А. В. Сухарев
Развитие русской ментальности
6. Социально-психологическая коррекция рассматривается применительно к коллективному субъекту; речь идет об этнофункциональной оптимизации ментальности общества.
Этногерменевтика и этнодиссонанс как инструменты оптимизации развития
В целом метод этнофункциональной оптимизации заключается в использовании ключевых взаимодополнительных инструментов психологического воздействия – этногерменевтивки и этнодиссонанса.
В процессе этногерменевтики осуществляется разрешение этнофункционального личностного конфликта на уровне наследования. Этногерменевтика может осуществляется и в процессе обучения и воспитания личности, а также в процессе специальных занятий.
Если двигательные и эмоционально-чувственные компоненты отношения личности к природно-климатическим представлениям не представляют собой особых проблем для понимания, то на одухотворении данных представлений остановимся несколько подробнее.
П. А. Флоренский в своей работе «Общечеловеческие корни идеализма» отметил, что причина «вечности» Платона есть его «почвенность»: своими корнями платонизм «привлекает к себе почвенную влагу общечеловеческих верований». Цельность отношения человека к природе Флоренский видит «в единстве его самосознания». «Итак, спрашиваю, – пишет философ, – многие ли признают за лесом единство, то есть живую душу леса как целого, лесного, лесовика, лешего? Согласны ли вы признать русалок и водяных – эти души водной стихии? Меня как историка вопрос их реальности нисколько не касается. Пусть нет леших и русалок – но есть восприятие их» (Флоренский, 1994, с. 7–60).
Традиционные народные представления о природе и являются ведущим образным содержанием развития системы ее отношений к этносреде на природной, природно-анимистической и, отчасти, героической стадиях. С позиций нашего подхода данные образы являются специфическими в конкретной этносреде. Если, например, человек родился и живет в условиях средней полосы нашей страны, а его представления об окружающей природе отражают представления южноамериканских индейцев[21] вследствие особенностей воспитания и образования, то этот факт мы рассматриваем как деформацию этноида личности вследствие искажения ее этнофункционального развития.
С учетом вышесказанного, этногерменевтику можно определить как процесс осознания и переживания системы отношений личности к этносреде в «пространственном» и «временном» аспектах. Раскрытие этих связей может происходить в процессе психотерапии как осознание и соотнесение с образами этносреды смысла движений, эмоций, чувств, ценностей и поведения в целом. Данный процесс можно описать также как «этносредовое обучение» культуре, приобщение к знаниям о природе, людях, к мировоззрению и мироощущению личности в определенной этносреде, восстановление этносредовой специфики образной сферы личности.
На практике в работе с пациентами им предлагается, например, в двигательном или эмоционально-чувственном плане «воплотиться» в различные образы природных стихий: Огня (пожар, молнию, костер, огонь в печи и т. д.); Воды (озеро, водный поток, морскую бурю, дождь, родник и др.); Воздуха (ветер, вихрь, безветрие и т. д.); Земли (холм, овраг, гору, равнину, деревья, растения, животные). Иными словами, вести себя (выбирая характер движения, позы) так, как «ведут себя», скажем, пожар, легкий ветерок, ручей и описывать испытываемые при этом собственные чувства и ощущения.
Полученные в процессе использования известных методик активизации творческого мышления (мозговой штурм, морфологический анализ языка и др.) результаты «воссоздания» природно-анимистических образов этносреды и их взаимосвязей могут сопоставляться в присутствии пациентов с данными этнологической науки и фольклористики об анимистических представлениях, традиционных для ареала их рождения и/или проживания. Это сопоставление способствует возникновению у них уверенности в объективном характере субъект-субъектных связей с природой. Например, пациентам сообщается, что для русской этносреды специфика природно-анимистических представлений заключена в известных олицетворениях – водяных, леших, русалках и пр. Далее может осуществляться психодраматическая и другая работа с данными олицетворениями.
