Альбина Рафаиловна Шагапова
Далер – сладкая отрава
– Да, вполне возможно, я была не права, ведь людям свойственно ошибаться. Ты мне указала на мои недостатки, и я, как человек адекватный и зрелый, готова исправиться.
Мне хотелось, во что бы то ни стало вернуть ту прежнюю рыжую – бесстыжую, легкомысленную Аришку, наше доверие, и ради этого была готова пообещать что угодно, хоть спутник с неба.
Подруга покачала головой, печально, по– взрослому. Бледные, не накрашенные губы растянулись в мягкой, но насмешливой, снисходительной улыбке.
– Нет, Верка, ты не сможешь измениться. Мы такие, какими нас воспитали родители, мы то, что вложили в нас до четырёх лет.
Кафе наполнялось людьми. Уже почти все столики были заняты. Скрежет отодвигаемых стульев, стук ложек, чей– то смех, детское лепетание, тихие разговоры.
– И что теперь? – беспомощно взглянула я на подругу.
– А ничего, – Аришка пожала плечами. – Мне надоело тебе подчиняться, надоело сидеть в твоей комнате и готовиться к очередному докладу о величии триумвирата и СГБ, слушать разглагольствования твоего отца, вязать с тобой и твоей матерью. Мне всего восемнадцать, я хочу танцевать, сидеть в кафе, встречаться с мальчиками. И со мной согласится весь класс, Вероника. Сама посуди, где бы ты не появилась, на какую бы вечеринку не пришла, праздник превращается в пытку. У Дена на днюхе ты что вытворила? Выстроила нас в одну шеренгу, как на уроке физкультуры и прочла нам лекцию о чистоте языка и вреде сквернословия. Видите ли нашей умнице Краевской не понравилось, что Петька спел несколько матерных частушек. Тьфу! А у Светки? Вовка и Наташка спокойно целовались на балконе, никому не мешали. Но тебе, такой чистенькой и непорочной, пришлось это не по нутру. Помнишь, что ты учудила? С начала, отчитала их, как строгая тётушка, а потом, дабы и всем остальным не было повадно, заставила весь класс делать домашку. И мы сидели нарядные, за накрытым столом и учили уроки. Несколько лет подряд, мы с девчонками собирались у тебя, чтобы петь под рояль в компании твоих родителей. А нас, между прочим, пацаны в клубе ждали. Знаешь, Верка, поступи хоть раз по-человечески. Избавь нас от себя, дай повеселиться, побыть самими собой. Я говорю тебе всё это, так как больше сил нет молчать. В конце концов кто-то должен открыть тебе глаза. Сама ведь не додумаешься. Да, вы с папашей можете посадить меня, в нашей стране всех подряд сажают. Но дружба с тобой такая же тюрьма, такая же несвобода.
Тоска навалилась на плечи тяжёлым покрывалом. Аришка отдалялась стремительно, неумолимо. Невидимая стена между нами крепла. Нужно было что– то говорить, в чём– то убеждать. Но мысли юркими разноцветными червяками путались между собой, ускользали.
Внезапно тоска и отчаяние сменились ужасом. Затрепыхалось сердце, грозясь выскочить из грудной клетки. Всё вокруг казалось угрожающим и белый, слишком яркий свет за окном, и люди, больше напоминающие монстров. Почему я раньше не замечала, какие у них безобразные лица. Мерзкие звуки, отвратительные запахи кофе и выпечки. Они несут смерть. Здесь всё несёт смерть. Каждый стол, каждый стул, и эти светильники в форме раскрытых цветков. Какие острые углы у всего, что находится в этом кафе. Как легко они могут впиться в плоть, разорвать мышцы и сухожилья. Это место хочет убить меня, это ловушка. Бежать! Немедленно бежать!
Я взглянула на подругу, она уже мчалась к выходу, опрокидывая стулья, смахивая со столов посуду. Ревели дети, причитали мамаши, матерились мужчины. Какой– то старик обмочился прямо себе под ноги и застыв на одном месте, стоял и взирал на всё происходящее остекленевшим от ужаса, взглядом.
Вместе с несколькими людьми я тоже кинулась к двери. Небольшая давка, удар локтем в живот, чей-то плач. Пробкой вылетаю в коридор и мчусь по направлению к лифтам.
