Александр Борисович Потапов
Рыцарская сказка
Звездочет уже было собрался ответить твердое «да», ибо, во-первых, неприятности бывают всегда, а, во-вторых, понятие «неприятности» у каждого свое и тут можно поспорить, но вмешалась Королева:
– Слушай, Лейзер, твоя хитрость иногда граничит с глупостью. Риберт, нас беспокоит, сможем ли мы благополучно заплатить дань Повелителю и что нам может помешать.
Тон Королевы поведал звездочету о многом, так же как и настороженные физиономии придворных.
– Все сложится прекрасно, моя Королева, потому что никакой опасности извне я не вижу, а с любой внутренней опасностью Королева справится без труда.
– Какая внутренняя опасность? – напряглась Королева.
– Тебе пора менять колпак звездочета на шутовской, – рявкнул Рейнхольд.
– Так указывают звезды…
– Я тебе так врежу, что у тебя все звезды перед глазами перемешаются, – не унимался Рейнхольд.
– Подожди, Рейнхольд, – остановила его Королева и велела Риберту продолжать.
– Нептун входит в созвездие Тельца, которое покровительствует нашему замку, его градус…
– Давай без подробностей и попроще, – велел Лейзер.
– Эта планета толкает людей на измену и предательство.
– Но ничего конкретного? – спросил Лейзер и, увидев утвердительный кивок звездочета, облегченно вздохнул: – Ну, такое предсказание сойдет только на ярмарке в базарный день.
Вдруг неожиданно для всех поднялся Фидлер и обратился к Королеве:
– Если мне будет дозволено, я хотел бы кое-что сообщить Совету.
Королева кивнула. Все заинтересованно посмотрели на Фидлера. Он всегда отличался немногословностью. Занимая высокий пост при Королеве и обладая огромной властью, Фидлер предпочитал держаться в тени. В нем было что-то от дикого зверя, который мог целый день лежать, притаившись в засаде. Но зато он никогда не упускал из своих лап добычу. Очень сильный физически, он обладал незаурядным характером и железной волей, смелость в нем сочеталась с холодной рассудительностью. Королева питала к нему безграничное доверие, а многие – столь же безграничную ненависть или страх. Ведь именно в его обязанности входило охранять Королеву от заговоров и покушений.
Придворным не нравились его твердость и решимость. Неприятно иметь дело с человеком, который, не моргнув глазом, может жестоко расправиться с тобой, если заподозрит в чем-нибудь, пусть даже ошибочно. А в том, что его рука не дрогнет, никто не сомневался. Лейзер потратил много времени, чтобы заиметь хоть какое-нибудь влияние на Фидлера, но напрасно: не помогали никакие соблазны и посулы. Его самостоятельность в принятии решений и постоянное стремление к независимости оборачивались одиночеством, только Королева питала к нему теплые чувства, но и то скорее как к хорошему сторожевому псу, а не как к человеку.
– Вчера Брингильда вызвала посланника Повелителя и разговаривала с ним с глазу на глаз.
Все насторожились, в воздухе запахло грозой.
– Она обвинила нас всех в предательстве и намекала о необходимости смены Королевы, считая себя вполне достойной носить корону.
Повелитель питал слабость к черной магии, и потому в замке оказались связанные с ним ведьмы и колдуны, в том числе и Брингильда. А так как Повелитель случайно или умышленно не оговорил в соглашении с Королевой их статус, то со временем в их взаимоотношениях возникли осложнения. Королева считала всех проживающих в замке своими поданными, в том числе и чернокнижников, а их такое положение очень тяготило, ибо они признавали над собой только власть Повелителя. Из-за этого и многих других причин у Брингильды созрел замысел стать королевой, а сторонников такого предприятия оказалось немало, благодаря чему все стало известно самой Королеве и ее приближенным. Но поскольку дело дальше разговоров не шло, Королева по отношению Брингильды строгих мер не принимала, а кроме того, такое положение создавало определенные выгоды для Королевы. Во-первых, многие придворные опасаясь воцарения Брингильды, усерднее служили Королеве, во-вторых никто уже не решался объявлять свои претензии на трон, ибо храбрецу досталось бы не только от Королевы, но и от Брингильды, что гораздо страшнее. И вот выяснилось, что колдунья перешла к решительным действиям, намеревалась использовать предстоящий визит Повелителя, чтобы подорвать его доверие к Королеве, очернить ее и подсказать ему мысль о необходимости новой королевы. Сообщение Фидлера застало теперешнюю обладательницу короны врасплох. Первый реакцией была злость на шамбеллана: не мог заранее доложить ей, идиот? Злость на Фидлера смешалась со злостью на Брингильду, к ним добавилась злость Королевы на самое себя, что раньше не приказала придушить проклятую соперницу. В результате Королева уже не могла хладнокровно размышлять и перебирать возможные варианты решения, а просто выпалила:
– Немедленно сюда ее – в цепях! Палача!
