Любовь Бортник
Ягуар, или Тот, кто живёт один
Часть II
Глава I
Ирокезы одержали верх в той битве, но война на этом не закончилась. Набеги ирокезов продолжались ещё несколько лет. Хотя и после трёх лет вражды наступили мирные переговоры, они так и не привели к полному перемирию между французами и ирокезами. Набеги ирокезов возобновились, они громили и захватывали всё больше племён, военное и мирное положение чередовалось. Для солдат французской армии и индейских воинов эти события стали основой их жизни, но только не для Науэля. Он не смог смириться с потерями, которые ему принесла эта война, и окончательно покинул края, где разгорались самые кровавые очаги битвы, после небольшого дела, которое не мог не предпринять. Он был отчаянным даже для индейца, так как ни один другой представитель этого народа не смог бы пойти во вражеский лагерь не имея при себе никакого оружия. На плечах Науэля обосновалась тяжкая ноша, бремя, которое он нёс на протяжении всей своей жизни. Но лишний камушек откололся от этой скалы, обременявшей тело и душу гурона, когда он совершил расплату, смысл которой диктовала ему сама честь. Имея при себе погнутый кинжал, на котором навсегда осталась кровь могиканина, он больше думал о том, что на нём навсегда остались отпечатки рук Новой Луны. Стоило бы описать те предприимчивые поступки, что совершал гурон, когда направлялся к становищу могикан и французов, но переменчивая судьба внесла свои коррективы, и Ягуар настигнул вечных врагов намного позже, чем то планировал. Лицо делаварского охотника отпечаталось в воображении гурона, и он не спутал бы его даже в самой непроглядной тьме. Стоит сказать, что Науэль, собиравшийся сойти с кровавой военной тропы, ведомый только местью, перешёл на тропу одинокого и долгого скитания, вдали от боёв, обещая себе воевать только в самых экстренных ситуациях, когда под угрозу поставлена жизнь его друзей или его самого, не уподобляясь бледнолицым и ирокезам, убивающих в большинстве случаев ради удовольствия. И лишь однажды он сошёл с этой праведной тропы, совершив возмездие над преступником, отобравшим у него беззаботную мирную жизнь, что могла бы случиться с ним, если бы он продолжил свой путь бок о бок с трепетной и верной ирокезкой. Впервые после того, как он покинул берега Гурона, он побывал в районе реки Святого Лаврентия, где обитали его соплеменники, перемешавшиеся с другими племенами. Там его приняли с теплом и заботой, хотя и новые вожди не одобрили то, что из такого отчаянного похода он вернулся лишь с одним делаварским скальпом. Несколько лет он блуждал в лесах, то и дело заглядывая в родную деревню, но постоянно там селиться не хотел. Много воды утекло с тех пор, как Науэль в последний раз видел Мимитех. За годы странствий ему не раз встречались неоднозначные личности, с некоторыми он завёл дружеские отношения. Одним из таких людей был Пол Мессот, голландский поселенец. Он жил на реке Гудзон вместе со своим сыном и юной девушкой Джил. Родители Пола прибыли в Новый Амстердам в 1924 году, когда ему было 9 лет, и вместе с остальными людьми, прибывшими из Голландии, отстраивали город, который позже станет называться Нью-Йорком. Когда он ещё не был взрослым мужчиной, но и уже вышел из детского возраста, его родители погибли. Он учился французскому от солдат, которые захаживали в город и стал немного понимать суть их речи. Позже он познакомился с Аланой, девушкой, также прибывшей из Нидерландов. Вскоре он обзавёлся семьёй, но счастье его было не долгим. Когда его сыну, Томасу, было 6, Алана умерла от болезни лёгких, и он, пожив ещё немного в строящемся городе, не вынес тяжбу мук от окружавших его людей, всячески пытавшихся сгладить его скорбь. Томасу было всего 8 лет, когда он и его отец покинули шумные края, ставшие им второй родиной. Пол отправился к реке Гудзон, где воздвиг собственноручно, но и не без помощи сына, уютный небольшой домик, который охранял его от диких животных и непрошенных гостей. Дом его был сделан из толстых сосновых брёвен, и снаружи казался кривым и безжизненным, будто кто-то просто от безделья решил потратить полезные лесные ресурсы, не имея при этом должного запаса времени. Внутри же всё обстояло иначе. Жилище было разделено на две половины, в одной находилась что-то вроде