Чьи– то руки обхватывают меня, притягивают к твёрдой груди. Ладони скользят по спине, успокаивая, расслабляя. Чувствую знакомый запах морского бриза, грозы, хвои и полевых трав, слышу тихие слова.
– Всё, успокойся, с тобой ничего плохого не случиться. Ты всего лишь испугалась.
Голова вновь стала ясной. Я тут же выбралась из объятий голубоглазого и отступила на два шага назад. Парень улыбался. Мне же стало неловко, будто бы это я сама бросилась к нему обниматься.
– Здравствуйте, – выдавила я из себя, чувствуя, как краска стыда расползается по щекам, как растекается по шее. В глазах защипало.
А плитка на полу белая, ровная, с серыми вкраплениями. Туфли Михаила блестят так, что в них можно смотреться, словно в зеркало.
– Здравствуйте, Вероника.
Голос мягкий, но глубокий. Он завораживает, его хочется слушать и слушать. А как он ругается таким голосом? Может быть он и не орёт вовсе, а просто выговаривает, спокойно, внушительно.
– Как вы себя чувствуете? – он проговорил это так, будто бы ему не всё равно, будто бы действительно интересовался моим здоровьем.
– Хорошо, – ответила я. Кожа нестерпимо горела. Казалось, что быть краснее, чем я сейчас просто невозможно.
Психологи советуют:
« Чтобы избавиться от смущения и перестать краснеть, необходимо вспомнить что– то смешное. Если же это не помогло, попробуйте составить план на ближайшие несколько часов. Мысли об обыденных делах вернут вам душевное равновесие».
Вот только ничего смешного в голову не приходило, а дел у меня никаких не намечалось.
Я уж было хотела вежливо распрощаться и подняться в номер, чтобы поплакать в подушку, как Михаил произнёс:
– Ну, если ваше здоровье в порядке, предлагаю покататься на лыжах.
Странный тип. Ему что, пригласить некого? К чему ему девчонка, да ещё и не совсем красивая. Может, до него дошло, наконец, кто мой папа? Откажусь. Во– первых– я не люблю ни лыжи, ни коньки, ни санки. Во-вторых – с какой это радости я буду гулять с незнакомым парнем, гораздо старше меня. Мама и папа не одобрят подобной выходки. Да и о чём мне, школьнице с ним разговаривать?
– Спасибо, – ответила я. – Но мне сейчас не до этого. Я поссорилась с лучшей подругой, и у меня совсем не то настроение.
– Вот мы и поднимем ваше настроение.
Парень явно не собирался отступать. А вдруг он маньяк? Хотя, если бы он был маньяком, то воспользовался ситуацией ещё вчера, не тратя время на уговоры.
– Вы только не обижайтесь, – начала я как можно твёрже и решительнее. Если буду мяться и мямлить, он решит, что я набиваю себе цену или просто стесняюсь. – Юная девушка в компании взрослого мужчины будет смотреться как – то предрассудительно, не находите? Мы с вами едва знакомы, беседовать нам не о чем. Подругу вы мне заменить не сможете, так что в прогулке, на которую вы меня зовёте. смысла не вижу.
Михаил склонил голову на бок, улыбка стала ещё шире, а в глазах заблестели смешинки. Да он же умиляется мной, как младенцем или беззащитным котёнком. Вот– вот погладит, почешет за ушком или начнёт сюсюкать дурацким голосом, каким обычно говорят с малышами.
Спина моя продолжала хранить тепло его прикосновений, будто бы большие горячие ладони синеглазого до сих пор прохаживались вдоль позвоночника.
–Вас останавливает только это? – Михаил взял меня под локоть, осторожно, мягко, словно опасаясь напугать, и повёл
к лифтам. – Осуждающих взглядов со стороны отдыхающих бояться не стоит. Во– первых – здесь курорт, и каждый отдыхает так, как ему вздумается. Ну, а во– вторых – чем тебе могут навредить мысли незнакомых людей? Что касается нашего общения, поверьте мне, я человек разносторонний и могу быть довольно интересным собеседником.
