Александр Брыксенков
Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЕКРеТ
Рано утром дед Сергей растолкал уснувшего, наконец, Диму. Как только бывший разведчик открыл глаза, так сразу же засыпал старика вопросами:
– Дядя Сергей, а на каких машинах грунт вывозили?
– С Пороховых-то? – сразу же усек старик, – Известно на каких. На «студерах».
– Ну а другие машины приезжали на Пороховые?
– Вроде бы не приезжали. Бывали иногда автобусы с темными стеклами, но они к нам в бокс не заезжали. – Дед Сергей посмотрел насмешливо на Диму, – Ты, что ночь не спал, все об этом и думал?
– Значит только «студебеккеры» что-то привозили, разгружались, а затем уезжали, груженные мешками с грунтом?
– Эх, как тебя это дело забрало! Чистый Штирлиц, – старик потянулся, разминаясь ото сна, и добавил, – Не все машины приходили с грузом, довольно часто пустые «студеры» шли прямо в наш бокс, под погрузку.
После жаркого, богатого лесными пожарами лета, стояла сухая осень. Осторожный дед вытащил из костра обгоревшие лесины, отнес их к речке и умакнул в воду: от греха подальше. Потушив костер, старик промолвил:
– Ходили слухи, что какие-то машины иногда ночами следовали на Аэродром. Глухо говорили о подземном ходе, который, якобы, соединял Аэродром с Пороховыми. Но я думаю, что все это – трепотня.
Когда мужчины вышли на тропу северного хода, чтобы идти в Камары, они увидели человека, который спускался с поросшего березняком склона.
– Это же Тимоха! – определил дед Сергей.
Дождавшись Тимофея, старик азартно набросился на своего приятеля:
– Ёж твою на косо! Ты где околачивался, замудонец!
– Сам замудонец. Договаривались ждать на взгорке у речки. Я и ждал. А ты, где был?
Оказалось, что оба старика ждали друг друга по разные стороны взгорка. Пошумели, помахали руками и все пошли дальше. Старые приятели всю дорогу добродушно переругивались между собой и вспоминали какие-то прошлые прегрешения и вины одного перед другим. Дима шел молча, машинально сбивая сапогами шляпки сыроежек и редкие перестарки-подосиновики. Стариков он не слушал. Он соображал:
Камарские пейзажи
«Если две бригады за смену загружали двадцать машин, то за сутки – шестьдесят. В каждую машину загружалось по сто мешков. Значит суточная загрузка составляла 6 000 мешков. Дед Сергей говорил, что в мешках было по пятьдесят килограммов грунта. Следовательно суточная выемка грунта равнялась тремстам тоннам, а годовая – 100 000 т.»
Увлекшись арифметическими выкладками Дима запнулся за корень и пошел носом вниз. Тимофей обернулся, посмотрел на молодца, упершегося руками в мох, и съехидничал:
– Что, Митрий, никак зайчика поймал?
Дима не ответил на едкость. Он поднялся на ноги и снова занялся расчетами:
«Для определения объема примем плотность грунта равную трем тоннам в метре кубическом. Полученный объем 30 000 метров кубических разделим на трехметровую высоту помещений. Тогда площадь подземных апартаментов составит 10 000 метров квадратных. Это же сто трехкомнатных квартир», – перевел свои расчеты на бытовой уровень бывший разведчик.
Старики шли споро и Дима от них поотстал. Когда он их догнал, дед Сергей спросил:
– Почто молчишь, Митрий? Рассказал бы чего-нибудь. Или всё про Пороховые думаешь?
– Да, немного.
– Делать тебе нечего. Всё давным-давно быльём поросло и даже памяти не осталось. Кроме названия.
Дима промолчал и снова погрузился в размышления:
«Сто трехкомнатных квартир – это годовой результат. А ведь копали и до деда Сергея, и после его ухода в армию. Поэтому к этим квартирам допустимо прибавить еще столько же. Да плюс заглубленные помещения бывшего завода. Это же целый подземный городок! Возникает громадный вопрос: для чего создавалось это обширное подземелье???»
После того как прошли овсяную поляну, всю истоптанную медведями, Дима продолжил анализ полученных сведений:
«Положим создавался подземный пункт управления войсками, а может быть и страной на случай войны. А машины везли строительные материалы и оборудование для обустройства бункера.