кухни, а в другой спальня. Внутри брёвна были слегка обтёсаны, что придавало стенам более ровный и плоский вид, чем то было снаружи. Дом стоял на прочных, врытых в землю на полтора-два метра сваях, в обхват достигавших больше полметра. Строение достаточно возвышалось над землёй, к которой, словно трап самолёта, вела лестница. Вход в дом был один, и не было никаких пристроек, лишь в нескольких метрах, также возвышаясь, стоял небольшой склад, где Пол хранил одежду, шкуры и некоторое продовольствие. В основном он занимался охотой и рыбалкой, но раз в месяц-два уходил в новостроящийся город за картофелем, кукурузой или маисом, оставляя небольшое хозяйство на сына. Из мебели в доме было несколько стульев и стол, сделанные из молодого дуба. Некоторые давно, а некоторые недавно, о чём говорило состояние древесины. Те, что были сделаны позже, были ещё из свежего дерева, не успевшего высохнуть до конца. Появились они позже, так как ранее в них не было надобности. Надобность пришла, когда Пол, в 1649 году, возвращаясь из очередного похода в Новый Амстердам, привёл с собой необычного гостя. Он хорошо знал леса, и так же знал, что человеку, впервые находящемуся здесь, придётся несладко, тем более ребёнку. Джил он нашёл километрах в 40 от города. Тогда он сразу понял, по её разговору, а она говорила по-французски, что девочка эта потерялась или отстала от отряда солдат, следовавших к берегам Онтарио. Ей было около 10 лет на тот момент. Она была ужасно замёрзшей и истощенной. Её бело-голубое платье стало грязно-серым, а некогда, по-видимому, прекрасно уложенные каштановые локоны растрепались и превратились в нечто похожее на птичье гнездо. Девочка не плакала и охотно пошла со своим новым другом. Так дом Пола обзавёлся дополнительными предметами мебели и посуды. Джил обучилась голландскому языку и свободно общалась со своими новыми родственниками. С Полом она часто общалась и по-французски, чтобы не забывать родной язык, и также обучила Томаса парой-тройкой фраз. Девочка была всего на год младше Томаса, и они стали отличными собеседниками и друзьями. Во времена, когда не нужно было помогать отцу, а летом это было очень часто, они много времени проводили вместе, а когда стали немного старше, однажды даже совершили поход к Ниагарскому водопаду, естественно не без сопровождения отца. За эти годы, что они прожили бок о бок, они стали настоящей семьей. Джил называла Пола отцом, а Томаса считала родным братом, который в своё время помнил о том, что они не родные, и иногда, глядя на прекрасную молодую девушку, его глаза загорались совсем не родственным огнём. Особое внимание нужно уделить положению Пола и его детей в обществе. Ясно показав всем, кто к нему когда-либо захаживал, что он не имеет враждебного настроя ни к одному человеку, будь то индеец или белый любой национальности, его дом всегда оставался непоколебимым. И хотя для проходивших мимо индейцев это крепкое сооружение представлялось прекрасным пунктом для обороны, и им иногда приходили в голову мысли, что овладеть этой постройкой не составило бы труда, всё же все отвечали обладателю и создателю деревянной крепости честностью и редко у кого хватало ума напасть на этот дом. Так, этот человек и очаг его дома стали скорее пристанищем для заблудившихся или путников, проделывающих долгий путь, которым нужно было место, где можно было бы передохнуть и набраться сил. Зима 1654 года выдалась очень суровой, и людям требовалось больше меха, чтобы согревать свои тела, но в доме Пола Мессота было достаточно тепло и уютно, во многом благодаря усердной и тяжёлой работе, которую он и его подопечные проделали осенью. Выпало достаточно большое количество снега, так, что нижние брёвна в основании постройки едва были видны. Около полудня, Томас и Джил обычно ходили за водой к небольшому источнику. Возвращаясь, девушка обронила ведро со страшным испуганным криком.
–Боже мой! Томас, посмотри, это человек? Если так, он наверняка очень устал, что решил отдохнуть здесь, посреди леса.
–Глупая, это наверняка грабитель! – с недовольством произнёс Томас, поднимая с земли упавшее ведро.
–Ну вот, снова идти за водой. Будь внимательнее, пожалуйста, – обратился он к девушке, которая внимательно всматривалась в лежащего без дыхания человека.
