Александр Бессонов
Добрее
Пикассо
– Люда, в машине у меня сидит, ещё одного снял с товарника. Пацанёнок, лет десять. Грит, к отцу едет. Укусил меня, сучонок малолетний. Распишись здесь.
– Как звать, не сказал? – спросила женщина мужчину в форме.
– Нет, ну что ты… Шипит и волком смотрит. Как ты с ними справляешься, не понимаю! У тебя здесь этих зверьков беспризорных…
– Почему зверьков-то, Смирнов, это ты их видишь зверятами. Они обычные дети. У которых, правда, детство кончилось. Вот, представь, твои родители ушли на работу и не вернулись. Представил? Что б ты чувствовал?
– Ну не знаю. Страшно было бы.
– Вот и у них такие же страх и отчаяние, что тебе и не снилось. Всё, заполнила документы. Веди.
– Люд, пошли сегодня в кино?
– Смирнов, ты чо, передежурил? У тебя три развода и пятеро детей от разных браков.
– Да скучно чо-то…
– И когда тебе скучно, ты детей начинаешь строгать?! Мож, тебе значки начать собирать или марки там? У тебя и так вся зарплата на алименты уходит.
– Просто, Люд, ты такая хорошая баба. Детей своих нет. Воспиталкой здесь пашешь над чужими подкидышами.
– Замолчи! Веди!
* * *
В комнату вошла странная пара. Тучный служитель порядка, на котором форма громоздилась ярусами из-за складок, и маленький светлый мальчик с голубыми глазами. Мальчик был в рваной одежде. Грязь, ссадины на лице и криво подстриженная челка. Полицейский буквально тащил его за руку. Мальчишка упирался, выкручивал руку и орал:
– Пусти, сука, я всё равно здесь не останусь!
– Ты кого сукой назвал, сука! – проорал полицейский.
– Смирнов, а у тебя богатый запас ругательных слов, – ехидно заметила Людмила. Женщина и мальчик переглянулись и улыбнулись.
– Люд, вот он, верткий. Раз пять меня укусил, гадёныш. Поди, еще прививки придётся ставить против бешенства.
– Ещё раз укушу, жиробас! – прошипел мальчик.
– Ты кого толстым назвал, скотина?! – Смирнов замахнулся.
– Стоп, Смирнов! Маркиз Жиробас – это персонаж из книги Жюль Верна. Не читал?! Паспарту и Жиробас. Два главных героя за восемьдесят дней вокруг света облетели, – сказала Люда.
– А-а-а, читал, конечно. Забыл просто. Ладно, пойду я. Про кино в силе. Пока, Люд.
– Пока.
Женщина и мальчик остались одни в комнате. После того как маркиз «Жиробас» закрыл за собой дверь, в комнате разразился хохот. Смеялись оба. Мальчик сквозь смех сказал:
– Ну он и тупой! Классно ты его!
– Мне очень приятно, что вы, молодой человек, называете меня на «ты», тем самым ставя меня в ранг приятеля. Но я старше вас и мне было бы приятно, если бы вы ко мне обращались на «вы». Решать вам, конечно же.
– Извини… те.
– Я Людмила Петровна! А вас как зовут!?
– Пикассо. Погоняло.
– Вы хорошо рисуете?
– Я псих. Ну, и иногда рисую. Я всё равно сбегу.
– А я вас не держу. Уходите!
Мальчик подошёл к двери. Людмила размышляла вслух.
– Так, сейчас поздняя осень. Скоро зима. Туда, куда вы едете, – путь неблизкий, иначе вы не сели бы на поезд. Предлагаю вам здесь передохнуть. Помыться, поесть нормально. В тепле. А летом, если захотите, уедете.
Мальчик остановился и сказал:
– Магадан. Мне надо попасть туда.
– Понятно.
– Папку должны выпустить весной.
– Так.
– Можно и у тебя пожить. Ой, у вас! Паша!
– Что, Паша?
– Меня Паша зовут.