Возражение: объект наглухо замурован, т.е. не имеет ни входов, ни выходов. А самое главное – отсутствуют какие-либо антенны, без которых бункер слеп и глух. Да и масса привезенного груза намного превышает массу строительных материалов, необходимых для отделки бункера.»
До деревни дошли быстро. Перед домом на Диму с визгом налетели Антон с Машкой. На крыльцо выскочила Соня. Она махала руками и радостно смеялась. Анна Матвеевна молча стояла у сарая. Из глаз её текли слёзы.
Вскоре Дима очутился в объятиях женщин:
– Господи! А мы уж все передумали. Заблудиться не мог! Значит, что-то случилось.
Диму усадили за стол, щедро выставили перед ним все бывшие в наличии угощения, Анна Матвеевна достала заначенную поллитровку. Дима ел и пил, отвечал на вопросы домочадцев, гладил прилипших к нему детей, а мысли его были далеко. Они вертелись вокруг подземного бункера.
Еще в лесу, по дороге домой он предполагал по приходе в деревню обсудить с бывшими военными, Женей Иркутским и Барсуковым, те сведения, которые он получил от деда Сергея. Но чем дольше он думал о загадочном бункере, тем больше проникался уверенностью, что делать этого не следует. Чутьем военного разведчика он ощутил, что нечаянно прикоснулся к большой государственной тайне, а поэтому язык нужно держать за зубами.
После трапезы Дима отправился на сеновал, чтобы сладко поспать. Но какой там сон. Мысли текли непрерывным потоком:
«Значит в подземелье загружали какой-то очень важный продукт. Но не архивы и не боеприпасы. Эти продукты требуют доступа и ухода. И не атомные бомбы. В то время они считались на единицы. И не ядерные отходы. Тогда их в заметных количествах просто не было. Может быть боевые отравляющие вещества, химическое оружие? Но и оно требует ухода и контроля, т.е. доступа к нему.»
Хотя наш деревенский Штирлиц, так ни на чём и не остановился, но он твердо уверовал в то, что под Пороховыми, а может быть и под Камарами замуровна какя-то большая активная масса, которая либо выделяет газы, либо испускает с помощью лучей или волн некую энергию. По этой причине, наверное, и природа не Пороховых какая-то странная. Может быть поэтому и климат в Камарах особый, и урожайность овощей, грибов, ягод невероятная, и москитов тьма невиданная.
Кроме того, Дима проникся убежденностью, что эта замурованная масса не пассивна, что под землей протекают непонятные, но активные процессы и предположил наличие связи между этими процессами и мистическими явлениями в Камарах.
В общем нафантазировал Дима густо. Увлечение научно-фантастической литературой даром для него не прошло. Все эти фантазии на подземную тему бились в его голове и требовали выхода. Его так и подмывало поделиться с кем-нибудь своими откровениями. Но он отчетливо понимал, что делать этого нельзя. Хотя тайна и не была раскрыта до конца, но и в зачаточном виде её расшифровка имела остро секретный характер.
Семёнова пожня. Акварель А. Г. Брыксенкова с фото Ю. Овчинникова.
ДРУЗЬЯ ИДУТ НА РИСК
Мишка Козел, когда сидел с Барсуковым в кафе на Лиговке, был дважды сомравши.
Во-первых, он солгал относительно Киры Ивановой, уверив Мешка, что не знает, где она находится. На самом деле ему было точно известно место её пребывания. И расположено было это место совсем недалеко от Камар.
Во-вторых, то учреждение, которое он снисходительно назвал статистической конторой, якобы завербовавшей его в свои ряды, в действительности было серьёзным органом – Комитетом государственной безопасности СССР. В этой «конторе» Козел прослужил почти двадцать пять лет и числился в ней не Козлом, а «Росомахой», официальное имя которой было Михаил Иванович Смертин, а звание – подполковник госбезопасности.
