А. Н. Леонтьев
Становление психологии деятельности

Полная версия

5.

Вводя в наше исследование статистический метод обработки материала, мы, естественно, оказываемся стоящими перед традиционным вопросом о точности наших измерений. Впрочем, мы с самого начала должны отметить всю относительность значения этого вопроса для большинства психологических исследований.

Пользуясь общепринятыми методами вычисления, так называемой «мерой точности» или «средней ошибки», мы тем самым делаем допущение о наличии известной простой закономерности в распределении исследуемых величин – допущение, которое в действительности далеко не всегда оправдывается во всех тех случаях, когда подобные вычисления фактически применяются. К сожалению, мы не имеем возможности специально останавливаться в этой работе на теоретических вопросах статистической обработки данных психологических измерений, и мы вынуждены поэтому ограничиться здесь лишь приведением некоторых основных дополнительных сведений, характеризующих материалы нашего исследования.

Выше, в таблице 2, вместе с основными величинами наших измерений, выраженных в средних арифметических, мы указывали также и соответствующие им средние ошибки (m). Как показывают приведенные цифры, их величины оказываются весьма незначительными и во всяком случае меньшими, чем величины разностей между отдельными сравниваемыми между собой средними данными; это отношение сохраняется также и во всех материалах, приводимых в последующих таблицах. Таким образом, какое бы значение мы ни придавали этим контрольным вычислениям, результаты их не могут влиять на наши выводы.

Принимая величину т = 0,1–0,3 за нормальную для наших экспериментов, мы можем выделить в приведенной таблице всего три случая, когда т несколько возрастает. Наибольшей величины средняя ошибка достигает во второй группе дошкольников (6–7 лет) по третьей и четвертой сериям (0,8 и 0,9) и у наших взрослых испытуемых по второй серии (0,4). Объяснить соответствующие увеличения среднего уклонения для этих групп не представляется затруднительным, если мы примем во внимание соображения, высказанные нами выше при анализе основных данных нашего исследования.

Мы характеризовали группу детей дошкольного возраста как группу, переходную по отношению к нашим сериям с внешне опосредствованным запоминанием. Именно в этом возрасте, как мы видели, совершается переход к употреблению внешних вспомогательных средств памяти; в этом смысле группа дошкольников является как бы переломной, и если, с одной стороны, мы в ней можем обнаружить детей, для которых картинка, вводимая в эксперимент, является еще фактором скорее мешающим, чем помогающим их запоминанию, то наряду с ними мы имеем в этом возрасте уже и такую группу детей, которая в значительной степени способна овладеть приемами внешне опосредствованного запоминания. Таким образом, возрастание средней ошибки по данной группе именно в сериях с внешне опосредствованным запоминанием является совершенно понятным.

Подтверждение правильности нашего объяснения мы находим и в приводимых в таблице 10 кривых распределения, где соответствующие кривые имеют ярко выраженную двухвершинность, а кривая четвертой серии даже разорвана как бы на две самостоятельные части.

Если наши общие положения в точности соответствуют распределению величин, полученных у испытуемых дошкольного возраста, то они оказываются справедливыми так же и в отношении данных по группе взрослых испытуемых. Если для дошкольников критическими являются серии с внешне опосредствованным запоминанием, то, наоборот, для наших испытуемых студентов критической может скорее явиться серия с запоминанием без помощи картинок. Употребление картинки в качестве второго вспомогательного стимула не представляет для этой группы испытуемых, разумеется, никакой трудности; однако внутри нее мы можем допустить наличие испытуемых, в совершенно различной степени владеющих внутренней техникой запоминания, в результате чего наибольшей вариативностью, естественно, должна отличаться серия с запоминанием внешне неопосредствованным. В полном соответствии с этим находится, как мы видели, и несколько увеличенная средняя ошибка, которая приходится у взрослых испытуемых уже не на третью и четвертую, а на вторую серию.

