Зяма Исламбеков
Об одном и том же
ДП-10
Она текла по настроению.
Без настроения – она б, мне не дала.
Писать стихи и даже сочинения.
Шизофрения – вот и все дела.
Дмитрий Макшанцев
В 10.15 раздался звонок. Виктор заканчивал завтрак и собирался на велосипеде съездить за продуктами в гипермаркет Ленту. Обе машины стояли в гараже, до которого было чуть более километра, а до Ленты в один конец было 3,6 км. На велосипеде это не более 15 минут в одну сторону. На руль вешаются обычные фирменные сумки с Ленты, набитые продуктами на неделю… Всё было отработано и испытано много-много раз.
Этим ноу-хау Виктор Иванович пользовался последние годы, т. к. ему лениво было мотаться в гараж за машиной по нескольку раз в день, туда-обратно, а на велосипеде в плюсовую сухую погоду было очень даже комфортно. И машину гонять не надо, и с парковкой всё решалось легко и просто.
– Здорово! Не спишь? – Гогу просто распирало рассказать Виктору о проделанной операции с девочкой.
– Привет. Что-то срочное?
– Слушай, я, это самое, всё сделал как ты сказал, – радостно похвастал Гога. – Представляешь, когда мы приехали ко мне, она сразу же пошла в туалет, а затем в ванную.
– А ты уже разделся и теребил свой аппарат? Настраивался на интим? – пошутил Виктор.
– Слушай, не опошляй! Я приготовил кофе с сыром и мы на кухне выпили кофе, а потом я её пригласил на свою кровать. И она – согласилась! Представляешь, это самое? Ну, в общем, мы, это самое, всё с ней сделали. И она даже готова была заночевать у меня, чтобы, это самое, утром поехать в ювелирку, но я её не стал оставлять на ночь, а отвез домой и сказал, что сегодня вечером ей всё завезу.
– Поздравляю, – сухо выдавил из себя Виктор, который почему-то вдруг начал зевать от россказней приятеля, озабоченного сексом, театром и путешествиями.
– Витя, а у тебя можно стрельнуть полтинник, а то я совсем пустой? – робко спросил Гога, зная наперед ответ приятеля, не дававшего ему никогда ничего в займы.
– Для какой балды? – лишь спросил Виктор и, не дожидаясь ответа, вдруг резко ответил словом "нет".
– Слушай, это самое, я без денег просто пропаду. Я всё-таки должен ей сегодня привезти… Она же будет ждать… А если я не привезу, то значит я её обманул… Понимаешь? А я так не могу.
– Ничего ей привозить не надо. Просто скажешь, что к открытию ты подъехать не смог, а после обеда они взяли и продали эту несчастную цацку. Другой такой же у них пока нет, но ты сделал предоплату 20 % и они обещали быстро достать. При тебе, мол, даже позвонили поставщику…
– Думаешь, прокатит?
– Будешь её долбить две недели и кормить завтраками, а потом поссоришься с ней на пару недель, а там видно будет. Понятно?
– Слушай, ты – молодец! Просто гений! – похвалил Гога своего наставника.
– Гога, извини, я сейчас уже должен отъехать, так что давай потом, вечером… Я сегодня буду допоздна играть в шахматы на lichess и ты мне можешь позвонить даже в полночь. Хорошо?
– Слушай, ты тоже так делаешь? – веселым голосом задал вопрос Гога, который ещё минуту назад был в безвыходном положении.
– Я такой фигней не занимаюсь. Ты же знаешь, что я просто умный и всё знаю.
– Да, что есть – то есть.
– Я только бедный, но ума у меня – очень и очень много. Обращайтесь, если что-то надо будет ещё.
– Да, кстати, забыл сказать, послезавтра у меня вылет в Милан.
– Оба-на… Я и забыл совсем?! Как быстро-то время пролетело?!
– Слушай, я тогда сегодня девочку отработаю как следует, а завтра тебе позвоню и всё расскажу. Да?
– Да, да… Не волнуйся. Всё у тебя получится.