* * *
В социально-реабилитационном приюте небольшого городка Павлу понравилось. После пары драк в борьбе за лидерство он стал своим. Кормили и одевали хорошо. Но самое главное – Людмила Петровна покупала ему краски и бумагу. В её кабинете после обеда в будние дни он по часу рисовал. Сначала рисовал пейзажи, потом взялся за портреты воспитателей, друзей. Потом вдруг занервничал, прятал работу, несколько дней отказывался рисовать. Людмила предложила поменять тему. Паша наотрез отказался, показал недоделанную работу и начал плакать. Людмила обняла его и закрыла кабинет, чтобы никто не мог зайти. С портрета смотрела молодая женщина с высокими скулами и чуть раскосыми глазами. Паша сквозь слёзы сказал:
– Это мама…
– Я поняла, милый, ты же её копия.
– Она меня бросила! Она…
– Тссс.
– Что я сделал не так? Людмила Петровна, я ведь могу всё исправить?
– Конечно, можешь. Когда вырастешь, ты её найдёшь обязательно. Паш, знаешь, что у меня есть один хороший знакомый. Он художник. Давай он два раза в неделю будет с тобой заниматься? Ты сможешь все свои переживания: радость, грусть, любовь – выразить в картинах.
– Отца нарисую…
* * *
– Люда, ты в своём уме? Мало того, что ты на свои деньги покупаешь ему краски и бумагу, так ты ещё и репетитора по рисованию ему наняла?
– Ты займёшь или нет? Через неделю аванс, отдам.
– Люда, мне это не нравится. Я как твоя подруга всегда тебя поддержу, но там же есть и другие дети.
– Нин, пойми, он какой-то особенный. Вот он нарисует что-нибудь, ты на это смотришь и начинаешь хохотать как сумасшедшая. Такое впечатление, что он в эти картины что-то закладывает. Чувства он умеет передавать, что ли. Вот посмотри, картина называется «МАМА».
Людмила достала телефон и показала фото рисунка подруге. Через пять минут две женщины ревели и обнимались.
* * *
Пришла весна. Людмила подписывала документы в своём кабинете. Неожиданно в кабинет влетел охранник Егор.
– Людмила Петровна, Пикассо пропал.
Везде обыскались. С обеда не вернулся. Вещей его нет.
– Ох… В Магадан поехал.
– После всего того, что вы для него сделали?!
– Егорушка, пыталась сделать…
* * *
Людмиле было плохо. Вот бывает такое настроение, когда тяжело на душе и всё. И понятно, что она ляжет спать и утром будет легче, но скреблись кошки на сердце, скреблись. Магадан этот чёртов…
Она подошла к двери большого частного дома. Дверь была незаперта. Опять забыла закрыть, дура, – подумалось Людмиле. В кухне на стуле сидел голубоглазый мальчик.
– Ты ж в Магадан рванул?
– Я поехал… но потом про «Жиробаса» вспомнил. – Они улыбнулись. – Я возле вокзала встретил своего учителя-художника, картинами там торгует. Он мне сказал, что вы каждое занятие оплачиваете. Почему?
– Потому что у тебя талант.
– Но ведь я вам никто? Чужой?
– Это неправда, ты и сам это знаешь!
– Давайте так. Я честный пацан. Мне подачек не надо. Я у вас по дому всё буду делать, крыльцо починю, забор поправлю, а то завалился, побелю ещё. Что смогу, в общем. А следующим летом тогда в Магадан. Договорились?
– Одно условие.
– Какое?
– Ты меня нарисуешь.
Шоу-моу
1992 год, маленький провинциальный городок. Половина населения трудится на градообразующем заводе, вторая половина кормит, лечит и учит первую. Точнее, так было раньше. С приходом приватизации завод вместо высокоточных дул для танков начал выпускать стиральные машины-малютки «Лилия»: 50 % ломались сразу, остальные – через пару месяцев. Большинство сотрудников сократили, а немногих счастливчиков перевели на трехдневную рабочую неделю.
Светлана в той, прошлой жизни работала инженером. Теперь её зарплаты хватало на несколько дней – при условии, что главным блюдом в рационе будет варёная картошка без масла. Пора действовать, поняла девушка. Рассчитывать ей было не на кого: позади развод, на руках – пятилетний ребёнок. Ну, если можно считать разводом фразу: «Вали на хрен, как протрезвеешь, – увидишь сына».