Сравнивая полученные нами данные по сериям с внешне неопосредствованным запоминанием с данными исследований запоминания у других авторов, мы не находим сколько-нибудь значительных между ними расхождений. Так, старые приводимые Мейманом данные исследования памяти на осмысленные слова у детей различных возрастов весьма близки к нашим материалам, выражаясь в величинах от 4 до 5 слов для раннего школьного возраста и от 5 до 6 слов для среднего школьного возраста, причем у взрослых испытуемых эта величина достигает 12 слов. На основании своих материалов этот автор приходит к следующему выводу: «Приблизительно до 13 лет развитие непосредственного запоминания совершается очень медленно, с 13 приблизительно до 16 лет наблюдаются очень быстрые успехи, в возрасте 22–25 лет образованный (продолжающий учиться) человек достигает наилучшего запоминания»^[88]. Если сравнить это положение с теми выводами, к которым мы пришли на основании нашего собственного исследования, то не может не обратить на себя внимание полное их совпадение. Цитированная нами формулировка Меймана и есть не что иное как совершенно точное словесное выражение смысла кривой изменения величин по второй серии наших опытов, образующей нижнюю сторону приведенного выше «параллелограмма развития». Это – факт, являющийся для нашей работы чрезвычайно важным. В сущности положение Меймана уже содержит в себе вопрос, центральный для нашего исследования, вопрос о причинах и об общей закономерности этой своеобразной смены темпов развития запоминания. Разрешение этого вопроса было, однако, невозможно внутри старых исследований; нужно было изменить общую точку зрения исследования, нужно было найти возможность изучения эмпирических величин, характеризующих запоминание в их динамической связи с каким-то вторым рядом адекватных показателей, т. е. в их отношениях к этому второму ряду. Метод простых сопоставлений и корреляций, ведущий исследователя по пути голых эмпирических поисков, здесь, разумеется, оказался недостаточным; для этого необходимо, чтобы прежде всего были перестроены самые принципы исследования, а это в свою очередь могло быть сделано только на основе новой теории.

_{Таблица 10}

Развитая нами гипотеза, проверке и объяснению которой посвящено все наше дальнейшее изложение, дает объяснение этому высказанному Мейманом положению, совпадающему с найденной нами закономерностью. Таким образом, наше исследование дает нам не только указания на некоторые новые психологические факты; соприкасаясь с фактами, ранее установленными в эксперименте, оно проливает и на них новый свет, включая их в свою внутреннюю систему.

Столь же близкие нашим показатели запоминания мы находим и в некоторых новейших исследованиях, например в работе D. Fischler и I. Ullert, которые приводят следующие средние величины для детей различных возрастов (в медианах): из 30 предъявленных слов в среднем оказались удержанными детьми 7 лет – 5 слов, в 8–9 лет – 6 слов, 10–14 лет – 8 слов, взрослыми – 13 слов^[89].

Авторы этой работы также отмечают у своих испытуемых непрямой характер их запоминания осмысленного материала; весьма интересным, между прочим, является и тот метод, с помощью которого они получили основания для этого заключения: регистрируя порядок воспроизведения слов, им удавалось констатировать те случаи, когда запоминание опиралось на ту или иную систему внутренних вспомогательных связей, активно устанавливаемых испытуемыми. Так, например, один из испытуемых воспроизвел 8 слов в следующем порядке: парта (¹), карандаш (¹³), солдат (²⁹), ружье (¹²), пастух (²), гора (⁶), баран (²¹), собака (это слово не содержалось в ряду)^[90]; прослеживая смысловую связь между соседними словами, мы с совершенной ясностью открываем опосредствованный характер запоминания у этого испытуемого.

Значительно более затруднительным является сопоставление с данными других исследований наших материалов, полученных в опытах с опосредствованным запоминанием. Своеобразие примененной нами методики не только делает невозможным прямое их сравнение с чужими результатами, но, вскрывая совершенно особую сторону самого процесса запоминания, оно как бы вовсе исключает на первый взгляд эту возможность.

