А. И. Лактионова
Жизнеспособность и социальная адаптация подростков

3. Основные компоненты жизнеспособности подростков

Выше было показано, что жизнеспособность рассматривается в контексте адаптации индивида, протекающей в трудных условиях и, несмотря на различия в определениях жизнеспособности, в них всегда присутствуют понятия «риски» или «адаптация» в качестве основного ядра. Исходя из этого, мы рассматриваем жизнеспособность в качестве интегративной способности к адаптации.

Мы отмечали также, что жизнеспособность охватывает спектр развития до его оптимального состояния. Что мы понимаем под оптимальным состоянием, говоря о подростках? С точки зрения Б. Г. Ананьева, эффектом воспитания является выработка юношами на входе в самостоятельную жизнь жизненного плана, нарастание их умственной и моральной активности, что становится следствием перехода от положения объекта воспитания к положению субъекта воспитания, от воспитания – к самовоспитанию (Ананьев, 2001). М. А. Щукина показывает, что в отечественной психологической науке устойчивой является традиция представления жизненного пути личности как возрастания самодетерминации в определении стратегии и обеспечении собственного развития. Формирование автономности, самодостаточности в ходе жизненного пути признается критерием личностной зрелости (Щукина, 2016). С этой точки зрения, говоря об оптимальном развитии подростков, мы подразумеваем формирование их субъектности как самоуправляемой активности.

Жизнеспособность не является чертой характера (Мастен, Дистефано, 2016). Она одинаково зависит как от самого индивида, так и от ситуации, в которой он находится, а также от более общих условий социальной среды. Исходя из этого, мы рассматриваем как индивидуально-личностный, так и средовый контексты развития подростков.

Мы считаем, что жизнеспособность имеет уровневую структуру, совпадающую с уровневой организацией человека. Каждый из уровней характеризуется собственной системой ресурсов, которые тесно взаимосвязаны между собой и входят во взаимодействие со средовыми ресурсами. Оптимальный способ их индивидуальной интеграции определяет высокий предел личностной адаптации и жизнеспособности.

Таким образом, с нашей точки зрения, жизнеспособность – это метасистемное понятие (метаспособность). Компонентами, жизнеспособности выступают индивидуальные способности человека к сознанию и рефлексии, выступающие в качестве метапроцессуального регулятора его активности – деятельностной, поведенческой, коммуникативной – и определяющие оптимальный/неоптимальный способ индивидуальной интеграции всех компонентов регуляции и регулирующих факторов социальной среды на разных уровнях организации психики (индивидуальный, личностный, субъектный).

Предполагается, что уровень развития жизнеспособности будет соотносится со сформированностью ее компонентов в качестве которых мы выделяем следующие:

1) активность – индивидуально-типологическое, функциональное качество личности, представляющее индивидуальный ресурс жизнеспособности; оно включает активность личности, формально-динамические темпераментальные проявления активности и активность на индивидуальном уровне (нейродинамические проявления активности);

2) сознание – жизненная способность личности, определяющая оптимальный/неоптимальный способ индивидуальной интеграции всех компонентов;

3) способность к рефлексии – процессуальный аспект сознания.

В качестве компонентов регуляции мы рассматриваем:

1) способность к саморегуляции – одну из базовых способностей личности, которая осуществляется на трех уровнях: физиологическом, включающий механизмы энергетического обеспечения саморегуляции, психодинамическом и личностном;

2) контроль поведения – психологический индивидуальный ресурс субъектной саморегуляции;

3) психологические защиты и совладающее поведение – комплекс единых механизмов саморегуляции, включающих разные уровни регуляции (неосознаваемые и осознаваемые);

4) метапроцессы (операционные механизмы рефлексии) – система метакогнитивной регуляции; метакогнитивные способности рассматриваются в качестве особого типа интеллектуальных способностей, которые проявляются в виде характеристик стилевого поведения; когнитивные стили в качестве метакогнитивных способностей являются проявлениями сформированности базовых механизмов регуляции поведения.

В качестве регулирующих факторов социальной среды будут рассмотрены роль семьи, школы и общества как микро- и макросоциальные факторы жизнеспособности в детском и подростковом возрасте.