Прошло шесть часов. После обеда и прогулки с лабрадором Виктор любил поваляться часок-другой на диване, чтобы отдохнуть и набраться сил для пары часов активной работы за компьютером или велопрогулки, или плавания в бассейне, или просто даже поспать… Профессор успел побродить по просторам интернета. Он прочитал все новости за сутки, набросал вчерне научную статью по спортивной медицине, поговорил по WhatsApp с аспирантом, который в очередной раз насиловал своего научного руководителя своими бредовыми идеями, обличенными в псевдонаучные опусы…
Представьте себе такое важное для спорта изобретение, как специальный минирегистратор, монтируемый в мяч для игры в гольф, или в бильярдный шар, или в футбольный мяч (вариантов применения – несколько десятков, применительно для игровых видов спорта) и т. д. с целью фиксации таких параметров, как:
– силы удара;
– скорости и длительности вращения;
– дальности дистанции и траектории пройденного пути;
– ещё 9 или 11 параметров…
– Степан, скажи пожалуйста, ты продолжаешь принимать наркотики? – спросил профессор Захаров у своего аспиранта? – Ты пьёшь, куришь?
– Нет! Что Вы? Я же спортсмен! Я с рождения ничем таким не занимаюсь…
– А у вас в роду были, ну, как бы это помягче сказать, чтобы тебя не обидеть, люди со странностями, с отклонениями?
– В каком смысле со странностями, с отклонениями? – переспросил аспирант.
– Ну, в том самом смысле, что они выделялись из общей массы людей своим нестандартным поведением, мышлением? Понимаешь меня?
– Не, не совсем…
– Я пытаюсь тебя спросить о твоих родственниках… Известно ли тебе о них что-либо такое, что связано с психическими расстройствами, заболеваниями, отклонениями? Теперь, надеюсь, понятно?
– А, в этом смысле? – Степан взял маленькую паузу, после которой не задумываясь сообщил, что таких случаев у него в роду было много. – Мой отец, когда служил на флоте, был комиссован из-за дебилов на корабле, которые, мудаки сраные, ничего не понимали в военном деле.
– Что ты имеешь ввиду?
– Да отец, когда служил на корабле, раскрашивал торпеды и снаряды, наносил на них изображения черепа с костями, змей ядовитых, морд разных хищников и т. д.
– Зачем? – у Виктора Ивановича вдруг в горле возник какой-то комок, пульс участился, щёки зарделись, дыхание стало сбивчивым, прерывистым. Он напрягся и старался не пропустить ни слова своего аспиранта, который бесхитростно рассказывал своему научному руководителю о чудачествах своих родственников.
– Да всё очень просто. Когда, например, торпеда выпускается из торпедного аппарата, то на пути следования она может столкнуться с морскими обитателями и либо взорвется, либо изменит траекторию, либо повредит животного. Короче, будет нежелательный контакт. Понимаете?
– Дальше, дальше рассказывай, – попросил Захаров.
– Ну, вот, а страшные рисунки, изображения опасности и т. д. – всё это убережет от этих самых нежелательных контактов. Понимаете?
– Стёпа, а ты знаешь с какой скоростью выстреливается торпеда и с какой скоростью она движется к цели?
– Точно не знаю, но думаю, что это несколько сотен километров в час, – высказал предположение аспирант.
– Молодец! Правильно мыслишь, – похвалил профессор. – А ты знаешь, что в воде видимость минимальная, что ни дельфины, ни киты, ни акулы, никто вообще из животного мира не сможет ни увернуться от торпеды, ни избежать даже касания с ней?!
– Ну, и что? – никак не мог взять в толк Степан. Он никак не мог понять, к чему клонит его научный руководитель.
– Стёпа, дорогой мой фантазёр, это – сизифов труд, это – чистый бред! Понимаешь? – с лёгкой иронией в голосе спросил Захаров. – Надо быть полным идиотом, чтобы…
– Всё, всё, всё, довольно! Вы меня просто оскорбляете и унижаете! Вы такой же, как те пидоры, которые моего отца закомиссовали и чуть было не упекли в психушку!
– Стёпа, не надо так остро реагировать на критику. Извини… Я вовсе не хотел тебя обидеть, – начал было оправдываться профессор за допущенную бестактность, но Степан был уже на взводе. Он продолжал навешивать бедному профессору ярлыки и обвинять того во всех смертных грехах, а м.б. и более…
– Вы что, Виктор Иванович, не понимаете всей важности изобретения моего отца? Ведь его изобретению просто цены нет! Да если бы во время второй мировой войны это изобретение было бы в Советской армии и на флоте использовано, то знаете, сколько бы животных тогда не погибло бы? Да и боеприпасов бы было сколько вхолостую не потрачено!? Да я Вам больше того скажу, победа была бы не в 1945 году, а гораздо раньше, в 44-ом, а м.б. и вообще в 43-ем. Вот. – Степан не говорил, а кричал в свой смартфон. Слюни просто брызгали на камеру, на кончиках губ появилась пена. Зрачки глаз расширились, руки мелко тряслись и картинка на смартфоне сильно подрагивала.