Сопоставляя величины, полученные нами по второй и третьей сериям опытов у испытуемых разного возраста, мы не можем найти между ними никакого соответствия. Равным образом и у наших взрослых испытуемых, хотя у них запоминание во второй серии также носит опосредствованный характер, мы находим коэффициент корреляции, выражающийся лишь весьма малой величиной – 0,28^[91]. Своеобразие наших опытов с употреблением внешних вспомогательных стимулов обнаруживает себя также и при рассмотрении кривых частоты удержания слов по различим сериям. Как это видно из таблицы 11, «фактор края», выступающий весьма отчетливо в кривой второй серии, в третьей серии совершенно исчезает, что, впрочем, находится в полном соответствии с тем общим правилом, что чем менее механическим является запоминание, тем меньше обнаруживает себя этот фактор. В обоих этих констатированиях есть некоторое кажущееся противоречие; действительно, если с одной стороны, общий характер кривой частоты и соответствует нашему пониманию процесса, изучаемого примененной нами методикой с картинками, то с другой стороны, мы, однако, не можем установить никакой положительной корреляции между памятью на слова без употребления внешних вспомогательных стимулов и между запоминанием внешне опосредствованным. Не указывает ли это на какую-то ошибку в наших общих представлениях об изучаемом процессе, ибо иначе трудно объяснить себе отсуствие этой корреляции, принимая во внимание наше соображение о принципиальном тождестве механизмов внешне опосредствованного запоминания и запоминания осмысленного материала по крайней мере у наших старших испытуемых?

Однако при более пристальном рассмотрении этого обстоятельства его объяснение не представляет никакой трудности именно с точки зрения развиваемой нами концепции. Как мы видели это выше, для наших испытуемых младшего возраста сравниваемыми между собой процессами являются, с одной стороны, неопосредствованное запоминание, с другой стороны, запоминание внешне опосредствованное; естественно, что при том принципиальном различии, которое существует в структуре соответствующих операций, положительная интеркорреляция их результатов едва ли возможна; скорее наоборот, существующая между ними известная противоположность заставляет нас ожидать взаимного несоответствия показателей их эффективности, что в действительности и подтверждается нашим фактическим материалом. Впрочем, к вопросу об отношении между натуральным и опосредствованным запоминанием в этом возрасте мы еще неоднократно будем возвращаться в дальнейшем изложении, и поэтому сейчас мы ограничимся лишь высказанным нами общим указанием.

_{Таблица 11}

Более сложные отношения мы находим в опытах у наших старших испытуемых. Если для детей раннего возраста как бы исходными и более устойчивыми являются показатели внешне неопосредствованного запоминания, то для наших старших испытуемых справедливо как раз обратное. Именно запоминание при помощи внешних вспомогательных стимулов, представляя собой простейший случай опосредствованного запоминания, у них наиболее устойчиво, причем отмечаемые в соответствующих сериях вариации эффективности во многом определяются факторами посторонними, равно независимыми как от силы натуральной памяти, так и от степени овладения приемами опосредствованного запоминания, вследствие того, что задача, которую ставят перед испытуемыми наши третья и четвертая серии, является для студентов или учащихся старших школьных групп относительно слишком легкой, почему она и не способна уже служить в этих группах адекватным средством для дифференциации испытуемых по степени овладения ими наиболее высокими формами опосредствованного запоминания.

Таким образом, в зависимости от того места, которое занимает данная группа испытуемых на принципиальной кривой развития запоминания, изменяется и то значение, которое имеют те или иные показатели. Самое общее правило могло бы быть формулировано здесь так: для детей раннего возраста преимущественным показателем степени культурного развития их памяти являются данные третьей и частично четвертой серии; вторая серия служит показателем преимущественно их натуральной памяти; данные первой серии, как мы увидим ниже (гл. III), имеют в этом возрасте совершенно специальное значение, примерно такое же отношение между значениями отдельных серий сохраняется и в среднем школьном возрасте, с той только разницей, что акцент оценки опосредствованного запоминания перемещается с третьей серии на более трудную четвертую серию, а для оценки натурального запоминания скорее может служить не вторая, а первая серия.

