Александр Викторович Антипов
7-я Реанимация Последняя Линия Обороны
Когда я попытался встать и снял маску, чтобы помочиться в гусёк, аппарат тревожно заверещал, как раненая чайка. Персонал отреагировал на это моё естественное желание своеобразно. Мне поставили катетер на детородный орган и запретили снимать маску и вставать. Я не ел, только просил оставить черный хлеб, который потом сушил на батарее. Пил небольшими глотками, чтоб смочить сухое нёбо, сдвинув маску на бок. Глотнув, возвращал её на место, стараясь избежать срабатывание сигнализации. За окном стояла сухая, теплая, чудесная осень. Ночью я слегка приоткрывал окно, в палате было жарко. Не люблю жару. Хотя в августе стандартно съездили с женой к морю на две недели, прокалился до черноты. Медсёстры спрашивали, где я отдыхал и так загорел. Одну ночь не спал. Ждал, когда все заснут. Чтобы выполнить главный больничный обряд, сходить так сказать, по большому в это самое судно. В палату добавили молодую женщину, а меня отгородили перегородкой от остальных. Хотя перегородка, всё это условно. Сутки под ИВЛ потекли за сутками. Я потерял счёт дням. Как говорят писатели, отдался на волю судьбы. В результате со мной стали происходить странные вещи…
…занятия проводил старший лейтенант Ефремов. Группа расположилась на поляне в небольшом лесочке. Все были в КЗСах (костюмах защитных сетчатых) поверх повседневки. Капюшоны были наброшены, стянуты шнуровкой, и своей передней частью полностью закрывали лицо. Привыкали к наблюдению через сетку. Надо было развивать периферийное зрение. Сидели полукругом, положив перед собой оружие и эрдэшники. Все 16 человек. Головняк и тыловой дозоры, ядро группы и два боковых дозора. Все сидели кучно, по подгруппам. Ещё раз уточняли передвижение разведгруппы в поиске, засадные действия и взаимозаменяемость при огневом контакте. И наконец, Ефремов озвучил последнюю тему. Которую стыдливо обходит Боевой Устав и наставления по применению подразделений и частей СпН. И о которой вы нигде не прочитаете и никогда не узнаете.
–Отправление естественных надобностей в засаде и на днёвке. Со снайперами отдельное занятие. И так. Лёжа, ножом отрывается небольшая ямка в земле. И лёжа на боку происходит весь этот интим. Лёжа, на боку! Ямка засыпается и, по возможности, маскируется. Когда вернётесь домой и будете бухать в малознакомой компании, обязательно найдётся крутой чел в линялом тельнике и с огромной Летучей Мышью, набитой на здоровенной бицухе, вспоминающий о службе в спецназе. Служивший, быть может, водилой на говновозке в каком-нибудь стройбате. Поинтересуйтесь у него, как гадят в СпН? И его ответ расставит все точки над i. Ну, а теперь будем пробовать, начиная с левого фланга. Это вам не на утке в госпитале высиживать, неторопливо читая письма из дома…
…ночь. Все угомонились. Я вынырнул из сна, как с глубины без декомпрессии. Со мной что-то происходит. Периодически откашливаюсь, температуры нет, или я на неё не реагирую. Но при этом абсолютное ощущение полной безнадёги. Я умру. Я знаю это точно. Скоро. Наверное, сегодня утром. Да, да! Я почувствовал это всей душой и всем телом. Видимо, поставили какой-то укол, ввели препарат, переламывающий ситуацию в корне. Я буквально на тонком плане воспринимаю эту борьбу моего организма с чужеродной заразой. Депрессивный синдром сковал мою волю и парализовал конечности. Я не могу встать. Я не могу встать! Господи, что-же это такое со мной? И если руки ещё шевелятся, то ноги отказываются меня слушаться… Этот мой энергетический посыл передался всей палате, все заёрзали и зашевелились…Опять тишина… Я стою и смотрю в окно. Поворачиваю голову направо. Меня кто-то позвал. Справа стена с аппаратурой. Маленькая, малюсенькая иконка, оставленная, наверное, предыдущим пациентом. В палате темно и я не могу разобрать, кто на ней. Да это и не важно. Я понял, что надо делать. Я молюсь, прошу Господа о помощи. Слёзы текут ручьём. Мне не жалко себя. Более того, скажу по секрету, я себя ненавижу. За конформизм, приспособленчество, леность, угодливость, излишнюю толерантность, мягкотелость, цинизм и сарказм, самодостаточность и грубость, невнимательность к близким, жестокость и высокомерие, эгоизм и лицемерие. Я обещаю господу избавиться от всего этого. Не хочу умирать в больнице, это подлая смерть, недостойная меня. Мне жаль моих родных, моих товарищей, знакомых, моих животных. Я знаю, как им будет не хватать меня, как им будет плохо без меня. Только не сейчас… Нет! Сквозь пелену влаги в моих глазах я вижу яркие пятна. Это вспыхнули долгожданные створные огни на берегу. Наступает катарсис…
