Алекс Мара
Бесстыжий
14
Мой будущий муж отказывается со мной разговаривать, потому что считает, что я в заговоре с его отцом. Орсон пытался от меня избавиться, отправив в Европу, но его посланник не смог до меня добраться, потому что дом был окружен людьми Дона Агати.
Моя подруга Ческа предала меня, потому что считала, что мой отъезд повредит ее мужу Нино. Возможно, она права, но от этого не легче.
Моя вторая подруга, Ада, слишком далеко. Мои проблемы не обсудишь по телефону, а попасть в Корстон мне не удалось, да и лучше не расстраивать Аду во время сложной беременности.
А мой брат, единственный родной человек, пропал. Нино отпустили домой. Пуля прошла сквозь мышцы, не задев нервы и крупные сосуды, поэтому он в неплохом состоянии, однако отказывается говорить о Сальво.
Очевидно, что Дон использует брата, как рычаг манипуляции, чтобы держать меня под контролем.
Острое, горькое одиночество, как кислота, разъедает мою смелость. Кажется, если я закричу изо всех сил, кто-то услышит, поддержит, защитит. Однако в академии предупреждали о вреде тщетных надежд.
Сижу в углу комнаты на полу и гадаю, где Дон держит Сальво. Я все стерплю, только бы его спасти. Обхватываю себя руками, зажмуриваюсь и вспоминаю наше детство, родительское тепло, смех.
Обещаю себе, что не сдамся.
Еду мне приносят в комнату, однако дверь не запирают, поэтому с наступлением темноты, когда дом затихает, я выхожу на разведку. Вроде камер не видно, но все равно стараюсь выглядеть скучающей гостьей. На втором этаже не нахожу ничего подозрительного – несколько спален, библиотека и кабинет Дона. Спускаюсь на первый. Улыбаюсь охране, будто это нормально для будущей невестки Дона бродить по дому ночью. В конце коридора вижу бронированную дверь. Запертую. Там может быть Сальво, но мне к нему не попасть.
Возвращаюсь на второй этаж, бесшумно прохожу мимо кабинета Дона. Сворачиваю за угол, когда за спиной открывается дверь и раздаются негромкие голоса.
– Ты знаешь мое мнение! – Незнакомый мужчина фыркает.
– Хватит читать нотации, лучше бы принес мне выпить! – По насмешливому голосу Дона очевидно, что они с мужчиной друзья.
– Никакой выпивки и уж точно никаких сигар! – ворчит незнакомец. – И поговори наконец с сыном начистоту. Твой брат слишком слаб, а твой племянник псих. Если бы Орсон знал о состоянии твоего здоровья, сразу согласился бы стать твоим преемником и не трепал тебе нервы. Скажи ему правду! Все очень серьезно, тебе осталось недолго…
– Я похож на человека, который давит на жалость? – Дон начинает раздражаться.
– Ладно-ладно! Все, я ушел.
Из-за угла вижу, как мужчина спускается по лестнице. Я узнаю его. Врач Дона, которого вызывали к Сальво и Нино.
Все очень серьезно? Осталось недолго?
Что ж, теперь понятна причина, по которой Дон давит на сына. Он тяжело болен и хочет сделать Орсона своим преемником, но при этом не сказал сыну, что умирает. Не хочет давить на жалость, идет другим путем.
У него явно есть рычаг давления на Орсона, вот только какой?
Я почти не сплю, то и дело вскакиваю на постели от видений раненого брата, запертого в подвале. Засыпаю под утро, беспокойно и поверхностно, когда меня будит Джина. Запрыгивает на кровать, как ребенок, и дергает меня за руку.
– Наконец-то наступило утро! Вчера папа не разрешал к тебе заходить, но сегодня можно. Как жаль, что моя сестра пропустит все самое интересное. Посмотри скорее, что мы принесли! Просыпайся, Нари!
В глаза словно насыпали песка.
В мыслях марево боли.
В сердце тревога за брата.
С трудом поднимаюсь на постели, смаргиваю остатки сна.