Фидлер поднялся, чтобы исполнить приказание, но Рейнхольд остановил его и обратился к Королеве:
– Пусть простит меня всемогущая Королева, но я осмелюсь дать совет. Не стоит трогать Брингильду, это пойдет нам только во вред. Она теперь под охраной Повелителя, а он жестоко покарает всех, кто на нее посягнет.
– Ты что, хочешь, чтобы я спокойно смотрела, как эта тварь тянет лапы к моей короне?!
– А что нам остается делать? Мы бессильны перед Повелителем, и было бы безрассудно вызывать его гнев. С Брингильдой мы расправимся после встречи с Повелителем.
– Лейзер, что скажешь на это? – сказала Королева.
–1
Я, пожалуй, согласен с Рейнхольдом, – сказал Лейзер. – Мнение Брингильды для Повелителя – ничто. Его интересует только дань. Если мы ее заплатим, то будем вольны поступать с Брингильдой по своему усмотрению. А потому следует запастись терпением до дня, когда мы сможем ублажить Повелителя. Никакой опасности в действиях Брингильды я не вижу.
Лейзер немного лукавил. Про себя он считал уничтожение колдуньи благим делом, но… угроза возвеличивания Фидлера сводила на нет все выгоды избавления от Брингильды. Старый законник превыше всего ценил равновесие и баланс сил. Его вполне устраивало наличие потенциальной угрозы трону со стороны Брингильды, трения между старым поколением придворных в лице маршала Вильяма и рыцаря Генрита и молодыми Фидлером и Рейнхольдом. Все это позволяло ему лавировать в свою пользу, накапливая собственную значимость (ведь титулом и богатством он не обладал), а вместе с тем не высовываться впереди всех и не вызывать зависть или ревность.
Разумные и взвешенные слова Лейзера убедили Королеву, и она отменила приказ. Злость отступала, но на ее месте вдруг возникла тревога. Королева, пытаясь понять ее причину, невольно повернула голову в сторону Фидлера.
– Если мы не заплатим дань, Брингильда нас погубит, – ответил на немой вопрос хозяйки преданный пес.
– До этого не дойдет, я сам прежде отрублю ей голову, – вскипел сэр Генрит.
– В самом деле, Фидлер, нагнал ты страха, – опомнилась Королева. – Если да если! А если мор, или комета, или потоп, или земля разверзнется? Хорошо, – наконец согласилась Королева, – пусть все останется как есть. Но не спускайте с нее глаз, пусть над ее головой будет занесен меч, готовый опуститься в любое мгновение, когда я сочту нужным. А теперь оставьте меня одну.
Лейзер хотел остаться, но Королева жестом отослала и его. «Вот я и дождалась, – подумала про себя Королева. – Мои же слуги не дают раздавить подлую гадину. Теперь не теперь, после, как-нибудь, не время, не место. С чего это Рейнхольд за нее вступился? И Лейзер туда же. Рейнхольд – штучка непростая. Шесть поколений баронов, наверное, начинают давить на голову. Земель и замков ему уже мало. На корону пусть и не смотрит. А Лейзер? Ему какой интерес? Он всем мне обязан. Должен боготворить, жизни своей не жалеть. Нехорошо все как-то, а все эта ведьма, все из-за нее, и я ничего не могу с ней сделать. Нет, пока она жива, не спать мне спокойно. Чем быстрее я ее уничтожу, тем лучше для меня, а то как бы потом поздно не было. Правда расплатимся с Повелителем, а потом… А пока она еще и пригодится со своим колдовством.