– А вдруг он замёрз! Посмотри, он почти раздет. Может он просто хотел помощи, но не успел добраться до нас.
– Может и так. Идём скорее, узнаем. Нет, лучше позови отца, а я посмотрю, жив ли он. Девушка побежала в дом, а Томас подошёл к мужчине, лежавшему у входа в склад. На нём были ноговицы из весьма толстой шкуры, и белая охотничья рубаха с порванным рукавом и расстёгнутым воротом. Неподалёку валялась меховая накидка, слегка запорошенная снегом, видимо, слетевшая с мужчины когда он упал. Томас проверил, есть у человека признаки жизни, и заметив слабое тяжёлое дыхание, быстро схватил накидку и укрыл ею человека. На вид ему было около тридцати, но его тело ещё дышало юностью. Парень сделал вывод, что человеку было не больше 25, но на лице его остались отпечатки страшных мук и терзаний, пережитых в прошлом. Мужчина был очень худ, и приобрёл новый вид, так что его вряд ли узнал бы даже тот, кто когда-то находился рядом с ним, например в одной лодке, или в одной пещере. Его длинные тёмные волосы лежали на плечах, к ним прилипли маленькие комочки снега, а значит человек лежал здесь уже несколько мучительных для него часов. Пока Томас осматривал незнакомца, Джил и отец подоспели к нему.
– Что тут у нас случилось? О Боже! Томас, скорее, несём его в дом! – прокричал Пол. Они с сыном схватили человека, и аккуратно понесли его внутрь, стараясь не задевать снежную поверхность земли. Джил с удивлением смотрела на этого пришельца. Прежде она не видела индейцев, и такого рода одеяние, причёска и внешний вид в целом вызвали в ней несказанный интерес к пострадавшему. Когда мужчину в бессознательном состоянии занесли в дом и устроили у очага, отец приказал детям приготовить что-нибудь поесть и погреть воды, а сам устроил ему место и укрыл мужчину одеялами из шкур. Через 3-4 часа мужчина наконец проснулся. Джил, сидевшая у окна, вышивала красивые незамысловатые узоры. Увидев, как человек у огня начал шевелиться и открыл глаза, она подскочила к нему, и стала расспрашивать. – Наконец-то вы очнулись! Что с вами приключилось? Куда вы направлялись? Как вас занесло в наши края? Надеюсь, вы не грабитель. Никто никогда не пытался ограбить нас. Вы попали в руки самого честного и доброго человека на этой земле.
–Девочка моя, человек едва не умер, а ты задаёшь столько вопросов. Вот, юноша, возьмите. Это вода, не бойтесь. Человек посмотрел на чашку с водой, от которой шёл слабый пар, и хотел было взять её, но в недоумении посмотрел на Пола. Его глаза плохо раскрывались, очевидно, последние несколько часов он просто спал, выйдя из того бессознательного состояния, в котором был из-за сильного переохлаждения. Теперь он согрелся, но всё же не мог уверенно шевелить руками.
–Был бы рад, если бы вы мне помогли, – выразил он на французском, который слышал через сон из уст обитателей дома.
– О, юноша, вы знаете язык? Я не надеялся, что мы сможем с вами понять друг друга. Я конечно помогу вам, только придерживайте чашу. Пол помог незнакомцу выпить воды, после чего последний стал вести себя более оживлённо.
– Я шёл к реке Святого Лаврентия, там живёт моё племя. Зима ужасно суровая, и им нужна помощь, чтобы обогреть свои вигвамы. Я шёл долго, а когда увидел дым, сначала подумал, что это минги добрались уже и до Гудзона. Я столкнулся с ними к западу от Эри и в схватке повредил ногу. Но я слышал, что в этих краях живёт мужчина с детьми, который помогает каждому путнику. У меня было мало сил, их не хватило, и я пал. Человек говорил по-французски, и Пол, и Джил смогли понять его.
– Что ж, не волнуйтесь. Вы попали куда нужно, здесь вам помогут вернуть силы и залечить ваши раны. Меня зовут Пол Мессот, а это мой сын Томас, и дочь Джил, -сказал Пол, указывая на каждого, кого называл.
– Я Ягуар, моё племя зовёт меня Науэлем, а минги называют меня Энкудэбэу. Зовите меня, как вам будет привычнее.
–Сколько имён! Разве может быть у человека столько имён! – с озорной торопливостью протараторила Джил.