Светлана арендовала на рынке место для продажи нижнего белья. Продав в ближайшем большом городе две «Лилии», кольцо (свадьба), цепочку (18 лет) и кулон-чик (первая зарплата), закупила товар. График получился очень удобным: с понедельника по среду на заводе, потом – рынок, сын в саду, мама на подстраховке. В моду вошли кружевные трусики и бюстгальтеры «Анжелика». Стоя на картонке за занавеской, покупательницы натягивали бельё и оглядывали себя в осколок зеркала, который держала Светлана. Она научилась отличать «эсочку» от «элечки» на глаз, одобрительно цокать языком и говорить: «Женщина, вам отлично, берите». Жить можно, и ладно.
* * *
Пришла весна. Однажды в субботу Светлана пила растворимый кофе и раскладывала товар, когда к прилавку подошёл мужчина в шубе. Кудрявые тёмные волосы поблёскивали от лака, половину лица закрывали тёмные очки. В общем, перспективный мэн, при деньгах.
– Приветствую, леди. Какой у вас максимальный размер нижней части нижнего же белья?
– Вам трусы, что ли? Вот.
– Подойдёт. Можно четыре таких?
– Конечно, можно. Не пожалеете, мужчина, качество очень хорошее, пекинское кружево. Не китайский ширпотреб.
Странный покупатель улыбнулся и снял очки. Оказалось, у него красивые глаза – зелёные, лучистые, и взгляд мягкий. Магический, как писали в любовных романах. Светлана за зиму много таких перечитала.
– А вы симпатичная. У меня к вам просьба. Пришьёте вот эти блёстки и стразы к вашим изделиям? Заплачу тройную цену.
Мужчина достал из кармана шубы пакетик с переливающимися на весеннем солнце стекляшками.
– Пришью. Засверкаете со всех сторон.
– Большое спасибо. Очень нас выручите, костюмер приболела. Я зайду через час.
Шить Светлана любила ещё со школы и управилась быстро. Зеленоглазый покупатель, вернувшись, остался очень доволен.
– Замечательно! Ровненькие швы, и расположили симметрично. Вы профессиональная швея?
– Нет, я инженер. Проектирую танки.
– Браво. А я окончил мореходное училище.
– Зачем вам в море трусы со стразами?
– Это элемент костюма. Я пою в эстрадной группе, и сегодня у нас концерт. «Упала шляпа, упала на пол…» Узнаёте?
– Не очень.
– А «Фаина, фай-на-на»?
– Да я телевизор почти не смотрю.
Мужчина задумался.
– Знаете, у меня есть предложение. Вот вам два билета. Приходите вечером. Если понравится – поедете с нами в тур костюмером. Я договорюсь.
После ухода покупателя Светлана повертела в руках билеты и отправила их в ближайшую урну. Только этой авантюры ей не хватало для полного счастья.
Торговля шла ни шатко ни валко: единственным, кто задержался у трусов дольше пары минут, оказался бывший супруг. Этого ничем не отвадишь. Он успел где-то нагрузиться и, как всегда в подпитии, принялся читать Светлане лекцию.
– Света, Ты – инженер! Советский инженер. Вынуждена побираться, опускаясь до торговли трусов, не смей предавать идеалы нашей юности! Тебя этому учили? Ты понимаешь, что у нас украли будущее? Мечты больше нет. Теперь у руля жульё и ворьё, бывшие пэтэушники. Закон силы, закон животного превосходства.
– Вить, чего хотел?
– Займи на чекушку.
– Глаза б мои тебя не видели. На. И исчезни, наконец.
К счастью, урну ещё не успели очистить.
* * *
Первые полгода новая жизнь Светлане очень нравилась. Среди нищеты и серости – праздник каждый день, аншлаги, ревущая от восторга публика, букеты и мягкие игрушки, часть которых можно было забрать себе. Работа – ничего сложного: пришивать стразы и бусинки, украшать лентами и перьями, делать из обычных вещей сценические костюмы. Игорь, именно так звали зеленоглазого искусителя, оказался одним из четырёх солистов известной группы. Составов было несколько: поделив страну, каждый обрабатывал свой участок. Концерты давали где придётся, в том числе в воинских частях, маленьких домах культуры, даже в женских колониях. От выступления в мужских группа отказывалась: ходили слухи, что пару раз случались «неприятные инциденты».
