спонсоров.
Белая кофточка чуть-чуть просвечивала – привлекательное тело, ничего лишнего, и полоска белоснежных кружев, где надо. Чёрные удобные, уже разношенные туфельки, для долгой ходьбы; лёгкая, полувоздушная юбка. Крашеные природной хной волосы подобраны под милую заколочку на затылке, изящные, пусть не дорогие, белые клипсы на мочках… Александр не сразу оторвался – что-то в ней есть! Она источала лёгкие, но уверенные волны, обещающие – если присмотреться – выдержанное, как классный коньяк, глубоко пронизывающее удовольствие от близкого общения.
Женщина поставила на край столика – щедро выделенный ей пишущим хозяином – чашку горячего кофе («В такую-то жару!» – отметил дотошный Вилискунов) и скромный запотевший бокальчик с бренди – пятьдесят капель для бодрости. «Наверное, у незнакомки выпал нелёгкий денёк. Интересно… Любопытно… Впрочем, стоит ли лезть в душу? Пожалуй, она не расположена к обильному общению», – подумал начинающий ваятель пером.
Дама бросила неопределённый взгляд на открытую тетрадочку и не, спеша, выпила бренди. В её поведении улавливалась настороженность.
Не желая смущать внезапную соседку непрошеным вниманием, писатель вернулся к прерванному наблюдению за танцующей парой. Откинувшись на спинку стульчика, он ещё раз осторожно профильтровал глазами столики в зале: постарался скрытно присмотреться к посетителям кафе. «Вот где сидит она – партнёрша горебалетмейстера!» – Александр усмехнулся с сарказмом.
В самом центре площадки обнаружился ещё один столик на двоих, несимметрично пустовавший. Чтобы увидеть его из-за спин отдыхающих, Александру пришлось чуть нагнуться в сторону. «Несимметричное» пристанище для двоих украшали бутылки разных изысканных напитков, горделиво возвышалась, точно предводительница своеобразного бутылочного строя, пузатая посудина-бочонок с охлаждённым шампанским. Из-за этого «частокола» сиротливо выглядывал букетик осенних тёмно-красных хризантем в большой жестяной банке из-под пива. Подобные букетики приносила в кафе некая, шустрая дамочка, не сдающаяся годам. И наиболее ретивые ухажёры,– не вставая с мест облюбованных, могли купить их для своих примадонн; несмотря на то, что у услужливого бармена не всегда подыскивались достойные вазы. Ничтожная оплошность для маэстро в столь благодатном уголке отдыха среди суеты огромного города. «Этот тоже для своей подруги с цветочками!» – подумал Вилискунов. – «Однако он, пожалуй, очень странен рядом с этой особой?! Очень странен! С симпатичной и улыбчивой коброчкой!»
За столиком с красными цветами и шампанским, спиной к будущему автору сидел, не подозревая о слежке; низенький, полноватый, уже лысеющий мужчина. В немодной сегодня безрукавке сеточкой – он ведь ничем не привлекателен! Максимальное несоответствие напомаженной, подведённой по журнальному эталону кокетке. И всё-таки – по версии Александра – светлокудрая дама могла выйти именно отсюда. «Хм?! Начинается самое интересное: бесплатный спектакль в летнем кафе! Кто он?»– позволил себе пофантазировать придирчивый зритель: – «Чрезмерно блюстительный папаша,– заигравшийся в роль оберегителя целомудренности, снедаемый искушением подсматривать в щелочку за сладострастной дочерью, да и безотчётно ревнующий её ко всему свету сразу. Или это новый русский толстосум – какой-нибудь постсоветский завскладом, внезапно разбогатевший и решивший погулять перед отходом в лучший мир?.. И то, и другое, по-моему, сомнительно – сей тип – большая загадка!»
«Ну а парень, что вертится, будто ужаленный, перед коварной красоткой,– каков его портрет? Простодушный романтик? «Фома, без ключа и квартиры…»»– пришли на ум слова из известной песни: – «С разбитым сердцем, тщётно взывает к ответным чувствам своего почти белокурого божества «с бездонными» очами, вечно жаждущими бриллиантов и натуральных мехов», – поиронизировал Саня: «Классический любовный треугольник, точно на заказ – просто садись, покупай мороженого, чтобы до утра хватило, и пиши, пиши, пиши!»
