Александр Архипов
Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева
© Архипов А. А., 2022
© Издательство «Знание-М», 2022
«Голубое» дежурство
Поздний вечер. По календарю – лето. А по ощущениям – «надо было шерстяную безрукавку под китель надеть». На площадке возле «конторы» стоят всего три машины. Мой «барсик», «дежурка» с вечно поднятым капотом и «калина» кого-то из ребят дежурной смены. Сегодня я на сутках. Когда работал на районе, иногда удавалось даже поспать ночью, пристроившись на кабинетном диванчике начальника, предварительно предупредив парней из «Дежурной части», чтобы не дёргали дежурного опера по пустякам. А вот будучи уже дежурным по Управлению МВД, мечтать о горизонтальном положении туловища не приходится. Вроде и диванчиком разжился в собственном кабинете, и звёзд на погонах поболе, а возможность посачковать практически нулевая. День сегодня был суетным и нагруженным. Три раза по сигналу тревоги посылал на выезд оперативную группу, пару раз посылали меня (за что, спрашивается?)… И, даже несмотря на литр выпитого за сутки кофе, спать хочется зверски! Решаю «обмануть судьбу» и звоню в «дежурку»:
– Селиванов, ты? – спрашиваю у дежурного и, не давая ответить, загружаю ему под фуражку нужную информацию: – Я пошёл к себе, с документами поработаю. И не дёргайте меня за все места по мелочам, Селиванов…
– Есть – не дёргать, тащ подполковник… – отвечает кто-то вместо Селиванова.
Извилины в мозгу и так слипаются, поэтому выяснять, кто там такой «умный», сил нет. Можно подумать, никто не знает, что означает фраза: «…поработаю с документами». Спускаюсь к себе в Отдел оперативного розыска. По пути попалась только пара оперов из ОБЭПа, спешащих в сторону выхода. Кивнув, быстро прошли мимо, подозрительно затаив дыхание и отвернув свои розовые счастливые рожи, к длиннющему и нудному стенду «Роль современной судебно-медицинской экспертизы на стадии предварительного расследования тяжких преступлений».
Диван в моём кабинете не раскладывался, поэтому «с документами пришлось работать» почти в позе эмбриона. Очень хотелось спать, но чувство долга победило. Позвонил домой:
– Привет, народ! Как вы там без меня?
– Не ори, Чапаев, Женька спит! – тихо смеясь, ответила Ксюха. – А Андрей Андреич не спит, хороводы хороводит. Хочешь посмотреть?
– Давай, – отвечаю, приподнимаясь на локтях на неудобном диване и переключая телефон на видео.
Сначала ничего не могу разобрать в прыгающем изображении. То Женькины пятки из-под одеяла, то полосатый хвост Боцмана… Но потом, почти воткнув нос в экран смартфона, начинаю понимать сюжет домашнего документального кино. Ага, вот Ксюша медленно поднимает подол длинной ночнушки, и на первый план выходит кругленький гладенький животик с дерзко торчащим пупком.
– Вот-вот смотри, смотри… Видел? Это он, бандит, головой бодается! Видел, Андрюш? – восторженно шепчет довольно давно беременная Ксения, тыкая себя в живот пальчиком.
– Ух ты! – шумно восторгаюсь я, на самом деле ни фига не замечая. – А я думаю, это он попой упирается!
– Сам ты попой, Чапаев! Я же тебе сколько раз… У нашего Андрюшки продольная позиция. Называется – головное предлежание. Голова у него внизу. Вот тут у него лобик, вот тут затылочек, а попа твоя аж вот где… – водила по своему розовому пузику пальчиком с красным ноготком моя пока ещё гражданская, но (как-то так получилось) уже беременная жена. – Понял наконец?
– Да понял я всё… ты мне уже в сотый раз… и попу, и… Ксюх, а свою попу покажи…
– Так, Чапаев, теперь уже я не поняла! Попу ему… Тебе что, неинтересно знать про твоего Андрюшку? – начала не на шутку заводиться моя кругленькая Ксюша.
– Тише, Ксюнь… Женьку разбудишь, – попробовал остановить анатомический конфликт я, увидев, как задёргала во сне ногами Женька, лежащая на моей половине кровати.
