А. Лявонд
Взгляд прямо
Сожаление
Оно настигло в скором времени. Орган звучит многогранно. Ноты пьянят, вовлекая в игру, они звучат грустно внутри сердца, напоминая о потерях и ошибках, беспощадно приходится мириться с произошедшим, «если бы…» – оно возвышается над пространством возможностей, однако, всё может измениться, стоит только сердцу захотеть.
Шаг, ещё один ленивый шаг, вдумчивый взгляд нежно-серых глаз Греты был сосредоточен на острых носах обуви, в руках перед собой она держала вместительную сумку. Её наряд был непритязательным и в то же время окутывающий нежным очарованием, как луна, раскрывающая свою красоту в тёмной ночной дали, тёплый свитер, будто объятия дорогого друга, и длинная юбка, придающая ей воздушности и грации, словно она была романтической личностью. Длинные шоколадные волосы убраны в невысокий волнистый хвост. Время одиннадцать сорок-пять, уже как пятнадцать минут, она гуляет вокруг базилики Санта-Мария-Маджоре. На её телефон пришло сообщение от подруги: «Встретишь завтра?» Грета решила дождаться синьору Морритт в портике, остановившись перед святыми вратами, она пристально взглянула на надпись, Porta Santa – гласили буквы. Всё вокруг – невидимый фон, затмеваемый размышлениями давно минувших дней. Мисс плена воспоминаниями. Мысли приходят и уходят, иногда тихо шепчут, как лёгкая рябь на водной глади, временами смеются, словно гребень с игривыми белыми барашками, порой заставляют тонуть, когда напоминают свирепые валы, но они всегда присутствуют, равно как и не существует моря без волн. Вдруг Грета почувствовала присутствие Аньезы сзади себя, ей даже не нужно поворачиваться, она это точно знала, без сомнения, как узнавание самой себя в отражение зеркала. И в подтверждение своим ощущениям услышала её голос:
– Эта священная дверь открывается раз в двадцать пять лет накануне католического Рождества и закрывается через год, – Грета обернулась.
Юбка, покрывающая ноги синьоры, чёрная, как глубокая ночь, торс пиджака, обрамляющего тело, подчёркивал линии изгибов фигуры, когда он застёгнут, рукава, как длинные прощальные эпистолы, у локтях собирались в складки, а на голове, украшенной шёлковым белым, как нежность облачного пера, платком, сияла магия, перекликаясь с лишь несколькими рыжими прядями, которые спадали на лицо женщины.
– Здравствуй, – стоило только Грете посмотреть в глаза синьоры – и в душе появился непостижимый поток волнения. Она не понимала почему там, где должна быть горечь слишком тепло, серых теней нет – они растворены. Грета поспешила отвести глаза вдаль, и чтобы не раскрыть, что на душе творится, она полезла в сумку за платком. Когда, девушка достала светлую ткань, больше похожую на льняной палантин, повеяло запахом сладкого марципана, аккуратно накинув его на голову, что длинные концы свисали вниз, но Аньеза подошла к ней поближе, перекрестив края, с лёгкостью перекинула ей за плечи, словно нашёптывая о заботе. Летящий платок раскрылся поразительной пеленой, обволакивая своим прикосновением, так мягко.
– Так лучше, – произнесла синьора.
– Благодарю.
– Пойдём? – лицо Аньезы осветилось улыбкой, но, справедливости ради, и без этого живописного изгиба губ оно постоянно излучало неподдельную радость, которая пробивалась сквозь её счастливые веснушки, когда они не скрыта макияжем. Каждый раз, переступая порог величественного храма, сердце синьоры Морритт замирает, по ощущениям впервые она встречается с бесконечной красотой внутри стен, проникнутых богатством и благочестием. Торжественный интерьер базилики изумляет воображение: лучи прозрачности, проникающие сквозь окна, словно живое дыхание, переплетаются высоко в воздухе – это нежное вторжение света преображает позолоченный потолок, придавая ему неповторимое благородство, оживляет мозаичный пол с кусочками мрамора, создавая игру цветов и оттенков. На стенах изображено настоящее яркое произведение искусства – библейские сюжеты, они рассказывают свою историю и уносят в эпоху прошлого.