Да и вербовки то никакой не было. Просто в один сияющий день, когда Задвинье утопало в сирени, а красные тюльпаны качались на всех клумбах, когда от свежей салаки, продававшейся на каждом перекрестке, тревожно пахло морем, когда в кармане лежал диплом специалиста по эксплуатации судовых дизельных установок, когда жизнь была упоительна и в дальнейшем предвещала еще большее упоение, Михаила Смертина пригласили в кабинет директора Речного училища.
За директорским столом сидели двое незнакомых. Один из них предложил Мишке сесть и начал задавать вопросы. Вопросы пустяковые. О настроении, о здоровье. Еще про родственников спрашивал и о планах на будущее. Интересовался, есть ли у него девушка и не собирается ли уважаемый товарищ Смертин создавать семью. Видать Мишкины ответы удовлетворили странную пару, поскольку встреча перешла в главную фазу. Молчавший до этого штымп заговорил доверительным тоном:
– Мы внимательно изучили ваше личное дело и считаем, что вы очень подходите для участия в одном, исключительно важном для Родины, научном испытании. Суть испытания представляет собой государственную тайну и поэтому оглашению не подлежит. Однако могу сказать, что это испытание интересное, романтичное. Оно потребует от вас ясной головы и выдержки. В ходе испытания никакого ущерба вашему здоровью нанесено не будет. Вы будете заняты в течение двух-трех лет. Ежемесячно вам будет начисляться зарплата в пять раз большая, чем та на какую вы рассчитываете в системе Речфлота. По окончанию работы вы получите выходное пособие в размере десятимесячной зарплаты и право поступать вне конкурса в любой ВУЗ страны или выбрать работу в любом городе.
Если в течение подготовительного периода вы измените свое решение и откажетесь от участия в испытание, вас отпустят на все четыре стороны, предварительно взяв подписку о неразглашении государственной тайны.
Я сказал все, что мне дозволено сказать. Вы можете подумать сутки, а завтра в это же время мы ждем от вас либо согласия, либо отказа. О нашем разговоре никому ни слова. Все. Вы свободны.
Мишка с широко раскрытыми глазами выкатился из директорского кабинета и срочно поскакал в общежитие, чтобы ни кому-либо, а только Руслану и Казяве рассказать о странном предложении. Но те его уже сами искали. Оказывается они тоже получили такое же предложение.
– Ну, корешочки, что делать будем? – открыл совещание Руслан.
– А, чума его знает. Война в Крыму – все в дыму, – отозвался Козел.
В разговор включился Казява:
– То-то и оно, что в дыму. Вы же знаете, пацаны, я никогда в тёмную не играл. Так, что пусть они свое тихушное испытание проводят без меня.
Долго друзья обсуждали ситуацию. В конце-концов Мишка и Руслан настроились принять участие в научной заморочке. А Игорь Казов своего решения не изменил и предостерег авантюристов:
– Смотрите, пацаны, не фраернитесь. Как бы у вас от этих испытаний концы не отвалились. Вон, Козел уже имеет опыт.
– Та, что Козел? Ерунда, ничего страшного, – отмахнулся Козел.
– Ха, ерунда! Скажи спасибо, что ссаться перестал, а то ходил бы всю жизнь вонявым, – заключил Казява.
Через десять дней, после прохождения в гарнизонном госпитале медицинского осмотра, Руслан и Мишка убыли в Москву. Из Москвы они были направлены в Подмосковье, на летнюю базу недалеко от Ивантеевки.
МЕДИЦИНСКОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ
Сосны просеивали солнечные лучи, и они ложились на брусничник, на мох, на военные палатки мягкими, неяркими пятнами. Палаток было пятьдесят штук, и они в пять рядов стояли перед площадкой, на другой стороне которой возвышалось двухэтажное кирпичное здание. За зданием были разбросаны деревянные хатки, покрашенные в голубой цвет.
Это был типичный пионерский лагерь. Причем обитатели его совсем недавно покинули место своего отдыха и закаливания. Об этом свидетельствовал все еще не снятый плакат на фронтоне кирпичного здания:
«Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»
Перед главным зданием располагалась площадка с высоким флагштоком в центре. Здесь, очевидно, проводились утренние линейки и поднимался красный флаг. При входе на площадку стоял щит, на котором были размещены объявления и документы: расписание работы различных кружков, турнирная таблица волейбольных соревнований, пионерские правила и еще что-то. Теперь все это было мусором.
