Альбина Александровна Ярулина
17 участок
– Лопнуло, – с сожалением вздохнул Кто-то.
– И черт с ним! – разозлилась я, таки лишившись Терпения. – Гордость все равно не позволила бы оставить.
– Оно ведь рязанское, – опять Кто-то вздохнул.
– Ненадежное оно, – заключил Внутренний.
– Так рязанское же, оттого и ненадежное…
Все задумались. О рязанской ненадежности. Ветер зашелестел. Никто не обратил внимания. Он обиделся. Пошелестел дальше, вздыхая. Вернулась Тишина. Бродила туда-сюда мимо загадочных клеток. В этот раз была особенно тиха. Стало ясно: она действительно самая тихая Тишина из всей тихой московской Тишины. В малой степени присутствовало и Разочарование. Оно наблюдало. Не вздыхало. Я вздыхала вместо него. Опустилась на скамейку подле креста. Закрыла глаза. Кряхтя и охая, рядом уселась Усталость. Придвинулась ближе. Обняла. Что-то бомкнуло. После чего не шлепнуло, затем не всхлипнуло и даже разочарованно не вздохнуло, и уж тем более не хихикнуло, но зато бомкнуло повторно.
– Сабля? – спросила я Внутренний.
– Часы, – шепнул он.
– Где? – удивилась я.
– На башне, – тоже чему-то удивился Голос.
– На средневековой? – почему-то испугалась я.
– На Спасской, – пожал плечами Внутренний.
– Где я? – распахнула я глаза и осмотрелась.
– На месте, – с особой осторожностью ответил он, поглядывая на меня с опаской.
– На своем? – все же решила уточнить я.
– На Лобном, – приподнял брови Голос, удивляясь моему удивлению.
– Москва? – задала я контрольный вопрос.
– Она самая, – прозвучал контрольный ответ на контрольный вопрос.
Я вздохнула с облегчением. Снова Бомкнуло. После чего что-то свалилось на мою голову.
– Ввысь? – спросила я Внутренний.
– Проблемы, – ответил тот.
Я вздохнула. Без облегчения. С усталостью. Дерзость зевнула. Опустила голову на хвост. Засопела. Любопытство уткнулось носом в ее шерсть. Обняло саблю. Закрыло глаза. Внутренний устало молчал. Я взглянула на верх.
– Это что? – спросила я Внутренний.
– Месяц, – шепнул он в правое ухо, так как в левое сопела Дерзость.
– Октябрь? – решила уточнить я.
– Молодой… – ответил сонный Голос и засопел в правое.
– «…Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?..» – прошептала я как можно тише, чтобы не тревожить сопящих. – Талант… – добавила я с восхищением.
– Хулиган, – буркнул во сне Внутренний, а я улыбнулась, взглянув на гаснущий молодой месяц, дрейфующий в рассветной глади московского неба.
Посвящается…
Великому русскому поэту и писателю
Сергею Александровичу Есенину…
