– А если заинтересовало?
Амелия ответила язвительно, но по-доброму. Ей правда всегда было интересно такое искусство, но сама она не делала это, увы, руки не из того места растут.
Посмотрев на сидящую рядом собеседницу еще некоторое время, рыжий отвел взгляд снова к листам. Подобное занятие для него изначально казалось скучнее всего возможного хобби, но вскоре он стал маяться этим чаще.
– А чем ты, кроме поглощения алкоголя и подобного, занимаешься, когда вовсе нечем заняться?
– Я пью редко, если что. Не надо мне тут. – Она сделала недовольный вид и ненадолго обиделась, а после обиженно, но заговорила вновь. – Я люблю рисовать, также занималась спортом раньше, боксом, танцами и ставила себе голос… О, ещё меня в прошлых интернатах ребята учили играть на инструментах. – Она перечисляла это, витая в воздухе, вырисовывая что-то пальцами и составляя схемы в своём сознании, погружаясь в воспоминания, где она занималась всем этим.
Эвальд все же считал свое занятие скучным, знал, что есть много других увлечений интереснее, поэтому решил не докучать этим делом. Все же верилось ему с каждым мгновением все больше, хоть эта особа и была настоящей бунтаркой. Обиженная манера речи заставила слегка улыбнуться Эвальда, одновременно следя за жестикуляциями рук Амелии.
– Так много… Видимо, в тебе слишком много энергии, – парень издал тихий смешок, после чего снова продолжил. – Рисовать я тоже пытался, но получается у меня не очень-то хорошо, поэтому следом я занялся оригами. Кроме этого, я, в частности, читаю, изредка пишу что-нибудь, как наплывает. Подвижные занятия меня не то чтобы не интересуют, скорее сразу утомляют.
Амелия посмотрела на своего собеседника, имени которого она так и не узнала. – Я могла бы увидеть твои работы? Я бы очень хотела. А ещё я могу помочь с рисованием, у меня много работ, могу тебе что-то нарисовать…
Ами улыбнулась и положила оригами на стол, для этого ей пришлось потянуться, ведь вставать было лень. И, конечно же, поцеловала лбом пол, хоть и не сильно. Она с нетерпением хотела лицезреть чужие работы, это дарило ей вдохновение, так что в голове Отбитая уже начала делать штрихи и зарисовывать нового друга, у которого, к слову, была довольно красивая внешность.
Эвальд то ли выпал из реальности, то ли просто задумался, глядя в пол.
– Мои работы? Не думаю, что это хорошая идея…
Хоть ему и вовсе не хотелось показывать свои каракули, но отказывать не было бы явлением приличия, поэтому он, поднявшись на ноги, дошел до шкафа, открыл его и достал некое количество бумаги. Прежде чем вверить это в руки новой знакомой, Эвальд пересмотрел пару рисунков, не получив от них какого-либо воодушевления. Снова вернувшись к Амелии, он вручил ей листки, а сам уставился в пол.
В особенности на бумаге был изображен какой-либо натюрморт или пейзаж, между этим мелькали листы с непонятными изображениями, похожими на черную рыбу в фиолетовом озере под красным палящим солнцем, которую ловили обкуренные всадники.
– Я редко рисую людей, – наконец заговорил парень, – плохо выходит.
Амелия, получив рисунки в руки, начала подушечками пальцев их гладить, щупать и рассматривать под разными углами. Она не смотрела на сам рисунок, она изучала его составляющую. Такая процедура прошла с каждым из рисунков. Затем она разложила их по цветовой гамме на полу и начала монолог.
– В общем, талант у тебя есть, а раз есть, то уже пора его раскрыть. – Она указала на пару рисунков: – У тебя хорошо получается эта цветовая гамма. – Затем указала на пару других: – А эту лучше тебе не трогать вообще. – Такие действия были несколько раз.