Установление подобных связей существенно и в отношении этносредовой специфики христианских представлений. Христианский этап развития русской этносреды, соответственно, дополняет отношение к стихиям собственным содержанием: Мать-земля связана с образом Богородицы, Вода со Святым Духом, Огонь с Ильей-пророком и со Святым Духом и т. д. (на надэтнически-религиозной стадии развития личности).
Естественнонаучные представления в развитии этносреды соответствуют стадии Просвещения этнофункционального развития личности (например, представление о стихии воды на этой стадии обретает научный смысл).
Взаимно дополнительным по отношению к этногерменевтике инструментом оптимизации развития личности является этнодиссонанс. Теоретически, исходя из принципа этнофункциональной системности, любой болезненный симптом (синдром), социально отклоняющееся поведение и пр. мы наделяем этнодифференцирующей функцией. Мы исходим из того, что в процессе психотерапевтического сеанса – беседы, группового обсуждения, гипноидного погружения, психодрамы, кататимного переживания образов и пр. – пациентом осознается и переживается противоречие этого образного содержания с этнофункциональной архегенией собственной личности, т. е. осуществляется разрешение этнофункционального личностного конфликта. В процессе необходимой «работы переживания» (Ф. Е. Василюк), «страдания» (от «страда» – напряженная работа) личность либо отторгает данный симптом, либо осознает необходимость его творческой ассимиляции.
В зависимости от типа направленности личности (архегенийной или анархегенийной) в процессе разрешения этнофункционального конфликта нежелательные или болезненные симптомы ситуативно могут облегчаться или утяжеляться. «Наследование» и «творческий, этноинтегрирующий» уровни разрешения этнофункционального личностного конфликта в конечном итоге ведут к облегчению тяжести основной симптоматики.
Этнодиссонанс может осуществляться как в процессе этногерменевтики (на ее фоне), так и на заключительном этапе психотерапии. В целом этнодиссонанс – это переживание человеком этнофункциональной рассогласованности образного содержания его этноида и идеальных представлений этносреды, т. е. этнофункционального личностного конфликта; их согласованность, напротив, можно назвать этноконсонансом. В процессе психотерапии этноид может становиться более целостным, т. е. в большей степени внутренне этноинтегрированным.
Одним из наиболее эффективных вариантов осуществления этнодиссонанса является «этнофункциональная иммунизация» («провокация»). Применение данного метода может осуществляться, в частности, в форме гипноидного погружения.
Например, как мы уже упоминали, болезненные проявления мы рассматриваем как этнодифференцирующие. Наркотизм мы также рассматриваем как неадекватную компенсацию некоторых типов аффективных расстройств. После определенной подготовки пациенту предлагается виртуально употребить наркотическое вещество (подробнее см.: Сухарев, 2008, с. 329–363). Сопоставление возникших переживаний и мыслей после выхода пациента из гипноидного состояния порождает во внутреннем плане их осознание: осуществляется либо консолидация этих переживаний с личностью пациента, либо, в большинстве случаев, происходит внутреннее отторжение этнодифференцирующей симптоматики, нарабатываются индивидуальные механизмы психической саморегуляции. Часто этот процесс проходит весьма болезненно для личности и требует поддержки – психотерапевтической и/или фармакологической, после чего, как правило, пациент испытывает чувство «личной победы» над болезненным симптомом и становится активнее (вследствие возрастания энергетического потенциала личности), прилагает больше внутренних усилий для преодоления болезни.
Важным моментом в процессе психотерапии является степень осознанности этноида и степень совпадения его содержания с идеальными образами этносреды рождения и/или проживания. Максимальная степень адаптированности к родной этносреде определяется минимумом этнофункциональных рассогласований внутри этноида и минимумом рассогласований между этноидом и идеальным прообразом этносреды. Наличие этнофункциональных рассогласований не детерминирует психических расстройств; возникновение последних обусловливается уровнем разрешения конкретных этнофункциональных конфликтов.