Настроение Королевы поднялось, и появилось желание действовать, она вообще любила действовать. Находиться в безделье было не в ее характере, тишина и покой угнетали и раздражали ее. После бурной молодости, удачного замужества и еще более удачной кончины мужа наступили непростые времена. Подданные либо не хотели видеть ее на троне, либо ставили всевозможные условия и выдвигали непомерные требования.
Тогда на помощь явился Повелитель Мух, Королева в минуту отчаянья сама вызвала его. Тут же был составлен договор, и как результат – Королева на троне, а подданные смирны и послушны. В замке появилось несколько колдунов и колдуний «для помощи в нужных делах», как сказал Повелитель.
Жизнь стала почти прекрасной, но время от времени требовалось выплачивать дань Повелителю – дань не деньгами (это было бы смешно), а людьми, и людьми не простыми. Много лет все шло хорошо. Трудности порой возникали, но не смертельные и не такие, что могли привести к потере короны. Но теперь какая-то неосознанная тревога засела в груди Королевы. Никому из придворных не могло прийти в голову, что Королева может поддаться мнительности и бояться того, чего пока нет.
Внезапная растерянность, вызванная известием Фидлера, прошла, и теперь у нее зрел план дальнейших действий – в первую очередь по выплате дани, а затем по уничтожению Брингильды. Внешне она казалась теперь совершенно спокойной, и только взгляд ярких и выразительных глаз был, казалось, устремлен внутрь. Правой рукой она поглаживала подлокотник кресла, движения пальцев были неторопливые и ласковые. Они доставили бы несравненное удовольствие куску дерева, если бы оно могло чувствовать. Но оно было мертвым, а никому из живых Королева не дарила свои ласки.
Глава 1.3
Рейнхольд сразу же после Совета отправился к Брингильде. Его распирало от желания подчинить себе колдунью, благо та сама навлекла на свою голову неприятности. Зачем она ему была нужна, он и сам не смог бы сказать, что-то смутное трепыхалось в голове – вроде того, что он действительно может сделать ее Королевой, полностью послушной и безропотной, а потом и сам надеть корону. Логику заменяли ему желания: то, что он хочет, то и правильно. Влияния на нынешнюю Королеву он не имел никакого, так что терпел ее и не более того.
Брингильда была в своих покоях, появление Рейнхольда оказалось неожиданным для нее. Он долго изучающе смотрел на нее и наконец произнес:
– А ведь на вид не скажешь, что разума в твоей головке не больше, чем у воробья.
Брингильда остолбенела. Она привыкла слышать или слащавые комплименты своей красоте, или проклятья. Рейнхольд наслаждался.
– Королеве известно о твоем разговоре с посланником Повелителя. Она отдала приказ заковать тебя в цепи и отдать палачу.
– Она не посмеет, я под защитой Повелителя, – с вызовом сказала Брингильда.
– И где эта защита? Я ее что-то не вижу.
– Она не посмеет!
– Да ей только слово произнести, и тебя тут же схватят и казнят самой лютой казнью, а перед Повелителем она как-нибудь оправдается. Да и не так уж ты ему нужна, у него колдуний больше, чем мух на навозной куче. Так что твоя жизнь сегодня висела на тоненьком волоске, и спас тебя я!
– От чего ты меня спас? – презрительно скривила губы Брингильда.
– Точно не знаю: от четвертования, а может, от утопления. А заодно и от страшных пыток, от висения под потолком на крючьях, от ударов плетью по обнаженному телу, от которых кожа превращается в лохмотья, от раскаленных щипцов. Продолжать?
Брингильда молчала.
– Все были согласны с Королевой. Фидлер из штанов выпрыгивал, чтобы бежать за палачом. Лейзер согласился, маршал и сэр Генрит давно хотели посмотреть на твое тело. Так что, если бы не я, ты теперь общалась бы уже с палачом. Поняла наконец или мне сначала повторять?
– По-ня-ла, – по слогам ответила колдунья.
