Александр Андреевич Апосту
Призвание
– Как-то не доходили разговоры.
– Я понимаю, что мы не в том положении сейчас. И денег у нас еле хватает. Но разве это главное? Это же малыш. Что может быть лучше? Ради него я буду готов и ночью работать.
Она молчит и улыбается. Я понимаю, что двигаюсь в нужном направлении.
– Квартиру новую получится найти. Все равно сейчас Ваня на ноги встанет и уедет учиться. А нам надо с кем-то еще делиться своей любовью. Ее слишком много.
Она смеется, приближается к моему лицу и тихо говорит:
– Я согласна. Ты умеешь убеждать. Еще одна маленькая блондиночка не повредит в доме. Я отведу ее на танцы и научу играть на скрипке.
– Вообще-то маленький брюнет. И я отведу его на футбол и научу ставить маму на место, – поправляю я с улыбкой ее.
– Это кто как будет стараться сегодня, – хитро ухмыляется она.
– Ну пойдем проверим, – я резко встаю со стула. Таня меня останавливает, взяв за руку.
– Сначала проверим детей.
Я киваю, и мы вместе заходим на цыпочках в комнату. Настя, похоже, заснула сразу же как легла. Ваня тоже крепко спит, немного посапывая. Они лежат совсем, как маленькие. Все такие же малыши, только перестали бояться спать ночью одни. Наверное, для нас они никогда не повзрослеют. Я выключаю свет, и мы с Таней идем в душ. Зашли, я закрываю дверь, а она включает воду. Я подхожу к ней сзади, пока она регулирует кран. Мои губы с языком проходят по ее плечам и шее. Руками я провожу вдоль таза до ее груди. Она обхватывает ладонями мои волосы и трется ягодицами о мои джинсы. Я медленно спускаю молнию ее платья вниз. Она помогает мне снять его и бросает на тумбочку. Затем поворачивается ко мне и страстно целует, я глажу ее зад. Ее дыхание становится глубже. Я опускаюсь вниз, продолжая целовать все тело, добираюсь до разбухших грудей, снимаю одной рукой лифчик и принимаюсь облизывать уже стоячие ярко-коричневые соски. Она скидывает с меня футболку, а я расправляюсь со штанами и общим нижнем бельем. Мы встаем под горячую воду, ее кожа становится еще приятнее, мои чресла касаются ее бедер. Я разворачиваю ее к себе спиной. Дыша ей в волосы, я хватаю руками ее грудь и резко вхожу в нее. Она стонет, кладет свои ладони на мои и принимается импульсивно двигать тазом. Я вталкиваю в нее все чаще и чаще, ее половые губы жадно сжимают мой член. Внутри у нее становится жарче и приятнее. Она снова разворачивается и запрыгивает на меня. Я прижимаю ее к стенке и снова захожу в нее. Она обхватывает ногами мой торс и принимается целовать. Когда конец касается матки, наши языки расплетаются, и Таня с перерывом в дыхании начинает кричать. Я сжимаю крепко ее бедро и с ускоренным ритмом кончаю в нее. Она кончает в ту же секунду что и я. Наши губы снова смыкаются воедино под безостановочные признания в бесконечной любви.
…
Я пробираюсь в комнату первым, вытирая голову мягким полотенцем. Дети все также спят, даже не изменив положения. Это хорошо. Пусть будет им сюрприз, что скоро может появиться братик или сестричка. Я тихо прохожу мимо них, скидываю покрывало с нашей кровати и залезаю под прохладное одеяло. Сразу становится так приятно и уютно. Растягиваю ноги по всей площади, и, подложив руки под голову, ожидаю Таню. Мне хочется с ней поговорить. Она возвращается через пять минут, после того как я улегся. Наверное, прихорашивалась перед зеркалом. Для нее свой внешний вид важен и в сновидениях. В первую очередь она бросает взволнованный взгляд на детей.
– Не беспокойся, они спят, – успокаиваю я ее шепотом, – хотя вы так кричали, мадам, что вас в соседнем доме могло быть слышно.
– Все, это не смешно, – смущается она, – жалуемся всегда, а сами не лучше соседей. Сегодня они вроде даже не шумят.
– Нам из-за твоих криков не было ничего слышно.