Глава 3
Этнофункциональный аспект важнейших психологических понятий, используемых в книге
Психологическая зрелость личности
Для нашего дальнейшего исследования существенно понимание признаков психологической незрелости, которые, как известно, могут проявляться клинически – в общей психической неустойчивости, несамостоятельности поведения и мышления, во внушаемости, в слабом эмоциональном контроле в сочетании с большой силой эмоциональных реакций, в снижении качества взаимодействия мышления, чувств и эмоций; в интеллектуальном плане – в недостаточной способности к обобщению и пр. Это не исключает наличия хитрости в достижении своих целей при недоразвитии высших эмоций, связанных с прочностью усвоения моральных норм, способностью испытывать чувство стыда (Марковская, 1995, с. 46–62, 70–73; Ковалев, 1995; Шапорева, 2002; и др.). Критерии психологической незрелости и даже ее крайней степени – психологического инфантилизма – крайне размыты. Патологический инфантилизм трудно подчас отличить от «инфантилизма» человека творческой профессии, чудачеств ученого и т. п.
Понятие «психологической зрелости» в условной норме является предметом научных дискуссий (Феномен и категория зрелости., 2007). Большинство исследователей соглашаются, что психологическая зрелость жестко не связана с возрастом человека. Показателем истинной зрелости, например, считается тот период в целостном развитии человека, когда доминантами его поведения становятся социокультурные факторы того сообщества, в котором он существует, и когда он способен передать плоды своего развития другим людям (Русалов, 2007).
По мнению Т. А. Ребеко, в качестве одного из критериев зрелости можно рассматривать способность выделять в собственной ментальности дифференцированные, но в то же время согласованные между собой типы поведения (Ребеко, 2007). Это, на наш взгляд, также характеризует определенную степень целостности ментальности.
Н. Е. Харламенкова полагает, что психологическая зрелость личности связана с осуществлением самопроизвольного контроля, что она может пониматься как способность к спонтанному поведению (Харламенкова, 2007). Спонтанное поведение, в отличие от импульсивного, связанного с внутренней мотивацией, в трактовке Харламенковой осуществляется на основе интеграции идентичности, интериоризации этических ценностей, «внутренней направленности мотивации», проявляющихся в контроле поведения.
К социально-психологическим признакам психологической зрелости А. Л. Журавлев относит способность личности к саморегуляции поведения по отношению к другим людям, способность к рефлексии и эмпатии, а содержание психосоциальной зрелости связывает с формированием и личности, и социальной группы (Журавлев, 2007).
Выделенные нами выше курсивом признаки отражают некоторые инвариантные у различных авторов характеристики психологической зрелости, а именно: целостность, способность к саморегуляции поведения, эмоциональному контролю, способность к саморефлексии, эмпатии, а также связь с нравственностью (этикой) и социокультурным окружением в целом. Они являются наиболее простыми и обобщающими среди рассматриваемых другими исследователями более частных признаков зрелости (Феномен и категория зрелости., 2007).
Таким образом, в качестве обобщенных признаков психологической зрелости можно выделить способность к саморефлексии и самоконтролю эмоционально-чувственной сферы и поведения, способность к эмпатии, к органичной включаемости в социокультурное окружение и к усвоению этических норм общества.
Этнофункциональные исследования показывают, что способность к эмпатии может быть сформирована на природно-анимистической стадии развития личности, в процессе установления субъект-субъектных отношений с природными стихиями, явлениями, флорой и фауной, что соответствует результатам исследований С. Д. Дерябо и Г. В. Шейнис (Дерябо, 2002; Шейнис, 2009). Несколько позже данная способность отношения к «неодушевленным» объектам природы «как к живому» переносится на субъект-субъектные отношения с людьми. Полноценное усвоение этических норм органично может осуществляться лишь на надэтнически-религиозной стадии развития после своевременного и психологически полноценного усвоения содержания природной, природно-анимистической и героической стадий. Исследования показывают, что сформированность способности к гармоничному взаимодействию когнитивной и эмоционально-чувственной сфер личности, обусловливающей формирование самоконтроля, эмпатии и этических норм, связана с последовательным прохождением указанных стадий этнофункционального развития в оптимальные возрастные периоды.
