Ты меня уводишь в невозможность,
едва коснувшись кончиками прохладных пальцев.
Зарделось сердце: стесняется нежности.
Тепло – как сиянье солнечное –
лучи во все стороны рассыпаются.
Забываю стыдливость угловатую.
Доверяюсь неведомому вечному.
Чувство с шёпота переходит на крик –
так – безумец в пустыне орущий.
Миг вольности, а проживаешь бесконечность,
расцвеченную, как оперенье какаду.
Глаза слепнут, как если б смотрели
на безбрежность морскую
в погожий день, и долго-долго…
Как хорошо в июльский вечер в сене
Устроить ложе и закрыть глаза,
И представлять, как в облаковой пене
Далёких звёзд мерцает бирюза.
Прожить тот вечер, лишь покой приемля,
О будущем не думать, не страдать.
Вновь каждым нервом ощущая Землю,
Испить до капли жизни благодать…
Травы увядшей аромат чуть терпок.
Но что поделать? Даже мёд горчит.
Над крышей золотится лунный серпик,
Срывая мысли с правильных орбит.
Шурши, трава, баюкай колыбельной.
Пусть разум спит, пусть бодрствует душа.
И в этой неге ласковой, постельной,
Струиться будет время не спеша…
На ощупь лишь чувство угадываю,
как слепой, читающий пальцами
под фиолетовую поступь ночи,
звучащую неоновым мерцаньем,
танцуют силуэты – чей-то почерк
на тайне мимолётного свиданья,
которое так пахнет откровенно,
сияет так изменчиво-напрасно,
похожее, быть может, на мгновенье
властительницы ночи… и на праздник:
немыслимые высота и лёгкость
окутаны смиреньем, расстояньем –
то песня угасающего солнца
в погоне за гармонией случайной
и только – оперенье в переливах,
размах да ошалелая свобода
на крыльях виртуозного светила
и звуки, как призывы саксофона…