– Ты утром-то придёшь домой, Андрей? Учти, у меня с утра тренировка. Чапаев, а ты бы мог мне как-то в машине сидение отрегулировать? Руль уже об живот трётся, а Андрей Андреичу это не нравится. Толкается, негодяй.
– Это он рулит, Ксюш, передачи переключает… Извини, «дежурка» вызывает. Пока, милая. Слушаю, Чапаев… – переключаюсь на вторую линию.
– Товарищ подполковник, у нас вызов…
– Давай догадаюсь, Селиванов. Опять бомжи растворителя надышались и подъезд загадили кто чем мог? – грустно зевнув, спросил я у дежурного.
– Труп у нас, – коротко ответил Селиванов.
– Селиванов, ты всё испортил… – начиная обуваться, пробурчал я. – Конкретней давай!
– Труп молодого мужчины обнаружен в номере гостиницы «Мишель» по адресу: Кирпичный проезд, строение восемь. Сигнал поступил от администратора гостиницы три минуты назад. Участковый уже там, ближайший наряд ППС выехал в адрес, – монотонным голосом доложил старший дежурной смены.
– Принял, поднимаюсь к вам. Готовьте следственную группу на выезд, – отдал команду я, понимая, что «работу с документами» придётся отложить до утра.
Немного удивило, что не увидел привычной суеты в «Дежурной части». Как правило, на вызовы с «убоем» формировалась следственная бригада в полном составе. А тут тебе ни заспанного следака, ни судмедэксперта с затёртым чемоданом в руках, ни сурово матерящихся оперов, на ходу что-то заедающих.
– Товарищ подполковник, а у нас все группы на выезде… никого. Хоть шаром… – оправдываясь, нервно чесался майор Селиванов. – Кстати, вас по пустякам не тревожили. Что за сутки? Ни часу покоя. Вроде магнитных бурь не обещали и не полнолуние ещё.
– Преступный элемент, сука, не дремлет, – ругнулся прапорщик Ивлев, по ходу вызывая экипаж ППС. – Ноль шестьдесят второй? Вы уже в Кирпичном? Как нет участкового? Он только что отзвонился, что… Пусть администратор пока номер на ключ закроет. А вы там всё блокируйте!
– Не понял… Что блокировать? – скрипит рация.
– Всё! Всё на хрен блокируйте, вашу мамашу! Правильно, Андрей Васильич? – ищет авторитетной поддержки прапорщик Ивлев.
– Правильно, Ивлев. А кто у тебя сейчас есть, Селиванов? – спрашиваю ошалевшего от такого бешеного дежурства майора.
– Да кто… Прапорщик Сомова в комнате отдыха личного состава и Степан… – как-то странно переглянувшись с прапорщиком Ивлевым, доложил майор. – Их наш дежурный следак на крайний вызов в машину не взял. Васильич, я на Кирпичный эксперта с квартирной кражи отправлю, он свою работу на Красном Текстильщике заканчивает. А вот следак и опера со «свистком» поквартирный обход делают и свидетелей на месте опрашивают. Там две квартиры одновременно обнесли. Да и потерпевшие истерят… Нашим там работы до утра, не успеют, товарищ подполковник, – отвечает Селиванов. – Но со следаком я решу. Есть одна мысль.
– Понял. Я сам поеду в эту самую «Мишель», а ты мне, Ивлев, давай-ка этих Сомову и Степана в машину пришли. И чтоб бегом! – быстрым шагом направляясь к выходу, кричу дежурному.
Показалось, что левое переднее колесо на моём «барсике» чуть приспущено. Достал из багажника монометр и присел возле колеса проверить давление. За спиной услышал быстрые приближающиеся шаги. «Прапорщик Сомова со Степаном», – понял я. Неожиданно что-то жаркое и влажное дохнуло мне в правое ухо. Я резко обернулся…
– Степан, фу! – негромко сказал низкий, но приятный женский голос.
Передо мной, широко расставив сильные лапы, стоял огромный пёс чепрачной масти. Его пасть была полуоткрыта, и в свете яркого уличного фонаря очень хорошо были видны его идеально белые огромные клыки. Умные глазищи с рыжего цвета зрачками с интересом, но без агрессии наблюдали за мной, ловя каждое движение. Справа от него, держа пса за широкий ошейник, стояла среднего роста молодая женщина в сером комбинезоне и чёрном форменном берете.