Психологическая зрелость является идеальным представлением, в которое различные исследователи вкладывают различное позитивное психологическое содержание: активность, автономность, ответственность, уважение к себе, доверие к себе и мн. др. (Леонов, Главатских, 2014; и др.). Поэтому необходима обобщенная теоретическая концепция психологической зрелости.
На основании изложенных выше положений и ряда результатов этнофункциональных исследований мы можем сформулировать этнофункциональную концепцию развития психологической зрелости личности. В наиболее обобщенном виде теоретические, эмпирические и экспериментальные результаты этнофункциональных исследований свидетельствуют, что разнообразные позитивные психологические (эмоционально-чувственные и когнитивные), психосоматические, социальные, нравственные и поведенческие показатели психологической зрелости претерпевают положительную динамику при архегенийной направленности личности и миниминизации искажений ее этнофункционального развития и образной сферы.
Относить ли, например, такие показатели, как академическая успеваемость и оценка по поведению в школе, наличие психосоматических или аффективных расстройств, к снижению уровня психологической зрелости и пр., зависит от различий в теоретических взглядах разных исследователей. В любом случае психологическую зрелость можно рассматривать как результат оптимального этнофункционального развития личности. Искажения этнофункционального развития личности мы рассматриваем как маркеры недостаточной психологической зрелости.
Закономерно выделить уровни психологической зрелости. Например, высокий уровень психологической зрелости может характеризоваться гармоничным взаимодействием когнитивных и эмоционально-чувственных компонентов отношений личности и органичным усвоением нравственных норм. Средний уровень – низким контролем эмоционально-чувственных проявлений при наличии относительно усвоенных нравственных норм. Низкий уровень психологической зрелости может характеризоваться очень низким контролем эмоционально-чувственных проявлений и безнравственностью. Данные уровни могут варьироваться.
Эмпирические и экспериментальные этнофункциональные исследования показывают, что, с одной стороны, повышение уровня психологической зрелости связано с архегенийной направленностью личности, с высоким уровнем усвоения нравственных норм и со способностью к креативному мышлению. С другой стороны, повышение уровня психологической зрелости связано с минимизацией искажений этнофункционального развития личности.
В разделе, посвященном этнофункциональному исследованию исторического развития ментальности общества, мы будем рассматривать лишь некоторые характеристики развития коллективного субъекта и, соответственно, некоторые показатели уровня психологической зрелости ментальности коллективного субъекта, выработанные в различных науках о человеке: истории, культурологии, психологии, педагогике и пр.
Ментальность личности и общества с позиций этнофункционального подхода
В последнее время уже достаточно долго ведутся дискуссии о соотношении понятий «ментальность» и «менталитет». Например, «ментальность» соотносится с юнгианскими архетипами, а «менталитет» с архетипическими представлениями, и т. п. (Морозов, 2014; и др.). Однако мы не видим особой необходимости выявления соотношений между данными весьма сходными по смыслу понятиями, различающимися лишь этимологически (англ. – mentality; нем. – mental-itat; фр. – la mentalite). Поиски такого рода различий, на наш взгляд, носят несколько схоластический характер и не представляют собой какого-либо исследовательского интереса. Для указанных понятий общим в романских и германских языках является их происхождение от латинского корня «mens-», имеющего несколько значений: 1) мышление, рассудок (ср.: mentis et animus – «ум и сердце»); 2) размышление; благоразумие; 3) образ мыслей; настроение, характер (hoc nostrae mentis est – «это соответствует вашему характеру»); душевный склад, душа (bona, prava, mollis); 4) сознание, совесть (conscia recti); 5) мужество, бодрость; 6) гнев, страсть (mentem satiare – «утолять страсть»); 7) мысль, представление, воспоминание; а также некоторые другие значения. Исходя из области приведенных значений, можно видеть, что некоторые из них отражают противопоставление душевной, сердечной жизни человека его разуму, рассудку и мышлению, а некоторые связаны с такими понятиями, как «представление», «характер», «страсть», «настроение», «благоразумие», «совесть».
