Александр Андронин
Штамповка 2067
Сайд запрыгивает в свою машину, выбирает давно сохранённый адрес Марисы. Устроившись на сиденье, он выводит на внутреннюю поверхность лобового стекла проекцию приложения книжного магазина и погружается в чтение. Имя автора вверху страницы ему хорошо знакомо.
Тем Вассриг. «Закон чести», 10.09.2067
«Артём старательно облачался в доспехи. Он научился этому быстро, и теперь лишь повторял отточенные движения.
Ремни опоясывали туловище. Застёжки были треугольные, пластмассовые, ремешок выступал из них примерно на три сантиметра. Артём просунул руки в наручи – сначала в правый, потом в левый; сжал и разжал кулаки по нескольку раз, чтобы проверить, удобно ли всё сидит. Потом надел поножи, тщательно затянул ремешки – в отличие тех, что на туловище, пряжки на них были квадратные. В броню был встроен механизм автоподгонки, но Артём предпочитал прилаживать всё сам, никому не доверяя этот важный процесс. Он очень хорошо понимал, что в бою важен каждый элемент, каждая мелочь. Нужно чувствовать броню, стать с ней единым целым – тогда тело превратится в несокрушимую боевую машину, способную и пулю отбить, и киберконя на скаку остановить.
Последним Артём водрузил на голову шлем. Тщательно приладив все крепления, он покрутил головой, убедившись, что шлем будто ничего не весит, хотя весил он целых четыре килограмма с лишним. Вся броня имела массу в добрых двадцать пять кило, но Артём чувствовал себя в ней вполне свободно – многочасовые ежедневные тренировки в спортзалах, на уличных площадках ещё там, на Земле, подготовили его тело к таким нагрузкам, хоть он и представить не мог тогда, куда занесёт его судьба.
Земля… Несмотря на важность грядущего боя, Артём нашёл несколько минут, чтобы погрузиться в воспоминания.
Школа с математическим уклоном, колледж, армия, потом университет. Везде он был лучшим, всюду его отмечали. Друзья были за него горой, враги его боялись до дрожи, девчонки сами вешались ему на шею. Он и не прилагал для этого никаких особенных усилий, по природе своей будучи скорее скромным. Просто характер у него всегда был правильный. И окружающие это чувствовали. В Артёме все видели человека сильного, справедливого и надёжного, и тянулись к нему.
Теперь у него новая жизнь. Теперь его имя – Железный Артём, прославленный варлорд, также известный как Артём Несокрушимый, Артём Тёмный, Артём Мудрый, и не только. Выхватив тепловой меч, Артём взмахнул им, проверяя, удобно ли он лежит в руке, и одновременно отсекая воспоминания.
От его могучего взмаха по залу прошла, взметнув занавески, воздушная волна. Вошедший адъютант ахнул и присел – он уже множество раз видел демонстрацию недюжинной силы Артёма, но каждый раз поражался. Адъютант был одет в строгий синий камзол, усеянный сияющими пуговицами, с высоким, расшитым золотой, закруглённой по краям вязью воротником. Его сапоги сверкали, брюки-галифе были заправлены в начищенные голенища. Он был светловолос, на его лице топорщились усы, подкрученные кверху по моде, пошедшей ещё со времён Девятнадцатой Великой Войны.
– Сэр, ваш боевой дирижабль ждёт, – отчеканил адъютант. – Все приготовления сделаны, боезапас пополнен, пробоины залатаны.
– Давно пора, – проворчал Артём. – Я сам поведу эскадру в бой.
Артём шагал по длинным коридорам замка, отмечая, что все его советы по тактике были претворены в жизнь: решётки на окнах были усилены, на ворота внутреннего двора были наварены дополнительные стальные листы, на стенах толпились стрелки, которым Артём недавно показал эффективные методики стрельбы, по случаю изученные им в стрелковом клубе на родной Земле. Крепость преобразилась с его появлением, и теперь она была вполне способна выстоять под натиском врага.
Боевой дирижабль действительно ждал Артёма на вершине башни. Он был внушительный, ощетинившийся во все стороны стволами орудий, оснащённый по последнему слову здешней техники. Боевая летательная машина сильно прибавила и в быстроходности, и в манёвренности, и в огневой мощи после того, как Артём дал несколько ценных указаний по её усовершенствованию – не зря же в его красном дипломе было написано гордое слово «инженер». Теперь его «Грому», его личному боевому дирижаблю, не было равных».