– Присядем? – деревянные скамейки, расположенные в несколько рядов друг за другом – свидетели молитв и просьб, которые здесь произносятся. – Грета, знаешь почему для меня этот храм особенный? – мисс Конте пожала плечами, – Однажды, – начала синьора Морритт, тихо, шёпотом, – в триста пятьдесят втором году в жаркий римский августовский день Богородица явилась во сне к папе Ливерию и патрицию Ионну и велела построить на Эсквилинском холме церковь там, где выпадет снег. Какого же было их удивление, когда на этом месте среди зелени, они увидели лежащий чистый снег – событие, получившее название «чудо о снеге». Мне это напоминает, что верить в чудо можно и нужно. Жизнь удивительна и таинственна, она воплощает иллюзии в реальность. Иногда я думаю, что верить в чудеса – великое дело, и не каждому оно подвластно. Вера в невероятное, в то, что кажется невозможным, подобно снегу в жаркий август. И это значит открыть двери неизведанному и позволить себе увидеть мир в новом свете, – в глубине души Аньезы пылало желание повернуть время вспять и предотвратить конфликт, действия её матери разрывали сердце наповал, она не искала оправданий – оправданий нет, но любимой фразой Вирджинии было, что самый верный путь – забыть, то, чему дочь так и не смогла научиться. – Грета, ты можешь спросить всё, что пожелаешь, я, в свою очередь, обещаю ответить честно.
– Это правда, на фотографии твоя дочь?
– Да, но не подумай ничего ужасного, всё обошлось, – синьора поправила прядь волос, женщина смотрела прямо на алтарь, сияющий священной славой. – Мой отец решил, что можно отключить все чувства, что делают нас человеком, и превратиться в бездушное существо, лишённое способности понимать, что существуют границы и пределы. Это долгая история. И сейчас я делаю всё, чтобы Амадео Морритт ответил за каждое своё деяние, только сначала с мужем кое-что улажу, – мужчина, с которым синьора находилась в бракоразводном процессе, укрылся от глаз её с важными доказательствами, уверив, что сам со всём разберётся. – Я прошу тебя только об одном и, чтобы, здесь, в храме, дала мне обещание не вмешиваться в это дело. Обещай! – спокойный голос женщины снова строг, сподвигнутая справедливым стремлением, она предпринимала все возможные меры, чтобы обеспечить возмездие за поступки. Купающейся в золоте грешный человек не мог остановиться и порождал смертельное зло. – Знаешь, позвать меня в храм ради обещания – очень глупо. Я-то думала, – Грета рассердилась, глаза наполнились яростью, словно ледяные осколки, проникающие в самое сердце. Она приподнялась и хотела бы уже уйти, но её остановило прикосновение к руке – и теперь оставалось только замереть. – Будь спокойнее. Я не хотела тебя обижать или чего больше ещё и расстраивать. По крайней мере, так я точно буду уверена, что ты в безопасности, но это не всё, что я хотела сказать, – мисс Конте вернулась назад. Аньеза полезла в свой клатч, магнитная кнопка, скрытая среди декоративных элементов, сохраняла содержимое, спрятанное внутри, словно в сокровищнице, вмещая всё, что нужно современной женщине, каждая царапинка оставалась свидетелем, что для хозяйки эта вещица её любимица, нащупывая что-то особенное, вытащила заколку в виде бабочки и протянула Грете. Эта маленькая жемчужина рукотворного творения, украшенная великолепием формы и безупречным блеском, сияющие крылья бабочки легко замыкаются, словно пленяя лучи света, нежно, как поцелуй лета, аккуратно прилипают к волосам, символизируя стремление к преображению. – Возьми, давно стоило её вернуть законному владельцу.