В целом, по-видимому, данное латинское слово может характеризовать не только когнитивную сферу, но и эмоционально-чувственную, нравственную и отчасти – поведенческую. В дальнейшем для определенности мы используем понятие «ментальность» как наиболее близкое по смыслу к общеупотребительному в науке английскому варианту (mental – «ментальный, умственный, психический»; mentality – «ментальность, умонастроение»; mentation – «умственный процесс»; mental life – «психическая жизнь (в целом)»). В частности, также, как и в латинском языке, английское значение данного слова связано не только с мышлением, но и с «настроением» ума. Далее конкретизируем смысл, вкладываемый нами в понятие ментальности.
В современной отечественной науке разными авторами ментальность понимается довольно широко – как умственный строй, мироощущение, мировосприятие и в то же время – как интегральная характеристика культуры, народа, нации, отражающая глубинный и устойчивый тип коллективного сознания, бессознательного, поведения (Молотков, 2007; Морозов, 2014; Чернов, 2005; и др.). Принято считать, что в научный обиход понятие ментальности (менталитета) (outilage mental, mentalité) было введено представителями французской школы исторической психологии (школа Анналов) (Блок, 1986: Бродель, 1986; Ле Гофф, 2007; Дюби, 1994; Февр, 1991; и др.). Оно связывалось ими прежде всего с категориями «эмоциональное отношение», «образ», «картина мира» (Гуревич, 2005).
Понимая ментальность как «умственную вооруженность» (ou-tilage mental), Люсьен Февр подчеркивал в ее содержании характеристики аффективной жизни людей (любовь, страх, смех) и вместе с тем отмечал, что речь идет о «том круге понятий и категорий, навыков и автоматизмов сознания, за пределы которого мысль человека данной эпохи не в состоянии выйти» (цит. по: Гуревич, 1991, с. 8). Развивая данные представления, А. Я. Гуревич описывает ментальность как совокупность «картин мира» и «психологический каркас культуры»: «время, пространство, отношение людей к природе, трактовка потустороннего мира и его связей с миром животных, понимание возможного и невозможного, естественного и сверхъестественного, связь технологических и магических методов воздействия на мир, трактовка идеального и материального, труд и праздник, оценка детства и старости, семья, отношение к женщине и сексу, страхи и фобии, наконец, психологический статус личности – таковы некоторые аспекты картины мира» (там же, с. 9).
Существенно, что в большинстве определений ментальности в качестве необходимой национальной и др. специфики выделена, хотя и не всегда достаточно отчетливо, роль природно-биологической, а также исторической ее составляющих (Бердяев, 1990, с. 48; Гачев, 2007, с. 21; Гостев, 2012; Гуревич, 1991; Соснин, 2015; и др.).
В частности, историческая составляющая ментальности подчеркивалась Н. А. Бердяевым. Она определялась им как «сумма всех поколений» и «вечно живой субъект исторического процесса», где «живут и пребывают все прошлые поколения, не менее, чем поколения современные» (Бердяев, 1990, с. 48).
В современных исследованиях отмечаются различия и трудности в определении данного понятия у разных авторов. В частности, выделяются «ядерные» (базовые) и периферийные особенности менталитета, его историческая изменчивость и др. В качестве ядерных особенностей в первую очередь выступают: «1) коллективная память; 2) социальные представления, установки, отношения; 3) коллективные эмоции, чувства, настроения; 4) нормы, ценности, идеалы; 5) национальный характер и темперамент; 6) язык; 7) ментальные репрезентации культуры; 8) стиль мышления и социального восприятия; 9) поведенческие образцы; 10) национальная идентичность» (Юревич, 2014, с. 221–223). При таком широком определении возникает вопрос: зачем нужно использовать понятие ментальности (менталитета), если можно просто говорить о психике?