– Ты еще ничего не поняла, но я тебе объясню. Ты захотела стать Королевой, поэтому все в замке готовы тебя убить. Но не я. Эта твоя мысль мне чем-то нравится. Поменять Королеву, может, и неплохо, но я позволю сесть на трон только моей Королеве – той, которая будет преданна и покорна мне, которая будет в моей полной власти, которая и вздохнуть не сможет без моего позволения, для которой моя воля превыше всего на свете. Другая мне не нужна. Ну, теперь поняла?
– И что мне, расписку написать? – возмутилась Брингильда.
– Я теряю терпение, – понизил голос Рейнхольд. – Или ты соглашаешься быть мне послушной и клянешься кровью, или я возвращаюсь к Королеве и говорю, что ошибся и тебя надо казнить.
– А я передам Королеве наш разговор, – возразила Брингильда.
– Какой разговор? Кто слышал? Да тебя и спрашивать ни о чем не будут, вырвут язык щипцами, а там мычи все что хочешь.
– Я подумаю.
– Ты не думай, ты просто примирись, что отныне я твой господин. Этого достаточно. А теперь у нас есть еще одно дело. Королева приказала осмотреть восточную часть замка, комнаты для гостей. Ты мне нужна.
– Послушай, я не могу, – взмолилась Брингильда. – После нашего разговора я сама не своя. У меня все в голове путается, мне надо немного отдохнуть. Возьми с собой вместо меня Асимарга, моего подручного. От него больше прока будет. Я немедленно пришлю его к тебе.
– Ладно, я зайду за Грифо, пусть приходит туда.
Рейнхольд еще раз испытующе посмотрел на Брингильду и, видимо, остался доволен, так как больше ничего не сказал и ушел.
В этот момент открылась дверь смежной комнаты, и вошел Асимарг, подручный колдуньи. Молодой человек лет двадцати пяти с черными вьющимися волосами, изящной бородкой, большими темными глазами, тонким носом и безупречно изогнутыми бровями.
– Я все слышал, – обратился он к Брингильде.
– Несносный хам, – возмутилась она. – Самовлюбленный нахал, – потом добавила еще несколько менее изящных ругательств.
– Мне показалось, он опасен, – сказал молодой колдун. – Его слова не пустые угрозы, он так и сделает.
– Да, – согласилась Брингильда. – Скорее всего. Неужели Королева осмелится казнить меня? – с неприкрытой тревогой обратилась она к колдуну.
– А кто ее остановит?! – Повелитель далеко, а все остальное в ее власти. К тому же, она плохо сдерживает свой гнев. Может, потом она пожалеет или даже раскается, но дело будет сделано. Ты же сама знаешь, как сильно она тебя ненавидит. Она может по любому поводу удовлетворить свое чувство ненависти.
– Что же делать? – Голос Брингильды дрогнул.
– Ради тебя, моя госпожа, я готов на все! – с жаром произнес Асимарг.
– Я знаю, но как мне быть с Рейнхольдом? Чтоб ему провалиться в преисподнюю!
– Сам он не провалится. Надо ему помочь.
Брингильда задумалась.
– Он не оставит меня в покое. О том, чтобы подчиниться ему, не может быть и речи. Но значит, он выступит против меня. Этого нельзя допустить. Понимаешь?
– Как никто другой в этом мире. Все, что угрожает моей госпоже, должно быть уничтожено.
– Ты должен остановить его.
– Я твой раб, прикажи!
– Его надо убить, но так, чтобы и тень подозрения не пала на нас.
– Это твоя воля?
– Да, убей его, у меня нет другого выхода. И как можно скорее, пока он не успел навредить.
– Слушаю, моя госпожа.
– Иди теперь к Грифо, он у него и ждет тебя. Вы должны посмотреть комнаты для гостей в восточной части замка. Постарайся что-нибудь придумать, но только, заклинаю тебя, незаметно, иначе нам конец. Ты сделаешь это для меня?
– И это, и все что угодно.
Рейнхольд встретил Асимарга раздраженно:
– Долго тебя ждать приходится.
Асимарг молча склонил голову. Грифо тоже посмотрел на него неприязненно, но ничего не сказал.
– Кто нам будет все показывать? – обратился Рейнхольд к Грифо.
– Там есть слуга Эжен, он должен за всем присматривать. Зайдем сначала к нему, а он проведет нас по всем комнатам.