Иное отношение существует у старших испытуемых, характеристика запоминания которых располагается в верхней – правой – части «параллелограмма»; здесь основным индексом опосредствованного запоминания служат показатели второй и частично первой серии опытов; третья же и четвертая серии не являются в нормальных случаях для этой группы испытуемых достаточно показательными.

В качестве примера, иллюстрирующего это правило, мы воспользуемся материалами одного из идущих за нашим исследований, посвященного вопросу о соответствии между культурным развитием памяти учащихся и их общей одаренностью. Как устанавливает это исследование, для первой школьной группы коэффициент корреляции между IQ учащихся и показателями внешне неопосредствованного запоминания выражается в величине +0,29, в то время как для серии с запоминанием при помощи картинок, соответствующий коэффициент равен +0,48. На первый взгляд может показаться, что это отношение должно сохраниться и в других группах. Однако уже в третьей группе, которая в связи с большей легкостью материала для запоминания, предлагавшегося в данном исследовании, занимает верхнюю часть «параллелограмма», мы обнаруживаем обратное отношение этих коэффициентов: корреляция одаренности с данными по серии с картинками оказывается значительно ниже (+0,25), чем корреляция с данными внешне-неопосредствованного запоминания, равная +0,42^[92].

Возвращаясь к поставленному нами выше вопросу, мы видим, таким образом, что констатированное нами отсутствие корреляции между показателями второй и третьей серии, подчеркивая своеобразие этой последней, вместе с тем нисколько не противоречит нашему общему представлению о механизме высших форм памяти; приобретая различный смысл в зависимости от возраста и общего культурного развития испытуемых, показатели обеих наших основных серий в сущности ни на одной ступени развития не совпадают в своем значении. С другой стороны, те выводы, которые следуют из анализа их общей динамики, рассматриваемой с точки зрения поставленного нами вопроса, приводят нас к возможности анализа и некоторых других сходных фактов, констатируемых при исследовании запоминания по обычной методике, и тем самым позволяют установить известную связь между полученными нами данными и материалами других исследований еще в одном новом направлении.

В современной психологии нередко отмечается тот эмпирически установленный факт, что показатели запоминания для различного материала у одних и тех же испытуемых обычно не находятся ни в каком взаимном соответствии, т. е. что, например, испытуемые, обладающие достаточно высокой памятью на цифры, могут давать низкие показатели в опытах на запоминание слов или, наоборот, что испытуемые, удерживающие большое количество отдельных слов, иногда плохо запоминают бессмысленные слоги и т. д. Иначе говоря, как это мы видим, например, из материалов уже цитированной нами работы Fischler и Ullert, коэффициенты корреляции между показателями запоминания различного материала оказываются весьма невысокими.

Из этих экспериментальных данных нередко делается тот вывод, что памяти, как общей функции, не существует и что в действительности мы имеем дело со множеством отдельных «памятей», обнаруживающих себя в запоминании того или иного материала. Нам кажется, однако, что такое заключение, хотя оно и выведено из чисто эмпирических оснований, едва ли все же может быть принято безоговорочно. В совершенно ином свете эти данные рисуются нам в том случае, если мы сопоставим их с теми отношениями, которые выше мы констатировали между показателями основных серий нашего исследования. Самую общую причину отсутствия между ними достаточно ярко выраженной положительной корреляции мы усматривали в различной степени сложности тех задач, которые ставятся ими перед испытуемыми, и, главное, в качественном различии соответствующих предполагаемых ими формах запоминания. Вполне аналогичная с нашей точки зрения причина определяет собой взаимное несоответствие показателей и в более общем случае запоминания разнохарактерного материала.

