Кроме того, в режиме реального времени сюда поступает вся текущая, фиксированная на бумаге и иных материальных носителях информация соответствующего рода из военных министерств, штабов, разведорганов большинства цивилизованных стран. Я ее, конечно, контролировать не в состоянии, но она поступает туда, внутрь, – он ткнул пальцем в сторону одного из шкафов, – переваривается и при необходимости используется…
Это я понял.
– То есть, грубо говоря, в любую секунду ты можешь получить не просто оперативную информацию о планах вероятного противника, но постоянно и непрерывно отслеживать перемещение воинских частей, прогнозировать развитие событий на ТВД2 и…
– И так же постоянно получать рекомендации по оптимальным мерам противодействия. В масштабе от фронтов до взводов.
Зная Берестина, я догадывался, что к любым рекомендациям, даже и такой сверхумной машины, он отнесется вполне критически и в случае чего примет собственное решение, но все равно… Понятно теперь, и для чего потребовался «шар» Сильвии. От Ирины я знал, что этот аггрианский прибор, имеющий массу функций, предназначен в том числе для считывания любой фиксированной информации, где бы она ни хранилась.
– Здорово, – повторил я из вежливости. – Значит, теперь для тебя нет в мире тайн, и любой агрессор может быть разгромлен превентивным ударом, а также и в любой желаемый момент после начала агрессии. Малой кровью и на чужой территории. Нам бы с тобой в сорок первом году такая штука сугубо бы пригодилась. Глядишь, и прорыв фронта под Смоленском сумели бы парировать вовремя…
– Да уж… – поджал губы Алексей.
Пожалуй, мое замечание было неуместным. Хоть и здорово мы с ним тогда повоевали, я из Кремля, а он непосредственно на передовой, а все же то, что ему так и не удалось удержать немцев на старой границе, он считал своей крупной неудачей.
Тем более что Антон слишком не вовремя нас из сорок первого года выдернул, и мы так и не узнали, чем закончилась осенняя кампания.
Впрочем, кое-какие плюсы есть и в таком незнании. Если вдруг Марков без Берестина сделал то, чего не сумел сделать Алексей, удар по самолюбию был бы тяжелее…
– Однако ты ведь не только для того, чтобы похвастаться, меня сюда пригласил? Еще что-то?
– Разумеется… – По лицу его вдруг скользнула тень некоего смущения.
– При всем своем совершенстве надежд моих машина пока не оправдывает. Если ее использовать как всеобъемлющий справочник – это да. И некоторые локальные задачи решает вполне успешно, например – спрогнозировать действия английского флота при попытке взять реванш за недавнее поражение. Кстати, тут у меня есть интересные данные, тебя впрямую касаются, – заметил он будто невзначай и снова перешел к главному для себя: – А вот если задать ей разработку оптимальной военной доктрины Югороссии или хода войны с наиболее вероятным на сей момент противником, тут начинается такое… Ну полный бред.
Я как-то сразу сообразил, что произошло. Даже и расхохотался, что выглядело несколько бестактно.
– Всю историческую информацию заложил, говоришь? За какой период?
– Я же сказал. Почти за двести лет. Начиная с наполеоновских войн… Чтобы тенденции в развитии военного искусства отслеживать, аналогии находить… И до момента нашего ухода. Когда ты в Замке библиотеки в компьютер перегружал…
– Молодец. Все ты правильно сделал, кроме одного. И в результате вместо «Генштаба» получил больничную палату, набитую генералами-шизофрениками…
Алексей все еще не понимал. Пришлось объяснять.
Базовая информация машины была изначально огромна, пожалуй что исчерпывающа, и все время в оперативную память поступает свежая, текущая. Только вот одну тонкость Берестин с Левашовым упустили, просто не догадались предварительно подумать в нужном направлении. Все, что составляет основу ее «военно-исторического образования», позаимствовано из прошлой реальности…
Но реальность ведь изменилась, и машина столкнулась с неразрешимым даже для ее «интеллекта» противоречием. Многие исторические факты теперь не соответствуют тем, что происходили прошлый раз.