Она запрыгивает ко мне и начинает щекотать, повторяя:
– Кто тут кричал, а?
– Хватит со мной возиться, как с ребенком. Я взрослый состоятельный мужчина, – дурачусь я.
– Ладно, не буду мешать, а то мистеру Газонокосильщику завтра рано вставать, – смеется она.
– Ой, кто бы говорил, императрица пыльных полок!
– Кстати, я такую интересную книгу прочитала, – с интригой вспоминает Таня.
– Какую?
– «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», Ричард Бах.
– Гениально было дать имя чайке, – комментирую я.
– На самом деле именно это чайка из всех заслужила имени. Остальные были тупой стаей, которым важно прожить свою жизнь без перемен и только набить едой полный живот.
– А чайка с именем?
– Она любила летать и совершать виражи. Ее целью было покорять все большие вершины в небе.
– И почему эта книга тебе понравилась?
– Она повествуют о смысле жизни. Только вместо людей – чайки. Одни живут только, чтобы удовлетворить потребности своего организма, а другие ради духовности. У каждого человека свой мир и свои цели, но проблема в том, что рано или поздно мы все умрем. Вот тогда все и выясниться.
– Что?
– Что живем мы ради своего духовного развития и помощи в этом другим людям, а не ради общественных правил и законов, и у нас свободное плавание с ежедневным выбором, а не уготовленная стандартная судьба. Чайка, умерев, исполняет свою мечту и попадает в рай. Знаешь, что там было?
– Ей дали имя?
– Нет. Ей сказали, чтобы выбирала остаться там или вернуться на землю и направлять на праведный путь других чаек. Она выбрала второе. Помогать другим видеть и принимать мир. Странно, но дорога в рай открыта именно для таких личностей. Это ведь логично, что при данном раскладе они выберут в дальнейшем остаться на земле. Получается наша земля не такая уж плохая и на ней есть хорошие люди и то, за что ее можно любить.
– То есть рай на земле…, – вспоминаю я недавний разговор на кухне.
– Рай – это место, где ты все любишь и где ты счастлив. Такое место может быть вполне на земле. Ад таким же образом способен образоваться здесь. Его люди сами сотворили. Выходит, что после смерти мы остаемся тут. И нам остается одно – с каждой новой жизнью стараться сильнее и обширнее полюбить мир. Нам же самим так лучше.
– В этом я согласен. Это легко нам говорить, мы счастливы. Но есть же люди, живущее в других условиям и возможностях.
– Это их ад за прошлую жизнь. Но хуже не будет. Им остается потихоньку собирать по ступенькам лестницу до своего рая.
Я решил плавно перейти к насущному внутреннему противоречию:
– Сейчас я понимаю, что я в раю. Но я не знаю заслужил ли я его. Свою прошлую жизнь я не помню. Может, тогда я страдал и горел адским пламенем… Только вы сейчас мой небесный свет. От вас зависит мое счастье. Значит не все решает сама личность.
– Ты был хорошим человеком, который хотел всегда любящую семью. В этом я точно уверена, – она делает паузу, смотря куда-то в сторону, – ты прав, человек мало, что сам может решить. Единственное, что в его руках – это не сдаваться…
Она горько плачет, сжав пальцам подушку. Мне страшно. Что ее могло так задеть? Мы же просто разговариваем. Вот поэтому я и не застрагиваю тему моей амнезии. Всегда заканчивается одним и тем же.
– Танюш, пожалуйста, не плачь, – обнимаю я ее сзади, – прости меня, я не буду больше об этом говорить.
– Нет, это ты извини меня, – она поворачивается ко мне и целует в щеки, в губы, куда попадет, – с тобой все будет хорошо. Я не знаю почему с тобой так поступила жизнь, ведь ты, действительно, веришь в искреннюю любовь. Наверное, судьба поступает так со всеми, кто верит во что-то и живет этим.
– Я никогда вас больше не оставлю. Хоть весь мозг пусть отключится, я буду помнить вас одним сердцем.
– Я знаю. Я люблю тебя.
– Я вас всех тоже очень люблю.
Я целую мокрые от слез глаза, стараясь передать в этом поцелуе все чувства, что я испытываю к ней, но мне всегда будет казаться мало. Она поворачивается к стене, прижав к себе мою ладонь.