Отвечая на поставленный вопрос, отметим, что все авторы, использующие представление о ментальности или менталитете, употребляют данные понятия в контексте ментальности культуры, народа, нации, этноса, социальной группы или личности. Иначе говоря, в представление о ментальности, кроме характеристик психики вообще, включено представление о психологической специфике какого-либо индивидуального или коллективного субъекта. В связи со сказанным в определение понятия ментальности должно вкладываться то, что она, в отличие от психики вообще, есть именно специфика психики конкретного субъекта, присущая именно ему, т. е. ментальность всегда специфична. Если психика есть атрибут человека, то ментальность есть непременный атрибут таксономической специфики различных людей и человеческих сообществ.
В структуре ментальности зачастую выделяются различные типы и, в частности, в качестве одного из них – «мозаично-эклектический» («псевдоменталитет») (Семенов, 2007). Однако в условиях современной «мультикультурности» человеческих сообществ вряд ли можно найти человека, который обладал бы вполне однородным мировоззрением и, тем более, ментальностью в целом.
Таким образом, мы полагаем, что развитие ментальности общества и личности опосредствуется не только современной им культурой, но также природно-географическими, антропо-биологическими условиями и той сферой, которую принято обозначать как духовный (трансцендентный) мир. С одной стороны, ментальность характеризуется неповторимой спецификой, конкретным содержанием ментальных категорий – представлений, отношений, ценностей, особенностей мышления, типических суждений и пр. С другой стороны, ментальность подчиняется общим закономерностям функционирования и развития психики, в том числе и этнофункциональным.
В связи со сказанным выделим обобщенные признаки, характеризующие ментальность личности и общества.
Во-первых, как мы уже отмечали, в отличие от психики вообще, ментальность всегда характеризует психику конкретного индивида или социальной группы и является таксономическим атрибутом конкретной личности, этноса, социального слоя, нации и пр.
Во-вторых, в качестве базовой, трансцендентной составляющей в структуре любой ментальности следует рассматривать ее целостный идеальный прообраз. В качестве реальной составляющей ментальности рассматривается все разнообразие представлений («воплощений») ее идеального прообраза в определенных культурно-исторических, природно-биологических условиях. Данная изменяющаяся реальная составляющая ментальности, в отличие от идеала, есть не целостность, а комплекс, включающий разнородные признаки, что обусловлено нарастанием мультикультурности общества и личности в условиях современного кризиса культуры.
В-третьих, ментальность может быть охарактеризована не только пространственно, содержанием ее представлений о настоящем, но также и во времени в целом, включая содержание ее представлений о прошедшем и будущем. Для ментальности общества это его история и типические представления о прошлом, настоящем и будущем, для личности – содержание стадий ее индивидуального психического развития, настоящее и представляемое будущее.
Этнофункциональное определение ментальности субъекта
Рассматривая субъектность как основу любого живого организма, биологического или социального, теоретически можно изучать ментальность личности как индивидуального субъекта и ментальность общества как коллективного субъекта.
Ментальность субъекта, с позиций этнофункционального подхода, имеет слоистую структуру и включает, во-первых, систему его пространственных отношений, т. е. отношений к этносреде и ее параметрам, как они есть в настоящий момент времени. Во-вторых, в нее включена временная составляющая как система представлений: а) о собственном развитии в прошлом, содержании стадий или этапов развития, а также о субъектном времени их начала, завершения и т. д., и б) о собственном проектируемом развитии, его содержании, времени начала этапов и пр. Этнофункциональный смысл перечисленных выше структурных составляющих ментальности заключается в определении этнической функции содержания отношений субъекта и последовательности этапов (стадий) его развития.
Ментальность рассматривается в развитии, поэтому в качестве ее идеала мы используем введенное нами понятие об идеальном прообразе развития – архегении. Такой подход позволяет рассматривать архегенийную направленность ментальности личности или общества и их анархегенийную направленность.