– Может, милая, если это индеец. Что ж, Науэль. Можно так? – обратился он к новому другу, который кивнул ему в ответ,
– Ты можешь остаться здесь пока не придёшь в себя. Пока отдыхай, а когда наберёшься достаточно сил, расскажешь нам о своих приключениях. С этими словами Пол оставил мужчину у огня отогреваться дальше, а сам позвал детей и начал с ними оживлённый разговор на голландском.
– Джил, нехорошо так наваливаться с расспросами на незнакомого человека. Он сказал, что встретил на пути мингов, а значит он за них не воюет. Они завоевали здесь достаточно земель, и у меня есть опасения, что они захотят заполучить и земли вдоль Гудзона. Когда этот юноша окрепнет, он будет отличным воином. Посмотрите на него, он очень сильный. Снаружи такой лютый мороз, вода замерзает, мы едва успеваем натапливать дом, чтобы поддерживать тепло, а он полураздетый пролежал в снегу Бог знает сколько времени и ничего! – с нескрываемым, но подавляемым удивлением выразил Пол, и продолжил.
– Он поможет нам оборонять наше жилище в случае опасности. Когда он будет в состоянии здраво мыслить, поговорим с ним. Вдруг он согласиться пожить с нами. Или вообще решит остаться у нас.
– Отец, не забывай, у нас не такие огромные хоромы, как строят в Новом Амстердаме. Здесь нет достаточно места, да и Джил…Она совсем юная. Кто знает, что придёт в голову этому дикарю.
–Томас, как ты можешь! Быть может, он и не выглядит так опрятно как мы, всё же мы не должны называть его дикарём. Он знает язык, и у него достаточно хорошие манеры, – вмешалась своим тоненьким голоском Джил.
– Не суди, сынок, человека только по его внешнему виду. Никто не знает, какие беды и напасти приключились с этим человеком и что сделало его таким. – Вот именно, отец, никто не знает. Вдруг он какой-нибудь разбойник и собирается втереться к нам в доверие, а потом приведёт целую ватагу индейцев и разорит нас. Может там, на улице, он вообще притворялся!
– Хватит! Хватит, Томас. Это уже слишком. Наш дом всегда был открыт для всех. Вспомни, как пригрели к себе одного старого ирокеза. Вспомни, как он хотел сначала убить нас, и привёл своих соплеменников сюда. Вспомни как он собрал всех, и перед всеми своими братьями, могучими воинами, объявил, что ни один ирокез не тронет наш благословенный дом. Вспомни, как он поклонился и простился, оставив нам свои подарки. Впредь, сынок, я не хочу слышать такие безосновательные обвинения в адрес этого несчастного человека из твоих уст. А теперь, дети, помолимся. Они помолились и принялись за ужин. После трапезы она разошлись, каждый по своим делам. Джил снова взялась за вышивку и подсела ближе к огню. Томас ушёл в спальню, достал из под кровати пару книг и принялся изучать их с интересом и любознательностью. Пол прошёл к двери, прочно задвинул засов и уселся в пороге, взяв охотничье ружьё. Он начал начищать его и готовить к новой работе – на следующий день в полдень он собирался на охоту, и стал подготавливать новый шёлковый пыж, который дал бы возможность стрелять немного дальше обычного. Несколько часов, два, может три, Джил просидела за вышивкой, то и дело поглядывая на нового знакомого. Она рассмотрела в его лице достаточно милые черты, слегка исковерканные тяжёлой дорогой и небольшой травмой.
– Он необычайно хорош для индейца, не так ли, отец? Из всех, что я видела, я не видела более милого индейца, – с игривостью проговорила Джил.
– Учитывая, девочка, что ты вообще не видела индейцев, да. Он определённо очень мил, – напомнил ей Пол, искренне и добродушно улыбнувшись.
–Поди в комнату и скажи Томасу, что будешь ночевать сегодня там, а мы с ним устроимся на кухне. Джил сделала последнюю петлю, с огорчением и разочарованием посмотрела на Науэля и удалилась в комнату к Томасу.
– Милый мой братишка, находишь ли ты этого индейца очень милым, а?
–Бога ради, Джил! Они все на одно лицо. Свирепые глаза, наглая ухмылка. А в голове – не пойми что! Как ты можешь говорить, что он мил? Ты даже индейцев никогда не видела.
– Ну вот ещё один, – с недовольством и иронией простонала девушка.
– Я видела индейцев.