Автомобиль плавно тормозит на перекрёстке, и Сайд на минуту отрывается от книги, мечтательным взглядом окидывает сияющие линии фонарей, дуги мягкой подсветки на домах, огни рекламы. Нарисованная девушка на светящемся панно подмигивает ему, но он видит перед собой совсем иное: замок, воинов, закованных в прошитую электроникой сталь, летающие армады в небе. Он возвращается к чтению. Расцвеченная огнями ночь превращается в жаркий день.
«Покончив с последними приготовлениями и отдав все необходимые приказы гарнизону крепости, Артём взошёл на дирижабль и сел в капитанское кресло. Под его руками могучая машина послушно взмыла в небо. Враги уже были готовы к атаке – состоящая из них чёрная туча густела на горизонте.
Они будут разбиты. Принцесса Иллидания в их руках, но это ненадолго. Скоро столица, удерживаемая подлым бароном Гнесисом, падёт, и Артём займёт на троне место, обещанное ему древним пророчеством.
Всё началось три месяца назад, когда Артём в московском метро отбил прекрасную незнакомку у четверых подонков. Его превосходные навыки карате безоговорочно решили исход – Артём отделался парой синяков, но вот они получили сполна. Глядя на милую, нежную девушку, одиноко стоящую среди копошащихся тел, Артём почувствовал лютую, чёрную ненависть к ним. Но один взгляд прекрасной незнакомки пробудил в нём всё лучшее, и агрессия тут же отступила, уступив нежности. Артём предложил проводить её до дома, и они вместе сели в вагон метро, но вышли совсем не в Москве, а в Болеардии – в королевстве, находящемся в другой галактике».
Машина несёт Сайда по ночным улицам, и он, не замечая ничего вокруг, увлечённо поглощает страницу за страницей.
Что сказал Мертвяк
Он не пришёл. Люди сочатся по тротуару как кровь из открытой раны, но лысая голова Алекса так и не появляется. Мои нервы гудят от адреналина, а его всё нет.
В чём дело? За ним следят, его взяли в оборот? Или он уже в каком-нибудь подвале, и из него битами выколачивают всё, что ему известно? Тогда за мной уже наверняка выехали.
Мой взгляд впивается в лица прохожих. Сквозь поры, прыщи, шрамы, татуировки я пытаюсь разглядеть их мысли, увидеть намерения в лживых зеркалах глаз. Револьвер нервно подрагивает у меня под плащом.
Или… или он меня предал. Можно ли перекупить Алекса? Хорошо ли я его знаю?
Я вспоминаю, как мы познакомились, через что прошли вместе. Сначала с памятью какие-то трудности: воспоминания дрожат будто отражения на воде, в которую запустили камнем. Но постепенно всё проясняется. Деталей я так и не вспомнил – видно, всё у нас с Алексом было вполне обыкновенно. Но в главном я уверился ещё больше: Алекс – парень надёжный, на него можно положиться. Я ни в ком не уверен, кроме него.
Не стоит вспоминать подробности – это не нужно. Следует думать о деле.
Тем более что от воспоминаний болит голова.
И вообще, если меня чему и научила жизнь, так тому, что доверять можно только себе. Своей руке, своей голове. Помощи ждать неоткуда – никто не знает, кто я на самом деле. Никто, кроме Алекса. Если он не идёт ко мне – я сам приду к нему.
Я вливаюсь в поток людей как в грязную реку – затхлую, мутную, воняющую дурными помыслами, несущую нечистые намерения. Масляные взгляды проституток скользят по мне с тротуаров. Из подворотен таращатся на меня воспалённые провалы глазниц наркоторговцев, сидящих на собственном товаре. Заплывшие глазки барыг из-за витрин оценивают, заряжен я деньгами или нет. Звериные буркалы грабителей упираются в меня с той же целью, но с обещанием совсем иного продолжения.
Я иду мимо, не глядя ни на кого в ответ. Никто не подходит ко мне – ни чтобы предложить быстрый секс или низкопробную наркоту, ни чтобы впарить подделку, ни чтобы обокрасть или ограбить. Они умеют определять, к кому лучше не соваться. Они на улицах давно. Как и я.