– Ну смотри, – проворчал Рейнхольд и дал знак двум стражникам следовать за ними.
Они пересекли внутренний двор замка, поднялись в крытую галерею и, пройдя ее, оказались перед лестницей. Рейнхольд и Асимарг легко взбежали по ступенькам, стражники не отставали, а Грифо еле поднялся, кряхтя и чертыхаясь.
– Да тебе каждый день надо сюда подниматься по пять раз, – съязвил Рейнхольд. – Давай шевелись, солнце скоро сядет, в темноте мы много не посмотрим.
Наконец раскрасневшийся Грифо одолел последний пролет и остановился, пытаясь отдышаться.
– Куда дальше? – рыкнул Рейнхольд.
– Грифо махнул в сторону коморки Эжена.
Рейнхольд пнул ногой дверь, шагнул в комнату и чуть не поперхнулся от жуткого запаха перегара. Эжен валялся на лавке совершенно пьяный, в полном бесчувствии.
– Грифо, иди сюда, – заорал Рейнхольд. – Это так ты следишь за слугами, ты, толстый никчемный боров?!
Он схватил Грифо за шиворот и толкнул его на лавку со спящим Эженом, отчего слуга свалился на пол, но признаков жизни не подал.
– Делай что-нибудь, приведи его в чувство, или я за себя не отвечаю! – взревел Рейнхольд.
Вид Эжена говорил о бесполезности попыток разбудить его обычными способами, поэтому Грифо решил сразу перейти к испытанному средству. Он велел Асимаргу усадить Эжена на пол и поддерживать его, а сам взял недопитый кувшин и пустую миску. Наклонившись к Эжену, он стал переливать вино из кувшина в миску. Лишь только забулькало вино, голова Эжена дернулась, а по лицу прошла судорога. Грифо наклонился к нему и шепнул на ухо:
– Пить будешь?
Эжен разлепил веки. Взгляд был мутный, как река в дождь. Грифо опять спросил:
– Выпить хочешь?
Затем он повторил действие с сосудами, заглянул в глаза Эжену и удовлетворенно вздохнул, увидев, как в них блеснули искорки. Эжен повертел головой и попытался что-то сказать:
– А где… Ты почему в сапогах?
Грифо встряхнул его и поставил на ноги, но слуга снова обмяк и повалился на пол.
– Дайте веревку, – приказал Рейнхольд. – Потолще. Так, обвяжи ему вокруг пояса. Обвязал?
– Да, – ответил Грифо.
– Крепко?
– Быка выдержит.
– Помолись за него и веревку.
С этими словами Рейнхольд подошел к Эжену, обхватил его, а конец веревки сунул в руки Грифо и Асимарга. Затем поднес слугу к окну и вывалил его наружу. Эжен недолго испытывал прекрасное чувство полета – веревка оказалась короткой. Грифо и Асимарг, упершись плечами в стены, держали Эжена на весу в воздухе. Рейнхольд выглянул в окно и остался доволен, увидев слугу, дергающегося на веревке, как рыба на крючке, только в отличие от рыбы он не безмолвствовал, а кричал с выражением.
– Раз дар речи обрел, значит, прочухался. Тащите назад, – пока слугу втаскивали обратно, он оглядел комнату и увидел в углу бочку с дождевой водой, которую слуга подставил под протекающий потолок.
Едва Эжен стал подниматься с колен, Рейнхольд опрокинул на него бочку с водой. От истошного крика, казалось, задрожали стены, даже Рейнхольд от неожиданности выронил бочку прямо на ногу Эжену, и крик повторился.
Когда Эжен поднялся на ноги, Рейнхольд несколько раз наотмашь хлестнул его по лицу, но не сильно, опасаясь снова отправить его в бесчувственное состояние. После пятого удара хмель окончательно выветрился из головы слуги, и он уже сознательно рухнул на колени со словами:
– Прости меня, господин.
Рейнхольд не удержался и пнул его ногой:
– Вставай, скотина. Тебя будут сечь, пока кнут не превратится в мочалку. Но это будет потом, если ты сегодня выживешь.
– Прости, господин, – причитал Эжен, но как-то неискренне.
– Пошли! – скомандовал Рейнхольд.