– А кто… – вырвалось у меня.
– Я инструктор-кинолог прапорщик Сомова, а это Степан, – почти весело пояснила сотрудник МВД. – Вы не бойтесь, товарищ подполковник. Стёпа без команды не тронет.
– Да я, собственно… у меня у самого собака есть. Боцман. В смысле – Тимофей. Боцман – это кот, а Тимка – собака, – сбивчиво объяснил я, медленно вставая с корточек.
– Товарищ подполковник, а разрешите Степану на заднем сидении. А то он в багажнике нервничает очень. У нас и подстилочка есть, и лапки я ему вытру, – обратилась ко мне инструктор-кинолог.
– Ну, давай, – как-то нерешительно пожав плечами, ответил я под пристальным взглядом Степана, – только намордник ему надень.
– А можно без намордника…
– Что, тоже нервничает? – заводя «барсика», спросил я. – Садитесь уже. Только пусть в ухо мне не дышит.
Всю дорогу Степан вёл себя, можно сказать, прилично. Внимательно смотрел в боковое окно, глухо порыкивал и елозил мокрым носом по стеклу, реагируя на стоящие на светофоре машины. Как мне Сомова объяснила, это Степан начал охранять свою «новую будку». Правда, только один раз за моей спиной что-то подозрительно хрустнуло…
– Сомова, это чего у вас там? Степан твой обшивку двери грызёт или подлокотник приканчивает? – тревожно спросил я, пытаясь в зеркало заднего вида рассмотреть, что у меня творится сзади.
– Сухарик… Я Стёпе сухарик дала. Он их любит… Да, Стёпик? – ответила прапорщик, похлопав напарника по холке.
– У-у-у-у… – ответил басом Степан и, громко чавкнув, лизнул подголовник моего кресла.
Надо сказать, что Кирпичный проезд мы нашли не сразу. Дома постройки середины прошлого века и правда преимущественно были кирпичными. Отдельно стоящее двухэтажное здание с тусклой вывеской – ОТЕЛЬ «МИШЕЛЬ» – оригинальностью конструктива не отличалось. У центрального входа с зеркальными широкими дверями стоял белый «рено» ППС, значит, «пепсы» уже здесь. Мы с Сомовой и Степаном решительно толкнули створки двери и тут же услышали:
– Извините, граждане, а к нам с собачками нельзя…
Фразу сказал старичок лет семидесяти в чёрном костюме с бейджиком на лацкане. «Охрана» – было написано красивым шрифтом золотыми буквами на огромном значке.
– Это, батя, не собачка, это сотрудник МВД Степан… Как по отчеству, Сомова? – спросил я.
– Его отца Блэк зовут… Блэкович, товарищ подполковник, – немного замешкавшись, ответила прапорщик, пристёгивая к ошейнику Степана Блэковича поводок.
– Слыхал? Степан Блэкович, значит. Тут где-то наши должны быть, и администратора покличь сюда, – попросил я строгого охранника, осматриваясь.
– Так, а чё звать… Они все на втором этаже топчутся. Вон лестница… поднимитесь – и сразу направо, – бодро пояснил нам дедок, уважительно поглядывая на Степана.
Видно услышав мой голос, через перила лестничного марша перевесился старший «пепс» и крикнул:
– Мы здеся, товарищ подполковник, и администраторша тут.
– Вижу, что «здеся»… Понял, поднимаемся. Пошли, Сомова.
– Витька, атас… Степан приехал, – вдруг услышал я голос второго «пепса».
– Это что ещё… – повернувшись к Сомовой, поинтересовался я.
– Да… было дело. Стёпа мудаков не любит, – спокойно пояснила Сомова, укорачивая поводок Степана.
– А… – пожал плечами я, решив узнать подробности чуть позже.
– Чапаев, стоять! – неожиданно услышал я за спиной знакомый голос.
Зло пнув ногой зеркальную дверь, к нам «противолодочным зигзагом» приближался полковник Воронин. Начальник криминальной полиции нашего управления, а значит, и мой непосредственный начальник. Я первый раз его таким видел… Одет он был в шикарный новенький смокинг, лакированные туфли и белоснежную рубашку с воротником-стоечкой. Правда, великолепная чёрно-белая бабочка была как-то несолидно перекошена и замята, и впечатление создавалось такое, что по ней со всей дури кто-то треснул мухобойкой… Зато идеально ровный пробор практически поштучно распределял остатки волос на его голове.