Наркоманов вокруг постепенно становится больше. Они жмутся к стенам, скрываются в тёмных переулках. Их тощие силуэты для меня всё равно что дорожные указатели, говорящие мне, что я на верном пути. До Алекса уже недалеко. Два поворота – и я на месте.
В цивилизованном мире это место именовалось бы клубом. В цивилизованном мире над входом была бы яркая вывеска, плещущая неоном на весь квартал. В цивилизованном мире… но здесь всё иначе. Это заведение не нуждается ни в вывеске, ни в рекламе. Кому оно нужно, те и так о нём знают. Кому не стоит здесь появляться – те сюда не заходят.
Броского названия тоже не надо. Ветхая угрюмая трёхэтажка называется просто – «Яма». Толкая обшарпанную металлическую дверь в пятнах ржавчины, я вспоминаю, как в цивилизованном мире назвали бы это место правильные копы: наркопритон.
Правильных копов тут можно не ждать. Есть только один – я, уж какой есть.
Я прохожу сквозь вялую толпу, колышущуюся под музыку словно живой студень. Бессмысленные лица, расцвеченные огнями прожекторов, обращаются ко мне и расступаются. Самых непонятливых и тормозных я расталкиваю и прохожу к лестнице наверх.
Двое амбалов неспешно вываливаются из темноты. Их раздутые плечи преграждают мне путь. Туповатые глазки глядят на меня сверху вниз, расплющенные в драках губы шевелятся – я не слушаю, что они говорят. Похожая на лопату ладонь упирается мне в грудь.
Я делаю всё быстро, не раздумывая. Короткая заминка – и я поднимаюсь по лестнице, оставив позади две туши с переломанными костями. Мне их не жаль. Они бы меня точно не пожалели. Будь я хуже подготовлен, будь мои импланты менее качественными, чем их – и на полу остывал бы я. Потирая саднящие кулаки, я преодолеваю последние ступеньки и вхожу в покои хозяина притона.
Его роль играет Алекс. Он уставился на меня, похоже, не узнавая в темноте. Худое лицо, напоминающее на череп, напряжено. Никто, кроме меня, тут понятия не имеет, кто он на самом деле. Трое быков, напрягшихся при моём появлении, знают его как Мертвяка, одного из мелких боссов криминальной империи Николаса Дэя.
Только мне известно, что он – Алекс Мерсер, полицейский под прикрытием. Обоюдоострая истина, справедливая по отношению к нам обоим.
– Крокодил, это ты? – спрашивает Алекс. Он не выходит из роли Мертвяка. Недоумение и неприязнь на его лице не отличить от настоящих. – Ты что тут забыл?
– Я пришёл, – я подхожу к нему. – Поговорим здесь, я не против.
– Ты зачем припёрся? – он уставился на меня, презрительно оттопырив губу. – Тебе чё надо? Ты как прошёл через моих внизу?
Даже самый проницательный человек на свете сейчас не узнал бы в нём полицейского. Передо мной настоящий уголовник, который владеет этим клубом, варит здесь наркотики и держит наркобизнес в нескольких районах. Только я вижу, что всё это первоклассная маска. Только я вижу за ней честного копа.
– Перетрём без лишних ушей, – я кошусь на троих бугаев, нервничающих вокруг нас. – Есть одна тема.
Алекс глядит на них, и они сходятся ближе.
– Так дела не делаются, Крокодил, – его верхняя губа ползёт вверх, обнажая жёлтые зубы. – Ты пропал на неделю. Тебя все обыскались. Прошёл слух, что ты скурвился. С копами снюхался. Что завербовали тебя. На копов теперь работаешь, да? Вломить нас собрался? С микрофоном в жопе пришёл ко мне?
Я перестаю что-либо понимать. Алекс не похож на себя. Он не такой, каким я его помню. На меня его глазами смотрит опасная тварь, готовая перегрызть мне глотку.
Дверь за моей спиной захлопывается, отрезая мне путь к отступлению – если бы я вообще хотел отступать. В одну секунду комната превращается в кровавую баню. Я отпрыгиваю из-под наставленных на меня стволов и выхватываю свой.
Револьвер «Мамонт» с барабаном на шесть зарядов – я сам счёл бы его непрактичным, устаревшим, но его пуля способна свалить разъярённого носорога. От грома закладывает уши, на фоне моих выстрелов теряется треск автоматных очередей. Патронов в барабане всего шесть, но мне хватает и трёх.