При этом мы попытаемся показать, каким образом эти качества формируются в онтогенезе и с какими внешними и внутренними факторами связано их развитие. Естественно, мы при этом не ставим перед собой задачу выявления четких причинно-следственных связей. Как указывала Л. И. Божович, ссылаясь на труды А. Н. Леонтьева, факторы и биологического, и социального порядка не определяют развитие прямо; они включаются в сам процесс развития, становясь внутренними компонентами возникающих при этом психологических новообразований. Никакое развитие не выводимо непосредственно из того, что составляет лишь его предпосылки. Развитие, надо исследовать как процесс «самодвижения», в котором «его предпосылки выступают как в нем же трансформирующиеся его собственные моменты» (Божович, 2008).

Рассмотрим подробнее выделенные нами компоненты жизнеспособности.

3.1. Жизнеспособность и активность субъекта

Если рассматривать континуум «успешная адаптация – дезадаптация», жизнеспособность определяет положительный аспект этого континуума, всегда связанный с развитием человека, поскольку жизнеспособность предполагает позитивное развитие, которое превосходит состояние, в котором индивид мог бы находиться, если бы не подвергся влиянию стресса. С этой точки зрения, пассивная адаптация, основывающаяся на пассивно-приспособительных связях личности с окружающей средой, не может, на наш взгляд, рассматриваться во взаимосвязи с жизнеспособностью. Говоря о жизнеспособности, мы предполагаем наличие активно преобразующих связей между человеком и средой. В связи с этим необходимо обратиться к такому индивидуально-типологическому, функциональному качеству личности, как активность, рассматриваемую нами в качестве индивидуального ресурса жизнеспособности, интегративной способности к адаптации. В исследовании жизнеспособности человека субъектная активность определяется как психологическое новообразование, способствующее самореализации субъекта во многих сферах его жизнедеятельности, как принципиально значимая характеристика жизнеспособности (Лактионова, 2013б, 2016а). Подход к адаптации, в основе которой лежит жизнеспособность, как к активному процессу освоения, преодоления и разрешения субъектом разных форм противоречий предполагает, что главная роль в этом процессе принадлежит активности субъекта, ответственного за координацию регуляторных механизмов, обеспечивающих его взаимодействие с внешним миром, его состояние и осуществление деятельности. В процессе разрешения этих противоречий субъект вырабатывает определенные способы регуляции своей индивидуальной активности (Дикая, 2008).

Так, с точки зрения С. Т Посоховой, своевременность и вектор реализации латентных адаптационных способностей, заложенных в потенциале, зависят от активности личности (Посохова, 2003).

Н. А. Бернштейн в исследованиях физиологии активности зафиксировал ориентацию активности субъекта на «преодоление» ситуации, а не на адаптацию к ней. При таком подходе значительно большее внимание отводится упреждающей активности, а роли компенсаторных и адаптационных механизмов придается лишь частное значение (Бернштейн, 1966, 1991). С точки зрения А. К. Осницкого, это приводит не к редукции психической реальности на уровень физиологии, а, напротив, физиологическая картина интегрируется на более высоком – поведенческом – уровне освоения ситуации. «Применительно к человеку наше знание о его „даре“ – умении осознавать многое из того, что он встречает и видит, а также и способности это изменять, еще в большей мере вынуждает нас говорить <…> об «освоении» ситуации, об открытии все новых и новых возможностей взаимодействия с нею и преобразования ее в своих целях… Следовательно <…> такая характеристика, как освоение (не усвоение, а именно освоение), становится определяющей в активности человека как субъекта своей активности» (Осницкий, 2009, часть 2, электронный ресурс).

Б. А. Вяткин связал исследования активности с проблематикой интегральной индивидуальности (Вяткин, 2000). Согласно теории интегральной индивидуальности человека В. С. Мерлина, она образована рядом иерархических уровней индивидуальных свойств, отражающих различные этапы развития материи (Мерлин, 1986, с. 50).

1. Система индивидуальных свойств организма. Ее подсистемы:

а) биохимические,

б) общесоматические,

в) свойства нервной системы (нейродинамические).