В лицо мне вновь бросилась краска. Ну вот, обидела человека. А ведь он спас мне жизнь, могла бы и по вежливее отказать. Ведь этот парень– не Ожегов, сейчас уйдёт и всё. А мне не хочется, чтобы он уходил, по крайней мере прямо сейчас. Да и показаться в его глазах невоспитанной хамкой тоже не улыбается.
– Простите, – начала мямлить я, а уши и щёки пылали адским огнём, вот– вот задымятся. – Я не это имела в виду. Просто мне будет тяжело поддержать беседу с таким взрослым человеком.
Михаил, наконец, рассмеялся. И мне, от чего– то показалось, что смех его напоминает далёкие раскаты грома. Рука мужчины легла мне на темя, потом опустилась на затылок.
– Да я не обижаюсь, Вероника.
Я застыла, затаила дыхание, чтобы не разрушить, не спугнуть то удивительное ощущение тепла, какой– то беспричинной светлой радости, лёгкости. Да что же это такое? Глупо я должно быть выгляжу, вся красная, с безумным блестящим взглядом и блаженной улыбкой от уха до уха.
– А про подругу я вообще ничего не понял, – Михаил продолжал, как ни в чём ни бывало. – Зачем кого– то кем– то заменять? Она это она, а я –это я. Ты приехала отдыхать, мне пришлось остановиться здесь по работе. У нас у обоих появилось свободное время, так почему бы его не потратить? Посмотри, какая чудесная погода, какой белый и пушистый снег, свежий воздух, пропитанный ароматами сосен. Разве не преступление оставаться в такой замечательный день в номере?
Мы вошли в лифт. Узкая железная коробка несла нас вверх, на гладкой панели высвечивались красные цифры. Второй этаж, третий, четвёртый…
А что я, собственно, теряю? В конце концов, на Аришке свет клином не сошёлся. Заняться мне всё равно не чем, не дружбу же нашу оплакивать, в самом деле? Погрустить я ещё успею.
Родителей рядом нет, следовательно, осудить они меня не смогут, одноклассники, как выяснилось, меня терпеть не могут и только обрадуются тому, что я запрусь в своей комнате. Ну уж нет, я приехала сюда отдыхать, а значит буду отдыхать. И пусть все эти Светки, Аришки и Алёнки лопнут от зависти, глядя на то, какого парня мне удалось подцепить.
Мой этаж шестой, а Михаилу нужно подниматься дальше. Мы договариваемся встретиться в холле возле стойки администратора, и Миша машет мне рукой. Серебристые створки лифта закрываются и отделяют нас друг от друга. Я спешу в свою комнату, чтобы переодеться.
Номер пуст. Аришка не вернётся, и я это знаю точно. Натягиваю на себя куртку, всовываю ноги в ботинки, приглаживаю волосы, чтобы надеть шапку. Не могу разобраться в своих чувствах. С одной стороны – мне лестно внимание такого взрослого парня. Взрослого и красивого. С другой стороны– это пугает и удивляет. Чем я могла его зацепить? Меня нельзя назвать красивой, сексуальной, даже милой. Я больше похожа на отрока– переростка, чем на девушку, перешагнувшую рубеж совершеннолетия. Ну да ладно! Насиловать посреди лыжной трассы он меня в любом случаи не будет, а к нему в номер я не пойду, да и не звал он меня туда, если честно.
– А кем вы работаете? – спрашиваю я Михаила по пути к лыжным трассам. Ведь нужно же с чего– то начинать разговор. А погода и впрямь стоит замечательная, тихая, безветренная. Воздух нежный, лёгкий. С неба падают ажурные, словно кружево, снежинки. Доверчиво садятся на плечи, на протянутую ладонь в перчатке. Белое на чёрном фоне, красиво. Я едва сдерживаю себя от того, чтобы высунуть язык и начать ловить снежинки ртом. Да уж, весёленькая будет картинка. Идёт молодая девушка рядом со взрослым красивым мужчиной с волевым лицом и широкой спиной. И вдруг эта девица высовывает язык… Вот, даже мысли у меня детские, глупые. Зря я согласилась пойти с этим парнем. Ну не получается у меня непринуждённо кокетничать с противоположным полом. Прочесть стихотворение или доклад на сцене –легко! Выступить в спектакле– пожалуйста. А вот болтать о ерунде и строить глазки – увольте. Я всегда осуждала других за это умение. Вот только теперь, кажется начала понимать, что оно гораздо важнее всех этих докладиков и лекций. Эх, была бы здесь Аришка. Она бы превратила нашу прогулку в настоящий праздник. И тема для разговора сразу нашлась, и неловкость испарилась. У нас всегда так происходило. Аришка начинала, закладывала первый камень, а дальше, как по маслу. Я тоже подключалась к разговору, и уже вела первую партию, вытеснив подругу. Но Аришки рядом нет. Так что же получается, без подруги я ничего собой не представляю?
