А. Лявонд
Взгляд прямо
– И как же здесь я оказался?
В палате никого не было, царила полная пустота и тишина, он не знал: который сейчас час и даже день недели казался ему загадкой, на нём был одет непонятный серый халат, на тумбе заметил зелёное яблоко. Гэвин решительно вышел в полутёмный коридор, там стояла такая же мёртвая тишина, как и в палате, пристально взглянув по сторонам, увидел сверкающий в дали свет настольной лампы и дежурную медсестру, остановился перед ней, синьорина, присутствующая и в то же время отсутствующая, спала, голова была опущена на руки, и только её дыхание было слышимым в этой атмосфере безжизненности. Сначала он оставался наблюдателем, а потом три раза постучал по столу, у женщины чуткий сон, потому что она сразу же проснулась, будто переключатель сна и работы вовремя активировался её подсознанием.
– Что-то беспокоит? – спросила девушка, её слова прозвучали вежливо, не было ни капли намёка на то, что она только что спала. Мужчину много, что беспокоило: проснулся неизвестно где, как здесь оказался, кто привёз, вопросов было много, только ответ он получил один – о своём местонахождении, больше девушка не знала ничего, она успокаивающе ему улыбнулась и попросила дождаться до утра, когда придёт лечащий врач. Примерно в девять-десять.
– А сейчас?
– Три тридцать утра.
– Слишком долго ждать, я могу уйти? Какие для этого бумаги подписать? – в ослепительном непонимании синьорина вылупилась на него, Гэвин не представлял, что его родители могли напридумывать себе. – Здесь же есть дежурные врачи? Я хочу поговорить с ними, немедленно. Мне необходимо выйти отсюда.
– Подождите, – в то время как она пошла искать доктора, ей на пути встретился синьор Конте.
Гэвин нашёл зеркало в туалете, и вот, он подошёл поближе, собственное отражение вызывало недовольство, под старанием щетины появился контур скул, волосы сальные, заспанное лицо, взгляд вялый, зубной щётки нет, как же он ненавидел, когда не мог контролировать ситуацию. Вспомнил о яблоке, которое стояло на тумбе, повернувшись, направился за ним, взяв фрукт в руки и откусив кусочек, – ощущение свежести и кислинки наполнили его рот.
– Чёртова болезнь.
Грета вошла в палату молча, она предложила мужчине одежду.
– Вы доктор?
– Нет, я добрый человек. Могу отвезти вас к синьоре Риццо, она у меня дома.
– У вас? А мой отец?
– Его не видела.
– Вы сюда меня привезли?
– Нет, мужчина, светлый, вбежал в дом Кьяры с криками: «Нашёл». Вот он вас сюда и привёз, и ещё доктор Ривьеве.
– Сильвио?
– Да, он так и представился.
– А где Алонзо?
– Получается у Сильвио, они уехали с ним вместе.
Утро пробудило Кьяру с нежной теплотой, словно голос сына проник в её сновидения, когда она покинула спальню, вдруг услышала разговор, сначала считала это невозможным, ещё не до конца осознавая, что Гэвин находится рядом, неожиданность родного голоса заставила её обрадоваться, она направилась на кухню, где обнаружила бутерброды с джемом, ожидавшие её, волной одновременной растерянности и радости охваченная, Кьяра подошла к Гэвину и поцеловала его в макушку. Грета не могла скрыть улыбку, глядя на Кьяру. Чуть позже мисс довезла их до дома Сильвио. Синьора переживала, ведь ей предстояло обсудить важный разговор с сыном об отце. Грета протянула пакет с необходимыми лекарствами Гэвину, которые были назначены врачом.
– На бумажке всё подробно указано – сколько раз в день принимать, – произнесла она. Этот простой, но заботливый жест придал мужчине некую утешительность и приятное ощущение, что о нём заботятся.
– Я в долгу не останусь, – пообещал он.