Половину зарплаты Светлана высылала маме и сыну, остальное откладывала, питалась чем придётся. Если не лениться, можно заработать на переезд в Питер. Там мосты и белые ночи. Как-то она спросила Игоря:
– Можно поехать на гастроли поближе к Питеру?
– Ты же знаешь, что нет, договорённости нарушать нельзя. Но мы делаем хорошую кассу, скоро позовут в Москву. Клипы: «Марафон 15», «Взгляд», «Песня года». Вот заработаем денег, потом рванём с тобой куда хочешь.
Ещё через месяц Светлана поняла, что беременна. После концерта на Дне шахтёра в Новокузнецке она решила поговорить с будущим отцом. Был вечер, в гостиничном номере Игорь, забравшись на кровать с ногами, считал деньги, перекладывая пачки из одной спортивной сумки в другую.
– Негусто. Пора менять концепцию. Света, завтра покупаем кожаное.
– Зачем?
– В моду входит техно. Видела группу «Кар-мэн»? «Лондон, гудбай», «Чао, бамбино». Хитовые парни.
– Я не смотрю телевизор. Игорь, у нас будет ребёнок, – от волнения Светлана говорила всё быстрее. – Давай поедем в Питер? Я скопила денег, у тебя тоже кое-что есть. Откроем цех по пошиву джинсов, научимся делать «варёнки». У меня руки хорошие, у тебя – чувство стиля.
Игорь оторвался от сумок и внимательно на неё посмотрел.
– Давай начистоту. Кто отец ребёнка?
Светлана молчала. Колдовские зелёные глаза совершенно ничего не выражали, даже досады. Оставалось только встать и выйти из номера, что она и сделала.
* * *
Завод давно закрыли, а рынок выжил, как выживают все рынки мира. Перестройка, развал Советского Союза, дефолт, экономический кризис конца нулевых – кружевные трусы стояли насмерть.
Светлана пила кофе, перекладывала товар: «элечку» справа, «эсочку» слева. Весеннее солнце дробилось в осколке зеркала.
К прилавку подошёл статный седой человек.
– Здравствуй, Светлана. Сколько лет, сколько зим.
– Ну привет, Игорь. Как ты?
– Отлично. Нашёл золотую жилу. Рэперы! Ничего не надо: ни костюмов, ни музыкантов. «Незабудка», «Витаминка», «Алёнка». Слышала?
– Сто раз тебе говорила, что не смотрю телевизор.
– Теперь все смотрят Ютуб. Скоро поедем в Москву. Есть у вас тут подходящие девочки для подтанцовки и бэка?
Между рядами, таща за собой тележку с надписью «Чай, кофе, манты», шла очень красивая зеленоглазая девушка. Поравнявшись со Светланой, она сказала:
– Совсем торговли нет. Тебе кофе повторить?
– Пока не надо, Маша.
– А вам?
Девушка посмотрела на Игоря.
– Дитя, вы прекрасны! Приглашаю вас на концерт, а потом…
– Игорь, тебе пора, – перебила Светлана. – Иди.
– Так это, получается… – Он снял тёмные очки.
– Иди!
Пожав плечами, Игорь удалился.
– Мам, кто это?
– Да так, чудик знакомый.
– Я ещё кружок сделаю – и домой, за учебники, – сказала Маша.
– Давай.
– Два месяца осталось. Мам, а если не поступлю в Питер? Может, не надо? Говорят, там одно жульё и ворьё.
– Поступишь. У тебя хорошие гены.
Полосы
«Пошёл на хрен из моей жизни!»
Который раз он прокручивал в голове этот крик. Это предложение было какой-то стоп-фразой их отношениям. На самой красивой улице самого красивого города земли она вопила так громко, что хотелось спрятаться, исчезнуть, сделать вид, что просто проходил мимо. Фраза, поставившая точку в их отношениях. Хорошую точку, жирнее некуда.