– Тех, которые чуть не убили нас с отцом? Ты подглядывала из-за двери? Отец же всегда прячет тебя от чужих глаз. Ты ослушалась отца?
– Нет, я никогда его не ослушивалась, и не буду впредь. Хоть я и правда никогда не видела индейцев, мне всегда хотелось на них посмотреть. Но отец прячет меня от внешнего мира. Из-за чего, как думаешь? – с небольшой досадой во взгляде и голосе сказала Джил, а Томас, с нескрываемой улыбкой, стал чувственно выражать свои мысли. Он по-театральному махал руками, совершал такие смешные жесты. – Ну, может потому, что мы оба очень сильно любим тебя и боимся за твою жизнь. Если эти дикари прознают, что здесь живёт такая хорошенькая девочка, они соберутся и целыми племенами выстроятся в очередь, чтобы заполучить твоё сердце. Джил расхохоталась над ним во весь голос, а из-за приоткрытой двери послышался голос отца. – Если молодые люди не прекратят шуметь, я выставлю их на мороз. И все трое тихонько засмеялись. Томас оставил Джил одну и вышел на кухню. После небольших приготовлений свет был погашен и весь дом погрузился в тихий сон.
Глава II
Солнце уже постучалось в окна деревянной крепости, и хозяин сего жилища проснулся и в недоумении посмотрел на место около очага. Их нового знакомого там не было, и Пол сразу же кинулся проверять сундук. – Неужели меня обхитрили, приговаривал он, – неужели твоё чутье подвело тебя, Пол Мессот. Но открыв сундук, оглядевшись по сторонам и увидев, что всё на свои местах, он облегчённо выдохнул и неодобрительно покачал головой.
– Эх, Пол. Как ты так можешь… Ты скоро перестанешь доверять даже себе. Тут он перевёл взгляд на дверь, которая была по прежнему задвинута на засов. Тогда он с ужасом представил, что сын его был вчера прав, и поспешил в комнату, где спала Джил. Он открыл дверь и ахнул от изумления. Джил спала, раскинув руки в стороны, а её тоненькая ножка свисала с кровати и касалась пола, от чего она немного иногда подёргивалась.
–Как он смог? – шёпотом произнёс Пол.
– О, папа, наверное он вылез через трубу,– сонно пролепетала Джил и тихонько расхохоталась.
– Я проснулась около пяти, и индеец уже был на ногах. Он ушёл на охоту. Так он сказал. Я задвинула засов, когда он ушёл.
– Он не причинил тебе вреда, милая?
–Папа! Кажется, из всех кого я знаю, он один – точно не причинит мне вреда, – приподнимаясь с кровати произнесла девушка.
– Я рад, что ты имеешь возможность подружиться и общаться с кем-то, кроме нас. Но не забывай, милая моя, что тебе всего 15, и излишне тесное общение может нанести тебе вред.
– Папочка, я может ещё и ребёнок, но я прекрасно понимаю опасность тех или иных вещей. Не волнуйся. Вы ведь всегда будете с Томасом рядом, несмотря ни на что.
– Конечно, милая. Ну, отдыхай. Пол вышел из комнаты дочери, и только он принялся разжигать очаг, как в дверь глухо но тяжело постучали.
– Науэль? Это ты?
– Да, – послышалось из-за двери. Парню открыли дверь, и он вместе со своим трофеем ввалился в дом.
– Боже правый, мальчик мой! – прокричал Пол, глядя на кабана с простреленным брюхом.
– Я взял твоё ружьё. Надеюсь ты не против, – с лёгкой улыбкой выразил Ягуар, – оно отлично стреляет, дальше, чем я предполагал.
– Это всё шёлковый пыж,– улыбаясь в ответ сказал Пол, – ну, хоть ты и лишил меня возможности самому его испытать, ты всё же заслуживаешь благодарности.
– Не могу спать долго. По утрам я всегда охочусь. Всегда по утрам. Они ещё немного поговорили об охоте, посмеялись над произошедшим и принялись разделывать тушу. Томас и Джил тоже проснулись от шумных разговоров. Они были удивлены проворности индейца, но Томас был сдержан и выразил скорее безразличие. После всех приготовлений мясо искусно было приготовлено рукой Джил. Томас ей помогал, и пока они были заняты, у них завязался разговор. – Как ты думаешь, он захотел произвести на нас впечатление, или сделать так, что бы мы были перед ним в долгу?