– Это хорошо, что ты… Бог есть… А я уже было хотел… – тяжело дыша, выговаривал Воронин. – Представляешь, у жены юбилей… я тост говорю… ресторан, солидные гости с её работы, а тут этот… Сынка замочили… Вот суки! Но выпить я успел, – почти шёпотом закончил полковник.
– Да что случилось-то, Николай Петрович? Сомова, поднимайтесь… я сейчас, – отводя Воронина в сторону уголка для отдыха, сказал я.
– Фамилию такую – Жидков – слышал? – отказываясь садиться, спросил меня Воронин. – Сяду, усну, – объяснил он.
– Ну… вроде чиновник какой-то, фамилия на слуху.
– Чиновник… это один из центровых депутатов Мосгордумы, Чапаев. Соображаешь? Его комитет силовые структуры столицы курирует.
– Так это его? – попытался догадаться я.
– Да хрен там… если бы, – ответил полковник, но, спохватившись, замахал руками, выпучил глаза и крепко зажал себе рот. – Сынка его! Пошли…
Мы оба обернулись на стук входной двери гостиницы. В вестибюль входил наш эксперт-криминалист Жора Га-гуа со своим знаменитым «волшебным чемоданчиком». Увидев нас с Ворониным, Жора прошептал какую-то грузинскую молитву и перекрестился, почему-то глядя на пожилого охранника.
– Гагуа? Вот и хорошо, веди, Чапаев, – сказал Воронин, здороваясь с экспертом.
На втором этаже возле номера двадцать восемь стояла прапорщик Сомова. У её ног сидел Степан и нехорошо посматривал в конец коридора. Там почти по стойке «смирно» стояли два «пепса», прячась за спиной растерянного вида женщины в элегантно-легкомысленном розовом брючном костюме. «Администратор», – догадался я.
– Ко мне подошли все. Все подошли, – глядя на Степана, махнул рукой я, приближаясь к двери номера двадцать восемь.
Увидев меня, Степан Блэкович чуть наклонил свою огромную башку, пару раз ударил тяжёлым хвостом по ковровой дорожке и потянул Сомову к входной двери номера.
– Это правильно… это ты правильно сделал, что кинолога с собой взял, Чапай, – одобрительно кивнул Воронин, пару раз чмокнув губами в сторону Степана. – Сейчас быстренько всё обнюхаем…
На это предложение Степан предупредительно зарычал, отвернув морду в сторону.
– Извините, Николай Петрович, Степан запаха спиртного не переносит, – незаметно улыбнувшись Сомовой, предупредил я Воронина.
– Ты смотри, какие мы…
К нам, с опаской поглядывая на Сомову, подошли патрульные и администратор гостиницы.
– Ткачук Маргарита Ивановна, дежурный администратор, – печально представилась женщина лет сорока пяти.
– Отлично. Маргарита Ивановна, а кто обнаружил труп? – первое, что спросил я у администратора.
– Так, а официант ресторана, Вячеслав…
– А где он, Маргарита Ивановна?
– Так, а ресторан работу закончил, он и ушёл. Час назад где-то, – растерянно ответила женщина. – Участкового мы не дождались, а сержант сказал, что ему одинаково.
– Жаль… участкового. Вы сейчас спуститесь вниз и попросите своего охранника сюда подняться. Понятыми будите, – объяснил я. – А сержанты… одинаковые с лица… Давайте-ка к входу. Всех впускать и задерживать, ну и никого не выпускать. И что, сержант?
– Тоже задерживать, – ответил сообразительный парень.
– Молоток! Отмечу в рапорте.
Дождавшись администратора и охранника, мы вошли. Номер позиционировался в прейскуранте гостиницы как «люкс». Большая, обставленная приличной мебелью гостиная тускло освещалась включённым зелёным торшером. На круглом столе стояли две открытые бутылки шампанского, два бокала и большая ваза с фруктами. А вот спальня напротив была ярко освещена и, казалось, её распирало от обилия света. В центре помещения стояла огромная полукруглая кровать… Вокруг неё в хаотичном порядке были разбросаны разного размера подушки и мужская одежда. Спиной к спинке кровати сидел голый молодой мужчина. Его руки были разведены в стороны и привязаны белыми гостиничными полотенцами к кованой арматуре спинки кровати.