Жажда
Она стала частью этого произведения. Виолончель передаёт чувство томления и ожидания. Звук, словно пылкое и ненасытное желание, и, как только это случается, появляется восторг, напоминающий первый луч солнца на рассвете, происходит глубокое удовлетворение и восхищение, однако, подобно алчной страсти, пробуждается потаённая сторона жажды, таинственно окрашивая музыку чёрным пеплом.
Контакт, Доктор Ривьеве, далее, написать сообщение. Синьора Морритт старалась придумать, с чего начать текст, появился идея – начать с точки, ведь она символизирует знак, но потом осознала: глупая идея, захотелось особенности, захотела написать настоящее письмо. Тем временем, пока она собиралась с мыслями, каждый раз стирая начало, завибрировал телефон и заиграла мелодия, окутывающая противостоянием тревоги и страсти, холод, отражающий реальность, звучит строго, пока в игру не вступают горячие ноты пылкого чувства, борьба обещает незабываемые мгновения. Внезапный звонок заставил прерваться, а потом уйти с головой во всё сказанное собеседником – Герардом.
– Профессор, ну почему же вы решили обманывать меня, а теперь во всём сознаётесь? Вы же знали, где находится Жерардо, зачем же утаивали это от меня? Я чувствую гнев к Вам, вы с Жерардо просите не вмешиваться – это ожидаемо, но бессмысленно, по крайней мере, вы вдвоём поступили намного глупее. Жерардо, ты здесь? – синьора постучала в дверь, звонка не было, поэтому упорные стуки её костяшек нарушали тишину.
Это был поднимающийся ввысь цилиндрический белый дом без двора, арочные ворота, покрытые мягкими оттенками цвета чирок, украшали первый этаж, ставни окон второго и третьего этажа приняли на себя тот же благородный оттенок, что и ворота и устремились в бескрайнюю синеву неба, одно же из окон открывало выход на маленькую террасу – балкон с кованным ограждением, откуда виднелись выстроившиеся в стройную композицию четыре горшочка с цветами. Вдоль боковой стены дома находилась лестница, которая вела внутрь дома, вьющиеся растение обвивали рукоятки перил, притом зелёные листья шевелились.
– Профессор, у вас есть ключи?
– Аньеза, неужели ты думаешь, что я бы не открыл?
– Я ничего не думаю, – синьора Морритт ещё раз постучала.
Жерардо медленно приближался к двери, им обязательно требовалось поговорить, может его поступок и казался изрядно импульсивным, но он не видел другого выхода из этой ситуации. Суровый взгляд женщины предупреждал о непомерной ярости, тогда как улыбка Профессора, сопровождаемая неким сочувствием, стала своеобразным приветствием, они прошли в дом, не снимая обувь, решили занять место в гостиной – в центре потолка был нанесён растительный орнамент из гипса, а семь свечей бронзовой люстры бросали свет на все уголки комнаты, пустые полуметровые стены окружали пространство, где находились всего лишь диван и два кресла – антикварная мебель в стиле Бидермайер, – безмолвные жалюзи были опущены на окнах, создавая скрытность и заграждая взгляды от внешнего мира. Дом сдавалась в аренду, мистическая сущность этого жилища не предавала покоя хозяйке, словно оно само по себе выбирало, кому открывать свои двери, не раз новые претенденты меняли свои планы, снова и снова оставляя хозяйку в ожидании. В последнее время Аньезе нравилось завивать чёлку, сзади собирая волосы в высокий хвост – эта причёска приходилась ей по душе. Профессор – единственный, кто из них оставался смирным, и синьора Морритт заняли кресла, Жерардо избегал взгляда с супругой, пока что они ещё были до сих пор связаны узами брака, и он смело в мыслях её так называл, остановившись у окна, деликатно приоткрыв жалюзи, начал разговор, обращаясь к Аньезе:
– Можешь не переживать, Амадео знает, что это был я.
– Нежели ты считаешь, что моё решение оказалось не самым благоразумным? Получить поддержку журналиста, людей было бы гораздо проще. А что сделали Вы? Не сомневаюсь, Профессор тебя поддержал.