Эвальд ненадолго задумался, пока та рассматривала его рисунки. Как только она начала болтать без остановки, он смотрел на нее, вроде слушая и иногда кивая головой. Он вполне понимал, о чем она толкует, но откладывалось в его голове не всё четко. Весь этот обряд над его рисунками длился долго, но слушал парень с интересом, меча взгляд то на листы, то на собеседницу. Уильямс посоветовала парню, какие краски лучше и какие кисти, какую бумагу и что да как проще рисовать. Её монолог длился долго, настолько, что уже и язык заболел, а закончив, она рухнула на пол и раскинула руки…
– Надеюсь, я объяснила понятно…
– Что ж… – заговорил Эвальд, как только та закончила свою речь, – всё вполне понятно. Выглядишь ты как поехавший художник на искусстве, – сказал он это с малозаметным сарказмом.
Подняв с пола свои рисунки, парень сложил их в стопку и оставил на столе.
– Я удивлен подобному, – он слегка улыбнулся, усевшись рядом с Амелией, – не думал, что ты настолько серьезно относишься к рисованию.
Уставив задумчивый взгляд в пол, в голове Эвальда почему-то проплыли картины того, как эта бунтарка выглядела бы в образе учителя искусства. Он не считал, что она подошла бы на подобную профессию, скорее, на одинокого художника, тайно следящего за людьми и скрытно зарисовывающего их.
Амелия усмехнулась его оценке, но заметно погрустнела.
– Когда одиночество твой единственный друг… Ты относишься к любому занятию серьёзно…
Она отвернула свою голову от парня, и по щеке потекла скупая слеза, хотя она улыбалась. Потом бунтарка вытерла своё личико тыльной стороной ладони и повернулась к другу.
– Знаешь… Я на самом деле отношусь так к хобби просто потому, что всю мою отбитость надо куда-либо девать… А я дала обещание не трогать сверстников. Вот и приходится энергию девать в рисунки… Ты бы их видел… Я когда-то показала их подруге… Она сказала, что я могла бы стать серийным убийцей.
Амелия в тот же миг смолкла, увидев непонятный взгляд парня… Она вспомнила все свои рисунки, а за пару лет их не так уж мало скопилось. Там было много жестокости и насилия, в них была вся агрессия, о которой никто не подозревал…
Эвальд не знал, что делать, когда та разочаровалась. Пошатнувшись на месте, будто его слегка толкнули, он уложил одну руку на её голову, слегка потрепав волосы. Он не совсем понимал, почему она одновременно и плачет, и улыбается.
– Может, ты действительно несколько не в своем уме, но ведь в этом есть и свои плюсы, не так ли? А если твои рисунки настолько «ужасны», значит, ты, полагаю, способна на более абстрактное изображение своих мыслей, чего достигнуть может не каждый, – Эвальд выворачивал все её слова наизнанку, да и не только для того, чтобы успокоить, может, он действительно не считал её настолько поехавшей. – Значит, ты можешь изображать прекрасное по-своему, разве это плохо?
Амелия ощутила руку парниши на своей голове и волосах и вмиг расслабилась. «Не в своем уме.. ДА В СВОЁМ Я. И ВАМ НАДО ПОБЫТЬ В МОЁМ!! ХОТЬ РАЗ НЕ В СВОЁМ ОЧУТИТЬСЯ!!».
Парень слегка улыбнулся, глядя той прямо в глазки, всё также держа руку на её голове, иногда снова ероша волосы Амелии.
– В прочем-то, серийный убийства – тоже профессия, к тому же требующая трепетного дела, а если уж ты подходишь для этого, значит, у тебя большой талант, – он продолжал болтать, изредка делая некие паузы.
– Ты думаешь, в моей «странности» есть что-то хорошее?
Плохо.. Хорошо.. Это те слова, к которым не существует определённого понятия. У каждого своё определение в голове, а какое у собеседника Амелии? Это было сложно понять..
– Наверное, проще сказать, я иначе вижу этот мир..
Амелия улыбнулась одним из уголков губ и положила свою руку на руку Эвальда.. Нет, без намёков, просто остановить её и оставить на голове..
Это напоминало ей те моменты, когда она становилась хорошей и её хвалили, ероша волосы. А ещё так поступала Джина.. И когда-то её мать..
«Никто не может сопротивляться звёздам вечно».
Звёзды. Волки. Оружие.