Растерянный мужчина сидел в самолёте, выполняющем рейс по маршруту Санкт-Петербург – Хабаровск, время в пути – десять часов тридцать пять минут. Достаточно, чтобы насмотреться вдоволь в тёмный иллюминатор.
– Что, не можешь заснуть? – наклонилась к нему подвыпившая соседка. – Я тоже. Лечу вот в Хабаровск на аудит, у нас там «дочка». Летать боюсь страшно, пришлось накатить для храбрости. А почему такой грустный? Утюг забыл выключить или погода не нравится? Забей. Это мелочи по сравнению с жизнью человека. Как попадёт в двигатель ворона, о другом думать будешь!
Он брезгливо отодвинулся.
* * *
Тайные, глубоко законспирированные отношения длились несколько лет. Они то встречались и утопали в страсти, то решали быть благоразумными и всё прекратить, не выдерживали и снова «боролись за свои чувства» – так это у них называлось. Любовь с обременениями.
В этот раз, наплевав на последствия, они вместе улетели в самый красивый город. Пили глинтвейн по ночам, любуясь разводом мостов, и губы были красными от вина и поцелуев. Почти не говорили, только прижимались друг к другу. Если бы кому-то сверху пришло в голову найти самую счастливую пару на земле, выбор был бы очевиден. Эти двое, которые стоят у Невы с пластиковыми стаканчиками в замерзших руках. «Больше не надо прятаться, – думал он. – Вот мы, вот мост, вода, ночь – мир наконец устроен правильно и просто».
Потом они встретили молодых рок-музыкантов из Воронежа, приехавших на квартирник. Нормальные парни с двумя гитарами. Пошли все вместе до Исаакия, голося хором песни Bon Jovi и Aerosmith. У собора к ним подошли неприветливые лысые люди и потребовали сыграть что-нибудь из репертуара группы «Ноль». Рокеры отказались, лысые закономерно начали угрожать. Он хотел вступиться за подрастающее поколение, а она хотела уйти. И попросила об этом – несколько раз, очень настойчиво. Он, конечно, не услышал, потому что рассказывал любителям «Ноля», как надо себя вести в компании интеллигентных людей. Когда конфликт был исчерпан, её уже не было рядом. Телефон отключён.
Чувствуя, как хмель выветривается, уступая место панике, он побежал по ночным улицам. Плохие мысли потом, сейчас надо искать, обходить дворы один за другим.
Она сидела на лавочке у большого серого дома. Глаза припухли от слёз. Рядом стояла початая бутылка вина.
– Где ты была?
– А тебе не пофиг?
– Что ты несёшь, дурочка.
– Я несколько раз сказала: пошли отсюда. Опять ты хочешь быть хорошим для всех на свете, кроме меня!
– Там делов на десять минут было. Ребята молодые, как им не помочь?
– А если драка? Спаситель человечества, Бэтмен на полставки. Когда она позвонит, тоже помчишься помогать?
– Это в прошлом.
– Не смей обманывать! – Она срывалась на крик, нотки в голосе появились неприятные, визгливые. – Побежишь как миленький, а мне скажешь: «До скорого, позвоню». Ты двуличен до мозга костей, всегда всем врал, начиная с себя.
– Хватит! Только что у моста мы были самыми счастливыми на свете, а ты хочешь нас сделать самыми несчастными. Замолчи уже.
– А то что? – нервно засмеялась она. – Ну заткни мне рот, попробуй. Даже этого не можешь, ты же боишься конфликтов и ссор, да?
Его кулаки непроизвольно сжались. Чтобы не ударить, он развернулся и пошёл прочь. Вслед ему неслось: «Пошёл на хрен из моей жизни!»
В номере он быстро собрал вещи, расплатился и поехал в Пулково. Билеты на ближайший рейс ещё были.
* * *
– … И тут он грит: «Хочу жить с тобой!» А я ему: «Чувак, польщена, но ты негр. Что люди подумают?» Выдал: «Люди? Хрен им в груди!» Нормально, думаю, обрусение полным ходом!