В дверях стоит сияющая Донна Агати, за ней еще несколько женщин.
И тогда меня озаряет.
Сегодня день моей свадьбы.
15
Платье мне мало.
Потребовались немалые усилия, чтобы втиснуть мое, как выразился Дон, тело настоящей женщины в традиционное платье семьи Агати. Платью почти сто лет, в нем выходили замуж поколения женщин Агати. Я не хотела рисковать, убежденная, что на мне оно лопнет по швам, однако родственницы Орсона были неумолимы. Семейные традиции превыше всего. Тем, кто их нарушит, не будет счастливого брака.
Я на счастливое замужество не рассчитываю, но платье пришлось надеть, чтобы не оскорблять семью жениха. Безумно красивое, с перламутровыми бусинами и изысканной вышивкой, оно плотно облегает изгибы и формы, которые я не планировала демонстрировать так откровенно. В том числе выдающуюся из декольте грудь, слишком большую для платья без бретелей, но, к счастью, сейчас прикрытую фатой.
Никогда не жаловалась на фигуру, но и выставлять ее напоказ не собиралась.
Стою у входа в церковь, собираюсь с силами. Колени дрожат так сильно, что боюсь не дойти до алтаря. Вокруг церкви плотное кольцо охраны и несколько бронированных машин.
Дон Агати открывает дверь и подталкивает меня внутрь. Перед глазами все плывет, но мне и не надо видеть гостей, чтобы знать правду: на моей свадьбе нет ни одного близкого мне человека. Немного дальней родни, которых я не знаю или не помню, потому что долгие годы провела в академии.
Первым делом смотрю на алтарь. Увы, Орсон явился на венчание, а жаль. Теперь уже не выкрутишься.
Дон Агати сжимает мой локоть и ведет к алтарю. На его месте должен быть мой брат, но я не знаю, где он и что с ним.
С трудом сдерживаю отчаяние. Хвалю себя за каждый сделанный шаг, за гордую осанку, за веру в лучшее, которая теплится внутри несмотря ни на что.
На меня смотрят кто с любопытством, кто со злорадством, кто с завистью.
Кто с вожделением.
Присматриваюсь к Орсону и замираю на полпути. Мой жених – это зрелище не для слабых и впечатлительных. Идеально сидящий смокинг подчеркивает его впечатляющую фигуру и создает впечатление изысканной элегантности. Я едва ли узнаю Орсона, только если по холодной, пренебрежительной усмешке.
Рядом с ним свидетель, незнакомый мужчина, он улыбается во все лицо, как будто это его свадьба. С другой стороны Джина, она тоже сияет.
Единственные, кто не сияет и не радуется, – это мы с Орсоном.
Венчание – это духовное единение двух людей, а мы и стоять рядом не хотим.
Дон, насильно выдающий меня замуж, передает мою руку жениху, который не хочет на мне жениться. Какая девушка не мечтает о такой свадьбе?
Небрежным движением Орсон откидывает мою фату, и его взгляд сразу ныряет в излишне откровенное декольте.
– Не теряешь время зря, да, Нария? Пытаешься соблазнить меня прямо у алтаря? Это отец тебя надоумил? – Вроде усмехается, но в голосе и в глазах презрение.
Священник покашливает, привлекая внимание собравшихся. Он наверняка слышал слова Орсона, но мне не до смущения. Черная печаль придавливает меня к земле. Священник начинает церемонию с молитвы, что-то говорит о браке, любви и семейных ценностях, но я его почти не слушаю. У меня своя церемония, свои клятвы.
Сжимаю в холодных ладонях оставшиеся силы и клянусь не предавать саму себя. Как бы ни повернулась жизнь, найду свое место в этом мире. Никому не позволю погасить мой внутренний свет. Никто из этих мужчин не увидит моих слез.
Мы обмениваемся обетами и кольцами. Для Орсона эти обещания ничего не значат. Он произносит их через силу, хрипло.