– Стёпа, Стёпушка! Успокойся! Успокойся, Стёпушка! Не надо так нервничать! Хорошо, что ты мне всё объяснил! Ты абсолютно прав, Стёпа, – профессор пытался, как мог, успокоить взбешенного от ярости молодого аспиранта.
И вдруг, о, чудо!? У Степана закончилась зарядка, сел аккумулятор, связь оборвалась.
Профессор вздохнул с облегчением и отправился на кухню пить чёрный кофе.
Через полчаса опять вышел на связь аспирант Степан.
– Виктор Иванович, Вы не сердитесь, пожалуйста, на меня. Просто обидно, что Вы так неадекватно отреагировали на изобретение моего отца, – виноватым голосом оправдывался аспирант.
– Хорошо, я понял. Извини, если что… А чем сейчас занимается твой папа?
– А его уже нет. Его убили двенадцать лет тому назад, – Степан расплакался и положил трубку.
Через 10 минут Степан снова позвонил Захарову.
– Виктор Иванович, а как Вы считаете, разве можно учёного насильно класть в дурку лишь за то, что тот сделал сенсационное открытие? – Степан опять был на взводе, но уже не ревел и было видно, что он высморкался, вымыл лицо, привел себя в порядок.
– Что ты имеешь ввиду? – Виктор Иванович закончил мытьё посуды на кухне, всё прибрал и отправился в спальню, где только-только успел принять горизонтальное положение. Он уже собирался выключить смартфон и замкнуть на массу, придавить часок-другой, но не успел, позвонил Степан.
– Мой отец сделал важное научное открытие, он установил и научно доказал, что большинство животных умеют читать. Более того, он провёл эксперимент, в ходе которого все его научные гипотезы и теории полностью подтвердились.
– Ну-ка, ну-ка, поподробнее… Это уже действительно интересно, – Виктор Иванович обратился в слух. Он с нетерпением ждал очередной "научной" сенсации, после которой он хотел выключить смартфон, поржать во всю силу и… поспать.
– Хорошо, только дайте слово, что Вы не будете об этом ни с кем говорить, ничего и никому не расскажете?
– Зуб даю! Честное комсомольское!
– Отец ещё до службы на флоте выявил способность у птиц, в частности, голубей, ворон, чаек и кого-то там ещё, разговаривать и читать.
Виктор Иванович оху@л. Он вдруг отчётливо понял, что его аспирант, которого ему навязал его директор института, просто сбрендил. Профессор лежал на диване и тупо смотрел на Степана, который вошёл в раж и что-то там рассказывал.
– … и вот эти листочки, которые до сих пор висят на окнах моей квартиры…
– Погоди, погоди, – перебил Степана профессор, вышедший из оцепенения и включившийся снова в разговор, – не спеши. Какие ещё листочки? Поподробнее, пожалуйста.
– Отец написал на листочках для птиц следующие плакаты, объявления… Ну, чтобы они поняли, что мы, люди, их уважаем и понимаем. Что мы общаемся с ними на равных.
– Подожди! Какие плакаты? – не мог взять в толк оху@вший от шизоидного аспирантского бреда профессор.
– Посадка запрещена! Не стучать! Не срать! И так далее…
– Это – плакаты? – удивился профессор.
– Ну, да! Конечно, – Степан тоже слегка удивился непониманию своего научного руководителя, ведь он рассказывал ему всё очень и очень подробно.
– Так, дальше давай! – Захаров вдруг почувствовал, что он может не сдержаться и взорвётся от смеха, который еле-еле сдерживал.
– Птицы, видя эти надписи, понимая, что им – пизд@ц, если они вдруг только даже просто присядут на подоконник или сам балкон, стали облетать стороной окна нашей квартиры.
– Ах, вот оно как?!