Обращаясь вновь к корреляционным данным упомянутых авторов, мы видим, что в опытах с детьми 12 лет отрицательную корреляцию дает, в частности, запоминание цифр и запоминание слов. Однако сами механизмы фиксации того и другого материала, по крайней мере у детей школьного возраста, несомненно не сходны между собой. В то время как запоминание осмысленных слов уже может происходить у них на основе установления известных внутренних вспомогательных связей, опосредствующих этот процесс (см. приведенный выше пример воспроизведения), запоминание более трудного материала цифр для большинства испытуемых этого возраста возможно только как запоминание преимущественно прямое, непосредственное, зависящее от силы натуральной механической памяти, которая, как мы это уже отмечали и как мы это увидим ниже, стоит скорее в обратном, чем в прямом соответствии с общей высотой развития опосредствованного запоминания. Естественно, что еще большее взаимное несоответствие мы находим при сравнении числа удерживаемых цифр и показателей запоминания простейших конкретных образов, которое, кстати говоря, дает с запоминанием слов наибольший положительный коэффициент во всей таблице корреляций – +47. Сходное с этим рассуждение может быть приведено также и в отношении других сравниваемых между собой данных или в отношении данных, полученных у испытуемых иной возрастной группы.

Мы, конечно, далеки от мысли, что наше объяснение является исчерпывающим; указывая лишь основную причину интересующего нас факта, мы вместе с тем вовсе не отрицаем и известной роли здесь, например, чисто типологических различий памяти в традиционном их понимании. Однако то значение, которое нередко придается этим различиям, кажется нам чрезмерно преувеличенным.

Обращаясь к рассмотрению весьма значительного по своему объему материала, который был собран в связи с проблемой так называемых «типов привычного заучивания» А.П. Нечаевым, исследовавшим 683 учащихся, мы видим, что уже одно только количественное соотношение, существующее между отдельными упоминаемыми им типами памяти, показывает, что их различия едва ли могут иметь решающее значение. По классификации этого автора учащиеся, обладающие чистыми типами памяти (зрительным, слуховым или моторным), составляют всего 6 % (2 %+1 %+3 %), вce же остальное количество падает на типы «смешанный» и «неопределенный», причем неопределенный тип составляет 36 %, а по данным другого, проведенного им же исследования – 43 %, т. е. около половины всего количества исследованных испытуемых^[93].

Даже оставляя совершенно в стороне те весьма серьезные возражения, которые могут быть сделаны по существу самого этого исследования (Пфейфер и др.), мы видим, что удельный вес устанавливаемых в нем типов привычного заучивания является ничтожным не только в смысле возможности объяснить ими различия, существующие в эффективности запоминания того или другого материала, но также и для чисто педагогических выводов. Если мы представим себе, как конкретно могут распределиться учащиеся в классе по типам заучивания, то мы получим приблизительно такую картину: только трое из 50 наших учеников будут принадлежать к одному из чистых типов, для памяти которых форма предъявляемого материала имеет основное значение; примерно для половины учащихся, обладающих смешанными типами заучивания, это будет иметь уже гораздо меньшее значение, и, наконец, для второй половины всей группы форма запоминаемого материала совершенно безразлична.

Несравненно большее практическое значение имеет вопрос установления той или иной формы памяти, преобладающей в данном возрасте или в данной социальной группе учащихся. Наш педагогический процесс должен быть построен, конечно, совершенно иначе, в зависимости от того, можем ли мы рассчитывать на запоминание у наших учащихся только на основе воспитания у них чисто механических ассоциаций, или мы должны пытаться организовывать их память посредством установления определенных смысловых связей между предлагаемым материалом и известными внешними опорными элементами, или, наконец, мы должны стремиться к вызыванию у них процесса внутреннего логического связывания.

Мы не имеем сейчас никакой возможности специально рассматривать все те конкретные педагогические выводы, которые могут быть отсюда сделаны; мы хотели бы лишь подчеркнуть здесь, что они не должны сводиться к выводам, носящим чисто «пассивный», если можно так выразиться, характер. Иначе говоря, мы должны ставить перед собой не только задачу приспособить обучение к особенностям памяти наших учащихся, но мы должны также стремиться и к тому, чтобы подбором соответствующего материала методов его преподнесения и теми требованиями, которые мы ставим перед учащимися, воспитывать у них, исходя из учета общей закономерности развития памяти, все более высокие, более совершенные ее формы. Старая школа, строившаяся преимущественно на принципе механического «заучивания» и тем самым искусственно удерживавшая учащихся на наиболее примитивных способах запоминания, конечно, не могла способствовать развитию их памяти; одной из стоящих перед современной школой задач, в частности, является также задача возможно более быстрого продвижения учащихся в смысле формирования их высших психологических функций; при этом мы не должны преуменьшать всего значения этой задачи, какие бы еще другие педагогические требования мы не ставили перед собой.