– Я учёный, – ответил Михаил.
Вот только учёных мне не хватало. И о чём нам вести беседу, если все мои знания ограничиваются школьной программой.
– И что же вы изучаете?
– Запахи.
– Что?! – меня действительно удивил его ответ.– А для чего вам это нужно? Кого могут заинтересовать ваши открытия?
Смех Михаила прозвучал так громко, что спугнул стайку небольших птичек, клюющих что– то на снегу.
– И об этом мне говорит молодая девушка?
Он поправил мне воротник, хотя я точно знала, что всё с моим воротником нормально. Просто жест заботы. Может, я на его младшую сестричку похожа?
– Ты же пользуешься духами. Вот объясни мне, для чего?
– Таким образом, каждая представительница женского пола хочет подчеркнуть свою индивидуальность. Да и любимый запах поднимает настроение.
– А ты говоришь, что запахи не могут заинтересовать, – рука Михаила легла мне на плечо. Тяжёлая, горячая. И вновь это ощущение радости, света, ожидания чуда.
– Я не так сказала. И разве мы уже перешли на «Ты»?
Я была раздосадована на свою реакцию. Мне пару раз улыбнулись, дотронулись, позвали гулять, и я уже таю. Не влюбилась же я в этого широкоплечего красавчика? Было бы глупо влюбиться в того, кого видишь второй раз. Что сказали бы мои родители?
– А почему бы не перейти?
Чёртики на дне пронзительно– синих глаз. А может он носит линзы, ведь не бывает у людей такой яркой радужки? Милые ямочки на щеках, растрёпанная русая чёлка. И не холодно ему без шапки?
– Кстати ты не правильно подобрала запах духов. Холодная, непреступная лилия – не твоё. Это не ты.
– А что моё? – злиться больше не хотелось. Послушать о духах было гораздо интереснее.
– Что-то с нотками арбуза, дыни или персика.
– Арбуз? – меня это действительно удивило. Я ожидала услышать упоминание о сирени, жасмине или зелёном чае, наконец.
– Совершенно верно. Этот запах тёплый, но свежий, нежный, и в то же время насыщенный. А лилия– всего лишь маска, за которой ты прячешь свою ранимость. Здесь много парфюмерных лавок, и мы с тобой обязательно что– то подберём.
Смущение накатило с новой силой. Тут же захотелось выдать какую -нибудь остроту, но как на зло в голову ничего не приходило. Но нужно было говорить, продолжать беседу.
– Духи, – фыркнула я. – И ваши изыскания пользуются спросом? Могут принести какую то пользу? Я не хочу вас обидеть, но ведь подбор духов в соответствии с характером человека – так не серьёзно. Какая разница, чем брызгаться, главное, чтобы потом не воняло. Я, конечно, душусь не для этого, а вот у нас мальчик в школе есть…
Я чувствовала, что несу какую– то ахинею, что с каждым словом запутываюсь всё больше и больше, и наверное в глазах этого парня уже давно выгляжу невоспитанной дурой. Но меня несло, и остановиться, я была не в силах.
К моему удивлению и облегчению Михаил не стал смеяться или осуждать меня.
– Позволь с тобой не согласиться, -серьёзно произнёс он. – Ну во– первых не все мои труды посвящены духам, а во– вторых обоняние– самый древний, а значит и самый интересный и загадочный способ восприятия окружающей информации. С помощью тех или иных запахов можно влиять на эмоции человека, управлять ими, заставив радоваться или грустить, бояться или встревожиться. Запах камфары может вызвать беспричинную печаль, а аромат мандаринов навеет воспоминания о новогодних праздниках, а значит поднимет настроение. В умелых руках запах может превратиться в мощное психологическое оружие или эффективное лекарства. Кому что ближе. Я тебе больше скажу. Сами эмоции тоже пахнут. Только в процессе эволюции люди потеряли способность это ощущать. А вот животные и вампиры довольно неплохо распознают эмоциональное состояние, как друг друга, так и людей с помощью обоняния.