Джинджер вышла из кабинета и решила пройтись по первому этажу. На сегодня она проверила домашние задания и придумала новые темы для занятий, чтобы дети не скучали и не отвлекались, а такое было редко. Проходя по первому этажу, она наткнулась на кабинет охраны… «Хм… Давно не была тут», – подумала Джи, уже разворачиваясь на месте.
Девушка трижды постучала в дверь, подождала пять секунд и открыла, чтобы войти. Это было сделано для того, чтобы предупредить находящихся внутри, и они успели что-либо сделать.
– Войдите! – Эндрю запоздал с реакцией, так как был занят чисткой кольта. Он поднял взгляд на гостью, после отложил кольт, уже успевший к этому моменту начать сверкать от блеска и полировки, встал и поприветствовал гостя. – Здравия желаю! Чаю?
Он подошёл к тумбе с чайником, попутно переставив из угла стул к столу для гостьи.
– Не откажусь, многоуважаемый.
Космодвинутая добро улыбнулась и прошла вперёд, осматривая комнатушку. «Хоромы не шикарные, но уютные для двоих, а большего и не надо», – думалось ей, впрочем, Эндрю и сам не нуждался в большем, он здесь жил работой, и ему было некого сюда водить, а частый собеседник – это директор Густав и школьники с уроков труда.
– Рассказывай, друг мой сердечный, как твоё ничего?
Джина поправила маску на своём лице и проверила, имеется ли на ней нужное отверстие для трубочки, ибо она нашла у себя одну бракованную маску-противогаз прошедшим утром. Найдя, та мирно села на стул, понимая, что своим лицом она не напугает собеседника, ведь он видал и не такое, однако с ним и расслабиться сложнее.
– Плохо, вчера отец умер, что значит, что я теперь один из всей семьи живой… – Эндрю посмурнел, хотя держался смело. Он налил чаю и поставил кружку перед собеседницей, достал из тумбы недельной давности печенье с сахарной посыпкой и поставил коробку на стол. – А вы как? Как там астрономия? Не хулиганят на уроках?
Эндрю вновь вернулся в приятное расположение духа, сел обратно и начал смотреть на собеседницу в ожидании занятного разговора, что поможет ему как-то отвлечься от тяжкого груза…
Джина погрустнела от услышанной новости, всё же она понимала чувство потери и могла разделить печаль столь сильную.
– Мне жаль, Эндрю… – она положила руку ему на плечо. – Не загоняйся, преподавательский состав с тобой, и дети тоже. Тебя тут любят.
После она взяла одну печеньку и вставила трубочку в чай, чтобы пить через маску. А услышав вопрос о предмете «Влюбленная в звезды», взбодрилась.
– Я стараюсь вести предмет так, чтобы все были увлечены, но без буйных не обойтись, увы. А сама я куда лучше, вот начала мириться с невесткой… Но это так больно…
Джи снова отпила чай большим глотком, опустошив одну четвертую кружки.
– У всех свои мороки и терзания.
Эндрю был спокоен. Конечно, не хотелось просвещать кого-то в свои планы, но он не мог молчать.
– Я в город сегодня поеду. Может, надо чего, вы не стесняйтесь, я на автобусе, места много.
Эндрю собрал пистолет и отхлебнул чаю. Да, его гостья была странной, и иногда от ее разговоров по спине шел холодок, но пока была осень, что значило, что ему всё равно, списывая такое на типичные обострения.
Джинджер услышала вопрос Эндрю не сразу, потому с ответом ему пришлось подождать.
– Ой, а вам не сложно, правда? Тогда можно вас попросить найти три журнала и новые линзы для телескопа? Мои уже знатно истаскались, пора покупать замену, да и ученики некоторые столько раз их роняли, удивительно, как не сломали еще. А журналы научные, никак нет времени заказать.
Она записала на первой попавшейся бумажке названия и номера всего, что требовалось, и передала своему другу. Затем разноглазая расслабила маску на своем лице и отодвинула ее, принимаясь есть печенье и пить чай уже не через трубочку, но лицо по-прежнему оставалось скрыто.
