А. Куприн
Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть вторая
Эффект масштаба ведет к неравномерности развития, к тому, что в ядре сложность повышается быстрее и достигает более высоких значений, чем на периферии. Но этот неравномерный рост не может происходить бесконечно. Рано или поздно наступает момент, когда в гонке с неопределенностью ядро больше не может наращивать сложность, наступает коллапс – в форме международного конфликта или внутренних потрясений. Коллапс состоит в сокращении мировой сложности, а следовательно и разницы между мировой и локальными сложностями, а следовательно в сокращении глобальной прибыли. Происходит замедление или даже полная остановка перетока прибыли и капитала между странами. Снижение мировой сложности более негативно влияет на страны с относительно более сложной деятельной силой, поскольку сокращает прибавочную стоимость для таких стран. Страны с относительно менее сложной рабочей силой оказываются в более выигрышном положении, поскольку продолжают получать прибыль. При дезинтеграции мировой экономики и падении мировой сложности странам ядра приходится достраивать нижние переделы, а странам периферии – верхние. Поэтому при прочих равных условиях на периферии сложность растет, а в ядре – падает, возникают предпосылки для перемещения центра мировой экономики в другие страны.
Как показал Джованни Арриги в «Долгом двадцатом веке» (1994), за 700 лет истории капитала этот коллапс повторялся неоднократно: генуэзский системный цикл накопления сменился голландским, тот британским, и, наконец, американским. «По мере возрастания системного хаоса требование “порядка” – старого порядка, нового порядка, любого порядка! – получает все большее распространение среди правителей и подданных. И всякое государство (или группа государств), способное удовлетворить такое системное требование порядка, может установить свою гегемонию в мире» (Арриги 2006, с. 72). Каждый раз коллапс мировой сложности приводил к перетоку капитала в новый центр общества-системы, но не к остановке самого процесса накопления. Атлант продолжал расправлять плечи до тех пор, пока не уперся ими в пределы мира в начале XXI века:
«Исторически кризисы перенакопления, которыми был отмечен переход от одной организационной структуры к другой, также создавали условия для появления гораздо более сильных правительственных и деловых организаций, способных к разрешению кризисов через воссоздание капиталистического мира-экономики на более широкой основе. Но, как было отмечено во Введении, этот процесс неизбежно ограничен во времени. Рано или поздно он должен достичь стадии, на которой кризис не сможет привести к появлению силы, достаточно сильной для воссоздания системы на более широкой основе. Или, если это произойдет, сила, которая появится из кризиса, может быть настолько сильной, чтобы довести до конца межгосударственную конкуренцию за мобильный капитал, которая, по словам Вебера, с XV века “создавала в высшей степени благоприятные условия для развития современного капитализма”» (Арриги 2006, с. 416).
В результате своего расширения общество-система уже не может функционировать как иерархия, в которой ядро стоит над периферией, а элита ядра стоит над его массами. Капитал до такой степени захватил Землю и создал настолько сильные предпосылки для выравнивания сложности между странами и социальными категориями, что коллапс нынешней, американоцентричной системы может уже не привести к образованию нового центра системы.
В мировой капиталистической системе в принципе не может быть двух ядер, поскольку не может быть двух равнозначных друг другу мировых валют. В предыдущих циклах накопления коллапс глобализации рождал нового гегемона. Снижение мировой сложности играло на руку догоняющему, «восходящему» гегемону, и при этом подрывало позиции лидера. Примером является снижение мировой сложности в результате Первой и Второй мировых войн и потеря Британией ведущей позиции. И, наоборот, быстрое повышение мировой сложности помогает действующему лидеру. Великое воссоединение 1990-х годов, включившее в мировую торговлю социалистические страны, сыграло на руку США. Теперь США, сталкиваясь с растущей конкуренцией, пытаются защитить свои позиции с помощью санкций. Но санкции лишь подрывают мировую сложность и создают предпосылки для подъема нового гегемона. Будет ли им Китай, или мы переходим к новому типу мировой финансовой системы?