Разум, обычно уравновешенный в своих приговорах, оказался застигнутым врасплох, бессильным противостоять внутренней буре. Ранее Грета редко позволяла слезам оборониться, и даже если это случалось, то лишь в одиночестве, скрывая свою печаль от взглядов мира. Но сейчас словно, непрошенные гости, они полились из её серых глаз, оставляя следы на покрасневших щеках, которые горели алым пламенем. Каждая капля – отражение упущенной надежды. Искусно развернувшись в воздухе, её руки, словно магические веера, проносились перед лицом, они призваны утихомирить душевные колебания. Ветер дыхания перебегал по коже, принося с собой спокойствие. Каждым новым взмахом она стремилась вернуть гармонию состоянию, без которой она чувствует себя слабой и раздражающей, затем, вытащив из сумки маленькие бумажные платочки, которые стали её спасительными крыльями, вытерла слёзы и заговорила, но вместо трепетного голоса, зазвучало что-то гораздо более сильное.
– Так она у тебя всё время была? Я знала, что оставила заколку на плитке, но так и не нашла.
– Иногда я видела тебя, но не осмеливалась подойти, – потому как стыд охватывал её сердце, мешая шагнуть вперёд, и Грета, хотела ли она её видеть?
– А потом ты перестала появляться.
– Верно.
– Знаешь, когда мне было неспокойно, я всегда брала в руки твою бабочку и меня это успокаивало, я переставала сомневаться и шагала дальше.
– Я постараюсь не навредить себе, но ты должна понимать, что пропали журналист и сбежавший мальчик, Алонзо?
– Да.
– Ты знаешь Кьяру Риццо? Это мама Гэвина Фалько, и она ищет своего сына.
– Не приходилось встречаться. Я обратилась к Гэвину за помощью. У тебя есть номер синьоры? Хочу с ней увидеться.
– Отправлю тебе. Я могу помочь? Мы можем вместе, – столь огромный и значимый смысл в одном слове, становясь красками, оно формирует яркую картину солидарности и взаимопонимания, как пазл, собираясь, оно становится особенным сочетанием сплочённых букв и получает значение, запечатлевая в памяти пережитые моменты. Когда воображение забирает в глубины воспоминаний, где волшебные порывы пронизывают каждую букву слова, превращая их в капли дождя, они падают на землю, оставляя следы на почве, а дальше пробуждается жизнь, словно магия зарождения, превращаются в роскошные цветы, изумительно разбросанные на пути, однако, порой неизбежным становится иной исход, земля остаётся безжизненной: на месте капель с пересохшими мечтами и она сама высыхает, но любая сладкая или горькая расстановка сил природы, будь то живые цветочные полотна или пустые поля, помнятся. – Вместе справиться, только если ты не будешь утаивать от меня ничего.
– Я не скажу тебе нет.
– Можем завтра встретиться в первой половине дня?
– Да.
Мисс Конте, покинув базилику, опустилась на первую попавшую её взору скамейку. Над головой расстилались чистые и бесконечно монохромные голубые небеса, похожие на однотонный акварельный лист бумаги, не имеющий границ и ожидающий, когда на него будут возложены восхитительные и неповторимые творения. Мгновение полного внутреннего опустошения окутало девушку, словно она проплыла целый морской километр. Теплота устремившихся лучей солнца пришло на помощь, нежно грея своим теплом спину Греты, рассеивая тьму. Опьянённая от их присутствия она почувствовала, как воспалённые трещинки переживаний сердца растворяются, как ледяные кристаллы под первым сиянием весеннего небесного золота. Взяла в руку заколку, тоненькая и изящная она лежала в её ладони, Грете нравилось, как украшение блестело на волосах, не помнила в какой миг жизни завладела её, ибо в памяти сохранилось лишь воспоминание, когда бабочка, как казалось, безвозвратно исчезла, оставив после себя неприятную минутную грусть.
– Как новая, – пронеслись мысли в её голове.
Порой человек окунается в глубинные размышления, пристально глядя в бескрайнее небо, или, устремив взгляд вперёд, задаётся вопрос: «Почему именно так?» Извечная загадка, на которую не найдётся определённый ответ, подобно таинственной и неотгаданной древней пирамиде, лишённой однозначности. Волнения питать надеждами, лелея их с упорством, что всё к лучшему. Но что, если это обманчивая иллюзия? Предлагаемый сценарий оказался внутренней ошибкой, вызванной неукротимыми эмоциями. И тогда встаёт выбор – признать ошибки или жить в обмане, а простой ответ – да или нет, определит путь к счастью.