– Куда прикажет господин? – спросил Эжен.
– Я хочу осмотреть комнаты для гостей, нам скоро принимать принца.
– Так это, пусть принц их и осмотрит, а нам туда лучше не соваться, – робко возразил Эжен.
– Ты мне еще советы давать будешь? – повысил голос Рейнхольд. – Прикажу, и сам полезешь во все комнаты.
Эжен уже был готов опять пасть на колени, но Рейнхольд толкнул его к двери.
– Пошли, у меня скоро терпение лопнет.
Пока они шли по коридору, Грифо решил напомнить всем, что он не пустое место, а управляющий замком.
– Скажи, пьянчуга, давно у вас здесь ничего интересного не случалось? – спросил он подчеркнуто пренебрежительным тоном.
– А это смотря какой у тебя интерес: ежели к женскому полу, так его здесь не бывает, а, может, к жестокостям каким – этого хоть отбавляй. Взять хотя бы Ватрена, помнишь такого? По твоему приказу запороли его до смерти, так я его недавно встретил здесь. Бледный, тощий, весь просвечивает. Пролетел надо мной, ну я его окликнул, а потом сам пожалел. Злой он уж больно стал, сам говорит, а глазами съесть готов.
Хорошее настроение Грифо приказало долго жить. Охватившая его злость рвалась наружу.
– Почему здесь кто-то летает? – слова путались в голове у Грифо. – Бледный?
– Солнца здесь мало, потому и бледный.
– Я тебя не про это спрашиваю, – прошипел Грифо, боясь сорваться на визг.
– А летает, потому что привидение, – Эжен умел изобразить на своем лице простодушие, граничащее с издевательством.
– Ну и что оно хочет?
– А это ты сам спроси при встрече.
– Я тебя спрашиваю!
– Ты как вчера родился. Ну что может желать привидение? У него одна забота – покой. А привидениями кто становится? Или злодей страшный, чью душу ни ад, ни рай не принимают, или погибший безвинно, чья душа жаждет мести. Вот пока они не совершат того, что для успокоения души требуется, быть им привидениями. Некоторые бедняги по сотне лет сами терзаются и других мучают. А Ватрен уж больно злой стал…
– Я прикажу тебя в цепи к бешеным собакам. Почему не поймали этого Ватрена? – глаза Грифо стали круглыми то ли от гнева, то ли от страха.
Рейнхольд не выдержал и расхохотался. Он не вмешивался, ожидая, как воспримет рассказ Эжена Грифо. Действительность превзошла все ожидания. Над Грифо умерли бы со смеха даже сопровождающие их стражники, если бы это разрешалось им по службе. Недоуменный вид Грифо и глаза, просящие пощады, еще больше рассмешили Рейнхольда. Эжен сохранял полное спокойствие.
Вдоволь насмеявшись, Рейнхольд решил успокоить слишком впечатлительного управляющего:
– Ты напрасно волнуешься, привидения совершенно не опасны для тех, кто их не боится. Они ведь ничего не могут сделать, они бестелесные. Они могут только напугать, и умереть ты можешь только от страха.
– Тебе хорошо говорить, на тебя привидение не охотится.
– Зато на меня другие охотятся, и я с удовольствием поменялся бы с тобой местами. Ну, не пора ли заняться делом, а, Грифо? Ты, по-моему, уже созрел.
Тем временем они подошли к дверям какой-то комнаты.
– Ну что, пойдешь? – спросил Рейнхольд, с открытой издевкой глядя на Грифо.
Управляющему очень хотелось найти в себе силы и гордость и сказать: «Пойду, а что?», но как он ни старался, ничего не нашел, кроме жалкой улыбки, и, заглядывая в глаза Рейнхольду, пробормотал что-то невнятное.
– Ты здоровый мужик, Грифо, а ведешь себя, как нашкодивший поваренок. Иди! Это поможет тебе почувствовать себя рыцарем.
Грифо ворвался в комнату как войско за добычей в неприятельский город после долгой осады. На него ничего не свалилось, и сам он никуда не провалился, это его немного успокоило. Остальные оставались в коридоре и наблюдали за происходящим через открытую дверь. Грифо оглянулся назад и увидел, что около двери у стены стоит статуя рыцаря, пустая – это было видно сквозь открытое забрало. Он прошелся по комнате, но ничего не происходило, и сам он ничего интересного не замечал.