Я нахожусь в однокомнатном раю. Где из окна доносится летний запах нирваны. Я был укутан в белоснежные пуховые облака. Я был согрет моим засыпающим белокурым солнцем.
– Спокойной ночи, дорогой.
– Добрых снов, милая.
Глава 4
Почему я одинок? Я пытаюсь нащупать кого-то около себя, но бесполезно. Я не сдаюсь и тяну руки все дальше и дальше. С каждым сантиметром страх нарастает все сильней. Мне нужен хоть кто-то. Мне необходимо с кем-то поговорить. Я не вынесу больше звучание лишь своего эха. Почему у меня никого нет? Почему я из всего мира исключительность? Неужели из 7 миллиардов, живущих на планете, сложно появиться одному и спасти меня. Пусть даже он будет уродом или плохим человеком, но только любящим и понимающим. Да не нужна даже его любовь, моей хватит на всех. Дайте мне лишь возможность быть кому-то нужным. Пожалуйста. Молю. Так темно вокруг. Может они спрятались где-то в углах. И мы бродим по тьме, пытаясь найти и спасти друг друга. Всю жизнь. Я сползаю на пол. Продолжаю хватать руками воздух, стараясь зацепиться за смысл жить дальше. Но ничего не получается. Я скребу ногтями по полу, издавая жалобное завывание. Я не хочу так жить. Я не хочу существовать и терпеть эту боль. Будьте со мной кто-нибудь рядом. Я устал быть таким человеком. Теперь я кусаю с обезумевшими глазами свои руки, сжатые в кулаки. Наверное, это просто сон. Такую боль я бы не смог вытерпеть наяву. Это ужасно. Но, скорее всего, это просто мозг хочет облегчить себе муку и нагоняет мысли о ложном сновидении. Все в этой комнате напоминает о пустоте. Выключенный свет уже не помогает. Я вижу только тьму. Я слышу только молчание. Я чувствую только смерть. Она называет меня любимым. И зовет. И зовет.
– Любимый… просыпайся. Пора идти.
Я поднимаю испуганно веки и вскакиваю с кровати. Пот с меня льет ручьями и заливает глаза. Но я узнаю стоящую около постели Таню. Она уже встала, оделась, причесалась и теперь будит меня, широко улыбаясь. Я сначала не могу отойти от нервного состояния, пережитого во сне. Осматриваю все вокруг, чтобы до конца убедиться, что видимое мной ранее являлось только воображением. Я запомнил только тьму и угнетающий страх. Мне такого никогда не снилось. Не сама картина была ужасна, а те чувства, которые я испытал. Сейчас я еще под впечатлением. Надеюсь оно пропадет под холодной водой. Но осадок точно останется. Главное, чтобы такое больше не повторялось. А то я совсем запугаю семью. На меня итак Ваня смотрит взбудораженными глазами.
– Пап, что случилось?
– Ничего кошмар приснился, – я вытираю со лба пот тыльной стороной ладони.
– И что там было? Заросли нестриженой травы? – смеется жена.
– Я не помню…
Я действительно ловлю себя на мысли, что многое забыл. Просто из-за интереса пытаюсь вспомнить, но ничего абсолютно не проясняется. Было темно. В этом я уверен. И выглядело все ужасно реально. Не представляю, как сегодня смогу заснуть. Хорошо, что все обошлось. Я снова дома. Где свет и улыбки. Где очаровательная Таня с белокурыми локонами, спешившая в свою библиотеку, Ваня, читающий книжку и еще волнительно поглядывающий на меня, и Настя, приводящая себя в совершенный вид на кухне возле зеркала. Все было как обычно, если бы не подаренные сном ощущения.
– Давайте, мистер, умываемся, кушаем и идем на работу. Уже время, – командует Таня. Она может целое утро простоять то поправляя волосы, то обводя контуры помады.
– Слушаюсь, мой тиран.
Через минуту я уже около умывальника. Зачерпнув руками воды, я с великим удовольствием окунаю туда лицо. Погода на улице стоит жаркая и душная. Похожая на вчерашнюю, может даже хуже. Так что прохладная вода – самое то. Как же важно просыпаться по утрам перед работой с мыслью, что в выходные ждут незабываемые часы проведенные с семьей на природе.