– Постарайся успокоиться. Ты прекрасно знаешь своего отца, его способность действовать вопреки всему и всем, только вообрази, что он мог бы сделать Гэвину, или ты можешь представить, что он не повернул бы события в свою пользу, или бы не нашёл «настоящего» виновника преступления? Его возможности не имеют границ, я поступил наилучшим образом. И проблемы в фирме, ты хоть понимаешь, что суллорло найдено в составе, не узнав об этом, мы бы не избежали проблем. Какой раз пытаешься убедить себя в том, что вы семья.
– Совсем нет, я перестала искать в Амадео хорошего, с той самой секунды, когда он прислал фотографию Элизы, но, – синьора прикрыла свои веки под этой покровительственной заслонкой приторного ощущения, что же они натворили, вновь распахнула глаза и продолжила говорить, – отправив всё в огонь, думаете это прекратиться? – мужчина, смотревший в окно, повернулся, – И, Жерардо, отвечать будем за всё вместе.
В один из дней Профессор и Жерардо сидели в этой комнате, здесь тогда ещё располагался компактный стол с круглой столешницей из дерева, предмет имел свою собственную историю, хозяйка дома поведала, что у этого столика скандинавские корни, Жерардо пристально смотрел на стол и обратил внимание на длинную трещину, пальцами провёл по ней, словно дотронулся до старой раны, в его понимании, поломанные или треснутые вещи не заслуживали места в доме, и обычно он от них избавлялся без колебаний, но эта вещь чужая, поэтому пришлось отнести её в гараж. Жерардо некоторое время не возвращался, Профессор, задумавшись следовать по его пути, и сам вышел из комнаты. Он нашёл Гвидо на улице, сидевшего на ступеньках лестницы, опустился с ним рядом, возраст Профессора не позволял ему демонстрировать лёгкость и аккуратность, которые когда-то были присущи его движениям.
– Винишь себя? – мужчины необычной внешности боялся отвечать, ответ казался ему пустым оправданием, он думал о другом.
– Профессор, а если перед глазами только огонь? С того самого дня, как он привёз туда нашу дочь, если бы Элиза вместе с Алонзо не наткнулся бы на машину Аньезы, всё было бы хуже, поэтому без всякого сожаления или страха хочу сжечь то место.
– Огонь – разрушение, способный уничтожить всё, что не сможет противостоять его ярости, но ты подумал, что будет дальше?
– Амадео превратиться в силу сильнее огня, я думаю, он сделает всё, чтобы разрушить мою жизнь и отомстить – это про него. Меня ждёт или тюрьма, или смерть.
– Готов ли ты к противостоянию?
– В этой жизни худшее я уже пережил, когда девятнадцать лет провёл под одной крыше с человеком, который меня родил, думаю с остальным я справлюсь, Профессор, если там вдруг окажутся люди, мы сможем им помочь?
– Не сомневайся, во всём остальном я доверяю тебе, – Жерардо поддержал профессора за руку, когда они поднимались.
В воскресный день в ночь на знойной пустыне среди безжизненного простора здание было окутано пепельным огнём, небольшое скромное сооружение, затерявшееся в безлюдной степи, поддалось безропотному объятию пламени, оно вздымалось в жарком огнище, тёмные тени дыма создавали вихрь в небе над ним, и хотя стены, покрытые трещинами, выдавали свою битву, сопротивлялись, но пламя было слишком сильным и беспощадным, вскоре, они рухнули, оставив только развалины. Жерардо, устремивший свои холодные глаза на пылающую панораму, стоял на холодной земле, неся в своих руках след прошлого, частица которого сейчас же развеется по ветру, тихим движение он достал зажигалку из своего кармана и прикоснулся к листам, раннее так бережно сохранённые – теперь кричали огненным языком. Всё, их больше не существует. Суллорло больше нет.
· · • • • ✤ • • • · ·
Профессор попросил Аньезу помочь, открыв заднюю дверь, она помогла ему выйти из машины, на прощание он поцеловал руку синьоры, прошептав: «Не сердитесь». Аньеза и Жерадо сидели в машине, ожидая Элизу.