– Ну, да! Я же это тоже проверил на практике. После смерти отца плакаты же все у нас остались. Они действительно работают. А когда я ещё установил с улицы на все окна квартиры электрические ролетты, то за семь, нет, за восемь лет, представляете? – ни на одной из них даже никакого намёка на какой бы то ни было контакт с птицами ни разу не было. Ни единого следа, ни какашечки, ничегошеньки! Вот как!
– Стёпа, послушай, у меня есть коллега, Игорь Витальевич… Тебе надо с ним пообщаться. Расскажешь ему и про свои изобретения, и про научные открытия отца… Про диссертацию расскажешь… Сегодня, прямо сегодня ему позвони, т. к. он на днях улетает в Милан…
– На симпозиум? – спросил аспирант.
– На симпозиум, на симпозиум. Будет ещё и на итальянском телевидении выступать…
– Да, спасибо! Я, кстати, забыл Вам рассказать, что идею с видеорегистрацией шаров и мячей я вынашиваю давно, ещё со школьной поры. Мы с отцом, он ещё не лежал в психушке, были на какой-то там выставке, или в каком-то музее… Не помню. Не суть! Мне отец показал работу норвежского импрессиониста Эдварда Мунка "Крик". Картина сразу же понравилась. И именно это полотно и натолкнуло меня на данное предложение, которое я думаю, надо положить в основу всей моей диссертации?! – Степан положил смартфон, куда-то ненадолго отошел, а затем продолжил, – я сейчас Вам по WhatsApp перешлю полотно Эдварда Мунка. Ловите.
Связь опять прервалась. Не прошло и 10 секунд, как Захаров получил картинку. Открыв и просмотрев аспирантское сообщение, у Виктора Ивановича начался гомерический смех. Он только выдавил со слезами на глазах одно, единственно слово Пизд@ц! Затем смех разом стих и лицо профессора вдруг стало очень злым.
– Валерий Петрович, добрый день! Не отвлекаю от телевизора, от важных дел? – Виктор Иванович позвонил директору института, с подачи которого у него теперь появился аспирант Степан.
– Да нет, всё нормально. Сейчас был в бассейне, проплыл 800 метров и устал…
– Ясень пень! А я вот с Вашим, бл@дь, Степаном больше часа общался. Сука, достал он меня.
– А что такое? – спросил Валерий Петрович.
– Валерий Петрович, а Вы же знаете, что Степану место не в науке, не в аспирантуре, а в дурке?!
– Ну, у всех у нас могут быть странности… А что, Стёпа Вам тоже что-то про свои изобретения рассказывал?
– Валерий Петрович, за что Вы со мной так? Я же Вам ничего плохого не сделал! Зачем Вы закрепили этого придурка за мной?
– Виктор Иванович, я сам был поставлен в глупое положение… Я трахнул как-то по пьяне одну бабу, которая попросила помочь с сыном её начальницы. Понимаете, отказать я не мог, т. к. моя тёлка очень быстро забеременела от меня и мне надо было её уболтать на аборт. Вот я и взял этого параноика в нашу аспирантуру. Кто же знал, что он – мудак конченный?!
– Ладно, проехали. Отбатрачите. Можно премией или хорошей загранкомандировкой, – пошутил Захаров.
– Хорошо, не переживайте. Всё сделаем, на связи, – Валерий Петрович первым разъединился, а Виктор Иванович, словно камень с души скинул, облегченно вздохнул.
ДП-11
Большинство идиотов называет гениев – шизофрениками. Возможно шизофрения – это самая гениальная «болезнь», а возможно, она придумана идиотами, для оправдания своего собственного идиотизма.
Дмитрий Макшанцев
С картиной Эдварда Мунка «Крик» сейчас знакомы гораздо лучше, чем с биографией норвежского художника. Жизнь его, мрачная и мучительная, была наполнена смертью, психическими расстройствами, разочарованием. На закате своих дней Эдвард Мунк оставил запись в дневнике: «Болезнь, сумасшествие и смерть были черными ангелами, слетевшимися к моей колыбели, чтобы сопровождать меня на протяжении всей жизни».
Что на самом деле изображено на знаменитой картине «Крик»? Новые трактовки полотна «Крик» норвежского импрессиониста Эдварда Мунка появляются чуть ли не каждый год. Последнее, например, очень даже научное: метеорологи разглядели на картине перламутровые облака.
Картину норвежского художника Эдварда Мунка «Крик» знают даже те, кто далек от импрессионизма и искусства в целом. Ее можно часто увидеть в различных модификациях в качестве интернет-мема. А само полотно и история его создания имеют кучу разных трактовок.