– Вы можете поцеловать невесту, – говорит бледный священник. На его висках капли пота. Если он чем-то разгневает Дона или его сына, ему конец. На свадьбах синдиката нередко проливается кровь.
Орсон хмурится, будто вот-вот откажется меня целовать, но потом резко подается вперед. Захватывает мои губы с силой и решимостью. Надвигается на меня, заставляя изогнуться, и с силой прижимает к себе. Лишает меня почвы под ногами во всех смыслах. Ладонью обхватывает мой затылок, углубляет поцелуй. Я приоткрываю губы от неожиданности, и язык Орсона проникает вглубь, ласкает меня, заполняет.
Полное погружение.
Я дезориентирована, сбита с толку. Этот поцелуй кажется неправильным. Он не вписывается в фальшивую церемонию, ненавистную нам обоим.
Я не могу лгать в церкви.
Пытаюсь вырваться и с силой прикусываю язык Орсона.
Он тут же отстраняется. На его лице удивление, в глазах огонь.
Резко развернувшись, он выходит из церкви.
Без меня.
16
Донна Агати совершила невозможное, организовав банкет за считанные часы. Очаровательная гостиница с увитыми плющом балконами и рестораном во внутреннем дворе принадлежит синдикату, и посторонних здесь нет. Главный стол на возвышении украшен цветами и свечами и открыт взглядам нескольких десятков людей «узкого» круга родни. На столах знаменитый венецианский хрусталь, изобилие еды и выпивки. Играет традиционная итальянская музыка.
Это самая очаровательная из всех фальшивых свадеб, на которых я когда-либо была.
Мне не позволили переодеться, традиционное платье полагается носить до конца торжества. Я набросила фату на плечи, чтобы хоть как-то скрыть неприличное декольте.
Орсон смотрит по сторонам тяжелым взглядом. Если бы он перестал вымещать на мне свое раздражение, мы могли бы поддержать друг друга, ведь нам обоим неприятен этот фарс.
Как только он садится, я придвигаюсь ближе и шепчу.
– Орсон, прошу тебя, скажи мне, что с Сальво? Я буду примерной женой, только помоги моему брату. Умоляю тебя!
Он не отвечает. Ничем не показывает, что слышал мою просьбу. Потирает шею, и под его пальцами я замечаю мурашки на коже. Там, где ее коснулось мое дыхание.
Дон Агати поднимается с бокалом в руке, чтобы поприветствовать гостей. Первый тост, как и положено, о благополучии и процветании семьи и синдиката.
Я ничего не ела со вчерашнего вечера, однако аппетита нет. Во рту горечь от лжи и отчаяния. Делаю глоток шампанского, второй, третий. Боль немного притупляется.
Орсон откуда-то достал виски, перед ним ополовиненная бутылка. Берет мою тарелку и с громким шлепком кладет на нее салат из креветок. Мой любимый. Донна Агати заранее узнала у кухарки Сальво, какие блюда я люблю. Наверняка к банкету готовились всю ночь.
– Мне послышалось, или ты обещала быть примерной женой? – спрашивает Орсон и показывает взглядом на салат. – Ешь! Мне нужно, чтобы ты была трезвой для того, что произойдет сегодня ночью, – шепчет низкой лаской голоса.
От его слов и шепота кожа становится чувствительной, дыхание учащается. Это тревога, ничто другое. Если сейчас начну волноваться о брачной ночи, сойду с ума.
Отодвинувшись от меня, Орсон делает глоток виски.
– Ешь, Нария, это будет долгий вечер, – говорит безрадостно.
Помня о стараниях поваров, заставляю себя съесть пару креветок. Улыбаюсь официантам и прошу передать мое спасибо шеф-повару. Делаю это нарочито громко. Это очень важное мероприятие, наверняка весь коллектив ресторана в панике.
Орсон смотрит на меня, сощурившись, потом качает головой и залпом допивает виски.
Стараюсь не думать, что он сделает со мной, когда мы останемся одни, особенно если он пьян и несдержан. Как молитву, повторяю сказанное Адой, что Орсон не бьет и не принуждает женщин. Заставляю себя этому верить.