– Ты поступила правильно, подав на развод, – не знал стоить ли вообще это говорить, но подумал всё же объясниться, – я бы не осмелился сам, слишком хорошо было мне рядом с тобой, и поверь: мой большой страх – причинить боль тебе и нашей дочери. Я не могу объяснить, почему не мог выразить свои чувства. И теперь, в будущем, наш путь будет связан только ребёнком… Прости – это я хотел тебе сказать, – Жерардо в последние дни склонился над своими чувствами, промышлял сложные мысли, она появилась в нужный момент, но он точно так же нашёл для себя один ответ: её появление было не столько любовью, сколько жизненной поддержкой, бодрящей его дух, источником надежды, её сверкающая душа была контрастом его собственной, но, признавшись себе, он никогда не любил эту женщину той любовью, когда бабочки порхают в животе, это были не страстные муки любви, которыми пронизывается сердце в момент встречи с истинной половинкой, не была эта любовь в самом подлинном смысле.
– И что за сентиментальность, которая на тебя так не похожа? Жерардо, я не держу обиду на тебя, и ты прав, отныне мы связаны только дочерью, и должны сделать всё возможное, чтобы она росла счастливой.
– Ты не против отдать мне свою часть фирмы?
– С чего ты это взял?
– Тогда кроме дочери, у нас и общий бизнес, Аньеза.
– Верно, и мы обязаны выдержать всё.
Ей были важны его извинения. Синьор Гвидо наткнулся на нечто неожиданное, странная для него находка, и он не мог не задать вопрос.
– Откуда это у тебя? – распечатанная фотография с ним и Маттео.
– Совсем забыла, они же ждут ответа от меня. Я недавно видела семью Тотти, Маттео погиб несколько лет назад, его брат и сын спрашивали про ваш последний разговор, а ещё интересовались, чей это почерк.
– Как жаль, – сочувствие охватило его. – Маттео искал Алисию Луцци, передай им, у Маттео были какие-то свои мысли, ему нужно было подтверждение, я, если честно, не в курсе деталей. Но, глядя на эту фотографию, припоминаю, а писала то поздравление Алисия.
На скамейке, за деревянном столом, на свежем воздухе, подложив учебник под фотографию, Жерардо пытался что-нибудь написать, однако гипс на его руке не позволяли это сделать точно, буквы выходили коряво, неуклюже, совсем получались нечитаемыми.
– Да что ж такое? – он порвал фотографию, взял другую, уже четвёртую, подготовился и запасся ими, но оставалась последняя.
– Так, так. Что делаешь? – в старшей школы он познакомился с Алисией, девушка повредила колено, а он исполнил роль рыцаря и протянул ей пластырь, правда, тот день он назвал «ненавистным», ведь с того самого момента она не прекращала его преследовать его везде: её глаза находили всегда его в толпе, девушка не скрывала своих чувств. Она не скрывала, что влюбилась в его внешность. Он пытался уклониться от её внимания, но она была настойчива.
– Снова ты. И как только находишь?
– Будем честны, ты предсказуем. Это твоё любимое место, здесь ты бываешь слишком часто, – продолжала она взглядом, устремлённого на него.
– А ты каждый раз пытаешься вырвать меня из моего любимого одиночества. Ты хоть представляешь, насколько я ценю моменты, когда рядом никого нет? – руки Алисии мгновенно забрали фотографии, словно она ничего не слышала, и спросила у него:
– Что писать?
Текст был написан, а девушка никуда не уходила.
– Я снова порезала палец, не поможешь?
– Больше не помогу, в последние дни ты стала делать это специально, перестань намеренно ранить себя, да и преследовать меня тоже.
– Возможно, ответив ты мне взаимность, я бы давно тебя разлюбила.
Синьор Гвидо сложил фотографию пополам, не хотел больше на неё смотреть.
– Алисия Луцци? – повторила Аньеза. – Эта женщина в последнее время сопровождает Амадео, – этот ответ сбил Жерардо с толку, он ощутил привкус её слов о том, что она всегда будет рядом, даже если он сам об этом не подозревает.