Не все узнают в примитивном персонаже человека: многие принимают его за призрака, скелет, эмбрион или сперматозоид. Непонятно и что за красное небо за спиной у «лысого монстра».
Метеоролог Хелен Мюри из Университета Осло предположила, что на создание картины художник мог вдохновиться, увидев в небе редкое явление – перламутровые облака. Причиной их появления становятся низкие температуры и высокая степень освещенности. За всю историю физики атмосферы перламутровые облака были замечены всего около 100 раз. Несмотря на красоту явления, перламутровые облака разрушительны для нашей атмосферы. Они способствуют химической реакции, которая разрушает озоновый слой.
Искусствоведы уже выдвигали несколько трактовок полотна, правда, более прозаичных, но оттого не менее увлекательных. Например, Мунк мог увидеть в небе пепел вулкана Кракатау после его извержения в 1883 году. Или же в красном небе Мунк пытался выразить чувство одиночества и тоски: норвежский импрессионист был психически неуравновешенным, часто страдал манией, бессонницей и депрессиями.
Еще одна версия – Эдвард Мунк был пророком, увидевшим в своих снах мировые войны, холокост, последствия от ядерного оружия. Поэтому на его картинах так много страдающих людей. К слову, эту теорию выдвинул один из руководителей аукциона Sotheby’s Дэвид Норман, который успешно продал одну из картин серии «Крик» (всего в серии 4 картины, выполненные в разных техниках) за 120 миллионов долларов. Наверное, не без помощи придуманной им байки.
Ходит немало слухов и о том, что полотно проклято: у всех, кто хоть как-то контактирует с картиной, случаются ссоры и неприятности, а некоторые доводят себя до самоубийства: однажды служащий музея в Осло, где хранится картина, случайно уронил ее на пол. Вскоре у него начались припадки и в конце-концов он покончил с собой.
ДП-12
Голые ветви небо скребут.
Призраки леса бесплотные —
Клены – как кости, октябрь стерегут,
Ловят ветры холодные.
Мы окликаем увядшие травы
Забытыми именами.
Росы рассыпаны, словно глаза
Мертвых следят за нами.
Уже отцвели наши горькие души.
Улыбки – сухие листья.
И скука веревкою грубою душит
Мечты, что так ненавистны.
7.10.2019 г. – Твоя Шизофрения
Листик за листиком падали с липы на крышу, какой листик летит парашютиком, какой мотыльком, какой винтиком – было непонятно. А между тем мало-помалу день открывал глаза алкашам, которые потихоньку начинали подтягиваться к магазинам и ларькам за очередным бухлом, а у кого ещё не было денег, те собирали пустые бутылки, да пивные банки, чтобы поменять их на жалкие рубли с одной лишь целью – обратить всё в спиртное и залить им свои зенки. Было видно сквозь окно, как ветер с крыши дома напротив поднимал все листья, как они летели куда-то в сторону, как запоздалые перелётные птицы одиноко устремлялись на юг, в тёплые края, где их сородичи уже давно ловили тёплые лучи солнца, поедая разных жуков, насекомых и чего-то там ещё, что позволяет набивать брюхо и поддерживать в себе жизненные силы. М.М. Пришвин здесь наверняка написал бы про реку, про липы с клёном и дубом, про перелётных птиц, про то, как можно стоя у реки, приложить ладонь к сердцу и душой вместе с птичками и листьями куда-то лететь, лететь и лететь. А ведь тогда ещё не было ни наркоманов, ни шизофреников, праздно шатающихся повсеместно, снующих взад-вперед, которым всё время бывает так грустно, и так хорошо, и которые то и дело шепчут тихонько: – Летите, летите!
Продолжая рассуждать о творчестве Пришвина, Виктор Иванович, стоя у окна вдруг мысленно отметил, что только осенью так долго день пробуждается, что когда солнце выйдет, у нас уже и обед. Мы радуемся хорошему теплому дню, но уже больше не ждем летящей паутинки бабьего лета: все разлетелись, и вот-вот журавли полетят, а там гуси, грачи – и всё кончится.
Хрень какая-то…
Вдруг по WhatsApp кто-то из группы "Шутки, юмор, анекдоты" прислал очередную хохму из серии "Армейский юмор".