Допиваю шампанское.
Снова поднимается Дон Агати. В этот раз он предлагает тост за новобрачных. Мне наливают еще шампанского, однако Орсон берет мой бокал, выпивает залпом и ставит на скатерть вверх ногами. Мне нечего выпить за наш брак. Как символично!
Дон хвастается крепкими браками в семье Агати. Гости согласно кивают, хотя многие из них изменяют супругам. Все это часть одной игры. Стараюсь не думать, сколько здесь любовниц Орсона. Возможно, он даже уединится с одной из них во время празднования. А что? Чем свадьба хуже помолвки?
Дон делится со всеми радостью по поводу возвращения сына. Причем его слова звучат так, будто Орсон вернулся из долгого отпуска и рад воссоединению с семьей.
Все лгут, но никого не обманешь.
Кажется, я слышу скрип зубов Орсона, однако на его лице штиль.
Закончив с сыном, Дон смотрит на меня. Полным списком оглашает мои академические заслуги, вспоминает моих родителей, про брата не говорит ни слова.
Меня пронизывает боль настолько резкая, что непроизвольно морщусь. С силой сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони.
Орсон наклоняется ближе и говорит.
– Сальво в Канаде работает на сицилийскую группу. Он жив и здоров. Ему приказано там оставаться, пока отец его не вызовет. Твой брат легко отделался.
Мое облегчение настолько сильное, что из меня вырывается громкий вздох. В этот момент Дон Агати обещает собравшимся, что у нас будет идеальный брак и Орсон сделает меня счастливой. Услышав мой некстати прозвучавший вздох, Дон понимает его по-своему и улыбается.
– Вот видишь, сын, твоя жена со мной согласна. Ей хочется, чтобы ты сделал ее счастливой. Начни стараться сегодня ночью!
Собравшиеся взрываются хохотом. Я краснею до корней волос. Только Орсон совершенно никак не реагирует и бесстрастно смотрит в свой бокал.
– Никто и не сомневался, что Орсон постарается. Сегодня ночью и каждую ночь после этого. С такой невестой грех не постараться! – восклицает кто-то из гостей.
Совершенно пьяный и до этого дремавший мужчина лет девяноста просыпается и заявляет: – С такой женой даже я бы постарался!
– Не волнуйтесь, я проверю, старается мой сын или нет. Уж я-то знаю, как выглядит удовлетворенная женщина! – говорит Дон Агати с гордой улыбкой.
Донна Агати густо краснеет. Только ее поджатые губы выдают правду: она не уверена, что речь идет о ней.
Один из капо – пожилой мужчина с сильным итальянским акцентом – поднимается, и тычет в нас с Орсоном пальцем.
– У нас на юге Италии была хорошая традиция, следовало ее сохранить. Как вывешивали утром простыню со следами брачной ночи, так все знали, постарался жених или нет. И про невесту понятно было, невинна или нет. А без традиций много что выдают за настоящий брак.
Больше я ничего не слышу. Кажется, я оглохла от ужаса.
О старых традициях я, конечно, знала, но и подумать не могла, что о них заговорят.
Потираю горло, но не могу сделать вдох.
Вдруг осознаю, что Орсон положил руку на мое бедро. Поглаживает, ведет все выше к стыку бедер… надавливает кончиком пальца… с силой, все глубже между ног… потирает…
Я что, возбуждаюсь?!
– Ты с ума сошел? – шиплю. – Вокруг люди!
– Значит, тебе хочется, чтобы мы остались одни? Интересно… Поделись со мной своими фантазиями, не стесняйся. Кто знает, может, я исполню твои мечты.
Я благодарна Орсону за новости о брате и не хочу ему грубить, но… Он думает, что я мечтаю заполучить его в постель?! Серьезно?
– Давай, Нария, признавайся! Ты представляешь мой член, и как он будет ощущаться глубоко в тебе? Как я буду вбиваться в тебя сзади?
