Александр Алексеевич Богданов
Остров Мессалины
Их было десять тысяч женщин, которые оставили своих мужей, чтоб создать особое женское царство и начать независимую жизнь.
Казалось, что все на земле было подчинено господству женщин.
Лучшие мастера-зодчие строили для них роскошные виллы с освежающими фонтанами. Скульпторы высекали из каррарского мрамора прекрасные статуи. Поэты слагали гимны, уверяя, что только любовь женщин вдохновляет их и открывает им вечные тайны мира. Художники живописали на картинах красоту женского тела. Бойцы склоняли к их ногам знамена. Юноши в тихие ночи с мандолинами в руках пели перед их окнами серенады…
Женщины слушали, и в глазах их загорался свет радости…
И все-таки они бежали. Они слишком поверили в то призрачное счастье на земле, которое им обещали. И – как всегда происходит – чем сильнее была их вера, тем глубже постигло разочарование.
Первой бежала Сафо, жена известнейшего в мире поэта Главка. Он писал такие чарующие стихи, что – слушая их – смягчались жестокосердые, и страдающие забывали свои несчастья. Но, будучи великим для других, он в семейной жизни был таким ничтожным, раздражительным, мелочным, ревнивым, безрассудным и похотливым, – что Сафо, наконец, не выдержала и отравилась. Знаменитейшие врачи вернули ее к жизни, чтоб она снова служила, как раба, своему господину Главку. Тогда Сафо решила бежать.
Последней покинула на корабле землю Мессалина, девушка из увеселительного дома, «Вечерняя Греза» – как ее прозывали. Лучший мужчина, которого она встретила в жизни, был уличный бродяга, рыжий горбатый карлик – Гойя. Он, по крайней мере, не бил ее и ничего не требовал, а когда приходил к ней в гости, то покорно – как собачка – свертывался клубком на постели у её ног и засыпал до утра.
Бежавшие женщины захватили с собою только дочерей, еще не вышедших замуж и не обольщенных мужчинами. Сыновей же, как это ни было им тяжело, решено было оставить на земле.
И когда тронулся в путь первый корабль, на котором находилась Сафо, мужчины с недоумением провожали их. Главк заклинал Сафо вернуться, и тогда же спел свои знаменитые мадригалы. Но женщины уже не верили.
Большинство самоуверенно смеялось над женщинами и кричало:
– Солнце не успеет погасить лучи за далью моря, как вы вернетесь в свои дома!..
– Никогда!.. – отвечала Кассандра, славившаяся своей способностью к ясновидению, одна из женщин, которая по желанию мужа была бесплодна и от этого болела. – Скорее звезды в небе погаснут, чем мы примем на себя снова добровольное рабство!..
На последнем корабле отплывала Мессалина и её подруги. Мужчины уже были раздражены упрямством женщин и гневно шумели на берегу:
– Вернуть их!.. – раздавались крики.
– Задержать силой!..
– Чего с ними церемониться?.. – гудел, бегая по берегу, высокий черный человек с огромным носом. – Ведь, это же женщины из домов, назначение которых доставлять нам удовольствие!.. И чего только смотрят блюстители порядка?..
– Твари!..
– Стрелять в них!..
И несколько выстрелов раздалось вслед им с берега.
Только Гойя, прижавшись незаметно к канатам, сложенным на берегу, тихо простонал:
– Прощай, Мессалина!.. Моя единственная, – прощай!..
И он горько заплакал.
И все время, пока не скрылся корабль, он устремлял к нему свои печальные затуманенные глаза.
Неподвижная черная точка у канатов – вот последнее, что сохранила в памяти Мессалина, отплывая с земли…
* * *
Женщины поселились на далёком необитаемом острове и стали выбирать королеву.
Королевой, по их мнению, должна была стать женщина, испытавшая больше всех страданий на земле. Такой оказалась Мессалина.
С первых же дней она показала ясность своего ума и твердость души.
Когда некоторые из женщин тщеславно вынули драгоценности и наряды, Мессалина стала подобна темной сверкающей туче и сказала:
– Сестры!.. Пусть ничто не напоминает вам о той земле, где ради украшений пролито столько слез и совершено столько преступлений, и где эти жалкие сверкающие побрякушки повергали вас в рабство…
И по её совету драгоценности были зарыты в землю. А женщины сшили себе простые свободные хитоны, на ноги надели сандалии, а головы украсили венками из мирт.
Мессалина была самая необыкновенная из всех покинувших землю. Она выросла в священной долине, где днем смеялось в глади заливов солнце, а по вечерам молитвенно и тихо шептались старые дубы. По каменным иссеченным уступам сходила Мессалина к воде, распускала золотистые волосы и радостно по-детски смеялась солнцу и слагала гимны дубам. Не знала душа её ни ужаса, ни скорби, – и за это жители прозвали ее «Смеющейся девушкой долин». Когда же душа Мессалины созрела для любви, – пришёл незнакомец с черными факелами вместо глаз и бросил в её душу огонь страданий. Мессалина познала муки и радости рождения ребенка, и скорбь после его смерти. Родные отвергли ее. И она понесла свое печальное материнство в холодный и чуждый город, где уже не было ни солнца, ни дубов, и только ночь зажигала для неё огни в доме, куда приходили мужчины повеселиться.
Под управлением Мессалины женщины разбили город на тысячу цветников, где построили тысячу домов, утопавших в миртах, розах и хризантемах. В каждом доме жило по десяти женщин, составлявших очаг. Десять очагов образовывали центурий, а десять центуриев – священную хилию. Каждый центурий имел общественную столовую, чтоб женщины были свободны от забот по кухне, а каждая хилия – школу и ристалище для гимнастических упражнений и танцев. Любимым развлечением женщин были танцы, музыка и пение стихов о вечной красоте, наполняющей мир. По вечерам, в свободное от работ время, они сходились в театр, где изображали борьбу человеческих страстей на земле. Лучшие артистки выходили на сцену в одеянии мужчин и бичевали пороки мужской души. Смеялись женщины, хлопали в ладоши и, показывая дочерям на переодетых мужчинами женщин, говорили:
– Смотрите, какой ужас происходит на земле!.. Неужели вы когда-нибудь вернетесь туда?..