АТТЕСТАЦИЯ ОФИЦЕРА
Военную службу любит, т. к. более ни к чему не стремится.
Систематически работает над устранением недостатков, которые допускает все чаще и чаще.
Умственные и аналитические способности хорошие, развита интуиция и инстинкт самосохранения. Военную форму любит и донашивает до полного износа.
Систематически работает над изучением новой техники, но старой не знает. Может ездить на всех марках автомашин… в качестве старшего, иногда – в кузове, только привязанным.
Уделяет много внимания изучению организации иностранных армий, однако, штаты подразделения, которым командует, совершенно не знает.
Старые уставы не помнит, новые изучает, но запоминает c трудом.
Военную топографию не изучает, но карты любит и знает, ловленный мизер ловит без записи. Пьет с отвращением, но много и часто, не закусывая из-за язвы желудка.
Отмечавшиеся ранее факты половой распущенности полностью изжил ввиду неспособности к ее продолжению. В настоящее время склонен к карьеризму – в должности командира роты 15 лет.
Физически развит хорошо. Может стоять на лыжах в безветренную погоду на ровном месте. Здоров, но мучает склероз – забывает иногда приехать на службу, особенно по понедельникам.
С коллегами по службе ведет ровные, деловые отношения.
Зрение плохое, но в денежной ведомости расписывается без очков.
Военную тайну хранить умеет, т. к. ничего не знает.
Идеологически выдержан, политически грамотен, на семинарских занятиях, как правило, молчит; за время службы так обленился, что перестал пререкаться с начальством.
Любит музеи, театры, кино. За годы службы дважды был в библиотеке, по одному разу в цирке Шапито и в музеи виноделия Крыма в период очередного отпуска и по случаю присвоения очередного воинского звания – старшего лейтенанта.
В Ы В О Д: занимаемой должности соответствует, но поскольку за многолетнюю службу совершенно отупел, целесообразно направить в военную Академию на учебу с последующим выдвижением на вышестоящую воинскую должность.
Резолюция непосредственного начальника: Согласен. Добавляю, что владеет тремями языками – командным, матерным и русским (со словарем).
Заключение старшего начальника: НЕ тремями, а двумями, т. к. командный и матерный – суть одно и тоже.
Да, забавно, очень забавно, подумал Виктор Иванович, как вдруг его раздумья нарушил настойчивый видеозвонок по WhatsApp.
– Здоро́во, это опять я.
– Ну, привет, – Виктор совсем не был расположен к разговору с Гогой. Его настроение было резко подпорчено аспирантом Степаном. Да и во время прогулки с Мулей профессор один раз упал, когда пытался удержать лабрадора, бросившегося к суке, у которой, как оказалось, был разгар течки, да ещё и безмозглая хозяйка, выгуливавшая свою собаку без каких-либо мер предосторожностей, наивно полагая, что кабелѝ района не будут пытаться оттрахать её собачку.
– Слушай, это самое, блин, я что хочу сказать, – Гога решил без предисловия сразу же начать подробный отчёт своей победы над очередной девочкой. – Я всё сделал, как ты учил, и мы прекрасно провели к девочкой время.
– А как на этот раз зовут твою девочку? – поинтересовался профессор.
– Нэлли, – ответил Гога.
– Ты уверен, что Нэлли – это её настоящее имя? – усомнился Захаров.
– Ну, да, а что? Она так сама сказала.
– Просто у других народов есть свои имена, которых они русским представляют как Нэлли, Неля и т. д. Тут, дружочек, всё зависит от владения ими русским языком, от их образованности и фантазии… Понимаешь, к чему я клоню?
– Не совсем, – Гога был в лёгком замешательстве.
– Ладно, забей. Лучше скажи мне, ты готов к Италии?
– Ну, да.
– Вещи собрал?
– А чего мне собирать-то? Маленькая сумочка, документы, немного денег… И всё…
– Билет только в один конец? Да?
– Да, точно. Откуда знаешь? – Гога удивился в очередной раз прозорливости своего приятеля.
– Так, Гога, ты меня извини, но я сейчас собирался немного отдохнуть, т. к. к 17.20 мне надо ещё в бассейн на велосипеде сгонять. Хочу поплавать пока не выпал снег.
– Вот, молодец какой!? Ты смотри?! Ну, ладно, я тебя тогда не буду мучить, позвоню из аэропорта. Пока!
– Давай, давай! Пока.