– Да нет здесь ничего, пусто, как в раю, – крикнул управляющий.
– Ну раз так, тебе повезло. Выходи, пойдем дальше, – ответил Рейнхольд.
Облегченно выдохнув и возблагодарив высшие силы, Грифо направился к выходу, и тут статуя подала признаки жизни. Почуяв неладное, Грифо метнулся к выходу, но к его ужасу статуя рыцаря преградила дорогу.
– Ты что?! – по-поросячьи взвизгнул Грифо и постарался оттеснить статую от выхода, но с таким же успехом можно двигать скалу.
– Я управляющий Королевы! – в отчаянии закричал Грифо, но и это не произвело впечатления на статую. Тогда он ее ударил.
Эффект превзошел все ожидания. Статуя, вместо того чтобы упасть или уступить дорогу, влепила управляющему приличную оплеуху, от которой тот отлетел к стене. В коридоре раздался дружный смех. В любой другой момент это вывело бы Грифо из себя, но теперь все его внимание было поглощено приближавшейся статуей. Он резво вскочил на ноги и перебежал к противоположной стене. Статуя тоже изменила направление движения. Началось что-то, напоминавшее игру в салки: Грифо метался по комнате, а набор доспехов пытался его схватить.
Рейнхольд понимал, что пора помочь бедняге, но не мог перестать смеяться. Лишь когда лицо Грифо из красного сделалось малиновым и стало ясно, что его вот-вот хватит удар, он решил вмешаться. Выждав момент, когда статуя повернулась к выходу спиной, Рейнхольд и стражники разом обрушили на нее силу своих копий и мечей. Статуя обернулась и качнулась, немного потеряв равновесие. Воспользовавшись этим, Грифо стрелой вылетел из комнаты мимо растерявшегося врага, а Эжен захлопнул дверь перед самым ее забралом.
Грифо рухнул на пол. Рейнхольд полил ему на лицо холодной воды из фляги и глотнул сам. Когда управляющий отдышался и его лицо приобрело цвет, не напоминающий тыл павиана, они отправились дальше. Рейнхольд радовался, что его доклад Королеве о состоянии этой части замка косвенно заденет Лейзера и позволит высказать кое-какие мысли при всех. С другой стороны, его роль в деле с Принцем могла повыситься, а в случае успеха Королева оказывалась бы обязанной ему, что сулило новые интересные расклады. Тщеславие и честолюбие уже забурлили в сердечном котле Рейнхольда, только что пар из ушей не пошел.
Эжен думал о припрятанном кувшине вина и о том, как он славно с ним расправится один на один, как настоящий мужчина. О своих спутниках и цели их похода он почти не думал, его это не интересовало. Он уже навидался на своем веку такого, что теперь все казалось ему мелкой суетой. Скольких принцев он уже выносил из этих комнат! И целых, и по частям. Самых первых он помнил в лицо, а потом чувство жалости и сострадания притупилось, лица стали одинаковыми, а обстоятельства смерти смывались из памяти вином.
Сопровождавшие Рейнхольда стражники предвкушали внимание и почтение, с которыми все будут слушать их рассказ о сегодняшних приключениях. Приятно будет смотреть за кувшинчиком вина на открытые рты сотрапезников.
Грифо думал только об одном: скорей бы все это закончилось. Рейнхольд теперь стал для него врагом номер один, его зловещий образ настолько раздулся в мыслях управляющего, что заслонил на время все остальные. Он решил, что завтра же пойдет к Фидлеру и наплетет про Рейнхольда небылиц с три короба, каких – потом придумает, главное, хоть чуть-чуть отомстить. Сильно навредить он, конечно, не мог, но иногда достаточно одного маленького камушка под колесо телеги, чтобы она перевернулась. Постепенно Грифо стало все труднее и труднее сосредотачиваться на своих мыслях, мешало неясное, но сильное беспокойство. Обычно не занимающийся анализом своих мыслей и ощущений, Грифо немного растерялся, не понимая, что с ним происходит, а беспричинное беспокойство все усиливалось. Он не знал, что предпринять: говорить Рейнхольду об этом – только смешить, вернуться одному нельзя, а приближалось что-то страшное, он чувствовал это сквозь толстую кожу и слой жира. Ему начало казаться, что потолок опускается на него, а стены сближаются. Он стал жадно хватать ртом воздух и вдруг застыл. Впереди показался Ватрен.