– Томас! Тебе должно быть стыдно за такие слова, брат. Мой дорогой, посмотри на Науэля. Он же само очарование и доброта, – слегка поглядывая на Ягуара произнесла Джил.
–Господи, Джил! Тебе рано ещё думать об этом! Если я услышу от тебя подобное ещё раз, я выставлю его из дома, и даже спасибо не скажу.
– Ты ужасно груб, Том. Она произнесла эти слова раздражённо и раздосадованная отошла от стола, где они с Томасом готовили мясо. Закончив трапезу, за которой Пол и Ягуар оживлённо обсуждали всё те же произошедшие дела утром, Джил убрала со стола. Томас поглядывал на Науэля с опаской и презрением, но тщательно это скрывал. Мессот старший не стал мешкать и выразил своё предложение сразу после того как Джил справилась с уборкой и все собрались вместе за столом. Пол закурил трубку и начал.
– Куда ты направлялся, Науэль? Ты видимо долго был в дороге. И раз ты решил пополнить свои силы, оставшийся путь также не близок.
– Да. Я уже говорил. Я направлялся к истоку реки Святого Лаврентия. Моё племя, – здесь он немного опустил глаза и его рот исказился страдальческой раной, – то, что осталось от моего племени, живёт там, и им нужна помощь. Я не живу в поселении гуронов постоянно. Только когда им нужна помощь, я появляюсь там.
– Так ты гурон! – прервала его Джил своим звонким голоском.
– Простите, – произнесла она, когда отец и брат неодобрительно на неё посмотрели. – Да, я гурон, и гордо несу за собой это имя, и буду нести его дальше, даже если всё моё племя сгинет в землях, кишащих грязными мингами. Эти слова взбудоражили Науэля и его глаза засияли по-новому, нежели это было раньше, когда он впервые после морозной мучительной ночи открыл их, или когда вернулся с добычей после своего любимого занятия. Он немного выпрямился и слегка поднял голову, всем своим видом показывая гордость за то, что принадлежит именно к племени гуронов.
– Твоя верность непременно заслуживает уважения. Ты давно занимаешься охотой? Как вообще ты живёшь? – заинтересованно, будто выведывал секретную информацию, спросил Пол.
– Я люблю охотиться, но только ради добычи. Индеец не убивает ради забавы. Только если индеец не минг. Но больше всего меня в этом привлекает сам, -он приостановился и задумался над словом, которое подошло бы, чтобы правильно выразить его мысли. Секунды три-четыре он повспоминал французские слова.
– Привлекает сам процесс, – наконец он нашёл подходящее слово.
– Выстрел, работа ружья в этот момент. Я люблю стрелять по мёртвым мишеням.
– Ты стреляешь по мёртвым животным или людям? – с удивлённым отвращением, искривив лицо, спросил Томас.
– Нет. Нет, я имел в виду не живым мишеням. Деревья, камни.
– А, так ты занимаешься стрельбой? Это интересно. А как давно ты стреляешь? Этот разговор больше стал похож на допрос, и Науэль заметил слишком живой интерес к своему образу жизни. – Когда мою деревню сожгли, я отправился в далёкое путешествие. Я одиноко плыл по рекам, пересекал озёра и карабкался по скалам, возвышающимся у берегов Онтарио и Эри. Но я уже не помню, когда впервые взял в руки ружьё. Но знаю точно, это было не так давно.
– Милый мальчик мой, ты натерпелся. Значит, тебя никто не ждёт в твоей новой деревне? Или кто-то из твоих родственников остался в живых? Науэль поднял голову и обвёл взглядом всех его окружавших.
– Чего вы от меня хотите? – не выдержав притупленных и изумлённых взглядов, которые ждали чего-то со всем своим нетерпением, спросил наконец Ягуар. Они смотрели на него почти не моргая. Джил с трепетом и интересом, а Пол с притворной жалостью, которая была больше похожа на иронию и насмешку. Пол начал грызть свою трубку, в которой почти истлел весь табак. Он добавил новую порцию, и с нескрываемым волнением спросил.