В разведдонесениях то и дело встречаются ссылки на события и сражения, не происходившие в действительности, речь нередко идет об армиях несуществующих стран, а в существующих ключевые посты занимают какие-то другие люди. Ну и так далее.
При этом машина, по определению, принимает любую получаемую информацию за достоверную. Соответственно, ей необходимо либо искать причину несовпадений теории и практики, меняя всю философию причинно-следственных связей, либо начать игнорировать все, что в исходную теорию не укладывается.
Так ведь и еще хуже того. Мои друзья, не подумавши, сделали в своей программе совершенно равноправными и равнозначными всю советскую, на 70 процентов идеологизированную историческую науку и достаточно свободные взгляды немецких, англо-американских, японских и прочих историков.
Точно так же бедная машина должна была совмещать в себе, как в единой личности, позиции и теоретические воззрения Жукова, Тухачевского, Свечина, Троцкого, Манштейна, Кейтеля, Эйзенхауэра, де Голля, Ямамото, Пилсудского и Маннергейма.
И это только так, навскидку. Возможно представить, чтобы эти ребята пришли к единому мнению по поводу какой угодно военной операции XX века?
Умный человек смог бы в этом парадоксе разобраться, а машина, кажется, начала вести себя по принципу «если факты не соответствуют теории, то тем хуже для фактов». Просто исходя из того, что базовая информация для нее заведомо приоритетнее вновь поступающей.
Все это я Алексею популярно и изложил. Пусть с точки зрения человеческого психолога, а не специалиста по компьютерной логике.
– Вообрази себя в ее положении. Ты на фронте разворачиваешь карту Белоруссии, а видишь какую-нибудь Гондвану. Начальник разведотдела докладывает тебе о количестве у неприятеля боевых слонов и реактивных истребителей, а пленный сообщает, что 2-й танковой группой командует не Клейст, как ты был уверен, а Субудай-Багатур. И тут же по прямому проводу Ставка требует к утру доложить о возможности стремительным обходным маневром взять Теночтитлан… Я слегка утрирую, конечно, но суть такова…
Берестин невольно улыбнулся нарисованной мною картине. Действительно, для выпускника академии имени Фрунзе довольно диким было бы увидеть в экзаменационном билете вопрос: «Сделать разбор совместной наступательной операции врангелевско-кемалистских войск по захвату Стамбула в мае 1921 года у англо-греческих агрессоров».
Или – «Роль Предсовнаркома РСФСР тов. Троцкого в обеспечении почетных условий советско-белогвардейского Харьковского договора в 1920 году».
Особенно если бы экзамен происходил годах этак в 1938 – 1953-м.
По этому поводу мы с ним по-солдатски, под сигаретку выпили, вновь испытывая забытое уже чувство воинского братства, обретенное на Отечественной войне, и он меня спросил, как же из этого вполне дурацкого положения выйти.
Не хотелось бы акцентировать внимание на интересном моменте, но…
Чем дальше, тем больше мои друзья становятся самостоятельными и самодостаточными. А вдруг припрет нештатная ситуация, и «выручай, Андрей, подскажи что-нибудь умное».
Нет, я не в обиде. По той же самой причине. Карма у меня такая и профессия. В упорядоченном советском мире поддерживать в друзьях нонконформистски-фантастический тонус, а в мире абсурдной фантастики выступать хранителем реальности.
– Так, а делать что? Подсказать можешь?
– Вот не ценил ты, Леша, замполитов и комиссаров в армии, а зря. Они, может, и не всегда представлялись ангелами небесными, однако в самые безысходные времена подсказывали своим командирам и военспецам, как использовать бесспорные военные знания в далеко не бесспорной ситуации. Поскольку владели какой-никакой, но всеобъемлющей теорией.
Усмехнулся, сделал привычный округлый жест рукой с зажатой в ней трубкой.