Все остановились, призрак тоже завис в десятке шагов от них. Наступила тишина. Рейнхольд отлично знал, что призрак никак не может их задержать. Он хотел двинуться дальше, но опять вмешался его дурной характер: ему захотелось посмотреть на Грифо в этой ситуации. Он знаком приказал стражникам не двигаться, а Эжену молчать.
Ватрен словно понял, что зрители и жертва готовы, и приступил к действию. От его воя, похожего на оплакивание покойника, даже у Рейнхольда побежали мурашки по телу. Грифо хотел сорваться с места и бежать куда глаза глядят, но ноги отказывались повиноваться. Призрак начал увеличиваться в размерах и одновременно принимать черты Грифо. Наконец пред ними в воздухе висел управляющий, только увеличенный в три раза и полупрозрачный. Рейнхольд не удержался, хотя и понимал, что не следует этого делать, и сказал Грифо:
– А ты боялся. Видишь, он с тобой играет.
Призрак будто и в самом деле решил поиграть, его руки отделились от туловища и в них вдруг оказалось по кнуту. И тут Грифо увидел, как его истязают. Плетеные кожаные ремни врезались в его тело и раздирали его вместе с одеждой, но страшнее всего было смотреть на свое искаженное от боли лицо.
– Я бы уже велел поменять кнуты, эти промокли от крови и размягчились, – с видом знатока произнес Рейнхольд. – Ты менял, когда его пороли?
Грифо резко повернулся к рыцарю, и в его глазах Рейнхольд увидел детскую обиду. Не было слов, чтобы описать происходившее в душе Грифо. Каждый удар отзывался настоящей болью в теле, а отвернуться не хватало силы воли. В довершение всего призрак решил изобразить четвертование управляющего, чего тот не вынес и со всех ног бросился к лестнице. Ватрен полетел за ним. Все бросились за несчастным. Поднявшись на два пролета, они увидели, что Грифо лежал на полу, а призрак завис над ним и что-то ему сказал. Потом оторвал себе голову, подбросил ее и, не давая коснуться пола, ударил ногой, отчего та полетела в конец коридора. Сам он устремился за ней и исчез.
С трудом Грифо подняли на ноги, его колотила дрожь.
– Я все расскажу Королеве! – пообещал обиженный, обводя глазами своих спутников, словно выбирал, на кого пожаловаться.
– Да угомонись ты. Он улетел и больше не вернется, – брезгливо процедил Рейнхольд.
– Он обещал мне скорую и ужасную смерть…
– Если ты не заткнешься, то она случится теперь же.
Грифо почел за благо замолкнуть, но обида на лице осталась. Они спустились обратно и пошли по коридору.
Проходя мимо очередной двери, Рейнхольд остановился и спросил:
– А почему мы сюда не заходим?
– Да там ничего интересного, – уклончиво ответил слуга.
– Это я буду решать, что интересно, а что нет. Твое дело показывать.
– Как прикажет господин.
– Ну и что здесь? – спросил Рейнхольд. – Хотя подожди, не отвечай. Так будет интереснее. Что? Кто пойдет? Грифо, это твоя обязанность. Или ты, колдун? А то что от тебя толку?
Рейнхольд спрашивал со смехом, а про себя знал, что пойдет сам. Заразившись какой-то особой царившей здесь атмосферой, рыцарь ощутил дразнящее желание поиграть со смертью. Ему вдруг захотелось испытать чувство предельного напряжения мускулов, когда все тело как натянутая струна, когда силы рвутся наружу, готовые разорвать грудь.
– Не тряситесь, я сам пойду. А ты, колдун, пойдешь следующим, – Рейнхольд буравил взглядом Асимарга, надеясь заметить если не страх, то хотя бы растерянность, но напрасно. Тот спокойно выдержал взгляд, лишь чуть побледнел.