– А паника в кафе тоже произошла по вине какого– то запаха?
Как же это произошло. Небо опрокидывается вместе с заснеженными верхушками сосен, я падаю в сугроб. Снег проседает под тяжестью моего тела, и я проваливаюсь. На меня насмешливо глядят глаза пронзительной синевы. Весёлое лицо склоняется надо мной, и я чувствую обжигающие прикосновения Мишиных губ. Поцелуи на щеках, носу, лбу, уголках рта. Я задыхаюсь от внезапно нахлынувшей радости, тону в аромате морского бриза, хвои и полевых трав. А в голове не остаётся ни единой мысли. Лишь одно единственное желание– чтобы никогда это не прекращалось. Сердце стучит набатом, гулко бьётся в ушах, и мучительно– приятно, незнакомо, но в то же время постыдно тянет внизу живота.
– Вставай! – командует он, не давая опомниться, помогает подняться и тянет туда, где разноцветной кучкой столпился народ на получение лыж.
Свист в ушах, ветер подгоняет в спину, мороз пощипывает щёки, захватывает дух от скорости. Я кричу, подняв лицо к белому, ровному, словно простынь, небу. Крупные снежинки падают на лицо, приклеиваются к ресницам. Мне хорошо и свободно. Мы с Мишей смеёмся и мой серебристый смех путается, сплетается, словно нить с его густым, бронзовым. И всё это длится ровно до тех пор, пока я не валюсь под гору в снег. Лыжи перекрещиваются, палки летят в неизвестном направлении, под воротник и шапку забивается снег. Становится неприятно, холодно и обидно.
Заботливые руки поднимают меня, стряхивают снег с куртки, подают палки. Миша смеётся, пытается убедить в том, что вся прелесть зимних развлечений именно вот в таких падениях. Я с ним не соглашаюсь. Ругаю и снег, и лыжи, и простуду, которая обязательно нагрянет, ведь мои ботинки промокли.
В кафе было всё так же светло и шумно, будто бы несколько часов назад не переворачивались стулья, и не летела со столов, второпях сброшенная посуда, а толпа народа не прорывалась к выходу. Мне с одной стороны хотелось поговорить о недавнем происшествии, а с другой, я хорошо помнила чем обернулась моя попытка побеседовать на эту тему. Не то, чтобы мне не понравилось, скорее наоборот, просто теперь приходилось прятать глаза, что– то щебетать, любую глупость, лишь бы не возникло неловкой паузы, лишь бы небесного цвета цепкие глаза не смотрели так насмешливо, оценивающе и пристально. По этому я спросила совсем о другом.
– А в Эвилии чем ты занимаешься, тоже запахи изучаешь.
– Совершенно верно, – Михаил отпил из своей чашки. – Поверь, здесь есть что изучать.
– Ага, – ухмыльнулась я. – Чарующий дух тухлятины и сточных канализационных вод. По мне, так довольно сомнительное удовольствие.
– А вот этого, Вероника, не надо.
Лицо русоволосого бесшабашного парня стало строгим, брови сдвинулись на переносице. Я тут же отругала себя за то, что сморозила очередную глупость, продемонстрировала своё невежество. Этот парень слишком взрослый для такой, как я. Скорее всего, он больше не захочет меня видеть. Зачем ему дурочка– малолетка, да ещё и плохо воспитанная? И грош цена моим школьным оценкам и достижением, если я обычную беседу поддержать не в состоянии.
– Ты никогда не задумывалась над тем, почему Эвилы оставили свой язык, а на международном говорят лишь с другими народами, но ни как ни между собой? – невозмутимо продолжал Михаил.
– Нет, не задумывалась, – я отрицательно покачала головой. –Какое мне дело до разумных грибов, лебезящих и перед нами и перед нашими врагами– вампирами?