2. Система индивидуальных психических свойств. Ее подсистемы:

а) психодинамические (свойства темперамента),

б) психические свойства личности.

3. Система социально-психологических свойств. Ее подсистемы:

а) социальные роли в социальной группе и в коллективе,

б) социальные роли в социально-исторических общностях.

С точки зрения В. С. Мерлина, индивидуальные свойства, представленные в рамках одной из подсистем, взаимосвязаны статистически жестко, однозначно. Внутриуровневые или однозначные связи (в рамках одной подсистемы) проявляются в различных вариантах (взаимооднозначные, одномногозначные, многооднозначные). Эти связи обеспечивают относительную автономию и стабильность подсистем, образующих интегральную индивидуальность (тенденция к автономии, дифференциации, стабилизации). Функцию интеграции и развития интегральной индивидуальности как единого целого обеспечивают многомногозначные, межуровневые взаимосвязи. При этом каждая переменная одной из подсистем индивидуальности связана с несколькими переменными другой подсистемы, и наоборот. Многомногозначность исключает возможность редуцирования закономерностей одного уровня к закономерностям другого уровня и служит критерием выделения новых иерархических уровней индивидуальности. В качестве звеньев, опосредующих межуровневые взаимосвязи, В. С. Мерлин выделял индивидуальный стиль предметной деятельности или общения, считая функцию индивидуального стиля системообразующей (Мерлин, 1986). Б. А. Вяткин в качестве звена, опосредующего разноуровневые индивидуальные связи интегральной индивидуальности, выделил индивидуальный стиль ведущей активности. Он определил его как системное, многоуровневое и многокомпонентное образование, обусловленное определенным симптомокомплексом разноуровневых свойств интегральной индивидуальности, направленного на достижение успеха в деятельности (Вяткин, 2000).

Таким образом, согласно «пермскому подходу», активность индивидуальности можно рассматривать как систему проявлений активности на различных уровнях и подуровнях интегральной индивидуальности. В. С. Мерлин считал, что в качестве субъекта активности следует рассматривать всю интегральную индивидуальность, а не ее отдельные уровни (Мерлин, 1986). Так, исследование А. А. Волочкова и Е. Н. Митрофановой, в котором рассматриваются нейродинамические, формально-динамические (темпераментальные) и личностные проявления активности в коммуникативной и познавательной сферах жизни, а также в созерцании и рефлексии, показывают, что активность интегральной индивидуальности, по В. С. Мерлину, представляет собой целостную активность субъекта:

• она не замыкается на отдельных автономных уровнях и подуровнях;

• активность уровней и подуровней и отдельных их видов не проявляется рядоположенно и разновременно;

• наибольший вклад в структуру активности индивидуальности вносят активность личности, затем формально-динамические (темпераментальные проявления активности). Наименьший вклад вносит активность на индивидуальном уровне (нейродинамические характеристики активности) (Волочков, Митрофанова, 2016).

Активность личности, которая вносит наибольший вклад в структуру активности индивидуальности и характеризует ее как субъекта, проявляется в способности осознавать свои мотивы, действовать произвольно и целенаправленно, искать и находить приемлемые способы разрешения противоречий, ощущать себя источником организации собственной жизни (Журавлев, Харламенкова, 2009, с. 34).

Говоря о темпераментальных проявлениях активности Я, Стреляу показывает, что активность, являясь фундаментальной чертой темперамента, развивается под влиянием общества и образования. Уровень активности индивида может не соответствовать биологически заложенному уровню реактивности. Это может привести, в крайних случаях, к нарушениям адаптации (Strelau, 1989).