Коллапс номинального капитала не является случайностью, он связан с самой сущностью капиталистического процесса, основанного на росте сложности. Пределы для неравномерного роста сложности ставятся не только такими политическими факторами, как национализм или социализм, но и самой экономической природой капитала, требующего роста локальной сложности во всяком месте, куда он проникает. Сложность мировой системы – объекта глобального управления – с некоторого момента до такой степени начинает превосходить сложность ее субъекта, что управление ею становится возможно только как некоторая форма самоуправления. Возрастающая отдача теперь действует не в масштабах той или иной, пусть даже ведущей страны, а лишь в масштабах всего мира. Иерархия превращается в сеть, в которой отсутствует центр и, следовательно, отсутствует гегемон.
Падение мировой сложности в результате очередного кризиса перенакопления вызывает процесс сжатия глобального номинального капитала: он устремляется к своему «истоку», то есть к центру эмиссии мировых денег. В центре эмиссии мировой номинальный капитал сталкивается с реальностью – отсутствием в центре эмиссии адекватного себе реального капитала. Происходит коллапс номинального капитала и разрушение мировой финансовой системы. Коллапс доллара подрывает мировую сложность, но связанное с ним упрощение мировой системы не приводит к восстановлению иерархии, а, напротив, создает условия для трансформации системы в сеть. Мировая сложность переходит в новое состояние. Ядро разрушается, сливаясь с периферией. Это ведет к неизбежному, пусть и длительному процессу выравнивания душевого ВВП между странами, которые еще недавно, казалось бы, находились в разных экономических мирах.
Уменьшение относительного перенаселения
В главе 5 мы видели, что процесс расширенного самовоспроизводства основан на получении прибавочной стоимости и накоплении капитала, но что такое накопление не является автоматическим. Для продолжения процесса накопления необходимо, чтобы энвестиции и образуемая ими рабочая сила оставались в относительном избытке, а инвестиции и образуемый ими номинальный капитал – в относительном недостатке. На поверхности это явление выступает как перманентная безработица, текущий уровень которой зависит от стадии экономического цикла. Глядя на это явление со стороны рабочей силы, Маркс называл его относительным перенаселением. Глядя на это же явление со стороны капитала и перефразируя Маркса, мы можем назвать это явление относительным недоинвестированием.
Как было сказано, все три оборота – рабочей силы, капитала, товаров и услуг – связаны между собой тройным решением предприятий и домохозяйств. Оборот рабочей силы, оборот номинального капитала, оборот товаров и услуг вместе образуют оборот реального капитала, в котором обмениваются друг на друга, находят друг друга рабочая сила и рабочие места. Мы будем называть этот тройной оборот, на одном конце которого предприятия привлекают инвестиции, на другом нанимают рабочих, а на третьем продают и покупают товары и услуги, супероборотом. В процессе супероборота происходит распределение прибавочной стоимости между собственниками рабочей силы, то есть рабочими, собственниками капитала, то есть капиталистами, и предпринимателями. Рабочие при этом получают заработную плату, капиталисты – процент, а предприниматели – доход. Относительное недоинвестирование ведет к тому, что в процессе супероборота часть прибавочной стоимости достается не работникам и предпринимателям как владельцам деятельной силы, а владельцам капитала в виде процента на капитал.
Заработная плата равна сумме необходимой стоимости и надбавки. Надбавка нужна для возрастания численности работников и сложности их труда. По мере роста энтропии рабочей силы прежняя надбавка постепенно становится частью необходимой стоимости и оказывается нужна новая надбавка, которая в свою очередь со временем погружается в необходимую стоимость. Необходимая стоимость выступает при этом как своего рода прожиточный минимум, величина которого постепенно растет. В свою очередь, процент на капитал нужен для возрастания массы средств производства, принадлежащих на праве собственности капиталистам.