– Они не лебезят, что за детские выводы? Ты же взрослая девочка. Эвилы поддерживают торговые отношения между странами. Для чего им ввязываться в «Кровавый» конфликт, ведь их интересы ни одна ни другая враждующая сторона не ущемляет? Но мы отвлеклись. Ты же меня о запахах спрашивала. Ну так вот, международный язык для них слишком примитивен. Он не может передать всю информацию, требуемую нашим разумным друзьям. Ведь они общаются друг с другом не только с помощью извлекаемых звуков, но и с помощью запахов. И да, тут я соглашусь с тобой, довольно специфических запахов.
Миша допил свой чай, а затем подмигнув мне, озорно, по– хулигански произнёс:
– Ну до вечера, я зайду за тобой, будь готова к шести. Научу тебя на коньках кататься.
И не дожидаясь моего согласия или несогласия, исчез.
Придя в номер, я проверила входящие сообщения на своём мобильном. Ни одного звонка от Аришки, ни одного любовного признания от Ожегова. Плохой знак. Власть над классом утекала, как песок сквозь пальцы. Зато высветилось несколько сообщений от мамы. Пришлось перезванивать и лгать о своём чудесном настроении, о том, как катаемся с Аришкой на лыжах, как собираемся с классом на каток. О знакомстве с Мишей я, конечно же, благоразумно умолчала. Зачем пугать маму? В каждом парне она видела потенциальную угрозу моему целомудрию и довольно часто твердила, что мужчинам нужно только одно. Порой мне казалось, что мои высоконравственные родители вылепили меня из пластилина или купили в магазине, и никакого физиологического процесса между ними не возникало и в помине.
А вечером за мной зашёл Миша, и мы отправились на каток, где мой новый знакомый пробовал учить меня стоять на коньках. Но с коньками у меня отношения сложились ещё хуже, чем с лыжами. Я кричала, хватаясь за Мишину куртку, боясь упасть. Наконец, Михаил признал, что я совершенно не обучаема, и мы пошли гулять по заснеженным аллеям, вдоль косматых седовласых строгих сосен.
Глава 6
–Там не слишком холодно? – голос мамы звучал встревожено. – Говорят в Эвилии стоят сейчас сильные морозы.
Ох, бедная моя наивная мамочка! Она боится, что я замёрзну, хотя есть иные, более серьёзные причины для волнения. Например, моя тяга к широкоплечему русоволосому парню, гораздо старше меня. В чьём присутствии все мои сомнения, проблемы и дурные мысли улетучивались, растворялись в ярких эмоциях и впечатлениях. А вечерами, когда мы распрощавшись расходились по своим номерам, я грезила о новой встрече, ждала наступления следующего дня и надеялась на то, что он поцелует меня, как тогда, в первый день нашего знакомства. Я жаждала его прикосновений, тепла его кожи. От картин, что представляла я перед сном, становилось и стыдно, и жарко, и сладко, до шума в ушах, до головокружения, до томительного тянущего чувства в животе. О школе, о том, что как-то нужно будет налаживать отношения с одноклассниками и Аришкой, о предстоящей разлуке с Мишей думать не хотелось. Лишь порой накатывала обида, дурацкая, детская, на синеглазого хулигана за то, что прошло уже четыре дня, каникулы близятся к своему завершению, а он больше ни разу даже попытки не сделал, чтобы меня поцеловать. И не так торопливо, как в прошлый раз, а по-настоящему. А если вдруг он захочет пойти дальше? Пусть! Мы уже взрослые люди, имеем право.
– Чем займёшься сегодня ? -маме пришлось повторить вопрос, так, как мысли мои были уже далеко и от этой комнаты, и от мамы.
– Буду участвовать в гонках на ледодисках.
– А что это?
– Чисто Эвильское изобретение. Такой диск, который управляется взмахом руки. Вытягиваешь руку вперёд, и диск скользит по льду, трясёшь рукой– диск скользит быстрее. Поднимаешь руку вверх– диск взлетает в гору, опускаешь вниз и съезжаешь с горы.
– Но ведь нужны тренировки, чтобы уметь правильно управлять. Разве не так? А ты никогда этим не занималась. Вероника, это опасно. Даже не смей! Я всё расскажу отцу!