– Я товарищам Сталиным поработал, и нэ такие проблэмы рэшал… И твою проблэму рэшу, думаешь, нэт?
– Ну реши, реши, для того и позвал…
– Сейчас не сделаю. Хоть пару часов нужно, чтобы все расписать. А завтра утром алгоритм представлю. Только программу писать снова Олега позовешь. Я ведь только так, «наиболее общие законы развития природы и общества» знаю… Поэтому все в произвольно-литературной форме изложу, а уж по науке оформлять ему придется…
Берестин (каким же он разным умеет быть, впрочем, как и все мы) улыбнулся облегченно-простодушно, приобнял меня за плечо.
– Да конечно, конечно, для чего я тебя и позвал. Лучше тебя никто именно общих проблем и не решит… Пойдем, а то дамочки наши скоро нас разыскивать кинутся.
Я не возражал, но были у меня и свои интересы. Для которых Алексеева машина вполне подходила.
– А не посмотришь ли ты, в рамках вполне локальной задачи, что может нам грозить при попытке прорыва на «Призраке» через Эгейское море и архипелаг к Суэцу или к Гибралтару.
Результат моделирования ситуации меня полностью устроил. Именно этим путем я и пойду, убивая таким нестандартным образом от двух до четырех зайцев. Как повезет. Только нужно теперь еще и с Воронцовым мероприятие согласовать.
Как оказалось, британский флот давно уже имел поступивший свыше приказ отслеживать и при первой же возможности захватить и интернировать не только пароход «Валгалла», к которому у гордых британцев были давние счеты, но и яхту «Камелот», каковая в настоящее время, по почти достоверным данным, принадлежит человеку, выдающему себя за американского подданного Ньюмена, но таковым не являющемуся. Этот же Ньюмен, как сообщает разведка, скорее всего аналогичен генералу Новикову, играющему непонятную роль при Ставке Врангеля и ведущему деятельность, крайне вредную для Антанты (или – «Системы»?).
Тут ничего нового не было. Для «Системы» мы стали вредны и опасны на вторую неделю появления в Крыму. Весь интерес в том, что, не сумев ничего толком узнать о нас как таковых, вражеские агенты сумели отследить связь между «Валгаллой», приобретением Сильвией королевской яхты, неким сэром Ньюменом, генералом Новиковым, то есть мною, не менее, а то и более опасным генералом Шульгиным и супербогатой тайной организацией, бросившей вызов всему цивилизованному миру, а значит, и «Системе».
– Значит? – спросил я Алексея.
– Значит, вам не стоит идти сейчас в море в одиночку.
– А как? – осведомился я.
– Воронцов может вывести вас в Средиземное под прикрытием линкоров, а если что – это будет великолепный повод замочить весь Гранд Флит раз и навсегда. Ракет «Москит» у нас хватит. Два-три залпа плюс воздействие авиации – и не надо никакого Пирл-Харбора…
Идея сама по себе стоящая.
Проще всего пойти по предложенному Берестиным пути. Можно без потерь, с минимальными усилиями размолотить вообще полмира, не только какой-то там десяток линкоров и крейсеров с несколькими тысячами моряков на борту. Отчего бы и «заклятым друзьям» не испытать прелести новой Цусимы?
А что потом? Пробовали уже, разоружили Германию в 1918-м по Версальскому договору, и чем закончилось через 20 лет? А где уж нам, впятером, ну, всемером фактически, воевать против всего мира? Мы-то в любом случае отобьемся и даже в 90 процентах случаев останемся в живых, а остальные?
Спалить еще 30 миллионов человек для того, чтобы не допустить Второй мировой и сопутствующих ей войн, в которых погибнет почти столько же?
Да пошла бы она… такая политика. В общем, для того, чтобы избавить себя от подобных проблем, я и решил немного отдохнуть.
