Александр Александрович Чечитов
Открываю глаза
Тем временем пожилой доктор, вздернув плешивую макушку, скрылся за облупленной дверью палаты.
То, что я нахожусь в пропитанной ленью и безразличием больнице, конечно, является для меня не приложенной действительностью. Но остальное разрисовано в мутные тона.
Женщина взгромоздилась на хлипкий, тонконогий стул у моей головы. Её теплые пальцы нежно повернули мою одеревеневшую башку к ней.
Хотелось бы мне назвать вместилище хрустящей, звенящей боли иначе, но почему-то не могу. Это абсолютно дикое сочетание. Попытки вспомнить и осмыслить трутся о колючие ощущения безысходности.
Взгляд женщины остановился. Губы шустро двигаются вверх и вниз, но слова отпружинив от её языка, растворяются в гибельно тупой тишине. Безмолвие, вот что по-настоящему властно надо мной.
Память крайне медленно возвращается ко мне, и отрывки воспоминаний превращаются в понятную картину.
Хриплый голос в динамике объявил конечную остановку поезда, и я с удовольствием поднялся с теплого места.
Несомненно, мне не терпелось, увидеть создание невероятной, обжигающей красоты. Слабость эта рождается где-то в самой тонкой, незащищенной части сердца. Она способна одновременно свести с ума и в то же время дарит вселенское наслаждение.
Как её имя? Память, уродливое, неповоротливое чудовище, то и дело отворачивается в самый неподходящий момент.
Ах, девушка цветок.
Наверное, макушка её головы едва поднималась над моим плечом, а ладошка занимала только половину моей.
Странное представление о любимой. Это безумно злит! Неужели после долгих лет наполненных теплом и заботой, возможно, забыть её лицо?
Что ж, сейчас именно тот момент когда, это произошло.
Я убежден, в её первородной, чистой красоте, и глубоко взаимных чувствах.
Скрывшись внутри металлических стен, двери поезда громко хлопнули. В тамбур ввалилась стена тяжелого, холодного воздуха.