Относительное недоинвестирование вытекает из того, что инвестиции не успевают за энвестициями, предложение рабочей силы постоянно оказывается больше, чем предложение рабочих мест, новые работники вступают в супероборот быстрее, чем новые рабочие места. Маркс считал, что избыточные энвестиции являются неотъемлемым условием капитализма, он объяснял относительное перенаселение вытеснением рабочих машинами и повышением органического строения капитала: «рабочее население, производя накопление капитала, тем самым в возрастающих размерах производит средства, которые делают его относительно избыточным населением» (Маркс и Энгельс 1954-1981, т. 23, с. 645). Решение этой проблемы Маркс видел в обобществлении средств производства, то есть в том, чтобы поставить средства производства под контроль общества, «отключив» капиталистический механизм накопления капитала. Однако, как мы видели, социализм не является устойчивым социально-культурным порядком в условиях расширенного самовоспроизводства, поскольку присущий ему механизм накопления капитала не создает условий для развертывания личных потребностей.
Вытеснение рабочих машинами не является единственной причиной относительного перенаселения. Основной причиной является рост населения. Мы видели, что рост населения и накопление капитала идут рука об руку, два этих процесса составляют сущность расширенного самовоспроизводства. Но рост населения не является раз навсегда данным процессом. Сложность рабочей силы ставит для него пределы. Необходимость долго учиться и обеспечивать общепринятый стандарт потребления приводит к тому, что люди не могут и не хотят заводить потомство. Вовлечение в производство все большей доли населения ведет к воспроизводству рабочей силы во все меньшем масштабе. Демонстративное потребление, на котором основывается капитализм, оказывается неустойчивым точно так же, как оказалось неустойчивым аскетическое личное потребление, лежавшее в основе социализма. Темпы роста мирового населения снижаются, а вместе с ними снижаются и темпы роста мирового ВВП, хотя эти процессы происходят медленно и их влияние поначалу остается незаметным.
Иллюстрация 18. Ежегодные темпы прироста населения и мирового ВВП с 1961 года (источники данных: https://data.worldbank.org/indicator/sp.pop.grow; https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.MKTP.KD.ZG)
Если предположить, что в условиях роста населения и накопления капитала общество в принципе может находить баланс между энвестициями и инвестициями, то недоинвестирование может быть связано как с перекосом расходов в пользу конечного потребления, а не сбережения, так и с теми помехами, которые препятствуют превращению сбережений в инвестиции. Кейнс объяснял явление недоинвестирования психологическими причинами – предпочтением ликвидности, то есть стремлением избежать неопределенности и риска посредством запасания денег. Решение проблемы недоинвестирования он видел в том, чтобы стимулировать инвестиции путем снижения нормы процента, а в случае, если такое снижение оказывается недостаточным – восполнять недостаток частных инвестиций за счет инвестиций общественного сектора. Позиция Кейнса отражала ставку на обобществление и управляемое обращение, которая была характерна для большой части XX века при решении ключевых социальных вопросов:
«… При нынешней организации рынков и при тех влияниях, которые на них господствуют, рыночная оценка предельной эффективности капитала может подвергаться таким колоссальным колебаниям, что их нельзя в достаточной мере компенсировать соответствующими изменениями нормы процента. Более того, соответствующие изменения на рынке ценных бумаг могут, как мы видели выше, оказать депрессивное влияние на склонность к потреблению как раз тогда, когда она более всего нужна. В условиях laissez-faire вряд ли поэтому можно избежать широких колебаний в размерах занятости без глубоких изменений в психологии рынка инвестиций, т. е. таких изменений, ожидать которых нет причин. На этом основании я делаю вывод, что регулирование объема текущих инвестиций оставлять в частных руках небезопасно» (Кейнс 2007, с. 292-293).
Шумпетер называл позицию Кейнса «теорией стагнации», поскольку из нее вытекает, что для капитализма будто бы характерна тенденция к избыточным сбережениям и кризисам из-за нехватки инвестиций. Шумпетер полагал, что на самом деле люди сберегают, чтобы инвестировать, а откладывают инвестирование лишь в низшей точке экономического цикла, когда не ждут ничего, кроме убытков. Именно в этой точке государственные расходы, пусть даже за счет дефицита бюджета, позволяют прорвать «порочный круг» понижательного кумулятивного процесса. Таким образом, отказ от инвестиций происходит вследствие кризиса, и не может быть его причиной. Шумпетер считал, что не имеют важного значения такие сбережения, которые предпринимаются на непредвиденный случай (см. Шумпетер 2007, с. 812-815). Однако сбережения в неинвестиционной форме – например, в форме наличных денег – делаются именно для этих целей, и их размер бывает значительным.