– Вы подружились?
– Нет, – ответила синьора, – Мы можем просто поддерживать разговор. – Не хочешь ли ты увидеть семью Тотти?
– Не стоит, – он не желал ворошить прошлое.
В заоблачный день, когда небеса казались недосягаемыми, компания «Гвидо» была охвачена бурей плохих новостей – тёмная тень пала на неё, обвиняя во лжи и коварстве. Рабочий день превратился в настоящую суматоху, когда имя фирмы всплыло в заголовках журналов и на экранах телевизоров в негативном свете, – началось испытание. Аньеза и Жерардо склонились над своими рабочими столами, их компания стала объектом сомнительных утверждений и обвинений, и пускай они были готовы, но первые ощущение – смятение, Амадео сделал свой ход, и сейчас их ждали проверки. Благодаря Донато, его стремление к точности, как игральная кость фортуны, обернулась запредельной удивительностью: не иначе как везение на предел случайности для синьоры Морритт. Аньеза начала расследование, допрашивая своих коллег, анализируя отчёты и просматривая переписки, постепенно, пазл начал складываться, и обман был разоблачён, с содроганием синьора обнаружила, что в сердце компании находилась группа, готовых испортить их репутацию, больно осознавать, когда среди скрытых предательств, внутри стен, зрел заговор, знали они о существовании изменников, но терпеливо и молчаливо ожидали.
– И вот, настал этот день, но ни одна из таблеток в партии не докажет обмана!
И пока Аньеза и Жерардо, готовые сойти на нет и очистить своё имя от подозрений: доказать свою верность, задумывались, а какой шаг противника будет следующий, и будет ли он.
– Мамочка, почему вокруг нашего дома, так много людей, – жгучее раздражение у Аньезы вызывали подкупные и губительные люди с перьевым оружием – и не суть, что в руках у них находились фотоаппараты и диктофоны, именно они жгли её нервы яростным пламенем неприятия, окружая её дом, словно армия безудержных, отличающихся невероятной настойчивостью и недостатком этикета.
– Сюрприз от дедушки, – она повернулась в сторону дочери. – Знаешь, любовь моя, у меня есть нелепая идея, может быть даже страшно глупая, и есть риск, что нас выставят за дверь, – синьора не совсем верила, что такое случится, – но думаю, пришло время познакомиться с тётей.
Мисс Конте открыла дверь своей квартиры, она не была удивлена гостям, сестре и племяннице, ибо бессонная ночь сказывалась на её состоянии.
– Ты спала, – произнесла Аньеза, обращаясь с не вопросом, а с утверждением.
Время близилось к полудню, мисс после мучительного ночного занятия с бумагами погрузилась в объятие сна, тянувшегося до одиннадцати утра, лишь когда время сблизилось с рассветом, сумерки окутывали улочки, Грета получила сообщение: «Доброго вечера, приношу извинения за столь позднее сообщение, не могли бы мы с вами встретиться в среду? Вам на почту отправлено моё дело с номером N, внимательно ознакомьтесь с ним». Указанный адрес вызвал недоумение.
– Следственный изолятор? Вы заключены под стражу?
Ответ не заставил себя долго ждать.
– Верно, и я нуждаюсь в вашей помощи. Не пишите мне, жду вас в среду. До свидания.
Письмо на почту было отправлено человеком, который помогал ей делать первые шаги в профессии, оно гласило следующее: «Грета, буду вынужден обратиться к вам за помощью, один знакомый клиент обратился ко мне, увы, служебная командировка заставила покинуть меня город, я прошу вас взяться за это дело, внимательно изучите содержимое, и помните, не стоит верить всему, что предоставлено в качестве доказательств». Мурашки интриги пробежались по её коже, быть отрицательным примером бесчисленных сюжетов, крутиться в спирали обвинений и заслоняться отвратительными фальшивостями – нелегко, но доказать обратное, казалось, заманчивым вызовом. Так мисс Конте долго, напролёт времени, изучала бескрайние просторы материала.