Человек, неодолимой притягательностью, облечённый в гордость общества, искренне любивший облагодетельствовать простой народ щедрыми пожертвованиями, неуклонно шагал своим путём, он не позволял тьме равнодушия и цинизма, вьющихся вокруг образа власти, снизойти на свои плечи, он верил, что настоящая суть вознаграждения не заключается в удобном кресле или безграничных привилегиях, она кроется в самих сердцах людей и в благодарности. Но всего этого нельзя было сказать про его жену, чей ум не мог постигнуть истинное понятие заботы о чувствах и уважения к окружающим. Мужчина обожал её, в своём собственном стиле, и в то же время, порой, она вызывала в нём ненависть. Их любовь была несовершенна, они позволяли себе быть уязвимыми. В моменты, когда его гнев достигал предела, он находил покой в объятиях другой женщины, это было не просто физическое удовлетворение, а возможность уходить к миру, более лучезарному, где все семейные проблемы исчезали, словно ветер сметал опавшую листву, совершая плотский грех, каждый раз господин осознавал, что и его жена не отличалась идеальностью, поэтому они закрывали глаза на маленькие несправедливости друг друга. Они понимали, что в этом вечном споре между страстью и обязательством никто из них не мог претендовать на безупречность. Всё изменилось, когда женщина решила убежать от замысловатых игр судьбы и открыто объявила, что отныне её сердце предалось другому.
У синьора было две дочери, старшая, воплощение яркой натуры, унаследовав от матери не только прекрасную внешность, но и амбиции, всегда стремилась к центру внимания, и младшая, рождённая вне оков нравов, с природной красотой и неподдельной нежностью, предпочитала неяркую тень, потому что не жаждала на себе пристального внимания, по стечению обстоятельств в шесть лет она переехала в дом отца. Мужчина старался наполнить жизни дочерей смехом, приятным изумлением и восхищением. Сёстры выросли, однако дружба между ними оставалась невидимой, в густом тумане непонимания и отдалённости, их жизни текли параллельно, как две реки, едва касаясь друг друга, и только отец, словно мудрый архитектор, создавал неразрывную прочную нить, подобную возвышающемуся мосту над Венецией, соединяющая жизни двух совершенно разных противоположностей. Годы шли, каждая из сестёр обрела свою семью. Пять лет разделяли возраст двух кузин, Грета и Аньеза в отличие от своих матерей совершенством прелестного сходства смогли выстроить тёплые отношения, чему был беспрекословно рад их дед. Они проводили бесчисленные часы вместе, Аньеза научила Грету не бояться тёмных закоулков этого мира, подарив ей невидимую защиту и веру в свои силы, они вместе валялись на мягкой кровати, смеялись до слёз, их руки ласково складывали гербарии, где каждое растение – красота, хранящая в себе запахи детства и мгновения счастья, вместе они создавали альбом воспоминаний, в которых каждая страница была наполнена волшебством и теплотой их дружбы, вместе они могли создать свет во тьме, а крепкие объятия были лучше любой поддержки. Но внезапно смерть в один неутешительный миг унесла их деда с собой, и, как зловещий приказ над всем сотворённым, настал судный день для сестёр, когда их матери встали на путь под названием «наследство».