Когда же оркестр угомонился, собрав всю подать с поклонников эстрадных шлягеров; версия Александра подтвердилась полностью. И дама, и бесквартирный Фома, с ней танцевавший, были именно из-за тех столиков, что он и предположил. Однако, в то время как паренёк, насупившись, уткнулся носом в столешницу перед ним, его недавняя партнёрша, держа в ладонях бокал с шампанским, поигрывая им возле искусно напомаженных губ, принялась оживлённо болтать с лысеющим «папашей». И тема их разговора вряд ли касалась кого-то или чего-то определённого. «Фома» старался не глядеть в сторону своей бывшей попутчицы по танцу, но как только музыка вновь оживилась, он тотчас направился к молодой красотке из-за столика с шампанским. Та опять не отказала, а мужчина в безрукавке, вероятно, не протестовал; и воссоединившаяся пара закружились под плавную мелодию; а усатые веточки виноградной лозы, шатром настилавшей своды кафе и свисавшей местами живыми гирляндами, замаячили в такт движениям. Многопалые лапки пальмы в кадушке тоже не остались в стороне и сдержанно приветствовали сближение двух молодых людей. В этот миг из-под виноградных хитросплетений осторожно выглянули изящные многоцветные фонарики, в силу чего все предметы окутались в интимные тени и блики. Лишь осенние алые хризантемы в неуютной банке своими лохматыми шапками выражали полное безучастие к данному событию. Разделявшая с ними судьбу стареющая безрукавка, вроде бы, с безразличием уткнулась в свой бокал, но и веселья она явно не источала.
Подобное любовно-драматическое явление регулярно повторялось с новыми пиками музыкальной активности оркестра и певицы, «Фома» ещё и ещё раз подходил к беспечной даме и приглашал, а та совсем не отвергала. Только хризантемы хранили холодное равнодушие и были неизменно правы – ибо танцоры неизменно возвращались каждый к своему столику. Интригующее действо стало привлекать внимание уже не одного писателя. Почувствовав чужие, липкие взгляды, парень порозовел, мужчина всё сильнее утыкался в плоскость своего стола. Атмосфера всё больше ионизировалась. И лишь светловолосая змейка вела себя как ни в чём не бывало: восторженно и легко улыбалась как Фоме, так и лысоватому господину. Словом, умело действовала сразу на два фронта.
Запахло дымом…
Приготовили свежий шашлык.
– Саша, здесь не любовный треугольник. Скорее всего, вы ошибаетесь. Эту компанию сильно связывает какой-то коммерческий, скорее всего, денежный интерес… Мне кажется, что всё это разыгрывается специально.
Поняв, что оторопевший Вилискунов не сразу придумает, что ответить; интересная незнакомка, недавно подсевшая за «писательский» столик; решила представиться: Валерия – не удивляйтесь! Я очень сильно училась экстрасенсорике, закончила курс белой магии, немного занимаюсь психоаналитикой.
– Что?! Простите!
– Я – экстрасенс психоаналитик… Чему вы так удивляетесь?! В наше время!
– Простите – вы меня знаете?!
– Да нет же! Саша, я вижу вас, скорее всего, впервые! Я же говорю: я – экстрасенс, психолог-психоаналитик.
– Ух ты! Ах ты! Все мы космонавты! Весёленькая абракадабра получилась!
– Так уж, скорее всего.
– Скорее всего: да уж! Приехали – господа присяжные заседатели! И посему – поэтому, вы тёмными вечерами копаетесь в чужих мыслях.
– Ты занимался практически тем же! Да и, скорее всего, кто сейчас очень уж сильно без греха! А?!
– Да видимо есть ещё такие, раз конец Света не пришёл ещё…
– Нет – это длительный очень, скорее всего, процесс. И он ещё не закончился.
– И есть надежда, что не закончится?
– Надежда, скорее всего, есть всегда.
– Как же это у Вас, интересно, получается?
– От каждого человека пахнет, так или иначе, мыслями, скорее всего, это лучи его микрокосма.