В его голосе похоть и гнев, не самая приятная комбинация. Может, он и не отказался бы от меня на ночь-другую, но не больше, а ему вручили меня в качестве жены. Насильно.
– Ты прекрасно знаешь, что невинность жемчужин тщательно охраняют, поэтому ни о чем таком я не думаю.
– О нет, детка, невинность тела не означает невинность души. Ты ни с кем не делилась своим телом, однако наверняка исследовала его сама и знаешь, чего оно хочет.
Внезапно я догадываюсь, что происходит. Орсон заметил, как я испугалась при упоминании простыней со следами брачной ночи, поэтому пытается отвлечь меня от тостов и намеков гостей. Вроде как пытается мне помочь, однако мог бы сделать это как нормальный человек и просто сказать, что никаких старых традиций мы соблюдать не будем. А он…
– Что ты представляешь, когда мастурбируешь? Как я закидываю твои ноги себе на плечи и засаживаю в тебя член? Или как я вылизываю тебя… Ага! В точку! Румянец говорит сам за себя. Значит, ты мечтаешь о том, как кончишь мне на язык? М-м-м… Оральное удовольствие – это ни с чем не сравнимая вещь…
Все, не могу больше терпеть. Я знаю, как быть примерной женой, однако это не значит, что я ею буду.
– Лучшее оральное удовольствие – это когда ты молчишь, – говорю, глядя Орсону в глаза.
17
После моего смелого заявления мы с Орсоном замираем, глядя друг на друга. Кажется, в этот момент определяется баланс наших отношений. Я должна продержаться, не согнуться под тяжестью его взгляда. Мягкость не значит бесхребетность. Не иметь решающего голоса не значит быть бессловесной. Во всем, что касается нашей семьи, я стану равноправным партнером Орсона. Любви я не ищу, но и частью мебели не стану.
– Сын, не хочешь сказать пару слов? – Голос Дона Агати врывается в наш мир для двоих.
Орсон качает головой. Тоста не будет.
Не успеваю выдохнуть с облегчением, как поднимается шафер, Массимо, кто-то из дальней родни. Судя по гримасе Орсона, Массимо ему неприятен. Шафера, как и все остальное на этой свадьбе, выбирали Дон с женой, и в этом они изрядно промахнулись. Массимо уже порядком выпил и забыл, где находятся границы приличия.
Отпустив пару шуток о прошлом Орсона, он поворачивается ко мне.
– О, Нария! Самая прекрасная жемчужина синдиката. Орсон еще не полностью осознал, какой он счастливчик, но все мы ему завидуем. У Орсона много причин радоваться этому браку, в том числе две выдающиеся причины. – Сопровождает эти слова неприличным жестом, указывающим на грудь. – Орсон, тебе повезло, хотя, конечно, ты заслужил эту удачу. Чтобы найти редкую жемчужину, ты вскрыл много раковин.
Я едва ли замечаю движение рядом, как в следующую секунду раздается выстрел. Пуля сбивает светильник с дерева, и тот падает Массимо на голову.
Шафер валится на пол без сознания.
Воцаряется такая глубокая тишина, что не слышно даже дыхания собравшихся.
Орсон убирает пистолет и поднимается.
– Пока официанты выносят мусор, – показывает в сторону лежащего на полу Массимо, – я собираюсь потанцевать с женой.
В ту же секунду звучит музыка. Квартет подхватывает мелодию с того же такта, на котором остановился в момент выстрела.
Массимо уносят, следом идет уже знакомый мне врач.
Мой муж нетерпелив, скор на расправу и отличный стрелок. Наверное, я должна испугаться, однако я благодарна за то, что он заткнул Массимо.
Меня ничуть не удивляет, что Орсон хорошо танцует, однако романтичным наш первый танец назвать нельзя. Орсон слишком глубоко погружен в размышления и словно меня не замечает. Ощущая на себе его руки, поневоле задумываюсь о брачной ночи. Вспоминаю, что Орсон предлагал со мной сделать. Если бы мама была жива, она бы объяснила, как наладить отношения с нелюбимым мужем, у которого имеются любовницы. И где я могу удовлетворить свои… нужды. И с кем. Об этом я раньше не задумывалась, потому что толком не ощущала этих самых нужд. Однако под влиянием Орсона все изменилось. Его прикосновения, поцелуи и слова пробудили во мне желания и нужды. Что теперь делать, не знаю.