Вирджиния больше всего ненавидела свой оттенок волос, напоминавщий ей цвет осенних листьев кленового дерева, подсвеченных последними лучами солнца, этот живой и гордый цвет воспринимался ею как символ отчуждения и схож был с безвкусной вульгарностью, поэтому кистями лучших мастеров и витками резких химических зелий она настойчиво стремилась придать им благородный цвет, зато со вздохом облегчения, была безмерно благодарна, что на её лице отсутствовали веснушки. Всепоглощающая страсть курения дамских сигарет наполняла её душу, окутывая жизнь облаком наслаждения и элегантности. Ей нравилось наблюдать за событиями, которые разворачивались перед её взором, особенно если речь шла о людях, которых она называла не иначе как глупцами. В этой черте характера она обнаруживала потрясающее сходство со своей матерью, женщиной, к которой она испытывала необычное отношение: не просто отсутствие любви, а полное игнорирование её присутствия, поэтому она обещала себе, что, когда наступит время её материнства, она будет любить своего чада всем бьющимся сердцем, она души не чаяла в Аньезе. Когда её второй супруг, Амадео Морритт, решительно проникся вопросом, выразив сомнения в достоинстве и в великой необходимости бездарной сестре, какой она была лишь в их глазах, получить наследство, женщина задумалась о том, какую же ценность все эти бесконечные богатства имеют для неё самой, и согласилась, что не нужны её сестре эти бессмысленные и пустые зелёные бумажки. Они обманули родственницу, без всякого труда обрели свою добычу, получив подпись на судьбоносных документах, предполагавшие, что сестра на это закроет глаза, поэтому для них стало неожиданностью, когда она ворвалась в их дом.
– А голосок-то пронзительно-громкий, – Вирджиния предполагала, что надменный успех уже блистал, а вот неожиданное появление сестры с разгневанной речью – и коварное ощущение тревоги мелькнуло в её теле, но быстро опомнившись, она мгновенно овладела собой и продолжила говорить: – Ты же умеешь прощать? Сама же говорила, что тебе безразличны деньги, а сейчас ты обвиняешь меня? Только представь, как смогут поласкать во всей грязи твое имя в народе, неизвестно ещё, кто твоя мать, скажи, тебе это разве нужно?
Их взгляды слились в непреодолимой силе вызова, Вирджиния никогда не ощущала зависти по отношению к сестре, вглядываясь в своё отражение в зеркале, она видела бриллиант, от которого трудно отвести глаз, в то время, как стиль младшей был недостаточно утонченным и порой чересчур сдержанным, хоть и одевалась она со вкусом, просто для этой женщины поступки были важнее любых дорогих нарядов; фигура – единственное, где синьора уступала младшей сестре, с годами появились пару лишних килограммов на бёдрах и животе, но всё это были мелочи, которые с течением времени исправлялись, Вирджиния была обескуражена, не имея ни малейшего представления, что же творилось в голове её сестрицы и какие непредсказуемые поступки она могла бы совершить, но когда та проронила слова, о том что они больше никогда не смогут называться сёстрами, то она без видимых колебаний ответила: «Полностью с тобой согласна!» Больше порог дома друг друга они не переступали. В последний раз Грета видела Аньезу, когда та приходила к ним домой, вероятно, извиниться за поступок женщины, чьё имя больше не произносилось в их семье. Грета смотрела сквозь прозрачное окно, через которое солнце, смело проливая свет, озаряло всё кругом, но для юной девушки эта яркость не была праздничным восторгом, она превратилась в жгучую боль, сжигающую всё внутри.
– Грета, – в комнату вошла мать, – Аньеза приходила к тебе. Почему ты не хочешь с ней поговорить? Она ни в чём не виновата, – Грета не стала ничего объяснять, в ней жила обида.
– Почему ты спустила своей сестре всё с рук?
– Мне бы было нелегко. У моей сестры вспыльчивый нрав, и она на своём уме, хоть я никогда не сталкивалась с брезгливостью или ненавистью, а когда отец собирал нас за одним столом, мы могли вместе тепло посмеяться, наверное, так было только в моих глазах… Я не понимаю, почему так произошло. После обмана горькое непривычное чувство отвращения проникло в кожу, словно ядовитая колючка, оставляя следы гнева и злости. Я не хочу искать справедливость, просто хочу отпустить.
– Извини, не хотела тебя расстраивать.
«Неужели это конец?» – прошептала Грета в пустоту. Однако для девушки это событие своего рода оказалось предопределяющим, когда настало время решать, кем она хочет стать.