Представление о ментальности этносреды
Исходя из представления об этнофункциональной системности параметров этносреды (ландшафтно-природных, биолого-антропологических, культурно-психологических и трансцендентных) можно говорить об архегенийной/анархегенийной направленности не только личности и общества, но этносреды в целом. В данном случае, в отличие от понимания природы Гегелем, который отрицал возможность ее развития, мы опираемся на платоновское и, отчасти, шеллингианское понимание природы как идеала развития человека и истории в целом. Как мы уже упоминали, по Шеллингу природа представляет собой самостоятельное, не осознающее себя целое и имеет цель своего развития, которое завершается появлением сознательного Я, т. е. является субъектом; для шеллингианской трансцендентальной философии «природа – не что иное как орган самосознания» (Шеллинг, 1987, с. 184), т. е. она обретает качество рефлексивности. Природу философ понимает идеально, причем материю и природу как материю он рассматривает «как чувственное и зримое дитя природы» (Шеллинг, 1989, с. 44).
Отсутствие у личности направленности на идеал природосообразности в форме бескорыстной («самоценной») любви к природе и единения с ней психологически является предпосылкой для бездуховного антропогенного искажения им мира природы – воды, воздуха, растений, животных. Современные исследования показывают, что отсутствие у человека отношения к природе как к живому («феномен субъектификации объектов природы», по С. Д. Дерябо) связано с этическими искажениями (Дерябо, 2002; Шейнис, 2009, с. 333–337; и др.). В свою очередь, понимание, «прочувствование» родной природы, как показано в нашем экспериментальном психокоррекционном исследовании, не только обусловливает гармонизацию взаимодействия эмоционально-чувственной и когнитивной сфер личности (т. е. ее развитие), но и детерминирует в русской этносреде принятие заповедей Закона Божьего (Сухарев, Чулисова, 2013). Данный результат подтверждает взаимосвязь принципов природо- и культуросообразности и системности представлений личности об этносреде.
Таким образом, можно говорить о ментальности, характеризующей направленность этносреды, хотя собственно ментальностью в современном смысле слова обычно наделяют личность и общество. Однако природа наделяется ментальностью и субъектностью уже на хтоническом этапе развития мифа, т. е. хтонические существа – стихии, явления и духи природы – могут чувствовать, представлять, испытывать боль, радость и т. п. Поэтому, исходя из нашего представления о развитии, ментальность этносреды может развиваться и обладать архегенийной направленностью, т. е. субъектностью в полной мере.
Представление о ментальности элиты
Как правило, изменения в ментальности общества инспирируются со стороны его властных слоев (политической элиты), по крайней мере декларативно берущих на себя ответственность за судьбу общества и имеющих в той или иной степени осознанное представление о проблемах общества и способах их решения.
Общепринятым является мнение, что политическая элита: «занимается управлением и распоряжается ресурсами власти» (Крыштановская, 2005, с. 34). «Элита – это правящая группа общества, являющаяся верхней стратой политического класса. Политический класс формирует элиту и в то же время является источником ее пополнения. элита – единая правящая группа общества» (там же, с. 40–41). Пока государство хотя бы в какой-то степени управляемо, элита является социальной группой, ментальность которой влияет на развитие государства, качество управления, экономику, образование и пр. Главную проблему в изучении и определении понятия элиты мы видим именно в выявлении необходимого содержания ее ментальности, хотя некоторые из ее необходимых качеств лежат на поверхности, а именно – наличие совести и профессиональных знаний. Анализируя роль элиты в развитии личности, культуры и т. п., говорят также о «духовной элите». Г. Ю. Чернов отмечает: «…от наличия духовной элиты и ее качеств зависит судьба народа и человечества» (Чернов, 2005, с. 109). По-видимому, подразумевается, что элита должны обладать определенными качествами. Какими же должны быть эти качества?
В последнее время все большее внимание ученых привлекают так называемые «психологические теории элит», которые призваны отвечать и на такие вопросы, как «Насколько элитно то, что считается элитой?» или «Каков на самом деле духовный (интеллектуальный, моральный и волевой) портрет человека элиты?». Отмечается, что очень часто правящие элиты как раз и противятся научному анализу внутренних (психологических) оснований, по которым выделяется «элита» (Карабущенко, Карабущенко, 2006, с. 16–17). Понятно, например, что в современное научное представление о национальной элите не могут быть включены такие признаки, как уровень материального благосостояния, принадлежность к высшей политической власти и т. п.