Выстрелы швыряют громил как тряпичные куклы. Тела врезаются в стены, переворачивают столы, диваны, кресла. В воздухе летает размолоченный пулями поролон. Всё получилось очень быстро. Трое подручных Алекса лежат без движения. Я поднимаюсь с пола как раз вовремя, чтобы увидеть, как сам он выбегает через заднюю дверь.
Хрустя битым стеклом, я бросаюсь за Алексом и уже на бегу замечаю, что бок у меня пробит и кровоточит, а рука быстро немеет от трёх выстрелов, сделанных подряд. Если бы не усиленные связки, отдача сломала бы мне запястье. Мой револьвер вернее было бы отнести не к стрелковому оружию, а к ручной артиллерии.
О ране я не беспокоюсь. Укреплённые кости отклонили пулю, медмодуль прямо сейчас пережимает повреждённые сосуды и вкачивает в вены нужное количество крови из встроенных в меня резервуаров, восполнив кровопотерю. Единственное, что меня волнует – что Алекс убегает через коридор, а пробитый бок меня замедляет. Я ускоряюсь, не обращая внимания на боль, но Алекс несётся так быстро, будто страх вырастил ему крылья.
Он влетает в дверь, когда я почти уже его настиг. Как раз успев зарядить револьвер, врываюсь вслед за ним и оказываюсь в лаборатории.
Нет времени считать, сколько здесь противников. Они врубаются в ситуацию медленно, и я успеваю свалить двоих, схвативших оружие, прежде чем они начинают стрелять в ответ. Бегу вдоль столов, уставленных колбами, увитых змеевиками и усыпанных химией – всё это разлетается под шквалом летящего в меня свинца. Я стреляю реже, но результативнее: один выстрел – один труп. Целясь в последнего, наугад поливающего огнём, я узнаю в нём Алекса и едва успеваю отклонить руку.
Он неудачно уворачивается, и пуля вместо плеча попадает ему в грудь.
Остановившись, я осматриваюсь. В живых тут больше никого. В развороченной лаборатории нас осталось трое: корчащийся на полу Алекс, мой револьвер с одним патроном и я.
– Алекс, что с тобой? – я возвышаюсь над ним будто судия.
– Я не Алекс!
Он говорит с трудом. В дыру в его груди пролез бы небольшой кулак. Женский. Или детский.
– Алекс, это я! – говорю так проникновенно, как только могу, и пытаюсь увидеть в нём того копа, каким он был раньше. – Я Макс Шмерц. Ты меня знаешь! Мы с тобой вместе работаем. Алекс, тебе память отшибло?!
– Я не Алекс! – он хрипит и плюётся кровью. – Меня не так зовут. Откуда ты взял это имя? Боевиков насмотрелся? Кретин поехавший…
В его словах ни капли фальши. Его лицо перекошено, глаза мутные от боли, но взгляд абсолютно честный – и в нём чистая ненависть. Он ненавидит меня так искренне, что я начинаю всерьёз сомневаться, что его просто купили. Я встаю на колени рядом с ним, ладонями беру его за виски и заглядываю в быстро гаснущие глаза.
– Алекс, скажи мне, где Дэй. Как его найти. Ради всего святого, Алекс. Ты знаешь, почему это важно для меня. Ради моей семьи. Скажи мне, как найти Дэя.
Он силится что-то произнести. Я склоняюсь к его окровавленному рту. Последние слова – их не купить, они идут изнутри, от сердца. Какой смысл в деньгах, если единственный, кому осталось заплатить – это старый лодочник Харон.
Я замираю в ожидании последнего откровения. Он скажет, куда мне…
– Пошёл на хе-е-е… – выдыхает он прямо мне в ухо.
Я сижу, ничего не понимая. Всё должно было быть не так.
– Эй, эй! – я хватаю его за грудки, трясу изо всех сил, но его голова лишь безвольно мотается. – Не смей умирать! Ты должен сказать, куда мне идти дальше!
«Он тебе и сказал». Издевательский голос такой настоящий, что я озираюсь вокруг, ища саркастичного острослова. Опомнившись, бросаю мертвеца и направляюсь к выходу.
Лучше поторопиться. Я разворошил осиное гнездо, и скоро здесь станет жарко. Лучше мне оказаться подальше отсюда. Надо найти мясника, который меня заштопает, а потом…
Как-нибудь придумаю, что делать потом. Единственного человека, которому можно было доверять, я только что убил. Теперь жалеть некого.