Я одеваю рабочую униформу. Она представляет собой рубашку и просторные штаны белого цвета. У меня 3 комплекта, которые Таня, лишь они только загрязнятся, сразу же стирает . До сих пор не понимаю, кто додумался газонокосильщику выдать одежду белого цвета. Это просто издевательство над их женами. Отстирывать пятна от травы – не самая желаемая участь. Но, похоже, фирме, на которую я батрачу, это нужно.
– Папа, Ваня, идите завтракать, а то мы с мамой сейчас уже уйдем, – раздается по квартире голос дочки.
– Идем, – отзывается я, – пойдем, попробуем чем нас сегодня травят.
Ваня с улыбкой откидывает одеяло, берет с тумбочки вещи и, пока я помогаю ему сесть в коляску, одевается. На столе уже ждет еще горячий завтрак. Это ароматный омлет с сосисками и чай. Из-за бурного сна я страшно голоден. Мы накидываемся с Ваней на свои порции словно хищники.
– Так, мальчишки, мы пошли, – предупреждает Таня, – а то уже опаздываем…
– Да, а то вдруг книги кто- нибудь украдет, – шучу я.
– Я думала вы свой юмор вчера весь исчерпали.
– Он безграничен, милая.
Я поворачиваюсь, чтобы поцеловать ее и она с улыбкой тянется ко мне.
– Фу,чумазый, – обзывается она, вытирая мне от омлета рот салфеткой.
– Все, а теперь не мешай наслаждаться едой, – вальяжно отмахиваюсь я.
– Ухожу, ухожу, – Таня бежит в коридор одевать обувь.
– Пока, папуль, я тебя очень люблю, – Настя с рюкзаком подходит ко мне и чмокает в щеку.
Я растроган. Люблю, когда так начинается день.
– Пока, Настюш, и я тебя сильно-сильно.
Я прижимаю ее крепко к себе. Потом она присоединяется к маме.
– Кстати, Леш, не жди меня сегодня на улице. Я пораньше освобожусь и буду уже дома, как ты вернешься, – предупреждает Таня.
– Ну и слава богу.
– Засранец. Все, мы пошли, – дверь захлопывается и доносятся удаляющиеся шаги.
Я встаю и беру с полки соль. Посыпаю ей немного омлет и принимаюсь дальше по кусочкам его отламывать.
– Пап, а ты бывал в горах? – неожиданно задает вопрос Ваня.
– Я не помню…, – задумываюсь я, – мы с вами не ездили?
– Нет.
– Но, а до вас я вообще мало что помню…
– Если бы я там был, то такое не забыл.
– Ну я тоже так говорил про многое, – иронично улыбаюсь я, – а почему ты спросил?
– Не знаю, – он пристально смотрит в окно, – просто захотелось поговорить о прекрасном. Мы так это мало делаем. А если тебе не пройти и пяти метров, то остается только об этом болтать.
– Брось ты, только травить себя этим. Тем более, ты что забыл о своих вчерашних достижениях? – я напоминаю о его удачной прогулке с Таней.
– Да, но…
– Никаких но! Совсем скоро ты пойдешь! Вбей это в голову и верь! – хлопаю я кулаком по столу.
– Мне так хотелось бы подняться на самые непреодолимые вершины. Там, где не ступала нога человека. Увидеть зеленые луга и голубые прозрачные озера, вдохнуть свежего воздуха, который помогает забыть всю горечь прошлых лет жизни и оставить все позади. Я бы остался там пожить. Питался ягодами и рыбой, а когда соскучусь по вам, я лягу на душистую траву и нарисую на память самый красивый пейзаж и вернусь. Буду так с каждым местом делать, чтобы потом смотреть, вспоминать и лечиться им. А когда-нибудь я навсегда перееду жить в горы. Построю свой дом со стеклянными стенами с видом на голубую воду. Заведу овец и коров, они будут питаться вкуснейшей травой, а я буду торговать их шерстью и молоком. И обязательно у меня будет лошадь. Объездим с ней столько, на сколько хватит сил. В свободное время не перестану искать вдохновения для картин, забираясь в самые недоступные места. Потом женюсь, соображу детскую площадку во дворе. Повешу тарзанку над озером, чтобы дети могли каждый день из веселья не вылазить. Лодка будет для рыбалки. Всегда хотел, чтобы только появилось желание половить рыбу или сходить по грибы, и сразу же имелась для этого возможность. В доме будет огромный на всю стену аквариум с экзотическими видами рыбок и декоративный фонтанчик на последнем этаже дома. И конечно, библиотеку свою. А то мама не простит мне, когда приезжать будет.