…вплывают две гурии. Все в белом, с белым хиджабом, закрывающим голову и лицо. Видны только глаза. Они плывут, издавая шуршащие звуки сложенными за спиной крыльями. Одна из них прошуршала перьями в мою сторону. Я парю в облаках и не чувствую своего тела. Она останавливается подле меня и спрашивает о чём-то. Гурии могут говорить! Господи, она говорит по-русски! Что? Какой градусник? Какая температура? Зачем мне мерить давление? Я же на небесах. Какое ещё давление? Гурия надевает мне на руку слетевшую манжету от тонометра и прищепку на палец. Она что-то говорит своим волшебным голосом. Глаза горят, как два уголька, неземным прекрасным светом. Зажмуриваюсь, и они исчезают. В другой раз эти глаза серо-голубые и немного грустные. Потом карие. Потом зеленоватые, с изумрудным отливом. И снова чёрные угольки, горящие неземным светом. Ну да, их же много, этих гурий. Иногда они делают мне больно. Хотя какая боль в раю? И это боль уже доставляет мне удовольствие. Вспоминаю старлея Ефремова. Боль-моё второе я. Наслаждайся ею! Ничего не ем. Не хочу. И не могу. Не могу себя заставить. Только чёрные сухарики, спрятанные от нянек в тумбочке. Но они их находят и забирают…вдох-выдох, вдох-выдох…
…я погружаюсь на 40 метров. Так, давление в двух десятилитровых баллонах 150 атмосфер. Баллоны из нержавейки, хотя бывают, вроде из какого-то сверхпрочного алюминиевого сплава. Рабочий спуск в автономном снаряжении. Сегодня учебно-боевая задача с аквалангом АВМ-5 в АэМ-овском исполнении. То есть эта спарка антимагнитная. Умножаем 20 на 150 и получаем 3000 литров. У меня большой и тяжёлый пластиковый контейнер. На боковой крышке угадываются три цифры. Ещё у меня телефон-ларингофон, гарнитура, подключенная к телефонная станция ЛВТС, которая на водолазном боте. Фонарь из латуни с красным светофильтром, инструменты из нержавейки. Причём, как это не казалось-бы смешным, время погружения в некоторых случаях привязано ко времени работоспособности фонаря. А, отнюдь не к литрам в баллонах. Ещё беру крипер, своеобразный якорь в виде треножника. Сделанный портовыми умельцами из нержавеющих прутьев. Обычно он используется, где сильное придонное течение. Но он будет мне нужен. Там, где-то в глубине, в этой чёрно-зелёно-бирюзовой мгле лежит на грунте затонувший радиобуй. Рядом притопленный носитель-буксировщик. Мне надо найти радиобуй и поднять на поверхность. Или заминировать носитель муляжом-имитатором СПМ. Хотя, глубина не позволяет произвести реальный подрыв (до десяти метров). Но очистить скребками борт буксировщика, закрепить на очищенный металл прилипалку и имитировать активацию взрывателя я могу. Приказ я получу после их обнаружения и обследования. Всё снаряжение, вся экипировка, вплоть до ножа выполнены из нержавеющей стали или немагнитных материалов. И дело не только в агрессивной морской среде. Точнее, не столько в этом. Мины магнитные. А у некоторых особей сила прилипания до 150 кгс (кто понимает). Я не пользуюсь штатным НВУ-АМ, у меня есть бёкеровская ORCA, изготовленная для бундесовских водолазов. Изготовлена из стали X-15-TN, нержавейки, максимально устойчивой к агрессивной морской воде, имеющая антибликовое покрытие, с серрейтором. Закреплённая резиновыми тренчиками на правой икроножной. Этот нож из моей небольшой коллекции. Где есть два КА-БАРа, с кожаной наборной и кратоновой рукоятью, эпелгейтовские ножи, V-42, шеффилдский стилет FS и так далее. SOGовский нож Морских Котиков из 6-й команды SEAL. Которым Андрюха, мой товарищ, любит резать мясо для шашлыка.