Герой-любовник
«Дирижабль всё же подбили. Артём сражался как лев, и чёрные корабли баронского воздушного флота сыпались вниз подобно смоляному дождю, но их было слишком много. Ярость битвы мешалась с горечью у Артёма внутри: его предали, предал его личный адъютант, сломав радио в его дирижабле и уведя большую часть войска, оставшуюся без приказов. Теперь Артём падал вниз, отчаянно пытаясь придумать, как спастись.
Даже падая, он делал всё, чтобы нанести противнику максимальный ущерб. Дирижабль изрыгал пламя и свинец во все стороны, чёрные корабли врезались друг в друга и летели вниз в огне, но этого было мало. Даже Железному Артёму было никак не выиграть эту битву в одиночку. И дирижабль было уже не спасти.
В самый последний момент землянин широко распахнул аварийный люк и выпрыгнул с парашютом – парашют он сконструировал сам, пригодился опыт прыжков ещё там, на родине, и в очередной раз Артёму сыграла на руку его любознательность – он привык всегда изучать устройство всего, чем пользовался. А его безупречная память оказалась как нельзя кстати – на чертёжном столе он без труда воспроизвёл схему парашюта, изумив местных инженеров, и не помышлявших о подобных изобретениях.
Артём приземлился в густом лесу, вдалеке от крепости. Разглядывая небо сквозь ветви, он с мрачной улыбкой отметил, что остатки чёрного флота развернулись и на всех парах улепётывают в сторону столицы. Битва всё же выиграна, и не в последнюю очередь его, Артёма, усилиями.
Несмотря на мимолётный триумф, Артём не мог не осознавать серьёзности своего нынешнего положения. Он на вражеской территории, и обратно в крепость не прорваться. Без него провести контратаку никто не сможет, поэтому рассчитывать на то, что сюда придут верные ему войска, не приходилось.
Кроме того, предательство адъютанта больно ранило Артёма. Поразмыслив, он решил больше никому не доверять и ни на кого не рассчитывать.
«Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам», – мрачно рассудил Артём.
Он сам пойдёт в столицу, лично освободит принцессу и расправится с бароном Гнесисом. Такое не по силам никому – никому, кроме него, выходца с Земли. В конце концов, в стране, где он родился и вырос, вся жизнь – борьба. И она закалила его как следует.
Хватит стратегий и тактик, хватит союзов и дипломатии. Он сделает всё сам. В конце концов, так меньше ненужных жертв на этой ужасной, бесчеловечной войне.
Твёрдым шагом Артём направился через лес. Пусть здесь обитает множество диких племён, а у него всего один магазин к скорострельному мушкету, да тепловой меч на поясе, да слега повреждённая броня, которую негде починить. Он справится.
– И не таких били, – прохрипел Артём, сплюнув себе под ноги. – Я никогда не сдаюсь!»
Машина останавливается, деликатной трелью оповестив о завершении маршрута. С трудом оторвавшись от страницы, Сайд выпрыгивает из мягкого сиденья, и дверь тихо закрывается за ним. Подсветка салона дважды мигает ему в спину, провожая, но он уже спешит ко входу в многоэтажный дом, фасадом напоминающий викторианский особняк. Высокие двери, декорированные под старину, распахиваются перед ним раньше, чем он успевает нажать на блестящую кнопку звонка.
Лифт своими коваными решётчатыми створками вызывает ассоциации с музейным экспонатом, и он по-старому скрипучий и медленный. Сайд ждёт, пока стрелка на лифтовом циферблате ползёт с двенадцатого этажа к первому, потом отходит к лестнице наверх. Литые перила из настоящего чугуна, с накладками из лакированного дерева, с благородными потёртостями сейчас приводят его едва ли не в трепет. Он проводит пальцами по прохладному лаку – одно из тысяч прикосновений за сотню лет. Дом не маскируется под древность – он действительно старый, один из реликтов начала двадцатого века, и многое в нём сделано не очень удобно, а что-то просто невозможно модернизировать, но Сайду здесь нравится. Не дождавшись громыхающего где-то лифта, он взбегает по ступенькам и через шесть пролётов оказывается у знакомой двери.
