Василий Звягинцев
Разведка боем
Все проходит как тень, но время
Остается, как прежде, мстящим,
И былое, темное бремя
Продолжает жить в настоящем…
Н. Гумилев
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПУТЬ КОНКВИСТАДОРОВ
Как могли мы прежде жить в покое
И не ждать ни радостей, ни бед,
Не мечтать об огнезарном бое,
О рокочущей трубе побед?
Н. Гумилев
ГЛАВА 1
В большой темноватой комнате, похожей своими высокими потолками, старинной мебелью, стенными панелями резного дуба и стрельчатыми окнами на холл аристократического дома или даже замка викторианской эпохи, находились два человека – мужчина и женщина. Она, одетая в сильно декольтированное атласное платье, сидела в кресле, подперев подбородок изящно изогнутой кистью руки и явно позируя, он – в рубашке с закатанными рукавами и белесых джинсах, короткими точными движениями кисти подправлял какие-то заметные только ему изъяны на почти готовом портрете.
Портрет получился интересный – вроде бы типично салонный, но с легким оттенком импрессионизма. Светлолицая и белокурая дама в бледно-лимонном платье на фоне темных драпировок выглядела особенно хрупкой и воздушной, ее изображение, словно голограмма, как бы выступало над плоскостью холста.
Видно было, что художнику нравится то, что у него получилось, и он, отложив кисть, собрался было потянуться, разминая затекшие мышцы, но вовремя опомнился – как можно при даме…
Эта сцена была бы вполне естественной и даже банальной, если бы действительно происходила в мастерской художника или в доме его заказчицы, где-нибудь среди холмов и вересковых пустошей старой доброй Англии. Но на самом деле мрачный прохладный холл был всего лишь должным образом стилизованной каютой на одной из верхних палуб океанского лайнера, за окном, если отдернуть шторы, не туманный осенний день, а солнечный летний вечер, и для того, чтобы естественно воспринимался камин с горящими в нем поленьями, кондиционер снижал тридцатиградусную жару до более подходящих к антуражу восемнадцати по Цельсию.
Ну, у богатых, как говорится, свои причуды. Куда как интереснее было бы узнать случайному очевидцу этой сцены, что молодая, похожая на графиню, а то и на герцогиню, чем черт не шутит, дама на самом деле – инопланетная пришелица, в недавнем прошлом – глубоко законспирированный резидент галактической суперцивилизации на Земле.
Впрочем, сейчас Сильвия была пусть и не простой, но обыкновенной женщиной, умнее, конечно, и красивее очень многих, но уже утратившей былое могущество.
– Долго еще, Алексей? – спросила она по-русски, но с едва уловимым акцентом, потому что по легенде действительно много лет изображала английскую аристократку. – Я уже устала…
– Минут пятнадцать еще, не больше, – ответил художник, – потерпи, пожалуйста, а то потом мне этот оттенок не поймать, уж больно интересно свет лежит…
– Хорошо, пятнадцать потерплю, раз сама напросилась. Никогда не думала, что позировать так утомительно. Но хоть разговаривать ты мне разрешаешь?
– Ради бога, только постарайся не менять позу.
Женщина вздохнула, легким движением губ и бровей изобразив полную покорность судьбе.
– Знаешь, Алексей, я давно уже собиралась с тобой поговорить откровенно. Раз у нас такие… доверительные отношения установились. С другими мне труднее, сам должен понимать. Как бы там ни было, я для них все-таки враг… – Она заметила протестующее движение Алексея и тут же поправилась: – Хорошо, не в полном смысле враг, мы вроде бы мирный договор заключили, однако и друзья твои, и их подруги ко мне как-то настороженно относятся. Один ты меня воспринимаешь естественно…
Художник с сомнением хмыкнул, но ничего не возразил, увлеченный работой.
– Нет-нет, не спорь, все так и есть. Я в людях хорошо разбираюсь, по долгу… своей бывшей службы. Ты из вашей компании самый толерантный. Наверное, профессия сказывается.
– Это какая же профессия? – снова усмехнулся Алексей.
– Твоя. Художник – человек творческий, должен уметь проникать в суть людей…
– Так я не только, а вернее, не столько художник. У меня живопись, можно сказать, хобби. На самом деле я по образованию офицер-десантник, а волею судьбы сподобился повоевать чуть ли не в маршальских чинах. Причем – довольно успешно. Военный же человек, наоборот, к сантиментам не склонен и предпочитает воспринимать мир и людей в черно-белом изображении. Так и ему проще, и для дела полезнее…
Говорил все это Алексей шутливым тоном, но чувствовалось, что не очень он и шутит.