В семье Конте слова отца звучали как заповедь, несущие с собой мощь и значимость. Родившись в семье, где мать и отец покорены медицинскому призванию, в детстве с интересом и любовью слушала их истории, которые с ними случались, нежно воспринимая слова отца, что и она сама пойдёт по их стопам, уверенная, что так оно и будет. Со временем, когда она точно определилась с выбором университета, Грета объявила о своём решении отцу. Вечер притих, будто внутренний голос природы самовольно замолчал, мисс Конте опустила на гладкую поверхность стола ручку, девушка писала наброски мотивационного письма, сглаживая тонкую бумажку под ладонью, словно обнимая драгоценность, она подошла к родному человеку, к тому, кто находится рядом с самого первого вдоха её и готов в любую минуту выслушать и поддержать.
– Папа, взгляни, – мужчина надел свои очки, достав их из кожаного футляра цвета подобного глубине океана, и принялся изучать письмо, что было написано чёрными чернилами на белом просторе, для него это стало удивлением – тотчас же лицо стало угрюмым и неподвижным.
– Адвокат? Почему не говорила нам раньше?
– Так получилось, – девушка с невидимой нежностью приподняла свои плечи, а губы стали сжаты, она сама не понимала, почему не сказала раньше, возможно, томившись под тяжестью выбора, когда терзания сомнений, где-то глубоко в душе, сковывали её до тех пор, пока не убедила себя, что это будет верный путь.
– Нет, Грета. Никогда! – обычно отец само воплощение доброты вдруг стал злым и чужим, превратился в тень своего прежнего я, поддержка была разбита о холодные скалы разочарования, разговор обернулся неприятными словами, каждое из которых ранило её.
– Папа, я уже со всем определилась, прими мой выбор.
– Не в этот раз. Прошу, не делай глупости! – мужчина не принимал ни одного довода и совершенно слушать ничего не хотел.
– Я не передумаю, только потому что против ты, – Грета со стоном убежала в спальню, подвергнувшись огромной обиде, она не разговаривала с отцом несколько дней, пока от его имени не извинилась мама, объяснив причину его недовольства.
Высоко над головой гордо возвышался стеклянный купол, оберегая кафе от капризов погоды. Поверхность стола, окрашенная в чистый и невинный цвет, находила великолепное сочетание с круглой ножкой и мягкими королевско-синими креслами. Вокруг были расставлены кашпо, засаженные плющами и голубыми эвкалиптами. Бархатистые стебли и неповторимая пышность зелёных листьев окутывали помещение, наполняли атмосферу энергией безмятежности и покоя. Официант с неподдельной улыбкой на лице, поднёс к столику две огромные белоснежные кружки, поставив их на стол рядом с таким же количеством порций панини, там, внутри, между двумя кусочками пшеничного хлеба прятались мясо, пропитанное ароматом специй и приготовленное на гриле до идеальной сочности, овощи, которые придавали основу: красный помидор наполнял блюдо кислинкой, жёлтый перец – сладостью, а хрустящий салат – свежестью, и соус с пикантным пармезаном, пряным базиликом и жемчужинами кедровых орешков.
– Грета, перестань игнорировать отца. Неужели так трудно в ответ пожелать ему доброго утра? Поверь мне, он уже смирился с твоим выбором и раскаивается, что так себя повёл, – голос женщины звучал приятно, но глаза светились звездой грусти, её сердце разрывалось, когда она смотрела на то, как два её самых близких человека не могли помириться, – у него была причина, хоть я с ним и не согласна.
– И какая же? – Грета смотрела в кружку с тизаной, ей нравилось, как мятный аромат обволакивал её нос, приподняв чашу, она ощутила прикосновение горячего пара к щекам, слегка подув на горячий травяной напиток, наконец-то сделала первый глоток, тепло пронзило её губы, и она испытала тонкое наслаждение. Грета в отличие от своей мамы, не задумываясь о том, как правильно или как лучше, взяла в руки панини и откусила его. – Тёплое тесто с сочной начинкой – как же я люблю такое, – и всё, голодный желудок мисс испытал все возможные непередаваемые ощущения удовольствия. Синьора дивилась каждый раз, когда её дочь выражала эмоции, в эти моменты Грета превращалась в неподражаемого ребёнка, который обладал неповторимой прелестью.