Саня придержал язык и, прервав бесцельный спор, повнимательнее пригляделся к необычной соседке по столику. «Нынче мне удивительно везёт на сюжеты: вчера с утра были приключения с эротикой (Саша вспомнил про Катю с оголёнными ногами) потом разыгралась кафешная мелодрама, но тут уже и мистика подоспела с детективом в придачу. Целый калейдоскоп!» – усмехнулся про себя начинающий романист. – «Странная цепь для одних суток?! А если всё… Каламбур – эта идея похожа на неплохой винегрет! Видимо проголодался – шашлык классно пахнет – соблазняет!»
– Вы сердитесь?! Я хотела вам помочь, вы ведь собираете очень нужную, скорее всего, информацию! Я хотела…
– Да, да – хотели как лучше, а получилось: «так уж, скорее всего», – передразнил Александр незнакомку – Валерию. «Если же всё каким-либо образом скомпоновать», – продолжил он рассуждения,– «то получится… получится что-то в смысле триллера. Раньше текла жизнь, словно река – проза; потом потекла драма; ныне – триллер! Всё круче и круче! Вот болото…»
– Всё круче и круче! Скорее всего. Болото… – теперь уже передразнивать взялась Валерия.
– Не повторяйте и без того банальные мысли. Вернёмся лучше к собранию полезной информации – Валерия-Шерлок Холмс! – «А она весьма недурна и интересна…»
– Информация очень сильно плохая! Скорее всего, случится нехорошее. Тёмные круги. Над тем парнем сильно сгустилось зло.
– Жаль! Он неплохо танцует… Но может всё обойдётся: Бог даст!
– Даст – всем по заслугам.
– Ну – хоть не так обидно, раз по заслугам…
– Вы верующая?
– Да, но не крещёная. Но разве мало грехов делали крещёные?
– Извините – я не интересовался! Да и не станем затевать новый многочасовой спор. Нет, нет. Я спорить с вами не буду. Уже поздно… Скажите лучше, что можно сделать для того несчастного парня?
– Скорее всего, ничего!
– Послушайте – я хочу купить ещё ликёра. Угостить вас ликёром?
– Хорошо. Угости, пожалуйста.
– Мы – на «ты»?
– Да… скорее всего.
«Она не слишком улыбчива, зато и не ломается – "скорее всего"», – заметил Александр: – Тогда я мигом…
Тут, Вилискунов ещё не успел отойти, Валерию попытались пригласить на танец. «Чего доброго и мне предстоит играть роль третьего лишнего», – мелькнуло в голове у Александра. Однако экстрасенс-психоаналитик твёрдо, даже немного нервно, отказала.
– Правильно, – поддержал молодой литератор, – держите пост наблюдения, а я щас!
– Я пока покурю.
– Да?! Вы к-курите? Уже словно м-матёрая ведьма! Все эти: экстрасексы, разные там психо-экстра-анализы – это всё для вас, скорее всего, уже просто с-семечки! Сильно! Ничего не скажешь! – Александр немного подурачился, перевирая слова.
Леди лишь неопределённо, чисто по-русски, пожала плечами и величаво откинулась на спинку стула.
Вилискунов подошёл к окошку продавца, дабы сделать заказы: творческий азарт, обильно подогретый свежими впечатлениями, и требовал дополнительных белков и аминокислот.
Неожиданно, точно не желая отставать от начинающего литератора, господин из-за столика в центре тоже встал и устремился к противоположному окошку прилавка, откуда торговали шашлыками и солёными закусками. Он проследовал мимо Александра, по понятным причинам задержавшегося возле симпатичной продавщицы, наливавшей ему кофе. Под кружевным белым фартучком просвечивало немного каких-то лоскутков, а остальное – звало и манило! Плюс к тому под белоснежным чепчиком чудесно вихрились ласковые пшеничные пряди, а ослепительная улыбка зачаровывала и расслабляла перегруженные за день нервы. Внимательная девушка, несмотря на обилие клиентов, через амбразуру прилавка успела заметить несколько необычное поведение одного из посетителей. Ведь не каждый день в кафе заходят для того, чтобы пописать! И когда тот индивид заглянул в её отдел прилавка, польщённый её улыбкой, она не преминула поинтересоваться: кто есть такой? «Так, некий чудак», – шутливо ответил молодой графоман: «Изобрёл для себя бесплатный рецептик от скуки…» Несмотря на пылкую дискуссию у прилавка, привыкший всё запоминать Александр, краем глаза зафиксировал, что лысоватый в безрукавке, возвращаясь на своё место, пронёс полновесный дымящийся шампур на овальном блюде вазочку с острой приправой.