– Можно я… можно я… Меня сейчас… – затопталась на месте, сильно зажмурив глаза, Маргарита Ивановна, обеими руками закрывая себе рот.
– Идите… но недалеко, – сказал я, не оборачиваясь.
Низ живота и ноги убитого по колено были в крови, хотя видимых ран и повреждений туловища убитого видно не было. На нижнюю часть тела была наброшена насквозь пропитанная кровью шёлковая голубая простынь и маленькая подушка. Но больше всего привлекала внимание голова покойника. Она была запрокинута назад, глаза широко распахнуты, а рот пулуоткрыт… Во рту явно что-то было. Что-то непонятное мешало красным от крови зубам сомкнуться. Кровь, загустев, тянулась по подбородку, шее и красными кляксами капала на грудь убиенного. Но это было ещё не всё. За спинкой кровати на шикарных светлого тона обоях (предположительно кровью трупа) было написано одно слово: «КОБЕЛЬ».
– Всем оставаться на своих местах, руками ничего не трогаем. Работают эксперт и я, – громко всех предупредил я, надевая одноразовые перчатки, – Жорик, начинай.
– Товарищ подполковник, участковый инспектор старший лейтенант Шатров, – услышал я сзади.
– Опаньки! А ничего, Шатров, что мы на твоей земле без тебя уже битый час? А? Хочешь на первую страницу моего рапорта генералу попасть? Ладно, об этом позже. Берёшь вон того сержанта и «поквартирный опрос» по всему этажу, в каждый номер. Кто, чего, когда заехали, что видели, что слышали… В общем, по всей форме. Пошли на выход, не топчитесь тут, – приказал я.
– А чего тут ходить, мужики? У нас на втором этаже только три номера заняты. Двадцать второй, двадцать девятый и вот этот – двадцать восьмой, – авторитетно заявил охранник.
– Тем лучше. Но вскроешь все номера и все номера лично проверишь. Понял, Шатров?
– Так точно, – тяжело вздохнув, ответил «свисток» и потопал с сержантом за ключами к убежавшему администратору.
Жорик работал. Его «Nikon» стрекотал короткими очередями, как пулемёт Максима. Дождавшись, когда эксперт сфотографирует хаотично разбросанные шмотки убиенного, я собрал их, и мы с Ворониным вынесли всё это добро в гостиную номера для досмотра. В карманах одежды нашли портмоне, три разноцветные «пулемётные» ленты презервативов, пачку сигарет, зажигалку и связку ключей с брелоком от автомобиля «мерседес». На удивление, в шикарном портмоне наличных и кредитных карточек не было. Только пропуск в ночной клуб «Голуби» и водительское удостоверение на имя…
– Б… я же говорил… – расстроенно ругнулся Воронин, рассматривая водительские права. – Честно… думал, может быть, не он? Может быть, обознались. А он… он! Жидков Виталий Сергеевич, мать его за ногу… Девяносто девятого года рождения… – сокрушался, неумолимо трезвея, полковник.
– Да пошёл ты! Рычит она мне тут! – услышали мы через открытую дверь номера раздражённый женский голос. – Где все, сержант?
– У-аф, у-аф!!! – глубоко утробно прозвучал грозный голос служебного пса.
– А-а-а! Б… Уберите эту суку! – донёсся знакомый бывалым операм этот такой неприятный, срывающийся на визг женский фальцет.
– Фу, Степан! Это не сука, это кобель, товарищ подполковник юстиции, – услышали мы обиженный голос прапорщика Сомовой.
– Петрович, ты что, Виолетту вызвал? – обратился я к Воронину за объяснениями, предвкушая все «прелести» общения с особо важной «важнячкой».
– Ага… сейчас. Кто меня спрашивал? Генерал приказал! Тебя и её… ёб… Виолетта Юрьна, мы здесь, заходите, пожалуйста, – повысил голос полковник, поправляя бабочку.