– Твой отец учился два года по специальности «Юриспруденция», – Грета удивлённо взглянула на маму, затем наклонила голову на бок, словно хотела сказать: «Правда?» – согласна, в это трудно поверить, больше пятнадцати лет в браке, а я только недавно сама узнала. На его глазах произошла ужасающая трагедия, которая кардинально поменял его будущее, после чего он сменил институт. Вместе с Мартином, с теперь уже профессором Мартином, – приятель синьора Конте и частый гость в их доме, опрятный мужчина с чертами внешности под стать профессору: серьёзное выражение лица, показывающее его углубленную концентрацию, стиль одежды, свидетельствующий об уважении к своей должности, и единственное, что его отличало от типичного образа – отсутствие очков и бороды, – они проходили практику в одной компании, работающий там адвокат, взялся за дело, его клиентом была жертва жестокой попытки убийства, долгое время мужчина находился на грани жизни и смерти, преступника нашли быстро, однако, вместо того, чтобы ответить по закону, он попытался подкупить правосудие и освободиться от ответственности, что только увеличило его неприятности и, следовательно, получил более длительный срок. Брат преступника, охваченный понятной только ему яростью и обидой, захотел отомстить всем причастным, кто отправил его родственника в тюрьму, он нанёс единственный и смертельный выстрел в адвоката, – сотрудники и студенты прятались под столом, для молодого синьора Конте разрушительный выстрел поменял всю его жизнь. – Грета, ты должна понимать, что отец боится за свою дочь. Тем более, как мы понимаем, ты настроена на уголовно-правовой профиль.
– Мама, – после рассказанного, Грета почувствовала, как всё вокруг потускнело и превратилось в серую мглу, поведение отца теперь было понято и страх его оправдан, – поверь мне, всё будет хорошо. Но в этой жизни каждый наш шаг – риск.
– Верно, знай, мы поддержим тебя во всём. Папа хочет присоединиться к нам, ты не против?
– Я поговорю с ним вечером, сейчас пойду прогуляюсь. Посидите вдвоём.
Женщина смотрела вслед своей дочери, сияние заколки в очертании бабочки с каждым шагом девушки усиливалось. Благодаря помощи администратора Грета скрыла под пальто длинное, тёплое, белое, как лебедь, платье, и покинула ресторан. Вдоль реки, на берегу, тихая вода встречалась со светлой плиткой, взглянув вперёд, виднелась кирпичная часть арочного пролёта когда-то покоившегося там моста, а вокруг деревья тянулись по земеле, некоторые из которых утратили свою плоть. Люди там не встречались. Этим местом Аньеза поделилась с сестрой, они часто приходили туда, расправив руки в сторону, кружились вокруг себя под лучами солнца, особенно им было радостно, когда капли невидимого дождя танцевали вместе с ними. Грета присела на холодную плитку, пристально смотрела на текущую реку, глубоко погруженная в свои мысли, внезапно сняла заколку и долгое время вертела её в руках, затем положила украшение около себя на плитку, а спустя время, когда потемнело, ушла домой, так и забыв про бабочку – неподвижная и забытая не долго покоилась на том месте. В тот вечер, вернувшись поздно домой, Грета проникла в тишину своей комнаты, услышав, как за дверью шепчутся родители, не выдержав, пока они решатся зайти, сама впустила их, она стремительно бросилась в объятия отца, приподнявшись на носочки, чтобы достигнуть высокого роста мужчины.
· · • • • ✤ • • • · ·
Рядом с водителем на мягком кресле сидела притихшая собака, Тоби смотрел в окно, каждый его вдох размеренный, кожа левретки принимала бархатную ласку тепла, он с нетерпением ожидал встречу с хозяйкой. Грета через пару часов должна пообедать с сестрой, на самом деле, вчера, находясь на грани пространства и времени, она подумала о том, что окружённая нежеланием слышать и видеть человека, она сама же завязали тяжёлый узел, это проклятое безмолвие стало терзающим, превратившись в гнетущую тяжесть, которая сопровождала Аньезу и Грету на протяжение долгого времени.