Резюмируя высказанные нами соображения в связи с проблемой типов памяти, мы могли бы определить то отношение, которое существует между классификацией испытуемых по характеру преобладающих у них представлений (зрительный, слуховой, двигательный типы) и классификацией по уровню развития самых приемов запоминания как отношение, существующее вообще между классификациями в психологии, из которых одни строятся на основе выделения признаков биологических, а другие на основе признаков, формируемых факторами социального, культурного развития. Их значения никогда не равнозначны, ибо в то время как особенности, отмечаемые первыми, принадлежат к числу снимаемых всем последующим высшим культурно-психологическим развитием, моменты, лежащие в основе последних – чисто психологических классификаций, – занимают в поведении современного человека главенствующее место.

В связи с затронутым нами вопросом о своеобразии данных наших опытов с внешне опосредствованным запоминанием мы хотели бы в заключение этого параграфа коснуться еще одной специальной проблемы, представляющей, с нашей точки зрения, весьма значительный интерес для психологии памяти.

Наши опыты с картинками могут показаться с поверхностной точки зрения предоставляющими лишь некоторую модификацию экспериментов по классическому методу «попаданий» (Treffer) и принципиально мало от них отличающимися. Как и в опытах по методу «попаданий», у наших испытуемых образуются связи между двумя отдельными элементами, причем при предъявлении одного из них испытуемый воспроизводит второй, и, таким образом, разница между ними заключается лишь в том, что мы исследуем связывание двух разнородных элементов – слова и подбираемой испытуемым картинки, в то время как в классических опытах оба эти элемента по своей форме являются одинаковыми. Ошибка такого рассуждения заключается в том, что оно не учитывает основного различия в методике этих экспериментов, а именно той активности наших испытуемых, которая предполагается выбором картинки и которая отсутствует в обычных опытах с одновременным предъявлением пары раздражителей. Но именно эта активность в установлении связей является типичной для второй и третьей серии наших опытов, причем ее значение сказывается не только на эффективности воспроизведения следующего тотчас же за предъявлением ряда, но особенно значительно сказывается при длительном удержании.

Еще в самом начале нашего исследования некоторые теоретические соображения, повторять которые здесь было бы бесполезно, привели нас к той мысли, что простое механическое напоминание и запоминание опосредствованное должны отличаться друг от друга также и в отношении прочности удержания, причем чем бо́льшую трудность для связывания представляет собой запоминаемый материал, чем большей активности он требует от испытуемого, тем соответственно прочнее будет и запечатление. Таким образом, то различие в установках испытуемых при заучивании на короткий срок и на срок более длительный, которое создавалось в опытах Ааля, должно было заключаться, по нашему предположению, в различии самых способов связывания испытуемыми запоминаемого ими материала^[94].

Проверке этого предположения было специально посвящено небольшое контрольное исследование, проведенное под нашим руководством Г. Муриным над группой студентов второго курса Академии в количестве 20 человек. Весь эксперимент состоял из двух серий опытов, в которых давалось по 25 слов, причем одна серия содержала уже готовые связи, а другая серия предполагала активное связывание. Результаты этого исследованиям представлены в таблице 12.

_{Таблица 12}

Как это видно из приведенной таблицы, более легкая серия с готовыми связями дает при первом воспроизведении больший процент удерживаемых слов по сравнению со второй, «активной», серией. Наоборот, через две недели после опыта при втором воспроизведении, о котором испытуемые, разумеется, заранее не предупреждались, процент удерживаемых слов по второй серии оказался и относительно и абсолютно выше, чем по первой серии. Аналогичные этим данные мы получили и в исследовании, проведенном А. Фемяк, к которым мы еще будем иметь случай возвратиться в связи с совершенно другим вопросом^[95].