В номер без стука и приветствия, зато в традиционно хреновом настроении вошла она… старший следователь по особо важным делам Следственного комитета РФ в городе Москве подполковник юстиции Корниенко Виолетта Юрьевна. Длинный серый плащ на ней был расстёгнут, и четыре блестящие пуговицы мундира послужили безусловным пропуском для сержанта ППС. На работу она приезжала одетая только по форме. Кстати, все сотрудники МВД, так или иначе связанные с московским Следкомом, знали, что мундир у подполковника юстиции Корниенко застёгивался только на две… средние пуговицы. А молния на юбке сзади дублировалась металлическим крючком и дополнительной пуговицей. Нет, она не была толстой. Просто строение организма у Виолетты Юрьевны было особое.
– Ба! На работу как на праздник? – с удивлением осматривая смокинг Воронина, решила поиздеваться следователь Корниенко. – Воронин, а ты умеешь произвести впечатление на незамужнюю женщину. А я вам судмедэксперта правильного привезла. Вам же правильный нужен… Да, Воронин? Наташенька, проходи… тебя клиент заждался. Остыл поди, нас ожидаючи…
В комнату вошла небольшого роста худенькая женщина лет под сорок, с небольшим чемоданчиком в руках. Большие очки с толстыми диоптриями совсем не портили её чистого открытого, свободного от косметики лица. Кивнув нам с Ворониным, она молча прошла в спальную комнату номера. «Важнячка» покрутила в руках вещички Жидкова, упаковала в целлофан предметы, имеющие отношение к убитому, и произнесла:
– Я так понимаю, господа сыщики, нас тут всех собрали не просто так. Чапаев, обеспечь, пожалуйста, максимальную конфиденциальность. Всех свидетелей и членов следственной группы предупредить об ответственности. Лично – Чапаев. Ну, а теперь, как говорится, к столу!
Мы с Ворониным остались у входа в спальню, а Корниенко решительно зашла и остановилась, подбоченясь, у кровати с окровавленным телом, изучая детали с высоты своего роста. Так она простояла минуту, потом как бы про себя сказала:
– Значит, кобель… а на первый взгляд не скажешь. На призывника-дистрофика похож. Субтильный какой-то. Честно говоря, думала, что он – сучка.
– Ты о чём, Виола? – спросил Воронин.
– Да так… о своём, о девичьем. Наташенька, а что у него во рту? Позволь узнать, – спросила она у судмедэксперта, раскладывающей свои блестящие нержавеющие инструменты на прикроватной тумбочке.
Наташа медленно и аккуратно потянула на себя окровавленную голубую простынь и, поправив очки, тихо сказала:
– Виолетта Юрьевна, судя по тому, что у молодого человека отсутствует собственно половой орган, во рту он его и держит. Иными словами, во рту трупа его член.
– О как! Гурман, – не к месту хмыкнула следачка. – Полагаю, убийца этим самым членом и написал вот это словечко. Ты смотри, какая ревнивая сучка!
Мы с Ворониным молча стояли и с интересом наблюдали, как следователь по особо важным делам, не стесняясь в выражениях, издевается над бедолагой без мужского достоинства. Увидев наши кривые рожи, Корниенко махнула рукой на выход. Увидев в коридоре участкового и администратора гостиницы с ключами от номеров, Виолетта Юрьевна попросила открыть нам любой свободный номер рядом с местом преступления. Проходя мимо Степана и Сомовой, я не удержался и погладил Блэковича по его лобастой башке. Стёпа наклонил набок голову, ляпнул пару раз языком и сказал басом:
– У-у-а!
А Сомова улыбнулась и тихо спросила:
– Товарищ подполковник, сухарик хотите?
Мы вошли в совершенно пустой номер, и Корниенко, закрыв дверь на ключ, предложила сесть.
– Как говорится, буду краток, но… не обещаю. Пока смотрю на вас, пинкертоны, и понимаю, что ни хрена вы, мужики, не рубите фишку, как говорит мой младший, – грустно улыбнувшись, начала «важнячка».
– Ну, конечно… Что тут понимать? Убийство на почве ревности. Сначала задушили, потом отрезали член, написали на стене: «Кобель» и засунули пенис в рот жертвы. Что-то ещё? – мило улыбнувшись, спросил я.
– Понятное дело, не наоборот! Было бы наоборот, он бы так орал… – подключился полковник Воронин, незаметно массируя виски.