– Пустишь?
– Проходи…те, – захлопнув дверь за спинами гостей, она развернулась в сторону кухни. Даже после сна мисс неукоснительно оставалась невероятно обворожительной.
– Мама, это и есть моя тётя? – проговорил ребёнок, когда они следовали за девушкой, присев перед девочкой, словно обеспечивала доверительную атмосферу, а её серые глаза отражали преданность.
– Грета, – вежливо представилась она, – приятно познакомиться.
– Элиза и мне, – откликнулся ребёнок, неуклонно держащий спину прямо, как и её мать, они смотрели друг на друга с изумлением и серьёзностью, Элиза протянула маленькую ручку, жестом предлагая открыть новое знакомство, пожимая в ответ, Грета поняла, что вместе с ними в квартиру вошёл и ветер перемен. Сердца, как покалеченные птицы, рвались взлететь. Обида, безжалостная, в какой-то момент заставили её замереть неподвижно на шатком мостике, под ногами находились сухие серые листья, и она – пленница собственных эмоций, которые сковывали её, не позволяли сделать шаг навстречу прощению, и всё же эта неприязнь, утрачивая свою остроту, растворилась в хрустальной сущности времени и превратилась в прошлое, какое когда-то было, однако лишь болезненное воспоминание оставалось рядом, и оно совсем не о том, как поступила тётя, сколько о безмолвии Греты, которым она отвернулась от сестры, не позволив ей выговориться. И теперь так странно было снова находится рядом, её руки скользнули по волосам, чтобы убрать их в хвост, всё казалось нереальным, но в то же время эта близость приносила тепло. Грета осторожно разделила круассаны пополам, беззаветно достала из уголка полки шоколадную пасту. Кухня мисс Конте оказалась чёрной, непокорная и экспрессивная, как и сама Грета, она редко готовила еду, но, когда готовила, то делала это с вдохновением и изыском. Щедро намазав каждую половинку круассана сладким вкусом, подала их на стол. Разговор разворачивался легко, да и рядом присутствовал ребёнок, Элиза рассказывала о многом с вдумчивостью и серьёзностью, с живыми чувствами и глубоким смыслом, чуть позже она попросила включить ей фильм, и им пришлось перебраться в гостиную, не прошло и пятнадцати минут, как маленькая девочка начала зевать и маленькие ручки её медленно опустились на мягкий диван, Грета накрыла ребёнка шерстяным пледом, выключила телевизор, а они с сестрой вернулись на кухню.
– Мы останемся у тебя? – спросила Аньеза.
– Оставайтесь. В интернете полно стаей о вашей фирме, почему так?
– У моего отца по всей видимости начались сильные проблемы с головой и вместо того, чтобы признаться в преступлениях, он обижается на выдуманное им самим же якобы предательство. Каждый, кто написал про нас статью, ещё публично извинится, так что не бери на их счёт ничего в голову, главное, чтобы журналисты по скорее освободили путь к дому.
– Их так много?
– Жутко, – ответила Аньеза с грустным вдохом, – а ещё ужаснее, что они совсем не боятся напугать ребёнка.
– А с Гэвином Фалько вы будете снимать выпуск?
– Пока поставили всё на паузу, появились некоторые изменения. Он замечательный человек, помог найти Алонзо работу.
– А я могу чем-нибудь помочь?
– Пока в этом нет необходимости, – на миг они замерли в молчании. – Я приготовлю нам пиццу, ты не против?
– Только за, мне с креветками, они как раз в морозилке есть, – оживилась Грета, достала размораживать морепродукты, когда Аньеза приступила к приготовлению теста.
· · • • • ✤ • • • · ·
– Папа, позволишь войти?