Я улыбаюсь, представляя описанную им жизнь.
– По вечерам мы будем всей семьей садиться в гамак, разводить костер и под гитарные песни смотреть на закат. Банально. Но каждый, по-моему, заслуживает этого маленького счастья. Каким бы он не был плохим человеком.
– Согласен. Но до плохого человека тебе очень и очень далеко.
– Каждому хватает одного случая, чтобы начать считать себя таким.
– С этим я не спорю, – качаю головой я, – мне нравится твоя мечта. Я бы сам выбрал такую жизнь. Я никогда не буду заставлять тебя быть тем, кем ты не хочешь стать. Твоя жизнь, и чтобы я не сказал, ты сделаешь как посчитаешь нужным. Моя родительская обязанность-постараться донести о верном пути. О том, который я сам бы пожелал тебе. И никогда не сбивайся с него. Ни под чужими советами, угрозами и убеждениями не сходи с дистанции. Сделай невозможное. Не знаю какие у меня уели были раньше, но сейчас я понимаю одно – то, что осталось после несчастного случая со мной, а остались только вы, мне и было нужно всю жизнь. Вы являлись моей мечтой и дистанцией. Потому что забыть все кроме вас – это чудо. И неважно какое у меня денежное состояние и какая должность на работе. Пусть я окажусь бедным бродягой сияющим изнутри, чем гниющим красивым олигархом.
– Бродягой бы я тоже побыл, – с искрящимися глазами признается Ваня.
– Мои гены потому что, – хлопаю я дружелюбно сына по плечу и смотрю на часы, – так, сынок, кажется папка заговорился. Я побежал, а то еще без работы останусь, и будем с тобой круглосуточно мечтать о красивой жизни.
– Я не против, – смеется Ваня .
– Предлагаю этот разговор продолжить в выходные перед костром. Хоть какая-то часть мечты исполнится.
– Согласен, пап.
Я в быстром темпе надеваю ботинки.
– До вечера, сынок. Отдыхай и готовься к прогулке, – кричу я на прощание.
– До свидания, отец.
В приподнятом настроении я выхожу из дома и делаю большой вдох. Оставшиеся на асфальте лужи после дождя уже превратились в темные пятна. Лишь на траве в клумбе остались серебрянные капли. Бутоны цветов кажутся такими наполненными и опухшими. Наверное, после вчерашней драки из-за трех красоток. Отовсюду люди иду на работу. Сонливые и торопливые, но все равно радостные солнцу. Многие работают со мной в одном комплексе. Лично я с ними не знаком, но имею представление в какой сфере они крутятся.
Я добираюсь до своего газона и презренными глазами осматриваю его заново. Хотя я знаю, как свои пять пальцев, всю доверенную мне зеленую площадку: где подстрижено, а где нет. Но с каждым разом я надеюсь, что работы будет меньше. Но и сегодня суждено случиться моему разочарованию. Тут пахать и пахать. Трава любит расти из-за уважения ко мне. Подбивая ногой клочки сухой травы, я вывожу газонокосилку из гаража.
Трррр.
О да этот звук восхитителен. Слушал бы его с утра до вечера, семь дней в неделю, двенадцать месяцев в год. Если у нас с Таней все удачно получится это ночью, то я малышу буду давать слушать эти прекрасные тарахтящие мелодии вместо Моцарта и Бетховена. А когда он вырастит музыкантом, он со своей группой будет собирать тысячи фанатов в залах, исполняя то, что режет слух его папке каждый день. Я не мог относиться без иронии к занудной ситуации. Но вспоминая о ребенке, признаюсь, весь негатив куда-то исчезает и приятное тепло пробегает по телу. Маленький малыш это прекрасно. Детский смех, неловкие движения, миленькие миниатюрные ручки и ножки, капризы по каждому поводу. Да, об этом может мечтать абсолютно каждый. Даже если с сыном я потерплю фиаско, а родится девочка, я вообще не буду расстроен. Я все равно ее отдам на футбол. У Тани уже есть дочка, которую она воспитала по-своему желанию. А моя будет разбираться в футболе, в машинах, сможет постоять за себя, но вырастит такой же обаятельной, красивой и начитанной, как ее мама. Конечно, с дочкой труднее. Я постоянно буду должен переживать не обидит ли ее кто. Но ладно справимся. Главное – не забыть с моей спецификой мозга ее имя…
– Кхм,кхм. Здравствуйте, Алексей Петрович.