Во второй половине XX и начале XXI веков в капиталистических странах продолжался процесс «творческого разрушения», создания и распространения контрсмыслов, при этом механизация и автоматизация приводили к исключению работников из производства и создавали предпосылки для роста безработицы. Однако проблема безработицы становилась при этом менее острой – как вследствие естественных тенденций экономического развития (например, росла занятость в сфере услуг, пока меньше поддающейся автоматизации, чем сфера товарного производства), так и вследствие государственной политики полной занятости (часть населения перевели на механизмы социального обеспечения – пособия по безработице и тому подобное). Пригодились и механизмы денежно-кредитной и фискальной политики, предложенные Кейнсом. Все это позволяло сгладить колебания в уровне занятости и приблизиться к уровню полной занятости:
«… Внедрение инноваций при плохом управлении может приводить не к процветанию, а давать прямо противоположный эффект. Сегодня в результате развития экономической науки мы намного лучше знаем, как нужно управлять экономикой в процессе внедрения инновационных идей. Ключевым моментом является обеспечение полной занятости. Этого можно добиться с помощью фискальной политики (снижение налогов или увеличение расходов – расширение масштабов государственного инвестирования особенно эффективно стимулирует экономику), когда денежно-кредитная политика (понижение процентных ставок или расширение предложения кредитов) не помогает. И денежно-кредитная, и фискальная политика стимулирует совокупный спрос, а при наличии достаточных стимулов экономика всегда обеспечивает полную занятость» (Стиглиц 2020, с. 164).
Что такое «полная занятость»? Это тот уровень занятости, при котором обеспечивается равенство эффективного и потенциального спроса, то есть отсутствует циклическая безработица. Милтон Фридман в своем докладе 1967 года «Роль денежной политики» назвал уровень безработицы, соответствующий полной занятости, «естественным уровнем». Фридман использовал термин «естественный» по той же причине, что и Викселль – чтобы отделить друг от друга действие реальных (стоимостных) и денежных (ценовых) сил. При естественном уровне безработицы достигается общее равновесие, а реальная единица заработной платы, то есть единица заработной платы, очищенная от краткосрочных изменений цен, растет в соответствии с темпами роста производительности:
«В любой момент времени существует некоторый уровень безработицы, обладающий тем свойством, что он соответствует равновесию в структуре реальных ставок заработной платы. При таком уровне безработицы реальная ставка заработной платы в среднем имеет тенденцию повышаться с “нормальной” долгосрочной скоростью, т. е. со скоростью, которая может поддерживаться неопределенно долгое время, пока накопление капитала, технологические усовершенствования и т. д. остаются в своих долгосрочных трендах … Иными словами, “естественный уровень безработицы” – это уровень, который был бы определен вальрасовской системой уравнений общего равновесия при условии, что в них заложены действительные структурные характеристики рынков труда и товаров» (Friedman 1968, p. 8).
Само по себе вальрасовское равновесие – это лишь равенство эффективного спроса и эффективного предложения, оно не обеспечивает повышение единицы заработной платы с «нормальной» скоростью. Для соответствия действительным структурным характеристикам рынков равновесие должно быть равновесием полной занятости – безработица, как и процент на капитал, должны находиться на естественном уровне, то есть эффективный и потенциальный спросы должны быть равны друг другу. Кумулятивный процесс Викселля – это процесс поиска естественной нормы процента и естественного уровня занятости, то есть поиск равновесия полной занятости.