Загорелась табличка «Пристегните ремни». На обычную зону турбулентности это было не похоже: трясло и качало так, что закружилась голова. Чей-то ребёнок заплакал, чья-то жена закричала, что самолёт обязательно разобьётся. Капитан вышел на связь и сообщил, что из-за небольшой неисправности воздушное судно приземлится в ближайшем аэропорту. По интонации стало понятно: насчёт неисправности сказал правду, а про небольшую – соврал.
Удивительно, но страха не было совсем. «Может, дойдёт наконец, что так нельзя. Невозможно жить на качелях этих бесконечных». Он закрыл глаза и представил, как всё пройдёт. Какое платье она наденет, будет ли плакать навзрыд, или, наоборот, из последних сил держать лицо.
Соседка вцепилась в его руку, оставляя на запястье следы от ногтей.
– Если жить останусь, сразу скажу да, – сдавленно прошептала она. – Сразу. На людей пофиг. Что с нами будет? Не молчи. Мы падаем, не дошло? Сидишь как каменный.
А что, если она летит на другом самолёте, с которым тоже что-то случилось? Или не вернулась в гостиницу? Ночь, одна на лавочке. Господи, где она вообще?
Он посмотрел на соседку и свободной рукой накрыл её ладонь.
– Не падаем. Успокойтесь, всё будет хорошо.
* * *
В Екатеринбурге он сразу включил телефон. Тридцать два пропущенных звонка и двенадцать сообщений. Она писала, что смотрела новости, что их пилот – герой и что она сейчас садится на самолёт до Хабаровска.
«У меня всё нормально», – написал он.
«Ты забыл зарядку, свитер и магнит с собором. Заедешь, как доберёмся?»
«Заеду».
«Хорошо. Купи вина».
Кафе «Малинка»
Петру Алексеевичу недавно исполнилось 68 лет. Когда-то он работал в органах, но после того как к нему обратились с деликатной просьбой, оставил любимую специальность и стал профессиональным «решалой». Петр Алексеевич обладал приятной внешностью, был интересным и остроумным собеседником, разбирался в людях, так что карьера шла в гору. Увы, в последние годы привычный образ жизни начал его тяготить. Рестораны, бани, задушевные ночные беседы приносят удовольствие, когда тебе тридцать. В шестьдесят они утомляют. Пётр Алексеевич понимал, что постепенно превращается в злобного старикашку. С женой он уже полгода не разговаривал, где живёт и чем занимается единственный сын, не имел представления. Все его связи либо ушли на пенсию, либо сидели в тюрьме. Однако ничего больше, кроме как решать чужие проблемы, он не умел. Ещё два-три года посуетиться, нарастить финансовый жирок – и хватит.
Тихим апрельским вечером в его квартире зазвонил телефон.
– Пётр Алексеевич? – спросил женский голос.
– Да.
– Ваш номер мне дали общие знакомые. Мы можем поговорить по вотсапу или вайберу?
– Мы можем поговорить по телефону. Что, собственно, и делаем, – раздражённо ответил Пётр Алексеевич.
– Ясно. Тогда я скину вам скрин постановления в вотсап, вы посмотрите, а потом решим, что делать.
Женщина положила трубку. Через полчаса звонок раздался снова.
– Пётр Алексеевич, вас нет в вотсапе, в соцсетях по фамилии тоже не нашла. У вас фейковый аккаунт? Вы где?
– Я дома, в своей квартире.
В трубке озадаченно засопели:
– Блин, и как быть?
– То есть просто встретиться мы не можем? Если у меня нет всей этой модной хрени, я не человек? – Пётр Алексеевич начинал кипятиться.
– Извините, не хотела обидеть. А может, я вам документы по почте отправлю?
– Отправляйте Почтой России, но имейте в виду, что пакет дойдёт через месяц, если вообще дойдёт.
– Да я насчёт мэйла… Простите ещё раз. Конечно, встретимся лично. Скинете скрин из «Гугл мэп»? Ох. Я нечаянно. Диктуйте адрес.
– Кафе «Малинка».
Пётр Алексеевич честно пытался идти в ногу со временем, но ничего не получалось. Страницы в интернете раздражали его бегающими картинками и резкими звуками, от которых болела голова. В почтовый ящик, который называют мэйлом или электронкой, сыпались оскорбительные послания о средствах для повышения потенции. Самым большим разочарованием стал смартфон: функции аппарата Пётр Алексеевич изучил, однако его пальцы оказались слишком толстыми для крошечных букв на экране. То ли дело старый добрый кнопочный телефон.
