Александр Александрович Мишкин
Голос
Глава дома пил вино. Рассказывал байки. Отбивался от несносного старичка, обнимал жену, целовал мокрыми усами дочь. Маша морщилась, хохотала и тёрла щёку. После каждого такого нападения отца, она вырывалась из его объятий румяной и особенно прелестной. Если бы в эти моменты, кто-либо из гостей посмотрел в лицо Юноши, он сразу бы заметил значительную перемену и даже неестественную для его лица, живость. Марфа, что как истинно набожная девушка, чёрта хоть и боялась, но из-за девичьего любопытства через страх бросала самой себе вызов и поглядывала в лицо этого странного человека. И один раз ей даже показалось, что видела она у него на щеках слёзы.
Роман ходил как призрак среди людей, что старались его не замечать. Его фигура и осанка смущали людей. Он и в правду походил на огромную фарфоровую куклу. Строились многие предположения об особенности его внешности, но самой распространённой была версия о том, что, являясь сыном учёного, Рома, как и его отец, проводит очень много времени в библиотеке и редко бывает на солнце. Бледный, высокий, с яркими синими глазами, чёткие черты его лица вызывали в людях не самые приятные чувства. Резкий угол скул, впалые щёки, прямоугольные брови.
Несколько гостей, изрядно накушавшись, пытались завести с ним разговор. Весёлые и пьяные, они расспрашивали о здоровье отца, об успехах в учёбе, о новых открытиях. Юноша улыбался и молчал. Говорить не было нужды, закончив свой вопрос собеседник отвлекался и уходил, подобные обращения повторялись одно за одним и не мешали Роману наблюдать за Машей. Девушка, словно кувшинка в озере, качалась на волнах смеха и звона бокалов, хохотала, сияла нежной улыбкой. Уже длительное время она находилась в обществе молодых парней, они, смеясь вместе с ней, иногда позволяли себе касаться её предплечья или талии. Маша, кажется, не замечала этих лёгких прикосновений, но лицо жениха, от каждого касания, надевало маску скорби. Один из юношей, Никита, с тонкими усиками, был к Маше ближе всех и с каждой минутой позволял себе всё больше.
Мучительных пол часа она не смотрела в сторону Романа, не улыбалась ему и не махала тонкой рукой. Она больше не подходила, не касалась губами прохладной и гладкой щеки, не прикладывала ладонь к груди. Каждый раз спрашивая его, она, как и все другие, не дождавшись ответа убегала, отдавала внимание матери, отцу, пожилым гостям и вот теперь ею завладели юноши.
Звонкие голоса их доносились до ушей Романа. Здоровые и крепкие, они били по его перепонкам. Маша позволила себе несколько бокалов вина. Щеки её раскраснелись. Никита позволял себе всё больше. Его рука опускалась всё ниже, девушка совсем этого не замечала, она хохотала, отвечала каждой шутке, всплёскивала руками. Наглец посмотрел в его сторону, почти коснулся губами нежного ушка. Рот его ожил. Он прошептал её несколько слов, а она совсем не смутилась…
Рома не выдержал.
Уверенным шагом, расталкивая гостей, он направился к кучке молодых людей и Маше. По дороге задел несносного старикашку. Тот крякнул:
– Откуда в гостиной столб…
Роман не обратил внимания. Шёл пробиваясь дальше. Растолкал нескольких гостей, заставил тех рассыпать недовольные возгласы, обратил на себя внимание хозяйки и хозяина. Инесса Валентиновна увидела, Степан Валерьяныч понял. Никита ничего не подозревал, и почти касался тонкими пальцами бёдер Маши. Очень удивился, когда широкая пятерня Романа схватила его за плечо и направила в противоположную от Маши сторону. Парень повалился в толпу, хватал ртом воздух и смотрел широко раскрытыми глазами. Сила толчка была приличной, за хмырём повалился ряд гостей, принявших его падение. Маша тихонечко взвизгнула.
Тишина разлилась по гостиной. Захмелевшая Маша смотрела на Романа, сверкая стеклянными глазами. Появилась грозная морщинка на лбу. Остальные парни остолбенели.
Юноша смотрел сверху вниз, молодые щёчки раскраснелись, морщинка между бровями становилась всё заметнее. Все ожидали, что сейчас столб заговорит, отвратительным и скрипучим голосом, приступ ревности будет объяснён и все продолжал веселится как ни в чём не бывало, а после, дома, в кругу семьи, обсудят случившееся. Юноша ничего не сказал. Лицо его задрожало. Послышался лёгкий хрип. Но он ничего не сказал. Прошёл между расступившимися перед ним гостями. Оставил за спиной дом, Машу, и всю эту отвратительную сцену.
Ушёл домой.
***
Внутри поместья, в той части где находилась его комната и лаборатория отца, Роман поднимался к себе на верх, топот ног сотрясал дерево лестницы. Сжав кулаки, он остановился на половине пути, на площадке. Услышал, как из дебрей проводов и приборов, на единственный чистый и не заставленный пятачок, выезжает отец.
Роман наблюдал. С потолка, из темноты переплетений проводов, вниз спускалась, похожая на огромную руку, громоздкая труба с тремя шарнирными соединениями. Рука соединялась со спинкой кресла, служила для перемещения отца по лаборатории. С потолка, к каждой сфере шарнира, тянулись чёрные жгуты проводов. Высокие, в два этажа, стены, были увешаны различными приборами, экранами, проводами. Повсюду торчали вентили, трубы с заклёпками, блестели колбы с зелёной жидкостью. Юноша не хотел видеть отца, но он, видимо, разбудил его, когда в гневе топал ногами, и старик захотел повидаться.
В кресле сидел голый по пояс и тощий, старик. Из рук его и торса шли провода, уходившие за спинку кресла вдоль руки в потолок. Чёрные пиявки вцепились в обтянутый кожей скелет, оставляя на месте укуса розоватый ореол из рубцов. На каждую руку приходилось по три пиявки, к торсу присосалось четыре. Нос и рот отца были закрыты чёрной маской, словно самая жирная и самая сильная пиявка присосалась к лицу. Бледное физиономия с дикими голубыми глазами, гладкая кожа, обтягивающая череп. Тонкие пальцы дёргали рычаги, и отец двигался. Половина тела его была спрятана под коричневым, в серую полоску, пледом из-под которого тоже выглядывали чёрные и гладкие тела пиявок. Отец выехал в зелёный свет громадного выпуклого экрана, который висел на стене с лестницей, по которой Роман хотел добраться в комнату. Свет падал на отца и слегка касался квадратика грязного ковра, расставленных тут и там приборов, колб, деталей разных приспособлений. Некоторые походили на конечности гигантских пауков. Всюду валялись шестерни, в кучу навалены трубы и провода, последних повсюду было в достатке. Будто змеи всех размеров устроили в лаборатории брачный сезон.