Фридман указывал, что естественный уровень безработицы не является постоянным и неизменным (Friedman 1968, p. 9). Хотя этот показатель не является непосредственно наблюдаемой величиной, некоторые исследования делают вывод о его снижении начиная с 1980-х годов (см. Şahin 2021). Гудхарт и Прадхан видят причину снижения естественного уровня безработицы в уменьшении рыночной власти рабочих:
«Милтон Фридман популяризировал концепцию естественного уровня безработицы. Но этот уровень не постоянен. Возможно, лучшее его определение состоит в том, что это уровень безработицы, при котором рабочие соглашаются на такие темпы роста реальной заработной платы, которые обеспечиваются их собственной растущей производительностью. Отсюда следует, что чем слабее рыночная власть рабочих, тем ниже будет этот уровень. Поскольку рыночная власть рабочих и членство в профсоюзах упали, упал и естественный уровень безработицы» (Goodhart and Pradhan 2020, p. 15).
Сам Фридман считал, что естественный уровень безработицы может понижаться по мере снижения трансакционных издержек на рынке труда: «Улучшения на биржах труда, повышение доступности информации о вакансиях и о предложении рабочей силы и так далее ведут к снижению естественного уровня безработицы» (Friedman 1968, p. 9).
Мы рассматриваем снижение естественного уровня безработицы как одну из сторон уменьшения относительного перенаселения, или, что то же самое, относительного недоинвестирования. Уменьшение относительного перенаселения происходит по двум причинам. Первой, более долгосрочной, причиной является замедление роста мирового населения. Второй, более краткосрочной, – политика полной занятости. Интересным является вопрос о взаимосвязи этих причин. Например, политика полной занятости, вовлекая женщин в состав рабочей силы, может вести к уменьшению рождаемости. В целом этот вопрос требует дополнительного анализа.
Уменьшение относительного недоинвестирования ведет к снижению как естественного уровня безработицы, так и естественной нормы процента. Политика полной занятости не только ограничивает циклические колебания уровня безработицы и нормы процента, но и ведет к их снижению. Процент на капитал – это часть прибавочной стоимости, компенсация за риск. Историческая тенденция к разделению риска ведет к тому, что величина риска оказывается связана с масштабами накопления капитала: чем больше величина капитала и чем больше разделены риски, тем больше риска капитал готов на себя принимать. Риск понижается тогда, когда процент на капитал гарантируется обществом, что и происходит на практике в форме политики полной занятости – государственного регулирования и интервенций центробанков по всему миру.
Обратное разделение рисков и финансиализация
Тенденция к понижению естественной нормы процента ведет к финансиализации, то есть образованию навеса номинального капитала. Финансиализация означает, что в балансе капиталистической системы в качестве актива все больше выступает не реальный капитал в его формах производственного, товарного и денежного капиталов, а номинальный капитал – акции, облигации, закладные и иные финансовые инструменты и их производные. Номинальному капиталу на пассивной стороне все больше противостоит тот же номинальный капитал на активной стороне. Это ведет к нарушению работы номинального капитала, функция которого в рамках общества-системы состоит в обеспечении перетока капитала и прибылей между отраслями и предприятиями реального сектора.
Финансиализация имеет два источника. Во-первых, она происходит из роста мирового капитала и возрастающей необходимости делить его риски. Разделение акций, облигаций, закладных, страховых полисов в форме разного рода деривативов является способом справиться с растущими рисками. Во-вторых, финансиализация происходит из-за снижения рисков и соответствующего снижения нормы процента. Чем больше делятся риски и снижается процент от инвестиций в реальный капитал, тем выше становится готовность собственников капитала инвестировать в высокорисковые финансовые спекуляции. Разделение рисков в реальном секторе ведет к снижению процента, а снижение процента ведет к обратному разделению рисков в инвестиционном секторе. Этот порочный круг является причиной и сущностью финансиализации.