В настоящее время здесь, вместо пионеров, размещались медики. Они в комнатах и залах кирпичного здания развернули врачебные кабинеты. В одной из голубых хаток действовала рентгеновская установка, в другой – лаборатория. Во всех этих помещениях специальная медицинская комиссия дотошно и строго оценивала состояние физического и психического здоровья спецконтингента, размещенного в военных палатках.
Руслан и Козел, сидевшие на скамейке перед флагштоком, обменивались впечатлениями и предположениями.
– Ты, что-нибудь надыбал? – спросил Руслан.
– В смысле? – отозвался Козел.
– Ну, что все это значит и чем сердце успокоится?
– Что здесь надыбаешь? Начальничков мы не видим, а кто из них и нарисуется, то молчит. И мы ничего не делаем, лишь покорно выделяем кровь, кал и мочу, ходим на рентген, да показываем врачам то язык, то залупу. Я только одно усёк: из двухсот хлопцев, что разместились в палатках, нет ни одного нацмена. Одни русские рожи.
– Ну и что?
Пионеры уехали
– Да, ничего. Просто как факт.
Друзья помолчали. Хорошо сиделось под соснами. Хорошо и томно. Они только что сдали из вены кровь на анализ и были немножко в гроги. Тогда не теперь. Тогда для забора крови пз вены использовалась толстая, как правило, тупая, многоразовая игла.
– Замечаешь, Мишка, здесь все почти так же, как было у нас на даче в Инчукалне.
– Ага! Похоже. Только нет речки и пороховых россыпей
– О! Россыпи! Какие были салюты!
Дача детдома располагалась в бывшем имении какого-то барона. Двухэтажный особняк стоял на крутом берегу Гауи, окруженный соснами и дубами. Берег реки густо зарос кустами красной смородины, от непомерного поедания ягод которой у детей трескались языки. В лесах было полно черники и маслят. Вдоль реки тянулись песчаные пляжи. Но не эти благодати больше всего притягивали пацанов.
В километрах двух от дачи проходило Псковское шоссе. По нему в начале войны, спасаясь от флангового танкового удара немцев бежали красноармейцы маршала Ворошилова. Они бежали, бросая в придорожных лесах технику, вооружение, боеприпасы. В 44-ом, но в противоположном направлении, бежали немцы. Они бросали всё, что мешало бегу.
Эти леса вдоль Псковского шоссе были форменным Клондайком для мальчишек. Горки и россыпи трубчатого пороха, а также пороха в виде шайбочек и квадратиков. Залежи тола и другой взрывчатки. Частые включения авиационных снарядов и зенитных боеприпасов. Ящики с патронами, пулеметные ленты, очень ценимые знатоками гранаты и разнообразные мины. Всего добра, что бесхозно лежало в лесах, перечесть было невозможно.+
Как ни старался директор Некрасов пресечь тягу пацанов к военной технике и боеприпасам, но полностью закрыть доступ к вожделенным военным цацкам он не мог. В личное время мальчики-детдомовцы пропадали в заветном лесу. Там они собирали все, что взрывалось и горело. Предпочтение отдавалось «лимонкам», малокалиберным минам, авиационным снарядам. Собранное добро приносилось в спальни и пряталось под матрасами и подушками. Однажды директор произвел обыск в спальных помещениях. Результат изумил Некрасова, а воспитательниц потряс до обмороков: в вестибюле конфискованное «добро» образовало большую, грозную кучу. Пацаны не понимали волнений взрослых. Боеприпасы же разряжены! Взрыватели и запалы вынуты!
Детдомовцы, как и все дети, хлебнувшие войны, были большими специалистами в деле обезвреживания мин, разборке снарядов и гранат. Они на взлет определяли быстродействие бикфордова шнура, цвет сигнальной ракеты, мощность того или иного взрывчатого вещества. Их самым любимым развлечением был салют. Организовывался он следующим образом.
На дно большой латунной гильзы от зенитного боезапаса укладывалась толовая шашка, снабженная взрывателем. После чего гильза до верху заполнялась адской смесью, состоявшей из разносортного пороха, трассирующих пуль, раздробленного горючего вещества осветительных ракет и дымовых шашек. Снаряженная таким образом салютная установка помещалась в центре лесной поляны. Подготовив установку, пацаны скатывались в окоп и поджигали бикфордов шнур.