Шульгин проводил Анну до каюты, расположенной на верхней палубе надстройки в районе мидельшпангоута, где в шторм меньше всего чувствуется качка. Поднялся по узкому внутреннему трапу двумя палубами выше, без стука вошел в ничем от других не отличающуюся дверь на стыке продольного и поперечного коридоров. И оказался в небольшом уютном баре с тремя далеко отстоящими друг от друга столиками и полукруглыми кожаными диванами по углам. Иллюминаторов, как и во многих других внутренних помещениях парохода, в баре не было. Круглые сутки он освещался бронзовыми бра на стенах, с матовыми лампочками, похожими на свечи, но от этого помещение казалось еще более уютным. Защищенным от внешнего мира многочисленными переборками и палубами.
Здесь его уже ждала Сильвия, томно скучающая над чашечкой кофе, с длинной дымящейся сигаретой, зажатой между указательным и средним пальцами левой руки.
Напротив нее стояла еще одна чашка и налитая до половины коньячная рюмка. Явно для Шульгина.
«Романтично. Как все у нас – чертовски романтично», – подумал Сашка. Сел на предназначенное ему место и тоже закурил.
Итак?
– Прежде всего ответь – с тобой за последнее время не происходило ничего необычного? – спросила аггрианка, стряхивая длинный, в полсигареты, столбик пепла.
– Что считать необычным? Лучше спросить – не случалось ли чего-то простого, обычного, незатейливого, вроде заседания профкома или субботнего похода на овощную базу для оказания шефской помощи труженикам прилавка…
– К сожалению, в подобных мероприятиях мне участвовать не приходилось. Допускаю, что это на самом деле способно вызывать ностальгию. Но я сейчас не шучу, а спрашиваю серьезно – за то время, что мы не виделись с тобой, ты не заметил ничего особенного? Лично с тобой. Такого, что выглядит необычным по отношению к теперешней вполне обычной жизни.
Шульгин честно задумался. Что именно интересует Сильвию?
– Нет. Уверен, что нет. Только рутинная работа. Консультировал Кирсанова по вопросам организации работы контрразведки, встречался с нужными людьми в Харькове и Стамбуле, помогал Андрею готовить к плаванию яхту. Абсолютно ничего экстраординарного – никаких покушений, раскрытых заговоров, путешествий в астрал… Ровно ничего.
Ему показалось, что Сильвия успокоена и одновременно разочарована его ответом.
Выходит, что-то наверняка случилось, только до него информация пока не дошла. А это плохо. Шульгин льстил себя надеждой, что созданная им агентурная сеть, в которой нашлось место и для сотрудников советского ГПУ вместе с его начальником Аграновым, и для людей из врангелевского окружения, и для совсем вроде бы неожиданных персонажей, позволяет надежно контролировать положение в обеих Россиях и далеко за их пределами.
– Я вообще не такого рода явления имела в виду. Впрочем, последнее… Контакты с потусторонними силами, если они вдруг имели место, меня интересуют…
Шульгин решил, что угадал, к чему она ведет.
– Скажи уж конкретно – Антон тебя интересует. Так нет, с ним мы не встречались. Ни лично, ни сверхчувственно. Давненько уже. С прошлого года, если по-здешнему считать. – И тут же по выражению глаз аггрианки понял, что не попал.
Однако она сделала вид, будто как раз об Антоне и хотела спросить, и это Сашку еще более насторожило.
– Ну, не виделись, и слава богу. Просто я подумала, что до вашего отплытия он может попытаться вступить с тобой или с Андреем в контакт. Сам или… через посредников. Если что-то подобное случится еще, ты мне скажи.
– Отчего бы вдруг ему это делать? Наша прогулка ни одно из условий договора не нарушает…
– Как сказать. Любой нестандартный поступок может нарушить условия договора, которого ты не читал и не подписывал…
В этих словах был резон. Шульгин даже удивился, насколько слова Сильвии совпали с тем, о чем он говорил с Андреем в кают-компании «Призрака». Поэтому согласился он с ней без внутреннего протеста.