В кафе стремительно вошла женщина лет двадцати пяти.
– Вы – Пётр Алексеевич?
– Да.
– А меня зовут…
– Не нужно. Достаточно того, что у нас есть общие знакомые. Мой номер телефона известен немногим.
– Хорошо. Вот постановление.
Она положила перед ним листок бумаги. Надев очки, Пётр Алексеевич внимательно прочитал текст.
– Для полноты картины вам стоит посмотреть ролик на «ютубе», – сказала женщина, доставая из сумочки сигареты. – Он небольшой. Сейчас отправлю вам ссылку.
Пётр Алексеевич бросил на столик свой телефон. Это была старая и дешёвая модель «Нокии», перевязанная крест-накрест синей изолентой.
– Как с вами работать? – возмутилась она. – Ходячий пережиток прошлого. И кафе какое-то выбрали старорежимное, ну и меню! Котлеты с винегретом, компот, каша манная.
Кафе действительно было не из модных. «Малинка» принадлежала старому товарищу Петра Алексеевича, который вот уже несколько лет находился в затяжной командировке где-то в Магаданской области.
– Ближе к делу. Чего вы хотите от меня?
– Нужно выйти на одного прокурора. Ему сорок лет, он занимается триатлоном.
Петру Алексеевичу потребовалось несколько рукопожатий, чтобы найти телефон прокурора. Дело оставалось за малым: позвонить и договориться о встрече. Резкое и чужое слово «триатлон» не давало ему покоя. Раньше для решения большинства вопросов требовалось провести полночи в ресторане, вторую половину – в бане. А новое поколение оказалось изнеженным донельзя. Одни не любят баню, другие предпочитают девочкам мальчиков, третьи сидят на вегетарианской диете, не пьют ничего крепче зелёного чая и занимаются йогой – какие уж тут ночные забавы. Ещё и триатлон.
Пётр Алексеевич подошёл к зеркалу. Оттуда смотрел грустными собачьими глазами старикан с огромным пузом. Даже за болельщика его можно было принять с большим трудом.
* * *
– Меня зовут Пётр Алексеевич, я от Семёна Яковлевича.
– Как же, наслышан.
– Встретимся вечерком в кафе «Малинка»?
– По вечерам у меня тренировки, полумарафон. Вы бегаете? Можем совместить приятное с полезным.
Пётр Алексеевич посмотрел на своё обширное пузо, гадая, что собеседник считает приятным: беседу или бег.
– Пожалуй, откажусь.
– Тогда могу предложить два «окна» в своём расписании, каждое по десять минут. Встретимся в суши-баре.
Пётр Алексеевич приехал точно в назначенное время. Его собеседник уже сидел за столиком и попивал что-то ядовито-розовое из высокого стакана.
– Приветствую. Олд скул, живая легенда. Мне много о вас рассказывали.
– Я знаю. Так вот, по сути вопроса…
Мужчина расхохотался.
– Лучше закажите себе роллы, отвлекитесь. Умеете пользоваться палочками? Хотя куда вам. Картошку и сосиски сподручнее есть алюминиевой вилкой.
– Не понял…
– Что ж тут непонятного. Я согласился с вами встретиться, Пётр Алексеевич, исключительно ради удовольствия лицезреть ваш побитый молью костюм и одутловатое старческое лицо. Интересно было, неужели вы правда думаете, что ещё имеете какой-то вес? Ваше время давно прошло. Вас списали в утиль. О делах беседовать с пенсионерами смешно, а вот роллами угостить могу. Из сострадания.
Размахнувшись, Пётр Алексеевич ловко вогнал палочки для суши мужчине в глаза. Не обращая внимания на истошные крики жертвы, посетителей и двух официанток, он аккуратно промокнул кровавое пятно на пиджаке салфеткой и вышел на улицу. Сев в такси, он посмотрел на часы, подумал немного и скомандовал водителю:
– В кафе «Малинка».