…так, ещё раз. Две десятки по 150 атмосфер каждая, это 3000 литров. Я загружен весом по максимуму, работа предстоит не простая и без напарника, значит и рассчитываем по максимуму. Эмоциональная составляющая этого задания превышает физическую. Мои лёгкие, возможно, будут потреблять 30 литров в минуту, это на заходе по трапу в воду, с бота. С каждыми 10 метрами погружения цифра увеличивается на 30, значит на 40 метрах я буду потреблять 150 литров в минуту. Проверяем по-другому: 30x (0,1x40+1) =150. Рассчитываем запас воздуха в баллонах. Сначала на всплытие и резерв. При выходе на поверхность в баллонах должно оставаться 30 атмосфер (указатель минимального давления срабатывает на 30). У гражданских 50, в моём случае это 600 литров. Подъём 10 метров в минуту, декомпрессионная остановка на 5 метрах от поверхности на 5 минут. Жить хочется долго и счастливо. Итого, 1300 литров в минус, остаётся 1700 литров. Не забыть про время на погружение. Сейчас не берём поправку на изменение температуры на глубине. Так. Значит, работать с экспозицией на 40 метрах могу 14 минут максимум. Мне больше нравится цифра 9. Так, поворачиваем безель на часах против часовой и останавливаем его красную точку напротив минутной стрелки, которая покажет время всплытия. Безель на часах невозможно повернуть по часовой. Если случайно задеть это кольцо чем-то и сдвинуть, то время погружения только уменьшится. Безопасность! Впрочем, все расчёты условны, надо смотреть декомпрессионные таблицы, или идти на Нитроксе. С водолазного поста на боте опущен спусковой конец (трос), по которому я могу безопасно всплывать, перехватываясь (перебирая) рука за рукой, контролируя скорость всплытия. Это моя личная обучалка, повторяемая из раза в раз. На петле спускового конца висит чушка, чтоб его не болтало и не носило по дну. К чушке я могу привязать линь и по нему вернуться обратно, работая на замутнённом дне. С ботом меня связывают так же 60 метров двужильного кабеля связи. Который может быть использован, как аварийный сигнальный конец. Бот учебный и на нём есть малогабаритная рекомпрессионная камера для спасения моего драгоценного здоровья. Но для меня это слабое утешение. Где-то недалеко меня страхует инструктор, старший лейтенант Красильников. Должен страховать. По крайней мере, я на это надеюсь, хотя не вижу его и не знаю наверняка. Я случайно увидел, как он красиво входил в воду с баркаса, болтающегося метрах в двухстах от моего бота. Старший спуска отвлёкся на радиообмен, я зашёл на корму и видел, как Красильников сидел на краю борта, свесив баллоны за борт. Потом сгруппировавшись, сделал кувырок назад, держа колени у груди. Вошел в воду, сделав сальто на 360 градусов. Этого я уже не увидел, но знаю точно. На показухе он делает на погружении всё безукоризненно (Сделай красиво, Красильников!). У него другое снаряжение, более современное и импортное. А главное-есть октопус на двухметровом шланге, через который я смогу дышать, если что. Аппарат работает ровно, без сбоев. Легочный автомат моего акваланга отрегулирован правильно…
…почему я в какой-то несуразной маске? А где загубник? Я же погружался, вроде бы, на летнем лёгочнике и в полумаске. Амфибия, кажется. Ничего не понимаю. Или всё-таки была полнолицевая? Ну не эта же пародия на маску, которая на мне сейчас. Дышу ровно. Надо мной склонилась гурия. Глаза сверкают, она недовольна мною. Даже в раю умудряюсь накосячить. Слетела игла-бабочка, стоявшая на вене, когда я ворочался. Я что-то спрашиваю у неё, но сквозь маску ничего непонятно. Закрываю глаза. Она ставит новую, забинтовывает и исчезает. Слышу удаляющееся шуршание перьев на кончиках её крыльев…вдох-выдох…
…Иду на ластах и Идашке, аппарате замкнутого цикла дыхание. Не оставляющий за собой цепочку пузырей выдоха. Это не убиваемый ИДА-71 с защитной зелёной крышкой за моей спиной. С химопоглотителем, 8-ми литровым дыхательным мешком и баллончиком с кислородом. Хотя, сейчас помимо банки ХПИ стоит банка с О-3, который поглощает углекислоту, выделяя кислород. В любом случае, это не такая дрянь, как едкий ХПИ. В мой Индивидуальный Дыхательный Аппарат заряжен свежий химопоглотитель, старлей позаботился. В холодную погоду обе банки с О-3. Сейчас Идашки, в дань моде обзывать всё на аглицкий манер, стали ребризёрами. Работаю на смесях, приготавливаемых моим аппаратом, дышится нормально. В руках у меня зажатый кистями лаг с крыльчаткой и счётчиком. Он показывает пройденное мною расстояние. Я без Протея, только ласты. Он сейчас демаскирует меня и скорее помешает, чем поможет. Глубина 18 метров, допустимое время работы три часа. Час я уже потратил. На некоторых Идашках, типа 59-го аппарата, может стоять второй баллон с АГК (азот-гелий-кислород) смесью. А бывает и дополнительный третий, с гелием. Для аварийного подъёма со сверхглубоких. А если надо выполнить сложную, длительную и энергозатратную работу, допустим, на 15- 20-ти метрах на чистом кислороде, необходимо обязательно проверить пловца у спецфизиолога на предмет его поведения и состояния при дыхании чистым кислородом под давлением. Токсичность этого самого кислорода у всех проявляется по-разному… Я плыл в косяке рыб, не оставляя пузырей. Они вдруг шарахнулась от катрана, плывущего навстречу. У меня на поясе Катран и разминулись мы с катраном. Забавно. У этой крупной особи метра два, два с половиной длиной, светлое брюхо и темная спина. Его природный камуфляж лучше моего. Вдоль боков белые точки, как иллюминаторы на корабле. Мой гидрокостюм из неопрена, мокрого типа, и просто чёрный. Он покосился на меня своим умным огромным глазом и фыркнув, уплыл. Что делает здесь это несуразное чудище с двумя хвостами и безобразным горбом на спине? Видимо, так подумал катран…