– Обязательно. Если ты считаешь, что так будет лучше… А отчего бы взять и не сказать мне все прямо? Вроде не чужие люди, и парень я понятливый, если заранее буду знать, чего ты опасаешься, только лучше будет. Нам обоим…
Сильвия щелкнула языком, непонятно что выразив этим звуком, встала и, совсем чуть-чуть утрированно покачивая бедрами, обтянутыми шерстяной юбкой цвета индиго, подошла к стойке, сама налила себе розового джина в высокий стакан, в известной пропорции добавила настоящего индийского тоника из коры хинного дерева.
«В какую игру она сейчас намеревается сыграть?» – подумал Шульгин. С ней всегда так: и когда она считалась врагом, и когда теперь считается другом. Карты розданы, игра пошла, а какая именно, какие в ней правила и какие ставки – до поры неизвестно.
Оно, может быть, и увлекательно, но опасно.
Шульгин вдруг вспомнил, какова эта дама в постели. Воспоминание было волнующим и приятным. Правда, с тех пор у него появилась Анна, вторая законная и первая любимая жена, тоже любящая и беззаветно преданная, он пока не собирался ей изменять, но все же, все же…
Его по-прежнему возбуждали «отвязанные», слегка порочные женщины, вроде той же Ларисы. Они настолько же интереснее добродетельных, как бараний шашлык со жгучей абхазской аджикой – сдобных отечественных пирогов.
На это скорее всего и расчет очаровательной инопланетянки.
– Стоило ли утруждаться? Я с удовольствием бы сам это сделал для тебя, – спросил Сашка, когда Сильвия вернулась к столику.
– Зачем же? Дольше было бы объяснять, чего и сколько наливать. Так продолжим? Единственно, почему я веду уклончивый, на твой взгляд, разговор, – не хочу накликать на всех вас очередную беду.
– Даже так?
– Так. Мои смутные подозрения и опасения, будучи произнесены и названы, могут сами по себе оказать нежелательное воздействие на ход событий.
Шульгин решил пока не вдаваться в детали. Все равно она не скажет более того, что сообщить намеревалась. Но ведь не только для этого она назначила ему встречу, более похожую на интимное свидание. Не желает ли она все же именно этого, а прочее – не более чем мотивированная прелюдия?
– Вы уходите уже на этой неделе, – не спрашивая, а констатируя, сказала Сильвия, сделав два крошечных глотка.
– Мы собираемся уходить на этой неделе, – осторожно ответил Шульгин, – не позднее субботы.
– Я бы советовала вам быть крайне осторожными. Англичане и их союзники хорошо осведомлены о ваших планах. Разведка ли у них так здорово работает или наши слишком беспечны насчет конфиденциальной информации, но все, кому нужно, знают и название яхты, и все ее характеристики, и даже твои с Новиковым псевдонимы. Уже отданы соответствующие распоряжения – как только яхта «Камелот» окажется в международных водах, найти способ задержать ее, хотя бы и в Порт-Саиде, или в Адене, или в окрестностях Мальты, или у Гибралтара. После чего тщательно разобраться, что собой представляют «господин Ньюмен» и его спутники. А счеты у них к вам очень и очень солидные. Не хотела бы я оказаться на вашем месте.
– Что, хуже будет, чем в руках аггрианского спецназа? – с насмешкой спросил Шульгин, вспоминая свои приключения в теле наркома Шестакова и особенно – безымянного нищего на ассирийском базаре.
– Не знаю, хуже или лучше, – ответила Сильвия, нимало не смущенная намеком на собственные прошлые злодейства, – но удастся ли вам выпутаться из ситуации также легко и быстро – большой вопрос. Не так уж трудно будет доказать и ваше самозванство, и участие в целом букете противозаконных действий. Нет, – тут же поправилась она, – вы, конечно, сумеете в случае чего дать должный отпор, и, как всегда, выглядеть это будет эффектно, только вот приятной прогулки скорее всего не получится, увы.