От неожиданности я даже подпрыгиваю, быстро выключаю газонокосилку и оборачиваюсь на мужской голос. назад , откуда доносился пытающийся обратить на себя внимание голос. Это очередной персонаж моей обновленной жизни. Аивар Робертович – мой лечащий врач после потери памяти. Я бы даже термин "врач" не употреблял, скорее – надсмотрщик. Хотя по его внешнему виду сразу можно сказать, что он еще тот кандидат медицинских наук. Наверное, его выдают: седая белая борода, очки набекрень, одна и та же рубашка в клеточку со строгими штанами и, конечно, как у любого гения, на нем мятый медицинский халат и обувь, даже летом похожая на зимние валенки. Он меня частенько выслеживает меня на работе и спрашивает о самочувствии. И хоть он и получает от меня в ответ шаблонные фразы: "все нормально", "изменений нет", "за мной присматривают", его интерес ко мне ни насколько не убавляется. Ему доставляет удовольствие ходить и допрашивать меня. Остальные пациенты попрятались от его назойливости, вот он на меня все свои силы и тратит. Он иногда даже не просто расспрашивает, а что-то записывает в своей папке. Иногда я задаюсь вопросом: а точно ли он врач, а не секретный агент под прикрытием?
– Доброе утро, доктор, – растягиваю я рот в широкой улыбке, – что вас привело ко мне на работу?
– Хотел узнать есть ли улучшения и прояснения в памяти? – спрашивает он, приложив свою сиянию ручку к губам.
– Если они и произойдут, то вы узнаете о них первым. Теперь будете меня повсюду преследовать?
– Я сначала зашел к вам домой, но вы уже ушли, – он поддерживает независимое выражение лица.
– Первый раз удалось скрыться от вас, – с насмешкой я и принимаюсь снова за работу. Шум умеренный и позволяет мне слышать Аивара Робертовича.
– Отложим шутки в сторону. Я пришел из-за своих обязанностей, – он следует по пятам за мной и газонокосилкой, ни на шаг не отставая, – так вернемся к вопросу. Вы что-нибудь вспомнили нового?
– Нет, – кривляюсь я, закатив глаза. Он меня мог начать раздражать и спустя минуту разговора.
– Сейчас нет провалов в памяти?
– Могу только забыть во сколько лег спать.
– Самочувствие как? Голова не болит? Тошноты нет?
Я стараюсь не обращать на его навязчивость внимания, а сконцентрироваться на траве и отвечать на вопросы кратко, без ноток возмущения.
– Нет. Здоров, как бык.
Он заполняет свои бумаги в папке, кивая на мои ответы головой.
– За вами присматривают?
– Да. Лучшее ухаживание в моей жизни, – наконец без иронии отзываюсь я.
– Это хорошо.
– Точно.
– Татьяна как? – опуская вниз папку с ручкой, интересуется он.
– Отлично. Любим друг друга, как маленькие дети, – резко бросаю я. Давно уже подозреваю, что он не равнодушен к моей жене. Постоянно болтает с ней, волнуется за нее. Ради нее к нам и наведывается, и в тайне ждет, когда я снова забуду окружающий мир. Конечно, перед Таней мало кто устоит, но этому старику я спуску не дам.
– Ясно. А Ваня как?
Да какое его вообще дело до моей семьи! Газонокосилка начинает подниматься вверх из-за повышенного давления сверху.
– Так же. Но вчера, по словам жены, с ее помощью Ваня прошелся немного по дороге.
– Хм. Я бы на это взглянул.
Ага, очки сначала протри!
– Ну Ваня – мальчик сильный. Ему главное не сдаваться, – умничает он.