Л. Г. Дикая выделяет стили саморегуляции на основе расхода ресурсов и резервов, связывая их с активностью: 1) гармоничный стиль (у экстравертов с высокой энергетикой), при котором у субъекта достаточно сил, чтобы взаимодействовать с окружающим миром, поскольку экстраверсия обеспечивает поведенческую и эмоциональную вариативность, а тип вегетативной регуляции – достаточное энергетическое обеспечение; 2) экономный стиль (у интровертов с низкой энергетикой), при котором испытуемые, имея слабые энергетические ресурсы, осторожны, тратят их экономно, у них быстро развиваются состояния утомления, депрессии в случае высоких нагрузок; 3) накопительный стиль (у интровертов с эрготропным реагированием), характеризующий лиц с невысокой активностью в поведении, но большими резервами, которые «как бы накапливают» ресурсы и потому могут их интенсивно расходовать, не ухудшая своего состояния; 4) затратный стиль (экстраверты с трофотропным реагированием), которые обладают низкими энергетическими ресурсами, но интенсивно их расходуют. С точки зрения Л. Г. Дикой, этот стиль является наиболее неэффективным и неоптимальным (Дикая, 2003).

Т. М. Марютина показывает, что уровень активности субъекта может рассматриваться как фактор, изменяющий соотношение генотипа и среды в онтогенезе. Это доказывает явление генотип-средовых корреляций. Так, при пассивной генотип-средовой корреляции ребенок «наследует» вместе с генами средовые условия, соответствующие его способностям и склонностям. Если со стороны агентов среды возникает адекватная реакция на генетически обусловленные особенности ребенка проявляется реактивная генотип-средовая корреляция. Активная генотип-средовая корреляция возникает в том случае, если ребенок сам активно ищет условия, соответствующие его генетически обусловленным склонностям. Предполагается, что смена типов генотип-средовых корреляций от пассивной к активной происходит в процессе развития по мере того, как дети все более овладевают способами взаимодействия с окружающим миром и формируют индивидуальные стратегии деятельности (Марютина, 2009). Т. М. Марютина обращает внимание на то, что идея самоорганизующейся активности как принципа развития ЦНС, стимулируемой и направляемой средой, в первую очередь взаимодействием со значимыми другими, хорошо согласуется с субъектнодеятельностным подходом С. Л. Рубинштейна и А. В. Брушлинского, а также представлениями ряда современных отечественных психологов (Знаков, 2003; Осницкий, 2009; Сергиенко, 2011; Харламенкова, 2013; Харламенкова, Журавлев, 2014), в том числе пермской психологической школы (Волочков, 2003). Согласно этой идее, человек выступает как субъект развития по отношению не только к собственной психике, но и по отношению к собственному мозгу и, в конечном счете, по отношению к собственному генотипу» (Марютина, 2009). Так, А. А. Волочков говорит о переходе при решении фундаментальной проблемы развития от дихотомического сопоставления генетического и средового факторов влияния к «взаимодействию трех основных факторов психического развития» (биологического, социального и фактора «активности самого субъекта жизни») (Волочков, 2012, с. 21).

Рассматривая проблему развития активности субъекта в качестве компонента жизнеспособности, мы придерживаемся системно-субъектного подхода, соглашаясь с тем, что ребенок становится субъектом постепенно в ходе общения, деятельности и других видов активности. А. К. Осницкий рассматривает досубъектные формы, при которых психические проявления ребенка носят характер зачаточных форм активности, не являются в полной мере ни общением, ни созерцанием, ни деятельностью. Он показывает, что становление произвольной активности ребенка начинается с младенческих лет. «Произвольность усилий, с одной стороны, порождается активностью самого ребенка, с другой стороны, обеспечивается опытом, приобретаемым им во взаимодействии со взрослым и с тем предметно-вещным миром, который его окружает. Эта форма активности, предполагает определенным образом направленное регулирование усилий, идущее от желаний и стремлений самого ребенка, и влияние природой данных энергетических сил, которые управляют им независимо от его воли» (Осницкий 2009). Э. Чудновский вводит понятие развивающегося «ядра субъективной активности», становление которого «выражается в постепенном изменении соотношения между „внешним, и „внутренним,: от преимущественной направленности „внешнее через внутреннее, к все большему доминированию тенденции „внутреннее через внешнее,» (Чудновский, 1993, с. 9). Важность способности к саморазвитию, обусловленному субъектной активностью, подчеркивали Б. Г. Ананьев, Л. И. Божович, А. В. Брушлинский С. Л. Рубинштейн и др.

В исследовании Е. Ю. Росляковой показано, что в ранней юности (16–17 лет) наибольший вклад в целостную активность субъекта жизнедеятельности вносит смыслообразующая активность (Рослякова, 2008).