– Конечно, поищу, на крайний случай попрошу у департамента полиции, который меня сюда направил. – Эндрю взял бумажку и положил во внутренний карман старого кителя. – Кстати, я тут одно место знаю недалеко от интерната. В лесу есть одно озерцо, и там открывается прекрасный вид на звезды. Прям как тогда на Ближнем Востоке. – Эндрю отпил чаю и немного задумался о своем прошлом. Оно не было секретом, но духа дочитать его характеристику у Джины не хватило. Просто знала, что человек напротив нее пережил много потерь в жизни, и жизнь не казалась сказкой.
Услышав о звездах, Джина мечтательно подняла голову вверх.
– Эндрю, отведи меня туда, я должна это узреть! Да и время с тобой провести я не прочь, считай, устроим себе выходной.
Она надеялась, что это не звучало как приглашение на свидание или вроде того, иначе, если другие об этом прознают, от невесты ей будет грандиозный скандал. Влюбленная в звезды повернулась к оппоненту и подмигнула ему зеленым глазом, в то время как синий уже отражал тусклый свет лампы в этой замкнутой комнатушке.
Эндрю открыл ящик, взял оттуда ключи от машины и ответил.
– Ну раз так хочется, то пошли. Если есть желание, можно на машине.
Мужчина встал из-за стола и вернул собранный кольт в кобуру, после чего надел свой старый кэпи и поправил китель. Ключи же взял больше на всякий случай, чем для дела. Он уже было вышел из-за стола, но вспомнил о том, что там есть прекрасные позиции для мишеней, и решил взять их с собой. Еще решил взять с собой дробовик, однако это было больше из соображений безопасности, так как волков и прочих жителей леса среди ночи никто не отменял.
Преподавательница слегка напряженно смотрела за его действиями, но понимала, что опасности с ним точно не будет. С ней рядом хороший защитник.
– Я возьму на всякий случай дробовик. Лес тут не очень тихий, а вы всё-таки хрупкая и беззащитная девушка.
– Тогда через десять минут за воротами, удобно?
Она спросила его, допивая чай, а потом увидела дробовик. «С ним можно и на войну, ничего не боясь… Я рада такой охране…»
Охранник вместо ответа открыл сейф в шкафу и достал оттуда Mosberg 500 ещё в классическом исполнении. Цевьё и приклад были из дерева, а весь металл был воронёным. Также он взял пачку патронов и пару мишеней.
– Вы, кстати, прям как хаски с разноцветными глазами. А вообще это смотрится, и не верьте тем, кто сказал вам, что это странно.
Эндрю сказал это невесть к чему и надеялся, что это было к месту, но шанс был минимален. Услышав комплимент по поводу глаз, та засмущалась… Обычно ей вслед говорили о том, что она странная, чудная и двинутая, даже кличку дали, но приятного слышно было мало.
– Спасибо, Эндрю… Приятно слышать…
Немного покрасневшая встала из-за стола и двумя пальцами постучала по руке, напоминая о том, что через десять минут они встретятся, а затем вышла. Космодвинутая направилась в свою комнату и сменила куртку на более теплую и темную, надела непромокающие прозрачные сапожки и любимые разные носки, после чего сменила маску на лице на абсолютно чёрную матовую и прихватила свой телескоп одной из последних версий. Выйдя из комнаты, она закрыла её на ключ и вернула его на шею. Сперва преподавательнице было тяжело тащить свой телескоп по лестнице, но когда она вышла во двор, стало проще… Или привычнее… За воротами её уже ждал милый друг, так что она тихо прикрыла ворота и пошла навстречу. Пока его спутница собиралась, Эндрю переложил все документы в сейф и закрыл его, набрал в термос кофе, выключил свет. Он вышел из кабинета, пошумел ключами возле замка, который был сломан, и вышел к воротам, где и встретил свою спутницу.
– Давай помогу. – Эндрю, не ожидая ответа, взял телескоп на плечо и вспомнил, как бегал с «Джавелином» в Ираке. После он спросил: – Ну что ж? Выдвигаемся?
Эндрю держал телескоп одной рукой и очень сильно беспокоился о том, чтобы у хозяйки телескопа не случился обморок. Когда у цветноволосой забрали телескоп, её сердце забилось чаще… Для неё он был как дитя… Она было хотела окликнуть Эндрю, но, протянув руку, прикусила губу и пошла следом. Бояться было нечего, ему можно доверять.