Через пятнадцать- двадцать секунд могучий рёв оглашал лес. Из гильзы высоко в небо разноцветным огненным потоком устремлялись, воя и свистя, горюче-взрывчатые ингредиенты. Венчал салют шикарный взрыв толовой шашки, разносивший гильзу вдрызг. Такое запоминалось на всю жизнь.
– Да, салюты были чинные. Ничего не скажешь, – согласился с другом Мишка. Друзья помолчали. Каждый думал о своем.
– Вот, ты обратил внимание на национальный состав нашей гопы, – вернулся к начальной теме Руслан, – Это интересно. Но и я тоже кой на чем споткнулся. Ты знаешь, здесь нет тюх. Все, с кем я разговаривал, имеют среднее специальное образование. У большинства за плечами техникум, у некоторых – училище, есть парни из спецух. Как это понимать?
– Понимать это нужно так: в предстоящем испытании нас ждет не ломовая, а умственная работа, – сделал оптимистичный вывод Козел.
– Хорошо бы. Только сомнительно. Уж слишком темнят наши начальники.
Очень скоро наблюдательные друзья выявили еще одну не совсем приятную особенность, которая поставила под сомнение Мишкино предположение касательно предстоящей умственной работы. Они определили, что их товарищи по палаткам, все до одного, – круглые сироты, что у них не только нет отцов и матерей, но и близких родственников.
– К чему бы это? – задумчиво протянул Мишка, обращаясь к Руслану.
– Я слышал, что в Питере за заслуги перед медициной собаке поставили памятник. – Руслан взял паузу, значительно посмотрел на Мишку и, наконец, выдал, – Так вот я думаю, что нам такие почести не светят. Наши заслуги будут отмечены более скромно.
– Ты, считаешь, что нам предстоит быть подопытными кроликами? – решил уточнить Мишка.
– Ах, гражданин Смертин, своей догадливостью вы меня просто очаровываете. Я всегда знал, что у вас с репным маслом все в порядке, – фасонно, по моряцки отстучал бывший юнга Серебров.
Через две недели работа специальной медкомиссии была закончено. Её строгое сито не смогла преодолеть почти треть кандидатов в испытатели. Козла тоже чуть не отсеяли. Врач-дерматолог обратил внимание на два рубца на головке Мишкиного пениса. Мишка объяснил причину их появления. Дерматолог поспешил с докладом к начальству. Полковник, в накинутом на плечи белом халате, внимательно изучил Мишкину медицинскую карту. Карта была великолепна.
– Пусть остается. Нам, все равно, нужны будут «няньки», – заключил полковник. – В случае чего переведем его в обслуживающий состав.
ПРИЧЕМ ЗДЕСЬ ДЕВУШКИ?
За две недели врачи выполнили программу всестороннего медицинского обследования спецконтингента и покинули базу. Вслед за ними покинул базу и спецконтингент. Парней вывезли на один из закрытых объектов КГБ, где разместили в большом, похожим на санаторный корпус, здании, стоявшем на берегу живописного озера. После палаток, жизнь в просторных, светлых палатах воспринималась ими как верх комфорта.
На следующее после приезда утро народ вывели на плац, построили по ранжиру в одну шеренгу, рассчитали на «первый-третий», а затем разбили на три взвода. Взводы возглавили подтянутые дядьки в военной форме, но без погон. Созданное подразделение было названо третьей ротой, а бойцы роты – курсантами.
И началась муштровка – ежедневные строевые занятия на плацу. После строевой подготовки рота занималась либо легкой атлетикой, либо осваиванием несложных упражнений на гимнастических снарядах, а ближе к вечеру – ритмикой и танцами. Физические занятия перемежались интеллектуальными. Курсанты каждый день изучали английский язык, историю России, грамматику русского языка, причем на уроках русского языка особое внимание обращалось на правильное произношение слов и на грамотное, литературное изложение своих мыслей.
