Алекс Аргутин
Некоторые наиболее правдивые истории моего детства
И, конечно, был еще бассейн под открытым небом – при местной гостинице. По сравнению с преобладавшими в Кадуне малоэтажными постройками этот, можно даже сказать, – отель – казался чем-то величественным, будучи девяти этажной бетонно-стеклянной конструкцией, построенной чуть ли не по чертежам самого Корбюзье. Родители приезжали туда пообщаться с неким явно продвинутым русским переводчиком, который вел с ними скучные для меня с сестрой беседы о политике и местной экономике. Тогда мы уходили на балкон, откуда разглядывали стоянку с крохотными автомобилями, игрушечными пальмами и целым рядом мачт с флагами разных стран. А потом все отправлялись купаться и загорать.
Бассейн располагался тоже внизу, но уже с другой стороны, на специально огороженной территории. Именно там я научился плавать, – благодаря ярким надувным нарукавникам, о которых в Советском Союзе в те времена не было смысла даже мечтать. А так же очень пристрастился к Кока-Коле и трубочкам, через которые употребление этого напитка вообще превращалось в какой-то культ. Потом уже, оказавшись за партой в начальной советской школе, я был конечно очень удивлен, узнав, что это невероятно вредный напиток, специально созданный империалистической продиндустрией, чтобы советские дети прогуливали школу и вообще росли недоумками.
5
Впрочем, тогда о Советском Союзе я забыл довольно быстро. Напоминало о нем не много. Разве что детские сандалии, в которых я бегал по бардовому суглинку тропинок в саду у дома, письма от бабки, их иногда вслух зачитывали нам с сестрой родители, и хрустящие зеленые яблоки, приходившие в посылках. Но яблоки были какими-то кислыми на вкус и ни в какое сравнение не шли с местными апельсинами.
Раз в месяц по почте мы получали музыкальный альманах фирмы «Мелодия», и тогда родители доставали синего цвета проигрыватель со скругленными углами и динамиком внутри крышки, ставили на него гибкие голубые пластинки, и слушали «березовый сок» и «под крылом самолета о чем-то поет». На музыку иногда подтягивались соседи. И тут вдруг выяснялось, что в этих квадратных переплетах из полупрозрачного пластика и тонкой цветной бумаги есть еще и песни в исполнении Рея Чарльза, и Клэш, и даже Роллинг Стоунз. При чем, обычно эти записи сопровождались печатными комментариями, которые кем-нибудь обязательно зачитывались, о борьбе творческого пролетариата с эксплуататорами и капиталистами. Однако, прослушивание обычно не вызывало ни у кого бурных эмоций. Ну, может, конечно, кто и пританцовывал слегка, разливая тропические соки по высоким бокалам, или насвистывал, вскрывая штопором кокосовый орех.
Другое дело когда кто-то из коллег отца привез в Нигерию советскую «Победу». Тут вот было много сразу и чувств и удивлений, потому что по сравнению с жуками и тайотами, к которым все уже привыкли, этот автомобиль выглядел просто танком. Негритянские дети из соседней трехэтажки сразу облепили его со всех сторон, мешая нам, белым, полюбоваться детищем отечественного автопрома. «Победа» выглядела действительно монументально. Светло-бежевая эмаль кузова, серебристый никель вокруг округлых фар, металлические ручки дверей и блестящее кольцо клаксона. Особенно все это хорошо смотрелось на фоне пальмовой рощи и банановых зарослей позади спортивной площадки у соседнего, африканского дома. На радостях было решено устроить волейбольный баттл между местными и приезжими. Кто-то приволок сеть, пара наиболее активных чернокожих соседей бросилась оживлять разметку сильно подвытоптанного поля. Ну, и понеслось. К сожалению, мы проиграли. Негры оказались слажанней и быстрее.
Еще, однажды, вроде как на Майские праздники, меня нарядили советским космонавтом, сшив мне комбинезон из простыни, постиранной в оранжевой краске. Шлем соорудили из тыквы, выкрасив ее в серебристый цвет и написав над прорезью для лица гордое «СССР». На таких тыквах, но еще большего размера, местные жители обычно переправлялись через мутные воды речки, протекавшей неподалеку. Раздевшись до набедренной повязки, они складывали внутрь выпотрошенной оболочки свою одежду и, закрыв отверстие животом, гребли руками и ногами, пока не достигали противоположного берега.