– Не наговаривай на себя, – возразила Сильвия, – я лучше знаю. Иначе не стала бы делать то, что сделала…
Алексей отвел глаза. Очевидно, последние слова женщины его смутили. Это тоже было странно – мужественное, временами даже суровое лицо художника не давало оснований заподозрить в нем способность по-юношески смущаться от вроде бы невинных слов.
– А чем же тебе Сашка Шульгин плох? – спросил Алексей, старательно смешивая краски на палитре. – У вас с ним, кажется, тоже полное взаимопонимание…
– Никто из вас не плох, просто у каждого свой характер и в силу этого разное отношение ко мне. Да, вышло так, что судьба наиболее тесно свела меня именно с Шульгиным… – Сильвия улыбнулась несколько натянуто. – Только… Ты своего друга лучше меня должен знать. Он ведь, даже если сам это до конца не понимает, никак не может мне простить того, что случилось в Лондоне. И что бы он сейчас ни говорил и что бы почти искренне ни думал, он старается играть по отношению ко мне роль этакого римского триумфатора, заполучившего в наложницы побежденную принцессу.
Алексей с удивлением отметил точность и четкость ее анализа. Он и сам ощущал нечто подобное в поведении Сашки, когда тот бывал рядом с Сильвией. А впрочем, чему тут удивляться? Дама она более чем умная, а оказавшись в положении «варварской принцессы», попавшей в лапы недавнего врага, должна особенно остро воспринимать все оттенки слов и поступков окружающих.
– Вообще-то для меня все это не так уж и важно, – пожав плечами, продолжала женщина. – После того, как я лишилась всего, не только «положения в обществе», – последние слова она произнесла с оттенком иронии, хотя Алексей знал, что положение ее и вправду было более чем значительное, – но и родины, да что там родины, вообще всей реальности, в которой существовала, много ли значит отношение ко мне какого-то человека? Не бьют, кормят вовремя – уже слава богу…
– Ну, ты совсем в минор ударилась, – сказал Алексей, откладывая палитру и кисть. – Случилось то, что случилось, а на нас тебе вообще грех жаловаться…
– Так я же и не жалуюсь, – мило улыбнулась Сильвия. – Я просто объясняю, каково реальное положение дел.
Она встала с кресла, обеими руками убрала с лица длинные пряди распущенных по замыслу художника золотистых волос.
Алексей смотрел на ее высокую и тонкую фигуру, кажущуюся еще выше и стройнее из-за длинного, до самого пола платья, на загорелую грудь, открытую глубоким вырезом декольте не меньше, чем в самых смелых современных купальниках, и вновь почувствовал, кроме понятного влечения к этой необыкновенной женщине, еще и особого рода любопытство.
Тем более что Сильвия вновь затеяла с ним свою эротическую игру, ту самую, с которой началось их близкое знакомство. Двигаясь по каюте, она вдруг на неуловимое мгновение замирала, фиксируя ту или иную позу – словно манекенщица на подиуме или фотомодель при щелчке затвора. И тут же вновь начинала двигаться текуче и плавно, до следующего стоп-кадра, распространяя вокруг ауру завуалированной и в то же время вызывающей сексуальности.
И снова Берестин попался на крючок, хотя и знал уже этот прием, и был не мальчишкой, а тридцатисемилетним, много пережившим и повидавшим мужчиной, и с обнаженной натурой работать ему было не в новинку.
Сильвия подошла к окну и отдернула плотную шелковую штору. По стеклам, обгоняя друг друга, бежали струйки дождя, а близкий берег скрыла туманная дымка.
– Наконец-то, – произнесла женщина с облегчением. – Знал бы ты, как надоедает это солнце и вечно голубое небо.
Здесь Алексей ее хорошо понимал. Он и сам терпеть не мог погоду солнечную и безветренную, предпочитая всяческие природные катаклизмы, будь то снежная пурга или летний дождь с грозой.
– Если ты не торопишься, – сказала Сильвия, поворачиваясь к художнику, – мы могли бы выпить чаю. Как раз время файф-о-клока. Тем более я хочу тебя кое о чем расспросить.
– Великолепно! – обрадовался Алексей. – У меня аналогичное желание. Столько в тебе непонятного для меня, а поговорить откровенно никак не получается.
– Договорились. Только сначала буду спрашивать я. Позволено даме это маленькое преимущество?
– Безусловно.