Трубка верещала так пронзительно, что пришлось отвести её от уха. Мама в своём репертуаре. Наверняка уже представила меня на больничной койке, а себя плачущей у моего изголовья. Её тревога, как это всегда и бывало, передалась мне. Но я тут же отогнала дурные мысли. Михаилу не верить просто невозможно. Это не мямля– Ожегов и не пустомеля– Денис. Миша серьёзный, ответственный человек, и он не станет подвергать мою жизнь опасности.
– Да не волнуйся ты, – маму нужно было срочно успокоить, иначе накрутит себя до нервного срыва, да ещё и отца заставит вмешаться. – Я же не одна буду. С нами инструкторы поедут.
– А Новогоднюю ночь где проведёшь? – мама успокоилась. –Что планируете с Аришкой?
– Соберёмся с девчонками у меня в номере, послушаем через Интернет поздравление триумвирата, потом погадаем.
Как же всё – таки тяжело лгать родителям, особенно если ты никогда этого не делал. И вот уже начинает казаться, что тебе не верят, что в голосе мамы звучит скрытая обида, и грусть, и разочарование.
– Жаль, что в гостинице нет рояля, -вздохнула мама. – Помнишь, как вы с девочками пели в прошлую новогоднюю ночь? Ты была такой красивой в своём бежевом платье за роялем…
Да, я была тогда очень красивой и очень счастливой. Пышные платья девчонок, дрожащие огоньки свечей. Гостиная утопает в тёплом волшебном свете, а мы поём романсы старого мира. И я сама себе кажусь героиней старомирской книги, когда люди не знали машин и ездили на лошадях, когда вместо электричества использовали живой огонь. Когда нашим домом, если верить писателям и историкам, была чудесная планета под странным названием Земля.
Я наслаждалась этим вечером, спокойствием и умиротворением. Мне тогда и в голову не могло прийти, что девчонки откровенно скучают и тихо ненавидят меня, что мечтают сбежать из уютной гостиной моего дома, чтобы встретиться с парнями. Мне лгали, мне льстили, а за спиной смеялись.
– Да, мам, – поспешила я завершить разговор, так как в дверь деликатно постучали. – Но мы обязательно что-то придумаем. Ну ладно, мне уже пора. Целую тебя и папу. Пока.
Ревели трибуны. Блестели ледяные трассы.
– Соревнование по скольжению на ледодисках объявляю открытым! Итак делайте ваши ставки!
Ведущий, на роль которого, выбрали какого– то Эвила скрежетал и лязгал в рупор. И этот скрежет показался мне зловещим. В голову вновь полезли непрошенные мысли: « А вдруг разобьёмся? А вдруг нам попадётся неисправный диск? А вдруг Миша не справится с управлением?»
– Не бойся, – шепнул мне мой спутник. Его горячее дыхание защекотало моё ухо, и от того сладко заныло в груди и в области солнечного сплетения. – Мы будем первыми.
Властитель вселенной, да что же это творится со мной? Ради того, чтобы стоять с ним на одном диске, ощущать на своей талии Мишину руку, чувствовать, как он дышит мне в макушку, я готова рискнуть жизнью и согласиться на эту авантюру?
– Участник номер один –гражданин Человеческого государства Денис Журавлёв со своей спутницей Светланой!– рявкнул ведущий.
Трибуны завыли и зааплодировали, приветствуя Дена.
Парочка встала на диск, ярко-жёлтого цвета. Парень нежно обнял белобрысую куклу, а та, самодовольно метнула на меня взгляд, полный превосходства. Думает, что я сейчас умру от зависти? Нет уж, не дождётся. Куда её Дениске, трусу и предателю до моего Михаила?
– Второй участник– гражданин Эвилии со своей спутницей, гражданкой Человеческого государства – Ариной Соколовой!
И вновь крики и аплодисменты.
Да уж, не задохнуться бы Аришке с таким спутником. Вот только, если Эвил встал на лёд, сразу ясно, кто победитель. А Денис то, каков! К чему тогда все эти признания в тамбуре? Тоже хотел поступить в институт, благодаря связям моего отца? Поступить и тайно встречаться со Светкой. А я дура уши развесила. Два дня, словно на крыльях летала.
– Четвёртый участник– гражданин Человеческого государства Ожегов Алексей со своей спутницей Алёной!