Выводы

• Подход к адаптации, в основе которой лежит жизнеспособность, как к активному процессу освоения, преодоления и разрешения субъектом разных форм противоречий, предполагает, что главная роль в этом процессе принадлежит активности субъекта, ответственного за координацию регуляторных механизмов, обеспечивающих его взаимодействие с внешним миром, его состояние и осуществление деятельности.

• С точки зрения системно-субъектного подхода, ребенок постепенно становится субъектом в ходе общения, деятельности и других видов активности.

• Активность индивидуальности можно рассматривать как систему ее проявлений на различных уровнях и подуровнях интегральной индивидуальности. В качестве субъекта активности следует рассматривать всю интегральную индивидуальность, а не ее отдельные уровни.

• Наибольший вклад в структуру активности индивидуальности вносят активность личности, затем формально-динамические (темпераментальные проявления активности), наименьший вклад – активность на индивидуальном уровне (нейродинамические характеристики активности).

• Активность личности характеризует ее как субъекта, проявляется в способности осознавать свои мотивы, действовать произвольно и целенаправленно, искать и находить приемлемые способы разрешения противоречий, ощущать себя источником организации собственной жизни.

• Уровень активности субъекта может рассматриваться как фактор, изменяющий соотношение генотипа и среды в онтогенезе. Смена типов генотип-средовых корреляций от пассивной к активной происходит в процессе развития по мере того, как дети все более активно овладевают способами взаимодействия с окружающим миром и формируют индивидуальные стратегии деятельности.

3.2. Саморегуляция как компонент жизнеспособности

С точки зрения Б. Г. Ананьева, сформированная индивидуальность с ее целостной организацией свойств и саморегуляцией обеспечивает единое направление развития и стабилизирует общую структуру человека, являясь одним из факторов жизнеспособности (Ананьев, 1977, с. 274). По мнению Л. Сроуфа с соавт., измерение жизнеспособности является, в первую очередь, измерением регуляции (Sroufe et al., 2005).

Содержание психической саморегуляции отличается системным характером ее организации (К. А. Абульханова-Славская, О. А. Конопкин, В. И. Моросанова, Л. Г. Дикая, Ю. Я. Голиков, А. Н. Костин, А. В. Карпов, А. О. Прохоров и др.). Изучение саморегуляции позволяет раскрыть взаимосвязи разнообразных психических процессов с динамическими характеристиками поведения и индивидуально-личностными свойствами человека. За последние двадцать лет проблема саморегуляции стала приобретать центральное место в психологии. Постижение саморегуляции может стать ключевым конструктом, позволяющим перейти к интегративному изучению человека, его возможностей не только адаптироваться к миру, но и изменять мир вместе с собой (Костин, Голиков, 2013; Сергиенко, 2016б).

Следует отметить, что исследования саморегуляции поведения, основанной на ресурсах человека, широко представлены в отечественной психологии. Так, К. А. Абульханова исследовала проблемы саморегуляции (регуляции, направленной на свою собственную активность – деятельностную, поведенческую, коммуникативную и пр.) как оптимальный/неоптимальный способ индивидуальной интеграции личностью собственных возможностей разных уровней для решения жизненных задач (Абульханова-Славская, 1990). С точки зрения В. И. Моросановой, саморегуляция, являясь функциональным средством субъекта, позволяет ему мобилизовать свои личностные и когнитивные возможности (выступающие как психические ресурсы, по выражению К. А. Абульхановой-Славской) для реализации собственной активности. Эта внутренняя целенаправленная активность человека реализуется системным участием самых разных процессов, явлений и уровней психики (Моросанова, 2012). Функциональная структура осознанной, произвольной саморегуляции в качестве основных звеньев включает «цели деятельности, модели значимых условий, программы исполнительских действий, критериев успешности, оценки результатов и коррекции действий. Каждое из звеньев реализуется соответствующим регуляторным процессом: планированием целей, моделированием значимых условий, программированием действий, оцениванием результатов и коррекцией действий» (Моросанова, 2001, с. 37).