– Так, ну ладно, мальчики, слушайте умную тётю. Кто у нас в Мосгордуме один из центровых депутатов в комиссии «По безопасности для обеспечения правопорядка в Москве»? Правильно: Жидков Сергей Ильич. А наследник у Сергея Ильича у нас кто? – посмотрев на Воронина, спросила Виолетта Юрьевна.
– А наследник – убиенный Виталий Сергеевич Жидков, – кивнув, ответил полковник.
– И кто он? Боже, какие вы тяжёлые… – хлопнула себя по крутому бедру следачка. – Гей он, Воронин! Гей! И этот пидор с собственным членом во рту сидит сейчас в луже собственной крови в соседнем номере мёртвый. Ну?
– Как гей? – ошарашенно спросил Воронин.
– А ты карточку клубную у него видел? «Голуби»! Самый модный сейчас в столице тусняк голубых и всяких… розовых там. Не слышал? А интересоваться нужно модными современными течениями… Не в Сомали живём, товарищи офицеры! Ладно. Я, собственно, и без карточки знала, что Жидков-младший – голубой. И это при таком отце! Представляете? А скоро выборы… Ну?
– Ясно. Убили сына такого известного человека – это, конечно, трагедия и большое личное горе. Но если на всеобщее обозрение выкатят информацию о том, что у влиятельнейшего депутата Мосгордумы убит сын – пидор… – начал развивать мысль я, понимая, к чему клонит Виолетта.
– Да ещё с собственным членом во рту! – красноречиво добавил Воронин.
– Наконец-то! Скандал будет такой… А партийные ряды, Чапаев, должны быть – что? Стерильными… Ой, сейчас что-то не то сказала… Поэтому никакой прессы, никакой утечки информации… Это я вам сейчас распоряжение Генерального довожу… Личная ответственность! – процедила сквозь зубы «важнячка», высверливая в наших с Ворониным мозгах воронки от полученной информации.
Негромко тренькнул айфон у Корниенко.
– Да, Дмитрий Борисович. Поняла, Дмитрий Борисович. Есть… – И, посмотрев на нас диким взглядом, зло процедила: – Что смотрим, мужчины? Жидков-старший у подъезда. Пацана отвязать, уложить и простынёй закрыть. Кстати, и протокол опознания заодно подпишем, – срываясь с места, приказала Корниенко.
Мы с Ворониным выбежали в коридор и рванули на место преступления. Но там уже всё было как надо. Наши эксперты заканчивали работу и приготовили тело к приезду «спецперсонала». В ходе работы Наташа и Жорик познакомились поближе и теперь, закончив работу, «на брудершафт» протирали свои руки и инструменты медицинским спиртом. Коллеги не спешили, глубоко вдыхая пары С2Н5ОН, и весело делились друг с другом полезной информацией. В коридоре предупреждающе рыкнул Степан, и мы услышали строгую команду Сомовой:
– Закрытая зона. Проход запрещён, работает выездная следственная бригада МВД.
В ответ раздалось:
– Кто старший? Пусть выйдет.
– Давай, Чапаев, – подтолкнул меня полковник Воронин, – ты единственный из нас по форме.
Я одёрнул китель, поправил галстук и вышел в коридор, где несли дежурство наши «пограничники» Сомова и Степан. В начале коридора стояли три человека в тёмных костюмах, издалека похожие на трёх богатырей. Правда, даже с такого расстояния была заметна разница в качестве и цене их официальных «доспехов». У одного из мужчин правая рука была заведена внутрь пиджака. «Телохранитель», – понял я.
– Подполковник полиции Чапаев Андрей Васильевич, оперативный дежурный по управлению… С кем имею… – спросил я, доставая из внутреннего кармана кителя удостоверение.
– Я отец… – не поднимая головы, сказал стоящий впереди всей группы мужчина лет пятидесяти (правильно, в дорогом костюме).
– Сергей Ильич Жидков? Я понял… Проходите, пожалуйста. С вами может пройти один человек, второй на месте. Уважаемый, руку опусти… – как можно спокойней попросил я.