– Видишь ли, Науэль, ты и сам знаешь, какие проворные эти ирокезы. Они завоевали в округе столько земель, и хоть наш дом они всегда проходят стороной, всё же я не могу не опасаться. Сейчас у них один вождь, завтра другой. Кто знает, что придёт ему в голову. Вдруг он захочет завоевать здесь всё, включая территории вдоль Гудзона. И конечно, не дай Господи, если они нападут, у нас нет шансов. Томас ещё совсем юн, а про Джил я лучше и вовсе промолчу. Она совсем ребёнок, и с роду не держала в руках оружие, да и индейцев до тебя не видела. Мы говорили об этом, я и дети, и может, если ты считаешь это возможным, – сбиваясь с ритма, путаясь и слегка заикаясь, Пол не знал, как выразить свои мысли дальше, чтобы не спугнуть молодого гурона.
– Может ты захочешь остаться с нами? Ну хотя бы на эту зиму. Тем более что ты недостаточно окреп, и тебе нужно полностью вылечить ногу, мы в свою очередь обеспечим тебя…-он не успел договорить, как Науэль его прервал.
– Я благодарен Маниту, что мне на пути встретились такие люди, как вы. Я обязан вам жизнью. Но в этот трудный час для моего народа, как один из последних, я не могу оставить их. Завоёванные племена скоро перемешаются, и чистой гуронской крови всё меньше и меньше будет в детях. Но пока она течёт, я буду поддерживать её ход всеми возможными способами, на которые у меня хватит сил. Мой бледнолицый друг, я рад что встретил тебя, и обязательно отплачу тебе добром на добро, но не в этот час. У вас есть время, пока во главе ирокезов стоит мудрый предводитель. Я знаю его. И я не имею в виду что знаю, как он выглядит. Я знаю его сущность. Я знаю, что кровь, текущая в его жилах, чистая и сильная. Его отец не был храбрейшим или мудрейшим из вождей или воинов, но мать его и сестра, были самыми смелыми существами, что я видел. И хоть я ненавижу ирокезов, к Храброму вождю я не испытываю того отвращения. Мы были врагами, но нас связало одно горе. Мы не стали друзьями, но мы простились не врагами. Он заслужил быть вождём всех ирокезов своими поступками и победами. Он ещё молод, силён, мудр и храбр. Пока он во главе, вы можете жить в безопасности, и не переживать, что ирокезы нарушат обещания и предадут своё слово. Мудрый Мессот, мог бы ты оставить своих детей, даже зная, что им ничего не грозит, и уйти со мной в деревню гуронов и охотиться вместе со мной и кормить гуронских детей и женщин, оставшихся без отцов и мужей? После своей продолжительной и ёмкой речи в доме воцарилось молчание. Пол страшно задумался и устремил взгляд в середину стола. Он смотрел в одну точку не мигая, но было видно, что взгляд его блуждает в иллюзиях, представляя ту картину, что ему описал Науэль, задавая свой глубокий по смыслу вопрос, требующий такого же глубокого и содержательного ответа. Мессот старший вернулся в привычное состояние.
– Я понимая тебя, мой мальчик. Тебя никто не будет удерживать силой. Но, мой дорогой друг, ты всегда можешь вернуться. Мы всегда встретим тебя так же отзывчиво и радушно, как это случилось не так давно.
– Я благодарен моим новым бледнолицым друзьям. Я буду следить за этими краями, и если какая-то опасность будет к вам приближаться, вы можете быть уверены, что я не оставлю вас в беде. И Мессот, вам бы следовало обучить свою дочь, как вы это назвали, стрельбе. Ей пригодиться это в любом случае. Мы живём в опасное время, и неизвестно, когда закончиться эта война за бобров. Не бойтесь ирокезов, вождь сдержит своё слово, бойтесь белых. Никто не знает сколько ещё их прибудет в наши края. Но пока они заняты бобрами, и воюют с ирокезами, им не будет дела до вас. Я выполню свой долг, как и всегда выполнял, но непременно отзовусь, если что-то случиться.
– Быть может, судьба ещё сведёт нас и в мирное время при мирных обстоятельствах. Если будешь в наших краях, будем рады принять тебя. Мы всегда будем рады видеть тебя у нас в доме, и разделить с тобой наш кров и пищу, а наш очаг всегда готов обогреть тебя. Пол был раздосадован, но доводы, которые привёл Ягуар в защиту своего отрицательного ответа, были неоспоримы. Он ясно представил, что может произойти, если вдруг предположения Науэля сбудутся, и французские или английские солдаты придут к нему с оружием. Он понимал, что тогда он не сможет отстоять своё жилище, но слова Науэля были весьма убедительны. Он представил, как страдает маленькое индейское племя, и как они будут рады появлению их молодого друга.