Вот это диагноз и метод лечения! – злорадствую я. Не зря столько лет медицине отдал. Просто гений в своей сфере деятельности.
– Ну ладно. Я вижу вы со мной не горите желанием общаться. Я пойду. Скоро снова вас навещу.
– До свидания, – бурчу я, благодаря Господа за окончание утомительной беседы и прося его в тоже время о том, чтобы Аивар Робертович забыл дорогу к нашему дому.
Спустя несколько шагов в обратном направлении доктор останавливается и разворачивается с вопросом:
– Забыл спросить. Вам не сняться кошмары?
Тут он действительно повергает меня в оцепенение. Сразу накатывает волна пережитых эмоций за ночь. Откуда он об этом знает? Зачем он мне напомнил? Тоже мне врач, который приносит людям лишь пользу. В любом случае лучше соврать. Иначе его допрос продолжится, а мои воспоминания об этом ужасе прояснятся.
– Не понимаю о чем вы, доктор.
Он смотрит на меня пристальным взглядом. Кажется, по моему лицу заметно, что я вру. Я шлю его мысленно ко всем чертям собачьим и это на удивление срабатывает. Он делает последнюю пометку, щелкает ручкой и уходит.
Ума не приложу откуда он мог узнать о моем сне? Он и ночью что ли следит за мной? Или медицина вышла на такой уровень, что может по лицу определить все проблемы человека? Не знаю, но меня это конкретно пугает. Ладно, утешу себя тем, что, у старика насыщенная врачебная практика. И он просто сделал умозаключение, исходя из своего опыта. Никакой он не злобный маньяк, читающий страхи человека, или мстительный враг из прошлого, всего лишь надоедливый старикашка и фанатик своего дела до мозга костей. Но признаюсь, он заставил меня понервничать. Я был потрясен, ведь до этого он мне представлялся невыносимо скучным.
Я спокойно выравниваю газон, отношу траву на кучу. Все, как обычно. Я думал, что мой разговор с Аиваром Робертовичем будет последней неприятностью на сегодня. Но на первое место в этом списке неожиданно вырывается вполне предсказуемая встреча с моим начальником. Я вижу его тушу, шагающую по газону, уже ближе к обеденному времени. Бьюсь об заклад, он это время специально выбрал. Сколько он ко мне добирается, это надо только видеть. По его уставшему, разозленному лицу видно, что он не собирается закрывать глаза на вчерашнюю выходку в столовой. Вчера мне еще удалось ускользнуть от него, но простить босс меня не сумел. Старые комплексы и нынешняя власть делали его пакостливой, завистливой жабой. Я делаю вид, что его не замечаю.
– Добрый день, работник, отвечающий за траву, – квакает он, подчеркивая мое скверное положение. Почему меня эта профессия так вынуждает ненавидеть людей?
– Здравствуйте, – я даже не смотрю в его сторону.
– Пройдемте в мой кабинет.
– Зачем?
– Есть разговор.
Да когда эти разговоры уже кончатся? Я понимаю, что спорить бесполезно, лучше поторопиться, если я хочу сегодня успеть поесть. Я выключаю свою аппаратуру и иду за ним. Он идет, как и прежде не спеша, скорее всего, даже еще медленнее. Я плетусь сзади и представляю, как его насаживают на вертел. Он визжит и машет своими ручонками. Затем его кладут на костер и обжаривают до золотистой корочки. Но и тут он портит пир – разрезав его, аборигены видят один лишь жир. Просто куча желтого вонючего жира. Спустя сто миллионов лет мы все таки заходим к нему в кабинет, но мамонты так и не вымерли. Его логово представляет собой музей самолюбования. Картины с собственным портретами, многочисленные грамоты и награждения, стол с кучей бумаг, шкаф с сувенирами, кожаное кресло и, конечно, куча крошек около фотографии его с женой. Он проходит мимо своего стола и плюхается в кресло.
– Почему же мы ушли вчера раньше и даже не предупредили? – приступает он к отмщению, рассматривая меня сверху-вниз своими маленькими глазами.
– Домой спешил.
– Нехорошо. Нехорошо, – качает он головой, – как за столом в столовой среди своих друзей-обезьян обсуждать меня – на это у нас есть время и запас слов, а подойти доложить о завершение работы – у нас всего не хватает.