Танец заканчивается, и меня тут же подхватывает Дон Агати.
– Нария, ты хорошо справляешься, уже влияешь на Орсона, иначе он не стал бы тебя защищать. Многое зависит от брачной ночи. Орсон не хотел жениться, но он не сможет от тебя отказаться. Завоюй его! Вас наверняка учили… ты меня понимаешь.
Нет, не понимаю. Чему учили? Спрягать глаголы? Вышивать крестиком? Соблазнять мужчину, который воплощает собой слово «грех»?
Не возражаю Дону, но и ничего не обещаю. Легче приручить тигра, чем Орсона Агати.
Дон провожает меня к столу. По пути к нам подходит противный Винс, племянник и капо Дона, и приглашает меня на танец. В ту же секунду рядом оказывается Орсон. Метнув в Винса острый взгляд, подхватывает меня за талию и сажает на место. Как куклу.
– Не приближайся к нему! – приказывает.
– Почему…
– Потому что я так сказал!
Сейчас не время спорить, но если Орсон думает, что это приемлемый довод, то в нашем браке его ждут неприятные сюрпризы.
Гости танцуют, наслаждаются десертами, сплетничают. В какой-то момент приносят свадебный торт, и мы его разрезаем. При этом я улыбаюсь, а у Орсона на лице такой злобный оскал, что нас боятся фотографировать.
Меня приглашают танцевать, однако Орсон сообщает всем, что я не танцую. Ему достаточно глянуть на мужчину, чтобы тот развернулся и ушел, не доходя до меня.
Орсон в отвратном настроении. На вопросы не отвечает. Сидит, молча покручивая в руке вилку, того гляди метнет ее в кого-нибудь.
С другой стороны от меня сидит Джина и что-то радостно щебечет про учебу в колледже и про то, что ее сестра выздоравливает и собирается путешествовать по Азии. От веселой болтовни Джины настроение Орсона только ухудшается.
Ближе к концу банкета Донна Агати отводит меня в сторону.
– Нари, детка, твоя мать была замечательной женщиной, понимающей и мудрой. Ты унаследовала эти черты и станешь хорошей женой Орсону. Не думай о нем плохого. Мой мальчик очень темпераментный, и девушки его избаловали, но ты сможешь с ним договориться. А по интимной части… Орсон никогда не был жесток с женщинами.
Хочется спросить, откуда она столько знает о сыне. Ведь «ее мальчика» отправили в пансион в Швейцарии, когда ему исполнилось пять лет, а потом в университет. После этого он вернулся, чтобы работать на отца, не продержался года и сбежал.
Словно догадавшись, что мы говорим о нем, Орсон подходит, берет меня за руку и ведет за собой.
– Мы уходим! – объявляет громко.
В ответ раздается смех, гости аплодируют и отпускают грубые шутки.
– Поцелуй! Поцелуй! – кричат настойчиво.
Орсон медленно, словно нехотя поворачивается ко мне. Проводит пальцем по моим губам. Склонившись, накрывает их своими. Требовательно, уверенно, зная, что я не воспротивлюсь.
Языком касается моего, сплетается с ним. Проникает глубже.
Потом подхватывает меня за талию и уносит в гостиницу под свист и улюлюканье гостей. Так и несет меня до самого номера.
Нам выделили шикарный номер с балконом, ведущим во внутренний двор гостиницы. Огромная кровать посыпана лепестками роз, на столике клубника и шампанское. Даже ванна здесь в форме сердца.
Орсон ставит меня на ноги, скидывает пиджак и жилет. Устраивается в кресле и смотрит на меня одним из своих фирменных взглядов, от которого слабнут колени и учащается сердцебиение.
– Давай, показывай, что мне навязали!