Заканчивался учебный день в восемь вечера. До отбоя, который объявлялся в одиннадцать часов, можно было посидеть в библиотеке, поиграть в тихие или подвижные игры, однако большинство предпочитало смотреть фильмы. Демонстрировались не только советские фильмы про войну и про стройки, но и трофейные ленты, заполненные любовными и эротическими сценами.
Когда роте присвоили третий номер, многие удивились: почему не первый. А уже через несколько дней все открылось. Оказалось, что совсем рядом, за маленьким лесочком в двух белоснежных корпусах гостиничного типа расположились еще две роты – первая и вторая. Обе роты были курсантскими, но, в отличии от третьей роты, курсантами там были девушки. Размещены они были с большими удобствами. В отдельной комнате (или номере), снабженной душем и туалетом, проживали не более двух девушек.
Стоит ли говорить, что очень скоро между парнями из третьей роты и девушками установились сначала дружеские, а потом и более теплые отношения. Причем, по всему было видно, что курсантское начальство не только не тормозило этот процесс, но наоборот способствовало сближению юношей и девушек. Проводилось много совместных культурных и спортивных мероприятий, в субботу и воскресенье устраивались танцевальные вечера, вход в женские корпуса был свободным. Романы вспыхивали мгновенно.
А тут еще романтичные летние вечера с мерцающей гладью озера. Томно плывущие из танцевального павильона звуки запрещенного во всем остальном Союзе чувственного танго. Доступность интимного уединения в гостиничном номере. Все это работало на то, чтобы девушки начали беременеть.
Забеременевших курсанток куда-то увозили. Через три месяца численный состав первой и второй роты заметно сократился.
Аналитически настроенные Мишка и Руслан с первых же дней пребывания в третьей роте были в полной растерянности. Они вопрошали друг друга:
– Для чего нам вдалбливают в головы неправильные английские глаголы? Может быть намереваются заслать в качестве агентов в одну из стран НАТО?
– А обучение бальным и салонным танцам? Это вообще не в какие ворота!
После контактов с девушками-курсантами у них возникли новые вопросы:
– Причем здесь девчата? Не собираются же из нас делать производителей для выведения особо ценной породы людей?
Строго говоря, про особо ценную породу они стали думать после совершенно неожиданной встречи. На пятый или шестой день пребывания у озера Руслан в толпе девушек-курсанток увидел детдомовку, Кирку Иванову. После удивлений и взаимных радостных приветствий Руслан поинтересовался у Кирки, как она здесь оказалась.
– Наверное, также как и ты. Предложили, я и согласилась.
– А чего соглашалась- то? У тебя же хорошая работа была.
– Ничего хорошего. Меня после окончания медицинской школы направили работать медсестрой в дом престарелых. Наблюдать каждый день этих убогих стариков и думать, что и ты такая же будешь, – очень неприятное занятие.
– Перешла бы на другую работу.
– Ну, ты, как не родной! После школы каждый должен отработать три года там, куда его пошлют.
Затем Руслан сообщил Кире о Мишке Смертине и о том, что они с ним постоянно гадают и никак не могут отгадать: для каких подвигов их готовят. Кира понимающе кивнула и спросила:
– А вы знаете с какой целью сюда доставлены девчонки?
– Нет.
– Нам приказано никому об этом не рассказывать. Поэтому, то, что я сообщу – только для тебя и Мишки.
– Понятно.
Кира понизила голос и поведала следующее:
– Им зачем-то нужны…, – здесь она запнулась и начала краснеть…
Затем твердо продолжила:
– Им зачем-то нужны беременные женщины. Нам рекомендовали благосклонно относиться к ухаживаниям парней и стремиться зачать ребенка. Забеременевшей девушке зарплата будет удвоена, а родившееся дитя будет взято на полное государственное содержание.
– Ну, дела! Выходит, нас держат за быков-производителей?
– Наверное, не только…
Еще немного погуляв и поговорив, они стали прощаться. Перед тем, как отправиться в свою роту, Кира, потупив глаза, спросила Руслана:
– Ты что-нибудь знаешь о Леше Барсукове?
Руслан понимающе хмыкнул и сообщил:
– Он в Ленинграде работает. Фрезеровщиком.
Затем, догадавшись, что вовсе не это интересует девушку, добавил:+
– Вроде бы не женат.