– Но…
– Можешь не оправдываться. Сейчас ты пойдешь туалет драить, а то там что-то засорилось.
Жрать меньше надо. Конечно, засориться. У тебя и на столе все засорилось.
– А в следующий раз, сука, если такое повторится, я заставлю тебя вычистить все унитазы в округе. Гребаный газонокосильщик! Посмотри кто я и кто ты! Ты у меня будешь до конца жизни здесь работать, потому что с твоим прошлым тебя никуда не возьмут…, – тут он запинается, сменяет порыв гнева на издевательский оскал и мурлычет, – пошел копаться в моем дерьме!
Меня разрывает от ненависти. Я понимаю, что с доктором были еще цветочки. Я даже не мог догадываться, что меня можно настолько вывести из себя. Еще приплетает мою амнезию в добавок ко всему. Вот сволочь!
– А обед пропустишь. Не хочу слушать от тебя снова плохие вещи в мой адрес среди дружков, – заканчивает он и уставляется в компьютер.
Во мне извергается вулкан всей затаившейся злости. Я чувствую, как краснею. Мне ужасно хочется напрыгнуть на него, свалить со стула и бить по его наглой жирной роже. Но почему-то я верю его словам и беспокоюсь о потере работы. Уж очень он это откровенно обещает. Я иду в туалетную комнату и сталкиваюсь с захватывающей картиной, которая меня отвлекает от гнева.
"– Остались последние секунды нашего пребывания в этом бренном мире, – нежно шепчет большая, еле касаясь меньшую.
– Я не жалею ни о чем, так как мне выпал шанс полюбить тебя, – откликается меньшая.
– Мы были с тобой одним целым. Сколько я себя помню, мы были неотделимы друг от друга, – продолжает большая. В ней первый раз заговорила романтика и полная открытость.
– Мы прошли долгий извилистый путь, – мило улыбалась меньшая, – мы прошли через многие препятствия. Мы выдержали. И этот конец – наша судьба. Нельзя вмешиваться в ее писание. Если суждено, то значит так лучше.
– А помнишь как мы с тобой познакомились?
– Конечно, – у нее искрятся глаза.
– В сигмовидной кишке я шел своей серой дорогой. Был разочарован своей участью в этом мире. Меня словно все отвергало в нем. Я был просто производственным материалом. Не влияющей ни на что продукцией. Но ты меня собрала по частям. Мир вокруг не изменился, зато я теперь другой. Я могу быть чем-то большим, когда во мне царит любовь. Случайное столкновение, случайный разговор, случайное счастье. Да. Настоящее оно таким и является.
Они лежат в желтой, мутной воде. Проводят свои последние секунды, крепко прижавшись друг к другу. По всей комнате чувствуется их любовь.
– Почему так устроена жизнь? Неужели мы не заслужили быть счастливыми? Нас готовы растоптать. Нашу любовь выбросили, осквернили и сейчас готовы буквально смыть в унитазе.
Она плачет.
– Не думай об этом, милая. Представь, что мы с тобой сейчас лежим в зеленой траве. Над нами величавые сосны и раскидистые березы, а еще выше бескрайнее небо. Мы с тобой лежим и разглядываем звезды, собирая свои собственные созвездия. А луна специально ради нас опускается все ниже и ниже. И вот ее можно потрогать рукой и подарить свое тепло. Ведь она еще так и не узнала что такое любовь. Потом мы уснем и проснемся под пение птиц. Злые кроны деревьев пропустят через себя солнечный свет. И мы сольемся воедино с природой, подарив жизнь новому растению.
– Лежать до самой старости бы так.
– Хотя, с другой стороны, лучше всего умереть счастливыми и любящими.
Они мечтают вместе.
– Как думаешь, мы встретимся там? – наивно спрашивает меньшая.
– Куда бы не попали, мы всегда будем вместе. Я тебя найду везде. В тебе частичка меня, без которой я не могу жить.
– Мне больше не страшно. Я больше не виню мир.
– На него не нужно злиться, – уверяет большая, – мы лишь его составляющее, которое нам остается лишь понять и полюбить.
– Я тебя люблю. Ты – лучшее, что было со мной, – признается она.