– Ах, как я тронут твоим сочувствием, – Сашка даже приложил руку к сердцу. – Но отчего опять все так выстраивается? Сначала ты даришь Андрею яхту и усиленно выталкиваешь его за пределы евроазиатского ТВД, а потом вдруг сообщаешь такое вот… Интересно как-то получается. Ты что, не предвидела подобных демаршей заранее? Или возможностей не хватило прекратить эти поползновения на уровне первых лордов Адмиралтейства, придумать нечто крайне убедительное в нашу поддержку? Или же опять ленинский принцип в действии – «Чем хуже, тем лучше»?
– Знаешь, Александр, ты, кажется, переоцениваешь мои возможности. Я ведь уже не та, кем была до вашего вмешательства. Не могущественный резидент, повелевающий половиной земного шара и десятками преданных агентов – исполнителей моей воли. Увы. Теперь я почти простая женщина, в некотором смысле – тоже самозванка, двойник собственной личности в это же время и в этом же месте. У меня есть знания, есть прошлые связи… – Она сделала паузу и произнесла, как показалось Шульгину, с некоторым усилием: – Есть вы, теперешние союзники и друзья, но…
Против многого в этом мире я теперь почти бессильна. Да вот тебе самый простой пример – я просто не помню очень многого – с кем встречалась, с кем и о чем разговаривала 60 лет назад. И мне приходится по крупицам восстанавливать факты и подробности интриг полувековой давности, при том, что для моих партнеров все происходило в буквальном смысле вчера или на днях. И как я буду выглядеть, если, разговаривая с Черчиллем или Ллойд-Джорджем, стану проводить совершенно другую линию, чем накануне?..
– Подожди, Сильвия, подожди. У меня снова голова немного кругом идет. Как это получается? Твой аналог исчез из Лондона почти год назад, как только наше вмешательство в данную реальность стало практически ощутимым. История пошла по другой колее, соответственно – изменились поведение, намерения и мотивации поступков всех твоих прежних приятелей и клиентов. Почему же их должны удивлять твои новые убеждения и принципы? Тут что-то не рядом…
Сильвия улыбнулась снисходительно. Наивность Шульгина и его друзей подчас умиляла.
Англия 20-х годов – это все же отнюдь не СССР 80-х.
Сословные предрассудки, классовые и групповые интересы – вещи куда более постоянные и важные, чем незначительные изменения в европейской политике. И вдобавок она сама не до конца представляла, как теперь соотносятся столь недавно начавшие расходиться реальности. Тот факт, что ее аналог, Сильвия-1, достаточно долгое время продолжала существовать уже в этом мире, настораживал. Да и не до конца ясно, ушла ли она отсюда окончательно или продолжает существовать в каких-то лакунах прошлой реальности, сохранившихся в этой.
Ее также интересовало, какие последствия будет иметь отправленное ею письмо в 1938 год, в котором она предупреждала тамошнюю Сильвию о том, что часть личности Шульгина осталась в наркоме Шестакове. Тут просматривалась возможность возникновения уже третьей логической связи, в результате того, что Шульгину-нынешнему станет известно то, что совершил его двойник, управляющий действиями наркома.
Никакая теория не предусматривала возникновения устойчивых связей между будущим и прошлым и вдобавок – поперек параллельных реальностей. Тут может образоваться такая межвременная паутина с непостижимым уровнем связностей, что все предыдущее покажется арифметикой начальной школы по сравнению с квантовой физикой…
Но ответила она, конечно, совершенно иначе. В том смысле, что в изменившихся условиях ей необходимо сначала самой понять, кто и на каких позициях стоит, какие тайные союзы возникают и какие ранее незыблемые комплоты рассыпаются.