В работах О. А. Конопкина саморегуляция интерпретируется «как системно-организованный процесс внутренней психической активности человека по инициации, построению, осуществлению, поддержанию и управлению всеми видами и формами активности, которые направлены на достижение принимаемых субъектом целей» (Конопкин, 2007, с. 12–13). С его точки зрения, саморегуляция интегрирует динамические и содержательные аспекты личности, осознанные и бессознательные ее структуры.

По мнению Л. Г. Дикой, «ядро адаптации как системы и процесса составляет психическая саморегуляция, эффективность которой обеспечивается взаимодействием регуляторных механизмов в триаде «личность-состояние-деятельность» (Дикая, 2003, с. 242). Л. Г. Дикая выделила индивидуальные стили саморегуляции, которые имеют три уровня: физиологический, включающий механизмы энергетического обеспечения саморегуляции (в структуре произвольной саморегуляции активационно-энергетический компонент является базовым), психодинамический и личностный, обеспечивающие поведенческую и эмоциональную вариабельность поведения. Индивидуальные стили саморегуляции определяются преобладанием, эффективностью и взаимодействием ее разных регуляторных систем: личностной, волевой, эмоциональной, психофизиологической (непроизвольной и произвольной), включая когнитивный, эмоциональный и активационный компоненты. Несовершенство той или другой системы формирует неоптимальный стиль саморегуляции и предопределяет структуру психической вариабельности, которая как бы надстраивается над физиологическим и психодинамическим уровнем, компенсируя или усиливая недостатки стиля. Индивидуальные различия проявляются в разной степени сформированности и связи тех или иных регуляторных систем. Одно из положений концепции психической саморегуляции, выделяемых Л. Г. Дикой, состоит в том, что существует взаимосвязь между личностными качествами субъекта и саморегуляцией (Дикая, 2003). Таким образом, системная концепция психической регуляции Л. Г. Дикой охватывает всю иерархию уровней саморегуляции, включающую и психофизиологический уровень, и уровень ценностно-мотивационный, задаваемый личностью. Такое системное решение дает представление о континуальности и интегративности психической саморегуляции, где низшие и высшие уровни составляют единое целое и взаимозависимы (Сергиенко, 2007, с. 257).

С точки зрения В. С. Мерлина, О. А. Конопкина и др., оптимальный стиль саморегуляции также складывается, с одной стороны, из совокупности природных свойств, и, с другой стороны, из сложившейся в течение жизни системы приемов и способов саморегуляции. О. А. Конопкин показал, что гармоничный тип регуляции характеризуется развитостью и оперативностью психических подсистем, которые обеспечивают различные регуляторные функции (Конопкин, 1989).

Идея анализа проблем саморегуляции как некоторого ресурса человека представлена также в ряде исследований зарубежных психологов. Е. А. Сергеенко, проведя анализ литературы по этой теме, показывает сопоставимость таких моделей, как модель силы ресурсов (Strength model) Р. Бауместейра, Б. Шмейчеля и К. Вогс (Baumeister, Schmeichel, Vohs, 2007) модель самоуправления Е. Хиггинса (Higgins, 1996) и модель обратной связи С. Карвера и М. Шейера (Carver, Scheier, 1981), а также идей З. Фрейда об энергетических способностях саморегуляции. Однако автор отмечает упрощенность представлений о саморегуляции как истощении: «Если ресурсы – это просто некоторая энергия или сила, то в данной модели она существует в виде почти физической энергии батарейки, которая ограничивает возможности саморегуляции субъекта. Если это ресурсы субъекта, то они в данной модели не операционализированы и сведены лишь к энергетической составляющей человеческого функционирования, т. е. никак не специфичны для регуляции субъекта» (Сергиенко, 2016б, с. 172).

С точки зрения С. А. Хазовой ресурсы субъекта имеют ментальную природу. Субъект может противостоять истощению ресурсов, обеспечивая их экономию, рациональный расход, накопление, сохранение и развитие благодаря концептуализации опыта. Формулируя определение ресурса, она акцентирует его представленность в ментальном опыте субъекта и исходит из того, что и внутренние (интрапсихологические) характеристики, и объекты физической и социальной среды начинают играть ресурсную роль только тогда, когда им придается личностная значимость и ценность (Хазова, 2014). В этом ее авторская позиция соотносится с позицией С.Е. Хобфолла, предлагающего понятие «оцениваемый ресурс» – исходный ресурс плюс его добавленная «ценность» для человека (Hobfoll, 1989, 1998).