«… С 1970–1980-х годов прослеживается мощная тенденция к финансиализации экономики и структуры имущества, в результате которой масса активов и пассивов, принадлежащая различным категориям (домохозяйствам, компаниям, управленческому аппарату), увеличивалась еще быстрее, чем чистая стоимость имущества. В начале 1970-х годов общий объем финансовых активов и пассивов не превышал четырех-пяти лет национального дохода в большинстве стран. В начале 2010-х годов он, как правило, составляет от 10 до 15 лет национального дохода (в Соединенных Штатах, Японии, Германии и Франции) или даже более 20 лет в случае Великобритании, что является абсолютным историческим рекордом. Это отражает беспрецедентное развитие взаимного участия финансовых и нефинансовых компаний одной страны (и прежде всего значительное раздувание балансов банков, несравнимое с ростом их собственных фондов), а также взаимоотношений между странами» (Пикетти 2015, с. 198-199).
Из какой деятельности извлекают свои доходы финансовые инвесторы? Известными примерами являются обратный выкуп акций, потребительское кредитование, вложения в цифровые валюты, торговля финансовыми деривативами и прочее. 90% жителей США со средними и низкими доходами занимают у 1% богатейших американцев на потребление (см. Mian, Straub, and Sufi 2021, p. 2245). Доходы от номинальных активов являются отчасти результатом перетока прибавочной стоимости, а отчасти – доходами от финансовой пирамиды, в которой вложения новых инвесторов являются источником для выплаты доходов старым инвесторам. В нормальных условиях экономических циклов финансовые пирамиды разрушаются в ходе кризисов, но в период, начавшийся с 1980-х годов, этому препятствовали два фактора:
● до 2008 года – великое воссоединение, которое обеспечило огромный приток прибыли и капитала из стран периферии в страны ядра; в этот период циклический механизм оказался по существу сломан;
● начиная с 2008 года – политика количественного смягчения, которую проводят страны ядра; эта политика, осуществляемая за счет государственного долга, направлена на поддержание полной занятости, без которой весь капиталистический порядок оказывается под угрозой коллапса.
Правительства стран Запада могут маневрировать, увеличивая или уменьшая заимствования и финансовые вливания, но не могут полностью отказаться от политики полной занятости, которая ведет к снижению нормы процента, финансиализации и в конечном счете национальному банкротству. Почему политику полной занятости все тяжелее осуществлять с течением времени?
«Дело в том, что бедное общество предпочитает потреблять значительно большую часть своей продукции, так что даже весьма скромный уровень инвестиций будет достаточным для обеспечения полной занятости, в то время как богатое общество должно отыскать значительно более широкие возможности для инвестирования, с тем чтобы склонность к сбережениям его более богатых представителей была совместима с занятостью его более бедных членов» (Кейнс 2007, с. 64).
Инвестиции осуществлялись проще, когда предприниматели могли рассчитывать на рост потребительского спроса и предложения труда по мере увеличения населения. Однако с прекращением роста населения готовность инвестировать в реальный капитал падает, на место предпринимательства приходит спекуляция на рынке номинального капитала. В богатых обществах выгоднее инвестировать в финансовые рынки, чем в производство. Кейнс полагал, что капиталисты накапливают капитал в денежной форме по мотивам предпочтения ликвидности. Эта характеристика особенно актуальна для общества позднего капитала, когда сокращение рождаемости и замедление роста сложности рабочей силы приводят к тому, что реальные инвестиции приносят все меньшую отдачу. Это побуждает владельцев капитала инвестировать в номинальные активы и предметы роскоши, стоимость которых растет по мере роста инвестиций, а не падает, как это характерно для инвестиций в реальные активы.
Имеется достаточное количество теорий, сводящих финансиализацию к особенностям места и времени, а не к тенденциям расширенного самовоспроизводства, взятым в целом. Например, Гудхарт и Прадхан связывают образование «долговой ловушки» с недостаточной фискальной экспансией со стороны правительств на этапе «великого воссоединения»: в ситуации, когда сбережения в Китае превышали прогнозируемые инвестиции, министры финансов не хотели увеличения государственных дефицитов для компенсации профицитов в потребительском секторе (Goodhart and Pradhan 2020, p. 96). Поскольку правительства не действовали фискальными инструментами, центральным банкам пришлось прибегнуть к денежной экспансии, понижению ставок и накачке экономики деньгами с целью компенсировать дефляцию, вызванную воссоединением, что привело к падению номинальных и реальных ставок и долговому буму (Goodhart and Pradhan 2020, p. 163). Однако причины, думается, лежат глубже.