Некоторое подтверждение нашим предположениям мы впоследствии нашли также в весьма интересной работе N. Maso, посвященной роли интеллектуальной активности при запоминании. Исследование, проведенное этим автором, состояло из трех различных вариантов опытов, содержавших каждый по две серии экспериментов, подобранных таким образом, что в первой серии испытуемые, запоминая материал, оставались пассивными, а во второй серии, наоборот, должны были производить вместе с запоминанием известные операции – классифицировать запоминаемые картинки, подбирать к ним отпечатанные на других карточках названия или подбирать к этим картинкам соответствующие прилагательные; материалы этого исследования показывают, что при равном времени, затрачиваемом на запоминание одного и того же числа одинаковых элементов, воспроизведение через 8 дней после опыта дает лучшие результаты по сериям «активным»^[96].

Все эти данные кроме того теоретического интереса, который они представляют, имеют также и выдающееся педагогическое значение; однако для более полного решения проблемы длительного удержания необходимо вести еще и дальнейшие, более углубленные исследования с тем, чтобы получить возможность установить, какого именно типа связи, опосредствующие запоминание, дают наибольшую эффективность при воспроизведении через различные сроки.

Развитие опосредствованного запоминания выражается не только в возрастании эффективности этой операции; если мы присмотримся к тому, как протекает этот процесс у испытуемых различных возрастов или у испытуемых, стоящих на различных ступенях своего культурно-психологического развития, мы убедимся в том, что их запоминание отличается также и особенностями в выборе и употреблении предлагаемых им стимулов-средств, наконец особенностями в характере и быстроте образования ими соответствующих связей.

Подробный качественный анализ собранного нами материала несомненно имел бы выдающееся значение для нашей работы. Вместе с тем такой анализ представляет собой огромную задачу, разрешение которой должно составить содержание специального углубленного исследования, может быть, потребующего постановки целого ряда дополнительных экспериментов и во всяком случае предполагающего особенно тщательную фиксацию материалов, которую мы не могли обеспечить в наших массовых опытах. Именно поэтому в настоящей работе мы ограничимся лишь кратким изложением самых общих наблюдений и некоторых совершенно предварительных выводов. Впрочем, несколько ниже мы будем вынуждены еще раз возвратиться к затрагиваемым здесь вопросам, в связи с другим нашим исследованием, которое мы вели путем постановки систематических экспериментов на небольшом числе отдельных испытуемых.

Главная трудность, которая стоит перед анализом характера связей, устанавливаемых испытуемыми между запоминаемым словом и картинкой, вступающей в операцию в качестве вспомогательного стимула-средства, заключается прежде всего в том, что далеко не во всех случаях мы можем опираться непосредственно и целиком в наших суждениях на показания самих испытуемых, которые они дают в эксперименте, «объясняя», как помогла им картинка запомнить соответствующее слово. Так, например, если мы обратимся к протоколам опытов с дошкольниками (см. приложение в конце книги), то мы убедился в том, что дети этого возраста или вовсе не дают объяснений, или отвечают на наши вопросы стереотипной фразой «ты так сказал», или наконец просто комментируют картинку, хотя именно в этом возрасте мы должны искать первоначальные этапы развития связей, опосредствующих процесс запоминания. С другой стороны, у испытуемых старших возрастов вся операция оказывается, как мы это впоследствии увидим, настолько усложненной, что всякое «объяснение» приобретает весьма условное значение. Причину этого легко понять, если мы примем во внимание, что в нашем генетическом эксперименте со взрослыми мы как бы только возвращаем процесс на более раннюю фазу его развития, вновь вынося наружу те вторые стимулы-средства, которые в результате их последующей органической трансформации уже потеряли свою первоначальную форму внешних знаков; при этом глубоко ошибочной была бы та мысль, что более ранние и примитивные формы могут при каких бы то ни было условиях сосуществовать со своими высшими формами как вполне неподвижные образования.