– Он определённо нужен там, больше чем здесь, – подумал Пол, и провёл своего индейского друга до двери. Простившись, Науэль вышел из дома и побрёл по заснеженной тропинке до родника, набрал там себе воды и отправился в путь. Стоит сказать, что ни Джил, ни Томас не стали прощаться с Ягуаром так горячо, как это сделал Пол. Он, за эти несколько часов так проникся к этому юноше, что мысль о том, что они больше не увидятся и не пообщаются, доставила ему неприятные ощущения, которые он подавил, во многом благодаря той удивительно светлой прощальной улыбке, посланной Науэлем. Дабы сохранить своё доброе имя, но в первую очередь из человеческих соображений, Пол одарил своего нового друга полезными вещами. Дал ему несколько меховых шкур, рюкзак с провиантом на несколько дней и отличный, с широким острым лезвием, напоминающий по форме коготь медведя, увесистый нож. Теперь гурону предстояло пройти чуть больше 300 километров, перед тем как он окажется в деревне индейцев, среди которых жили и гуроны. Среди – именно то слово, которым можно обозначить положение этого племени в то время. Часть эри, потерпевших поражение от ирокезов, также переселилась к истокам реки Святого Лаврентия. В каждом племени, как и в каждом любом народе, любой национальности, как в любом коллективе, любой семье, был человек, выделяющийся от общей массы и отличающийся от остальных. Такой человек иногда привлекает к себе внимание, иногда отталкивает от себя, а бывает и так, что его вообще никто не замечает или не хочет замечать. Такого человека можно назвать безумцем или ненормальным, в наше время его назвали бы неординарной личностью. Но в наше время учёные или изобретатели не являются чем-то необычным, скорее сейчас без них не возможна была бы та жизнь, которой живут люди в 21 веке. Те, кто занимается искусством, спортом, медициной, историей – они не выделяются своим образом жизни, и для всех они– что-то повседневное и обычное. Кажется, такие люди всегда были понятны, и издревле привносили в массы свои творения и суждения. Однако, и сейчас существуют субкультуры и отдельные их представители, которые вызывают у нас недоумение, смех, осуждение. Но всё же, это выделение из общей массы, сейчас не является чем-то невообразимым, чем-то, что мы себе никогда не смогли бы представить. И люди такие живут сейчас в полной свободе и уверенности в себе, впрочем, как и раньше. Мог бы представить себе индеец, что через 300-350 лет его племя будет жить в резервации и иметь над собой какую-то другую власть, которую он лично никогда и не встречал, в отличие от вождя своего народа. Мог бы он представить, что индейцы будут говорить на одном языке с белыми, лишь иногда обращаясь к древним языкам своего народа. Могли бы они, люди лесов, степей, озёр и рек, подумать, что можно жить в мире с другими, попутно перенимая от них какие-то вещи и привычки. Предоставим читателям такую своеобразную пищу для размышлений и вернёмся к экстраординарным личностям. Индейцы не считали умалишённых больными или несильно развитыми людьми. Они видели в них посланцев Маниту, или Бога, в которого верили практически все бледнолицые. И если когда-нибудь они встречали миссионера, или псалмопевца, они скорее обходили его стороной, или пытались понять, за что Маниту обделил его разумом и силой. Но, как говорилось раньше, среди всех обычных, встречался необычный. Это естественно для белых, но было так неестественно для индейцев. И если бы вы встретили Монгво, не зная его истории, с ужасом сбежали бы, отстреливаясь луком или отбивая кинжалами. Он блуждал среди лесов, постоянно бормоча что-то себе под нос, напевая или пританцовывая. Он повидал столько разных людей, и столько разных реакций на него, что ничему никогда не удивлялся. Но в один зимний день, когда он ночью, сидя у костра, по обыкновению напевал свою любимую песню, он испытал не новые чувства, а хорошо забытые старые. Поднимая голову, он заметил приближающуюся из тьмы фигуру, закутанную в меха и обременённого какой-то ношей. Вдруг лицо индейца, горящее жаром огня от костра, озарилось улыбкой, которая прервала его пение. – Если ты убьёшь ягуара – он не испугается тебя, если ты его не испугаешься – он тебя не убьёт, – проговорил он, вставая со своего места, и его лицо ещё больше расплылось в приветливой улыбке.