– Тоби, смотри. Узнаёшь? – собака с любопытством взглянула вперёд, и хвост его от безграничной радости начал трястись. Там, вдалеке, у входа, стояла Габриэла Молла, девушка в возрасте тридцати трёх лет со смелой стрижкой – стильный каскад на тёмных волосах. Молла, обладающая дерзким обаянием, придерживается своих убеждений и моральных принципов, даже если это противоречит текущим тенденциям, она не боится рисковать и идти против стереотипов, демонстрируя свою индивидуальность, независимо от сезонов или мероприятий всегда предпочитает наряды чёрного цвета и красный маникюр, может звучит и парадоксально, но в чёрной ночи, в самом тёмном наряде, она будет ярче всех. Ветер игриво взъерошил пряди её волос, но вместо того, чтобы навести беспорядок, наоборот, придал причёске особой красоты, она с беспрестанной энергией нажимала на экран своего телефона. Эта женщина, упоенная переменчивостью духа, благоухая парфюмом мимолётных настроений, бывает способна в один миг раскалиться до пылающего пламени и превратиться в самого безжалостного и вредоносного начальника, но одного взмаха достаточно, чтобы она обворожительно пришла в себя и, оказавшись в состоянии гармоничного воззрения, стала бы излучать расслабленность. Два года назад, когда Грете было двадцать шесть, она вместе с Габриэлой отправилась в бар, рядом со станцией Roma Trastevere. Это место, избранное Моллой, для празднования двух важных событий, между стеклянными стенками бокалов звучали свобода и новый вызов. Во-первых, развод с мужем остался позади, она освободилась от оков рутинных страданий, а, во-вторых, получила потрясающее деловое предложение из Азии – модный журнал распахнул свои страницы перед фотографом. В тот вечер на улице было зябко и ветер срывал с деревьев последнюю листву, мисс Конте смотрела в окно, там были люди, которые спешили, дрожь холода по их телу бежала, им казалось, что до дома ещё далеко, было одно желание – побыстрее переступить порог тёплого помещения, куда неуловимая стихия точно не смогла бы проникнуть. Грета не удержалась и поделилась своей идеей, ей хотелось открыть собственную юридическую фирму, став самой себе хозяйкой, она вроде бы и готова была пойти на решительный шаг, осуществив задумку, но внутри мелькал шорох сомнений. Однако, заявив о полной решимости помочь подруге, Габриэла пообещала пройти этот путь вместе с ней, у них было всего лишь пару месяцев, чтобы найти обитель, прежде чем Молла покинет Рим, необходимая для Греты поддержка разрушила все башни страхов, она почувствовала силу и веру в себя, и тогда они приступили к действиям, нашли небольшое помещение, придав ему строгости, на белые стены повесили дипломы мисс, около рабочего стола Грета расположила свою библиотеку с правовыми сборниками, законами, решениями судов и прочими нудностями, у них получилось воссоздать офис, сочетающий в себе функциональность и эстетику, каждая деталь была подобрана исключительно и заботливо, так со временем в Риме появилась юридическая фирма молодого адвоката Греты Конте, она нашла себе помощника в лице Марко, и, наконец, наступил долгожданный момент – они приняли первого клиента. Габриэла, увидев знакомую машину, восторженно махнула рукой и, ощущая под пальцами холодную искусственную кожу ручки чемодана, направилась к ней, подойдя к задней части автомобиля, стукнула по блестящей поверхности багажника, Грета вздрогнула от неожиданности, она открыла окно, после чего длинные пряди волос устремились прямо на её лицо, быстро спрятала их за уши – зелёный маленький камушек серёг вспыхнул своим ярким светом, и с хрипотцой сквозь вой ветра прокричала, что он открыт. Габриэла сделала шаг влево, фиксируя свое отражение в сферическое зеркало, смущённо улыбнулась и поклонилась в знак то, что вовсе не специально: не заметила и приносит свои извинения – непривычный жест подруги.