Люди, к примеру, входившие в прогерманскую партию, другую, ориентированную на сохранение Антанты, третью, поддерживавшую Советскую Россию Ленина, сейчас вынуждены лихорадочно выстраивать принципиально новые политические конструкции. И она, леди Спенсер, сейчас тоже в затруднении…
– Мне это несколько странно слышать, – ответил Шульгин. – Что, в сущности, изменилось? Если даже мы, люди в принципе далекие от какой угодно политики, не имевшие совершенно никакого опыта в делах, которыми нам пришлось заниматься, и то достигли ощутимых успехов. – Здесь он слегка виновато улыбнулся, намекая на одержанные победы, в том числе и над самой Сильвией вместе с возглавляемой ею аггрианской резидентурой. – А для тебя разве что-нибудь изменилось? Работай так, как работала прошлый раз в своей же Англии. Тогда ведь тебе удалось направить Антанту в нужном направлении, ну, разверни политику еще градусов на 40 – 60, теперь уже в желаемом для нас…
– Если бы все было так просто. Слишком изменился мир. Вашими же стараниями. Прошлый раз мы именно потому и добивались успехов, потому что подталкивали руководящие круги Антанты в естественном для них направлении. Наша политика соответствовала коренным интересам подавляющего большинства британского истеблишмента, можно даже сказать – тенденциям мировой истории в целом. И мировая война, и события первых послевоенных лет объективно содействовали росту экономического и политического могущества Англии, Франции, США, их союзников. Теперь же все наоборот. Ты требуешь разворота не на 60, а на 180 градусов. А это совсем другое дело.
Шульгин в принципе понимал ее правоту. То, что они сейчас делали, действительно шло поперек предыдущей истории, которую можно было считать «естественной мировой линией». Как ни суди, а все, что случилось на Земле с 1914 по 1921 год, вызывалось достаточно объективными причинами, вытекало из созданных всем XIX веком обстоятельств – ив экономике, и в политике, и в психологии как правительств, так и «широких народных масс».
Включая и «великую русскую смуту».
А сейчас происходило нечто, ломающее сложившиеся отношения между странами, устоявшиеся геополитические концепции, весь экономический базис западноевропейской цивилизации.
И совершенно естественно, что сопротивлялись не только люди, сопротивлялась, если можно так выразиться, вся ноосфера. Коллективный разум муравейника протестовал против изменений привычных правил игры.
– И то, что мы условились называть «Системой», – согласилась с ним Сильвия, – как некий наднациональный организм, консолидирует сейчас все свои силы и ресурсы, чтобы вернуть мир к его привычному состоянию.
А сил и ресурсов у них много. Аналитики и политологи лихорадочно изучают сейчас ситуацию, пытаются построить непротиворечивую модель происходящего, банкиры и финансисты ведут переговоры и консультации, чтобы выработать нечто вроде новой Бреттон-Вудской экономической системы послевоенного мира, а люди, привыкшие главную ставку делать на силу, разрабатывают стратегию силового решения проблемы.
– Если я правильно предполагаю, «Система» видит оптимальный выход в беспощадной войне с нами? Причем – войне без правил? – спросил Сашка.
– Разумеется. Другого пути просто нет. Да, война уже началась. Пока – тайная. Чтобы вернуть мир к исходному состоянию, им необходимо прежде всего ликвидировать Югороссию, ее противоестественные союзы с Турцией, Японией…
– Отчего же именно ее? Мне представляется, что как раз Югороссия ничем не угрожает Западу. В принципе союзное государство, весьма цивилизованное, член Антанты, сумевшее справиться с большевизмом, не отказывающееся от своих обязательств.
Казалось бы, твоим друзьям следовало бы ухватиться за нее как за спасательный круг. Если начнется очередная борьба за передел мира, как раз мы способны обеспечивать интересы евроатлантической цивилизации на азиатских рубежах. Некоторые недоразумения, возникшие в отношениях с Англией, вполне могут быть решены путем переговоров. Мы даже готовы на уступки…
– Господи, да не в этом же совершенно дело! – не сдержала чопорная англичанка эмоционального вскрика. – Вы можете быть сколь угодно цивилизованным, дружественным государством, это ничего не меняет!