Звонить не нужно – дверь приоткрыта. Сайд берётся за ручку, и его сердце на мгновение замирает. Чуть помедлив, он проходит в квартиру.
– Привет, – несмело произносит он, переминаясь с ноги на ногу.
Здесь темно, все светильники погашены. Лишь из кухни льётся тусклый тёплый свет. Слышатся лёгкие шаги, и из света появляется Мариса.
– Здравствуй, – она приобнимает Сайда, и целый миг он чувствует тепло её тела и упругость плеч под лёгкой блузкой.
От неё пахнет вином и косметикой. У неё припухшие веки.
– Проходи, – она кивком указывает в кухню. – Я сейчас.
Она уходит в ванную. Сайд заглядывает на кухню: у небольшого белого стола два стула с кожаными спинками, на столе пусто. Очень тихо – ни музыки, ни бормотания телеканала. В тёплом свете, напоминающем мерцание свечей, поблёскивают наполовину пустая бутылка вина и одинокий бокал.
Из ванной доносятся позвякивание и плеск воды. Смущённо закусив губу, Сайд решает пройтись по квартире.
Нигде нет света. Из спальни растекается по полу бледное мерцание – похоже, от включенного монитора. Высокие потолки раскрашены четырёхугольниками синеватого света из окон. Здесь много свободного пространства, и оно всё дышит стариной – ступая по паркету, Сайд остро ощущает, что эта квартира много старше него самого. Всё это досталось Марисе от родителей в наследство, как и семейная преподавательская традиция.
Стена гостевой увешана электронными фоторамками. Обычно на них были тропические берега или пасторальные пейзажи, но сегодня – фотографии.
Парень в лиловой мантии и квадратной академической шапочке улыбается, демонстрируя только что полученный диплом. На соседнем фото он смеётся, откинув голову и вцепившись в поручни колеса обозрения, а ветер треплет его густые светлые волосы. На самой большой фотографии мальчику года четыре, он крутит руль игрушечной машины.
Только сейчас Сайд понимает, какой сегодня день. К чему бутылка на кухонном столе. Ему становится жутко неудобно здесь находиться.
– Идём, – Мариса неслышно возникает в коридоре.
Её лицо ничего не выражает. Оно у неё всегда такое, мраморное – совершенное, прекрасное, но малоподвижное; любое выражение на нём – словно подарок. Поймав виноватый и сочувствующий взгляд Сайда, она берёт его под локоть и увлекает на кухню.
Она ничего не говорит. Сайд пытается найти какие-то правильные слова, но ему ничего не идёт в голову – все мысли вытесняет неловкость.
– Молчи, – она усаживает его за стол и секунду раздумывает, опершись на спинку своего стула и глядя на бутылку. – Выпьешь со мной?
– Конечно, – у Сайда проседает голос, и он смущённо откашливается.
Сделав шаг к кухонному шкафу, она привстаёт на цыпочки, чтобы достать ещё один бокал, и Сайд украдкой любуется ею – точёная шея, крепкие ягодицы, икры, перекатывающиеся под упругой кожей. Невозможно поверить, что ей сорок два года. Сайд никогда не чувствовал, что она намного старше него – только в дни этих скорбных годовщин.
Мариса разливает вино по бокалам, а он всё ещё пытается найти правильные слова соболезнования. «Мариса, мне очень жаль, что твой Марк утонул», – мысленно проговаривает Сайд и тут же ругает себя. Как тактично сказать, что тебе жаль чьего-то ребёнка, которого ты даже никогда не видел?
– Никаких тостов, – она откидывает голову и делает несколько больших глотков. Сайд отпивает, стараясь не морщиться от кисловатого вкуса.
Мариса с громким стуком ставит бокал на стол.
– У нас есть дело. Я нашла объявление, там одна женщина… Вообще, давай покажу, сам прочитаешь.
Она берёт пульт умного дома и выводит на экран проекцию с компьютера в её комнате. На белой стене на миг появляется лицо смеющегося белобрысого мальчишки. Тихо выругавшись, Мариса выключает проектор, потом включает снова, быстро закрывает фотогалерею и открывает приложение с объявлениями для частных детективов-фрилансеров.
Имя в верхней части объявления бросается Сайду в глаза: Богдана Леннинг. Он пробегает текст взглядом и в конце обращает внимание на дату публикации.