Ожегов и Алёна? Они встречаются или просто… А почему нас не объявляют. Мы, кажется третьи? И от чего Аришка так косится на меня, словно на её глазах из могилы поднялся мертвец? Что в её взгляде? Отвращение? Страх? Удивление, граничащее с жалостью. Да и Светка побледнела, прячет глаза, жмётся к Денису. Денис что-то шепчет ей на ухо, гладит по льняным кудряшкам, и глаза его полны дикого ужаса, гадливости.
Не думать! Не обращать внимания! У меня каникулы, а значит буду отдыхать. Вот вернёмся домой, тогда и разберёмся.
– А нас когда объявят? – спросила я Мишу, чтобы показать своим друзьям, что мне плевать на их переглядки и гримасы.
Миша улыбнулся, как мне показалось, облегчённо, словно ожидал чего-то крайне неприятного, но неприятность прошла стороной.
– Так объявили уже, сейчас рванём.
Словно услышав наш разговор, ведущий крикнул:
–Внимание, марш!
Наш диск вырывается вперёд так стремительно, что я захлёбываюсь воздухом. Одно мгновение, и ревущие трибуны, крикливый ведущий и соперники остаются далеко позади. Теперь мы пролетаем мимо заснеженных сосен, покрытых вечным саваном, полей, на белом пространстве которых, извилистыми зелёными змеями выделяются трубы -Эвильские жилища. Мороз обжигает нос и щёки, от ветра слезятся глаза.
Головокружительные повороты, крутые подъёмы и опасные, захватывающие дух, спуски, похожие на падения. Наш диск подскакивает, какое– то время летит над поверхностью льда. Потом вновь опускается и скользит. Ветер ослепляет и оглушает. Я кричу от страха и восторга, но не слышу своего голоса, зато отчётливо слышу смех Миши. Он, этот смех несётся над трассой, словно раскат грома. Грудь Миши тверда и горяча, это чувствуется даже через одежду. И как приятно прижиматься к ней спиной. Одной рукой он управляет диском, а второй крепко держит меня за талию. Я чувствую тепло его большой ладони, и хочу впитать его всем телом. Сладкая пытка на сумасшедшей скорости. Сосны по одну и по другую сторону трасс сливаются в сплошную серую полосу. А мы всё летим и летим, пока диск не сворачивает с трассы, и не выбрасывает нас в сугроб, словно мусор из ведра.
Снег забивается под воротник, залепляет глаза и уши. Я беспомощно барахтаюсь, в попытке выбраться из сугроба, но белая холодная масса проваливается подо мной, и я погружаюсь всё глубже.
Михаил вызволяет меня из холодной ловушки, смахивает налипший снег, не прекращая смеяться.
– Чем именно вызван ваш смех? – рявкнула я, отдышавшись.
Дыхание Миши было ровным, глаза, в отличии от меня, не слезились. Словно я одна влетела в сугроб на бешеной скорости, а он стоял здесь и спокойно дожидался меня.
– Твоим внешним видом, – парень продолжал улыбаться, а в голубых озёрах его глаз резвились чёртики .-Ты такая забавная и трогательная.
– А ты такой самоуверенный и безответственный, – парировала я.– Мы же могли убиться, неужели непонятно? А ещё, мы проиграли.
Откровенно говоря, меня последний факт не слишком то волновал. Но уж если вступил в соревнование, то нужно хотя бы попытаться победить. Да и Светке с Денисом хотелось утереть носы.
–Со мной ты в полной безопасности, и мы не проиграем, – Миша стряхнул остатки снега с моего воротника, и случайно, а может, и не совсем случайно, коснулся оголённого участка шеи, от чего по коже побежали мелкие мурашки. – Перед тобой чемпион по ледодискам.
– У тебя слишком завышена самооценка, тебе не говорили? – мне уже не хотелось ругаться. Ну как тут можно злиться, когда всё тело ноет, ожидая следующего прикосновения, когда голова кружиться от такого знакомого, заставляющего бежать кровь по венам быстрее, запаха? Влюбилась! Вот как, оказывается, это бывает! Как шторм, как лавина. Ярко, неукротимо, бурно. Куда там лёгкой симпатии к Денису? Да и чувство к нему, скорее всего, я сама себе и выдумала. Просто красивый мальчик, даже не красивый, а хорошенький, один из многих.