Сам факт существования Югороссии ломает мировое равновесие. Будущее отбрасывает свою тень в прошлое, не случившееся здесь, но реализованное в десятках других реальностей будущее протестует… Я не представляю себе в точности механизма этого воздействия, но это так.
И она начала достаточно подробно объяснять ему детали и тонкости складывающейся ситуации, приводить ранее не известные ни Шульгину, ни Новикову подробности происходящих в финансовых, дипломатических, военных и придворных кругах Англии событий.
– Понимаю… – Внимательно слушая ее, Шульгин вспомнил вроде бы мелкий, незначительный факт, который тем не менее четко ложился в изложенную Сильвией схему.
Так же вот было с начальником ВВС Красной Армии генералом Рычаговым, расстрелянным по приказу Сталина в 41-м году, а ими спасенным из подвалов Лубянки и возвращенным в строй.
Так, Павел Васильевич тоже все время задумывался некстати и однажды признался, что не до конца понимает, жив ли он на самом деле, а если да, то почему и зачем. Значит, ощущал каким-то образом свою несостоявшуюся смерть.
Но сейчас вдаваться в столь тонкие материи Шульгину представлялось несвоевременным. Гораздо важнее определиться, что делать в настоящее время. Кое-какие соображения у него родились прямо сейчас, но они требовали существенного изменения уже согласованных и утвержденных планов.
– Твои слова меня как минимум опечалили, – совершенно искренне сказал Шульгин. – Я надеялся, наша политика принесет миру покой хотя бы лет на тридцать. Этого нам как раз бы и хватило, чтобы прожить лучшие годы в свое удовольствие. А теперь… Наверное, мне придется отложить свое свадебное путешествие. Отправляйся в Лондон и жди меня там. Я в удобном месте соскочу с яхты и нанесу тебе визит. Если сумеешь – замотивируй мое появление, проведи соответствующую подготовку, прикинь, с кем и в каком качестве мне полезно будет познакомиться…
Отчего бы, в конце-то концов, нам самим не войти в «Систему»? После несчастного случая в «Хантер клубе» они должны испытывать определенный кадровый голод…
Сильвия посмотрела на Сашку со странным выражением. Повторялась обычная история – эти земляне всегда ухитрялись найти совершенно неожиданный ход, резко меняющий весь расклад. Решение Шульгина, принятое и высказанное им явно с налету, без подготовки, теперь казалось ей вполне логичным и имеющим солидные шансы на успех.
Так отчего же ей, имеющей почти вековой опыт дипломатических интриг, подобное не пришло в голову?
«А вот потому и не пришло, – самокритично подумала аггрианка, – что именно они признаны высшими силами достойными кандидатами в Держатели Мира. А все мы, и форзейли, и аггры, лишь более-менее квалифицированные исполнители чужой воли, исходящей из непостижимых для нас принципов».
Самое интересное, что в отличие от истинно земной женщины, тем более – британской аристократки, Сильвия не испытывала к Шульгину или Новикову ревности, желания отомстить, уничтожить удачливого соперника, чтобы занять его место. Нет, пусть неявно, без потери лица, она признавала справедливость сложившегося положения вещей.
Вот если ситуация изменится, например, если поступят какие-то указания из метрополии, тогда конечно… А пока она готова помогать Шульгину в меру сил. Впрочем, после недавней встречи с Дайяной на Валгалле в существование метрополии она уже почти не верила. Как сказала Дайяна – «реальность выгорает»?
– Только ты серьезно отнесись к моим первым словам, – сказала Сильвия, когда все нужное уже было сказано, – прорыв через Средиземное море может поломать все наши планы. Может быть, лучше все-таки еще раз прибегнуть к межпространственному переходу? Вы измените название и внешний вид яхты, возьмете себе другие псевдонимы, начнете путешествие сразу из Атлантики или Индийского океана. А мы здесь обеспечим соответствующую операцию прикрытия. А потом ты в удобном месте пересядешь на рейсовый пароход и появишься в Лондоне…