Тома Пикетти (Пикетти 2015, с. 43 и др.) полагает, что когда предприниматели превращаются в рантье, а накопленный капитал воспроизводит себя быстрее, чем увеличивается производство, тогда углубляется социальное неравенство, что является угрозой для общества:
«Динамическая эволюция рыночной экономики и частной собственности, предоставленных самим себе, содержит в себе существенные силы сближения, связанные прежде всего с распространением знаний и навыков, и мощные силы расхождения, которые могут стать угрозой для наших демократических обществ и для лежащих в их основе ценностей социальной справедливости. Главная дестабилизирующая сила обусловлена тем, что частная доходность капитала r может заметно и в течение длительного времени превышать темпы роста дохода и производства g» (Пикетти 2015, с. 585).
Пикетти проводит параллели между финансиализацией конца XX – начала XXI века и так называемой «прекрасной эпохой», которая предшествовала Первой мировой войне. Для обоих периодов характерен рост социального неравенства. При этом Джованни Арриги ранее показал, что финансиализация повторяется в каждом следующем системном цикле накопления капитала (Арриги 2006, с. 398 и др.). Если капитал растет быстрее, чем растет добавленная стоимость, то это означает, что капитал «отъедает» часть прибавочной стоимости от деятельности, что номинальный капитал растет быстрее, чем человеческий капитал. Но это, в свою очередь, означает, что масса средств деятельности растет быстрее, чем способность субъектов деятельности применять эти средства. Эта ситуация la belle époque («прекрасной эпохи») не может быть устойчивой, она характерна для этапа финансовой экспансии, то есть для того этапа системного цикла накопления, в течение которого накопление номинального капитала подготовляет следующий этап цикла – этап реальной экспансии, этап расширения торговли и производства. Арриги показал, что перенакопление является финальной стадией любого системного цикла накопления капитала (см. Арриги 2006, с. 295-296). Отличие же нынешнего цикла от предыдущих состоит в том, что он завершается не только финансиализацией, но и сокращением, а затем прекращением роста мирового населения.
Увеличение заимствований населения, корпораций и государств ведет к образованию долгового навеса. Долговой навес – часть номинального капитала, его накопление связано с увеличением доли заемного капитала в совокупном капитале. Вопреки практической финансовой интуиции (верной для корпорации, но не для экономики в целом), чем выше доля заемного капитала относительно собственного, тем ниже отдача. Атиф Миан с коллегами выдвинули теорию «долгового спроса», согласно которой растущая долговая нагрузка приводит к более низкому совокупному спросу и, следовательно, к снижению естественной процентной ставки (см. Mian, Straub, and Sufi 2021, p. 2243-2244).
Исторически накопление капитала ведет к снижению естественной нормы процента, финансиализация противодействует этому снижению. Когда Пикетти отмечает, что в долгосрочном плане не существует тенденции ни к повышению, ни к понижению чистой доходности на капитал, он не учитывает, что в последние десятилетия эта доходность складывается из двух частей – из процентов на капитал, вложенный в реальный сектор, и из доходов от финансового предпринимательства. И что без финансовых прибылей чистая доходность была бы значительно ниже текущих 3-4% годовых с учетом инфляции.
Финансиализация не является прихотью капиталистов, вытекающей из их желания поддерживать привычный уровень доходов. В ситуации, когда рост населения сокращается, относительное перенаселение уменьшается, а правительства проводят политику полной занятости, стабильность на рынке номинального капитала оказывается невозможна, поскольку этот рынок испытывает постоянный приток прибыли, не находящей себе применения в производстве с его растущими затратами на труд, и не может перетекать в те страны и отрасли, которые не соответствуют новым требованиям к риску. В результате номинальный капитал замыкается сам в себе, раздувая «пирамиду долга». Вместо инвестиций в бедные страны происходит накачивание деньгами одних и тех же номинальных «точек роста» в богатых странах.