Грета постучала в кабинет отца и приоткрыла дверь, синьор от бланков отвлёкся на дочь, сквозь отражение усталости в глазах пробивалась радость, что было видно по его смягчившемся чертам лица, в последние дни он слишком погружен в свою работу, было время, когда её это слишком беспокоило, она страшилась, что это может повлиять на отношения между ним и матерью, но, их семейные узы прочны. В руках Грета держала порцию еды, которую приготовила её мама, она надеялась, что маленькое проявление заботы поможет отцу отвлечься, да и напомнить о важности собственного здоровья не было лишним, но стоило ей протянуть контейнер мужчине, как внезапно к ним вбежал медбрат, его слова о том, что пульс падает, прозвучали тревожным звоном, синьор только успел схватить очки со стола и понёсся вслед за молодым человеком, оставив Грету в застывшем волнении перед открытой дверью, она вышла в коридор, силуэты мужчин отдалялись, однако что-то подтолкнуло её последовать за ними. Она увидела Гэвина, подойдя поближе, заметила потерянную от волнения Кьяру, вздохи её груди были глубокими и неровными, словно она боролась с эмоциями, которые угрожали опрокинуть её в омут страха в то время, как доктор всех выгонял из палаты. Мисс тихим голосом поприветствовала их.
– Почему вы здесь? – без уверенности, что стоило спрашивать, Грета задала вопрос, который горел на её губах.
– Там мой отец, – прозвучали слова мужчины, – доктор Конте его оперировал. В день, когда Гэвин вернулся домой Кьяра рассказала сыну тревожную новость про состояние супруга, у него некоторое время продолжались проблемы с сердцем, а настоящая буря переживаний, вспыхнувшая, послужила лишь усугублению ситуации, и важная операция над его жизнью стала неотложной, однако не каждый был согласен её проводить. Буквально несколько дней назад доктор Конте вышел к ожидающим, он попросил перестать волноваться: вытереть застывшие слёзы в глазах, ведь всё прошло достаточно успешно, и не должно быть причин для лавины печали, хотя, конечно, долгий путь реабилитации всё ещё ждал синьора. Это жизнь, и, если что-то неподвластное случается, остаётся только двигаться вперёд.
Грета стояла отдали, точно посередине длинного коридора, молча наблюдая, как отец разговаривал с Кьярой и Гэвином, её глаза устремились на спину отца, затем она посмотрела на синьору Риццо: женщина улыбнулась, значит отец произнёс что-то приятное. Доктор подошёл к дочери и нежно приобняв её за плечи, развернул в другую сторону. Когда они начали уходить, Грету окликнул Гэвин.
– Я могу с вами поговорить? – приблизившись к ней, спросил он. Не раздумывая, она попросила отца идти без неё. Грета, поднимая свои глаза, будто чарующим туманом, встретила его взгляд, он преобразился с последнего раза: ухоженные волосы, словно плащ галантности, на лице гладкая кожа, лишённая щетины, он не могла не признаться, что мужчина ей нравился. Он же, в свою очередь, протянул девушке телефон.
– Оставите свой номер? – Грета не знала, сколько благодарности в сердце его к её семье. Мисс взяла телефон из его рук и ввела свои цифры.
Гэвин уговорил маму отправиться домой, взяв с неё обещание выспаться, сам же остался рядом с папой, отцовская рука, пропитанная годами забот, оказались под бережным захватом сына, мужчина приложился лбом к шершавой и тёплой ладони, словно пытаясь передать всё свою любовь, в этот миг утомлённые глаза синьора открылись, он ощутил присутствия сына рядом, и все беспокойства растворились, возвращая благодатный покой.