Вдруг, Валерия поднялась из-за столика и быстро направилась к выходу. «О – чёрт! Да она приревновала меня к юной и очаровательной барвуменше! Видимо я с ней заболтался!»– воскликнул в душе Александр; тем более что заказ, ставший теперь ненужным, отменить было уже нельзя. «Может угостить эту – с пшеничными локонами? Однако – «не хватайтесь за чужие талии, вырвавшись из рук своих подруг!»– вспомнил он слова из полюбившейся песни Владимира Высоцкого.
Когда же Вилискунов вернулся на свой, печально осиротевший, «дозорный пост»; музыка успела завершить очередной цикл активности, и невезучливый танцор, вновь расставшись с партнёршей, покинул площадку кафе. Его приятель остался в одиночестве под пальмой в кадушке, печально помахивавшей разлапистыми листьями… Решив, что мелодрама уже докатилась до своей неизбежности, Александр погрузился в рассуждения о завтрашнем дне, обещавшем любопытное приключение. Кирилл Граненков, насколько был наслышан о нём Александр, обладал мёртвой хваткой уверенного в себе предпринимателя. От него не ускользало ни одно мало-мальски выгодное дело. Официально он считался хозяином огромного комплекса по оказанию услуг автосервиса. И везде, где бы ни появлялись филиалы его фирм, дальше всё двигалось, неукротимо расширяясь, и развивалось с особым масштабом. Этот саблезубый хищник вгрызался в дело, словно рыба-пила в свою добычу, и расчеты пока ещё не обманывали его ожидания в выигрыше.
Ловок! C таким опасно сталкиваться на кривой дорожке! «Теперь ему понадобилась книга о себе любимом, а меня хочет преподнести миру, словно я взращённый им орёл? А может ему и этого мало? Что же он задумал?»– пытался предугадать Вилискунов, в глубине сердца не доверяя Граненкову: «Хочет сделать мне подарок, вместо глупенькой красавицы Лидии? Которую, фактически, он отбил у меня, так, кстати, и не женившись на ней впоследствии? У него целое море других таких же глупеньких и красивых. Хотя может то и к лучшему, да и придал ли он такое значение тому событию… Ладно – завтра кое-что определится».
В этот момент магическую тишину южной летней ночи взорвал женский крик, отразившийся леденящими мурашками на теле и отчаянным эхом от каменных громад соседних со сквером кварталов, с яростью взиравших на всё высвеченными глазницами верхних этажей. Начинающий писатель далеко не сразу очнулся из оцепенения. Когда же он посмотрел в сторону крика, то увидел, что толпа собирается возле закоулка аллеи в глубине сквера. Там лежало, обильно истекая кровью, тело парня – его осветили фонариком – так и не успевшего достучаться до сердца светловолосой кокетки… Вилискунов подошёл к месту трагедии: у корней старого клёна валялся окровавленный шампур.
Тут на улице Суворова, примыкающей к данной части сквера, раздался ужасный визг покрышек, проворачивающихся на мягком асфальте. Светлая «Девятка» пыталась сразу – развернуться и набрать скорость. От слишком резкого рывка распахнулась передняя дверца, и белокурая кокетка едва не вывалилась, пытаясь её захлопнуть. Лысоватый, вероятно, сидел за рулём машины. Однако, следом также завизжала голубая «пятёрка» – в ней угадывался, мелькнувший на мгновение в потоке лучей из фар, силуэт друга убитого.
Вскоре на проспекте, видневшемся сквозь сквер, послышался вой сирен. Толпа зевак поторопилась рассосаться, опасаясь длительных расспросов в залитых колючим светом кабинетах, с обессилившими за день жужжащими кондиционерами. Но Вилискунов остался допить свой кофе.