– Две недели прошло. Скорее всего, этого парня уже нашли. Просто объявление забыли снять, и…
– Его не нашли. Я звонила ей. Его так и нет. Она до сих пор не знает, что случилось с её сыном.
Сайд некоторое время молчит, раздумывая. Мариса остановившимся взглядом смотрит в стену, сквозь проекцию.
– Мариса, послушай, – он кладёт ладонь на её руку. – Если прошло две недели, а это объявление всё ещё доступно, значит, за него никто не взялся. Значит, оно никому не по силам, даже самым…
– Мы возьмёмся, – она не обращает внимания на его жест. – Я возьмусь.
Сайд указывает на историю активности в нижней части объявления.
– Этот заказ брали и возвращали уже четыре раза.
– Мне всё равно.
– Этого парня…
– Его зовут Валентин. Валентин Леннинг.
Поставив локти на стол, она закрывает лицо ладонями и остаётся сидеть, опустив голову.
Понятно, почему Мариса, университетский преподаватель права, берётся за поиски пропавших. И почему её особенно интересуют дела о пропавших сыновьях. Не нужно быть большим психологом, чтобы понять причину. Но она ничего не смыслит в детективной работе – у неё ни разу не получилось никого отыскать, ни одно из пяти дел о пропавших ей не удалось раскрыть. Но она всё пытается. И сейчас Сайду страшно, что ещё одна неудачная попытка может её окончательно сломать.
Она так близко, что Сайд чувствует запах её волос. Всхлипнув, она вдруг берёт его ладонь и прижимает к своей щеке.
Не удержавшись, Сайд бросает короткий взгляд в вырез её блузки. Наклонившись к ней, он свободной рукой гладит её по волосам – осторожно, будто боясь спугнуть. Так далеко с ней он ещё не продвигался ни разу.
Может, именно сегодня, именно в этот грустный вечер всё случится?
– Мариса, я понимаю, что это для тебя важно, – Сайд старается вложить в свои слова всё участие, на какое способен. – Просто не хочу, чтобы ты разочаровалась, если не получится вернуть ей сына.
Она отнимает руки от лица и глядит ему в глаза. Её губы приоткрываются, и он собирается её поцеловать, и в его мыслях они уже идут в её спальню, но она отстраняется и произносит:
– Прости. Зря я… в общем, не стоило тебя приглашать сегодня. Просто не хотелось быть одной. Это слабость…
Она встаёт, берёт свой бокал и собирается вылить его, но потом ставит рядом с мойкой.
– Поезжай домой.
Она опирается руками на кухонный гарнитур позади себя – раскрасневшаяся от вина, хмельная, глядит на Сайда пьяным взглядом с поволокой. Ему хочется встать, подойти к ней и впиться губами в выглядывающую из распахнутого воротника шею. Несколько секунд он ещё гадает, можно ли, но по её взгляду понимает, что ничего не будет.
– Поезжай, – повторяет она. – Прости, но тебе пора.
– Правда, – он старается притвориться беспечным, но это плохо удаётся. – Поздно уже, надо спать, и всё такое.
Неловко напевая в нос какую-то дурацкую мелодию, Сайд идёт в прихожую, слыша за спиной её шаги. Натягивая кроссовки, он говорит как можно бодрее:
– Слушай, скинь мне это объявление. И разговоры с заказчицей, если ты их записывала, тоже скинь. Посмотрим, может, я что-нибудь нарою – я ведь вроде как разбираюсь во всяком таком. Слежка, защита от слежки… Ну, в общем, скинь. Я в деле.
– Спасибо, – она впервые за этот вечер улыбается.
Сайду очень хочется остаться, но понятно, что остаться он может только как друг – а этого ему хочется меньше всего. Проклятый умный дом открывает за его спиной дверь на лестничную площадку.
– Я позвоню завтра, – говорит он, выходя.
– Хорошо, – она берётся за ручку двери. – Пока.
Он ловит её взгляд до последнего, пока дверь не закрывается, и ещё некоторое время стоит, чувствуя себя неудобно и глупо. Потом разворачивается и не спеша спускается по лестнице. Из кармана раздаётся короткий звон смартфона – пришло сообщение от Марисы. Развернув письмо во весь экран, он перечитывает текст заказа, видя только отдельные предложения.
«Найдите моего сына», – умоляют буквы в конце. «Пожалуйста, найдите моего сына».