· · • • • ✤ • • • · ·
Алисия Луцци лежала под мягким одеялом, проснувшись в одиночестве, не спеша оторвавшись от сна, не обращая внимания на телефон или время, Алисия повернулась на бок, устремив взгляд к картине на стене – чёрный фон был холстом бегущего дыма, – Алисия питала особую страсть к дыму, исходящему от благовоний, когда завиточки его струи вздымались вверх, впечатляя магической игрой, вдохновлённая этой необычной иллюзией, она могла взять в руку палочку, и словно, художник, начертить в воздухе эти изящные струйки, создавав собственный танец, а потом ей нравилось дуть на дым, смотря как он исчезает. Синьора подумала о том, что пришло время прощаться. Расстаться с изжившим себя любовником, тем более, когда в последние дни он преисполнялся самовосхваление, что её жутко стало раздражать, да и вспышки гнева синьора превратились в непредсказуемый шторм. Алисия решила, что именно сегодня она покончит с их отношениями раз и навсегда. Встала с постели и потянулась, коварная улыбка на её лице обещала, что день не будет томимым. Она умылась и привела себя в полный порядок: очертила чётко брови, нанесла персиковый румянец на светлые щёки, оставила волосы распущенными, лишь слегка пододвинув их ободком, одевая кожаные шорты и свитер, она чувствовала, как кожа на её теле оживала комплиментами красоты. Вдохновлённая идеей позавтракать в ресторане, чтобы шеф-повар лично представил перед ней сочное мясо с кровью и свежий салат, хлопнула дверью своей квартиры, и вот, она уже оказалось в кабриолете, напоминающей ей белую гавань, цвет словно похожий на беспристрастную силу, в которой пряталась свобода, укрывавшая синьору, отчего она была освобождена от оков обыденности, она восседала над миром, способная ощущать и проживать каждый свой шаг с утончённым наслаждением. В ресторане она провела ровно один час, последние пятнадцать минут Алисия понемногу, глотком за глотком, выпивала эспрессо, женщина не пропускала через свой разум ни одной суетливой волны, синьора покинула место, когда Амадео ответил, что ждёт её. Бесшумно, словно признак, Алисия вошла в его дом, её шаги не оставляли следов на полу, входная дверь была уже открыта, при входе женщина уловила терпкий запах духов, она поднялась по лестнице и остановилась перед дверью кабинета. В затемнённом уголке синьор Морритт с кем-то разговаривал, второй голос молчал, она услышала одну лишь фразу: «Найди того, кто сможет разжечь пламя». Неизвестный человек начал направляться к выходу, и Алисия стремительно спустилась по лестнице, едва успев оказаться на несколько ступенек ниже. Это был помощник синьора, встретившись с ней, он вежливо поздоровался, тайно укрывая в пиджаке конверт, даже сквозь ткань можно было ощутить тяжесть денежных купюр. Но внимание Луцци привлекла фотография Жерардо в руке помощника, отчего её сердце начало биться быстрее, предчувствуя что-то необъяснимое, тёмное. Мужчина пропустил Алисию и покинул дом, а в коридоре повисла мерцающая тишина, синьора не спешила идти вперёд, позволив эмоциям проявиться во всей своей интенсивности, в голове она кардинально поменяла план, и прежде, чем войти в комнату, внимательно обдумала следующий шаг, как змея, готовящаяся к хитрому и заковыристому плетению.
– И о чём же ты хотела поговорить? – не тратя времени на обычные приветствия, одновременно с любопытством, некая похотливость затронула взгляд синьора, не оставив равнодушной женщину, именно глаза, словно чёрный фарфор, всегда обещали ей нечто большее, чем просто встречу, приглашали её к грани неизведанного. Смело подошла к нему, оставив мимолётный поцелуй на его губах.
– Давай поженимся? – женщина, скрывающая свою душу за непроницаемым покровом, искусно манипулировала своим обаянием, чтобы завладеть вниманием и заботой, она не позволяла проникать в свой внутренний мир, всё, что они могли видеть – это её внешнюю красоту и нежность, она и сама, гуляющая по берегу мужских мыслей, не нарушала их покой, созерцала, но никогда не любила заглядывать в запретные уголки мужской души. Трудно было догадаться, что именно у синьоры на уме, поэтому мужчина на неожиданное предложение ответил смехом.
– С чего вдруг?
– Одолжи мне свой телефон, – она протянула ему руку, – мне так лень спускаться за своим, – добавила Алисия.
Амадео подчинился просьбе, она стояла позади него, её прикосновение ладонью омрачило его зрение, женщина просила подождать лишь несколько минут. В это короткое мгновение она успела отправить себе номер помощника синьора, а затем, с чуть замедленным движением, вручила ему телефон, открыв одну фотографию.