Сомова со Степаном сделали три шага назад, и Жидков с одним из телохранителей вошли в номер двадцать восемь. В спальне судмедэксперт и эксперт-криминалист собирали подушки, разбросанные по полу, в огромный целлофановый мешок. На мой вопросительный взгляд Гагуа ответил:
– Хочу определить, какой из них именно была произведена асфиксия.
– Это получается, что его подушкой задушили? – негромко спросил Жидков, ни на кого не глядя.
– От чего наступила смерть, точнее мы скажем после вскрытия, но по результатам предварительного обследования смерть наступила примерно два с половиной часа назад в результате асфиксии, – так же негромко ответила Наташа, – то есть от удушья, сопровождающегося критическим падением уровня кислорода и избытком углекислого газа в крови и тканях потерпевшего.
– А почему в крови весь? – спросил отец убитого, мрачно глядя на огромное кровавое пятно на простыни.
– Раны нанесены уже после убийства, Сергей Ильич. Думаю, убийца был в состоянии аффекта, – объяснил я. – Так бывает…
– Так бывает… Виталька… Виталька…
– Сергей Ильич, я следователь по особо важным делам Корниенко Виолетта Юрьевна. Мне поручено вести дело об убийстве вашего сына. Примите мои соболезнования. Посмотрите? – кивнув на тело, закрытое простынёй, спросила следователь.
– Давайте…
Судмедэксперт аккуратно приподняла простынь с головы убитого, и депутат ближе подошёл к кровати. Реакция была неожиданной. Мужика будто током ударило. Он резко отшатнулся, правой рукой ища опору, а левой схватившись за голову… Охранник вовремя подставил плечо… Подбежала Наташа с ваткой, заранее пропитанной нашатырём.
– Не нужно… – отмахнулся Жидков, прислонившись к стене, – может быть, не к месту… Но хорошо, что мать его не дожила до этого дня. Виталька… Виталька…
– Извините, Сергей Ильич, вот тут подпишите… это протокол опознания, – попросила Корниенко, протягивая мужчине ручку.
– Уже что-то выяснили? Версии рабочие есть? Мотив? Подозреваемые… – подписывая протокол, уже ровным деловым тоном задавал вопросы Жидков.
– Работаем, Сергей Ильич. Пока в приоритете версия убийства на почве ревности, – ответила следачка.
– А, вы имеете в виду эту надпись… Да уж… кобелём он был ещё каким. Молодой да ранний… У меня к вам просьба… Держите меня в курсе вашего расследования. Хочу посмотреть в глаза этой душительнице. Чапаев, говоришь? Запомню. С тебя лично спрошу, Чапаев, – ткнув в мою сторону пальцем, строго сказал влиятельный депутат. – Виктор, раздай товарищам мои визитки, – обратился он к охраннику.
И тут неожиданно его взгляд упал на стоящего в стороне Воронина в безукоризненно торжественном чёрном смокинге и бабочке. Жидков нахмурился, медленно, тяжело ступая, подошёл к вытянувшемуся по стойке «смирно» Воронину и жёстко сказал:
– Налетели, вороны… Не успело тело моего мальчика остыть, а они уже тут как тут. На чужом горе наживаетесь. Ладно… Если фирма солидная, похороны у вас будем заказывать. Виктор, этому тоже визитку дай… Свяжешься с моим помощником. Место на кладбище лично со мной согласовывать будешь.
Я краем глаза следил за реакцией Корниенко. После первых слов Жидкова её лицо побагровело, глаза выпучились, как у водолаза в барокамере. Она как-то присела, держась обеими руками за низ живота, и эдаким гигантским крабом, боком-боком вышла из номера в коридор.
– Что это с ней? – подозрительно спросил Жидков, почему-то глядя на меня.
– Женщина… до сих пор к виду крови привыкнуть не может, – глубоко вздохнув, ответил я, чувствуя, как от напряжения наливается краской моё лицо. Сегодня я ставил мировой рекорд по удержанию безудержного веселья в отдельно взятом внешне невозмутимом мужском организме.
– Бывает… Я там, у входа, видел машину сына. Мы можем её домой забрать? – уже спокойным голосом поинтересовался Сергей Ильич.
– Пока нет. С ней ещё будут проводиться следственные мероприятия, – ответил я.
– Я вас понял, – кивнул головой Жидков. – Держите меня в курсе. До свиданья, товарищи, – попрощался он со всеми, но пожал руку только мне.