М. А. Холодная отмечает, что понятие ресурсов изначально было введено в узком значении этого слова для описания ограниченности энергетических возможностей базовых познавательных процессов. Так, Д. Канеман в своей книге на основании эксперимента, проведенного Р. Баумейстером, показывает, что все виды произвольных усилий – когнитивных, эмоциональных или физических – хотя бы частично используют общий резерв мыслительной энергии. В результате наблюдается «истощение эго» (Канеман, 2015. С. 58). Однако при изучении совладающего поведения в понятие ресурса вкладывается более общий смысл (Совладающее поведение, 2008; Стресс, выгорание, совладание в современном контексте, 2011). Процесс распределения ресурсов, на котором делает акцент ресурсный подход, позволяет человеку адаптироваться даже в самых трудных жизненных обстоятельствах. При этом предполагается, что существует «ключевой ресурс», который управляет общим фондом ресурсов (Hobfoll, 1988). С точки зрения М. А. Холодной, есть основания искать ключевые ресурсы в интеллектуальной сфере человека, не сводя их к показателям психометрического интеллекта и психометрической креативности. Центральное место в системе ресурсов она отводит произвольному и непроизвольному интеллектуальному контролю (Холодная, 2002, 2015).

Интеллектуальные или интеллектуально-личностные ресурсы человека, используемые в качестве ресурсов саморегуляции, выделяются также в работах Д. А. Леонтьева. Автор относит к ним куазальные ориентации, локус контроля, самоэффективность, толерантность к неопределенности, склонность к риску, поленезависимость, рефлексию (Леонтьев, 2010). К ключевым ресурсам относят также такие личные качества, как оптимизм, жизнестойкость, самоэффективность и т. д. Самоэффективность в качестве компонента жизнеспособности выделяет, в частности, А. В. Махнач, показывая, что она «состоит из ожиданий и представлений субъекта, его веры в способность мобилизовать мотивацию, когнитивные ресурсы и действия для оказания влияния на то или иное событие благодаря адекватной оценке, а также уверенности в своей эффективности по достижению желаемых целей» (Махнач, 2016а, с. 145). Соглашаясь с тем, что и самоэффективность, и жизнестойкость¹ можно рассматривать в качестве «ключевых ресурсов», следует отметить, что все эти личные качества можно отнести к смысловым образованиям. И именно смысловые образования рассматриваются в монографии в качестве «ключевого ресурса» жизнеспособности (см. раздел 1.3.5). Важно только отметить, что они могут быть как осознанными, так и преимущественно или полностью не осознаваться (Шапиро, 2009).

Соглашаясь со всеми вышеперечисленными авторами о роли интеллектуальных или интеллектуально-личностных ресурсов, мы подчеркиваем, что саморегуляция реализуется системным участием различных процессов, явлений и уровней психики. И именно на субъектном уровне интегрируются все индивидуальные ресурсы человека, таким образом, субъект выступает системообразующим фактором всей системы регуляции. Ресурсы субъекта имеют ментальную природу. Однако, с нашей точки зрения, нельзя сводить все ресурсы саморегуляции только к ментальным, хотя они, несомненно, играют важную роль, определяя оптимальный/неоптимальный способ индивидуальной интеграции ресурсов разных уровней. Таким образом, к ресурсам саморегуляции мы относим: психофизиологические (активационно-энергетический компонент), «интеллектуальный потенциал (способности извлекать и упорядочивать ментальный опыт, на его основе прогнозировать результат и его последствия), эмоциональность (интенсивность эмоций, эмоциональную лабильность, активность, способность к сопереживанию, понимание эмоций других и т. д.), способность к произвольной организации действий (волевые усилия, предполагающие организацию исполнительного компонента, гибкость реализации действий в зависимости от изменяющихся условий задачи, анализ результата исполнения)» (Сергиенко, 2007, с. 260).