Предоставив ей заняться приготовлениями, Берестин скрылся в ванной. Оттирая специальной пастой испачканные масляной краской руки, он воображал, что и как у него сейчас произойдет с Сильвией. Он не был чересчур сексуально озабочен, просто за последние полгода, кроме одного, и то не слишком достоверного случая, с женщинами дела ему иметь не приходилось. Если, конечно, не считать сорок первого года. Там, хоть и был он в чужом теле, но с девушкой Леной любовь случилась самая настоящая. Но все-таки – для комкора Маркова. А для него – словно воспоминание о ярком сне…
Алексей представил, что сейчас он появится в холле, а там его будет ждать Сильвия – в каком-нибудь зеленовато-золотистом, отливающем, как надкрылья майского жука, халате, то ниспадающем свободными складками, то вдруг прилипающем к телу, как мокрый шелк. Воображение у него было богатое, и возбудился он достаточно, поэтому картина виделась ему чрезвычайно реально. Она опустит руки, халат распахнется, а под ним – наряд стриптизерки. Длинные чулки, кружевной пояс с резинками, черно-красное, тоже кружевное белье, туфли на высоченных шпильках…
«Вот ерунда, – подумал Алексей, пока еще сохраняя способность теоретизировать. – Ведь явная пошлость же, а все равно волнует. Что-то здесь есть выходящее за пределы здравого смысла. Мало я тех же натурщиц видел во всех позах…»
Он вытер руки махровым полотенцем, еще раз внимательно осмотрел свое отражение в зеркале, зачем-то подмигнул и, пожав плечами, вышел в каминный зал.
И понял, что ошибся. Сильвия сделала нечто совершенно противоположное. Она ждала его, опираясь спиной о дверной косяк, в строгом костюме из василькового, под цвет глаз, велюра. Сильно приталенный жакет, узкая юбка по колено с разрезами по бокам. И туфли были такие же васильковые, с золотыми блестками, узкие ремешки оплетали голени почти до колен. Светло-бежевые кружевные чулки из какого-то искрящегося материала. Она даже прическу поменяла, то есть сняла парик, чуть взбила короткие, едва закрывающие уши, волосы и выглядела теперь моложе и естественнее.
Эффект получился куда больший, чем в ожидаемом Алексеем варианте.
Сильвия это поняла, но ответила на его восхищенный взгляд только медленным взмахом длинных ресниц.
– Чай я приготовила в другой комнате. Пойдем…
Она повела Берестина сначала полутемным коридором, потом по узкой деревянной лестнице. Походка у нее было специально отработана для таких случаев, легкая, летящая, с плавным покачиванием бедрами, а по трапу она шла так, что Алексей вообще не мог отвести глаз.
В небольшой уютной комнате Сильвия накрыла инкрустированный перламутром столик в чисто британском стиле. Серебряный чайник с кипятком и еще один, поменьше, с заваркой. Два кувшинчика – с молоком и сливками. Нарезанный лимон, тарелка с сырами, сахарница, трехсотграммовая бутылка бренди, пепельница. И букет нежнейших хризантем непередаваемого бледно-фиолетового оттенка в хрустальной вазе.
Сильвия села в кресло напротив Алексея, непринужденно забросила ногу на ногу таким выверенным движением, что край юбки пришелся ровно на сантиметр выше края чулка.
«Интересно бы получилось, если б Сашка сейчас вошел», – подумал Берестин и спросил Сильвию, не опасается ли она такого варианта.
– Ну, во-первых, мы пока с тобой не в постели, а во-вторых, это все-таки ваши с ним проблемы, не мои. – Но, увидев его протестующий жест, успокоила: – На вашем пароходе такое количество помещений, что найти в них человека против его воли практически невозможно. И Шульгин здесь еще ни разу не был. Мы с ним встречались в других местах… Однако давай оставим эту скучную тему. Я хотела поговорить совсем о другом. Мы знакомы уже скоро месяц, с того печального дня, когда Шульгин доставил меня из Лондона в качестве «военнопленной». – Она иронически, но и с нескрываемой грустью покачала головой. – С тех пор я все время анализирую, как все это вообще могло произойти. А информации мне не хватает. И картинка, как любит выражаться ваш предводитель Новиков, в одно целое не складывается.
– Андрей нам не предводитель. Он, скорее, первый среди равных, – счел нужным возразить Алексей. – Или, если угодно, по распределению ролей – генератор идей, и не больше…
Сильвия ничего не ответила, только вновь качнула головой и уронила на глаза косую пышную прядь.
– Так вот, чтобы нам впредь больше не возвращаться к нашим баранам и беседовать «без гнева и пристрастия», не разъяснил бы ты мне конспективно, но доходчиво, как вся эта история вообще началась, какую роль кто исполнял, откуда появился тот, кого вы называете Антоном… Вот хотя бы это для начала.
– Запросы у тебя… – потер ладонью подбородок Алексей. – Мы и сами очень многого до сих пор не знаем и не понимаем… Впрочем, попробовать можно. При условии, что ты меня в свою очередь просветишь. Бог даст, кое-как и разберемся, что почем…
Он устроился в кресле поудобнее, достал из нагрудного кармана длинную и тонкую сигару зеленовато-соломенного цвета, взглядом спросил у хозяйки разрешения, тщательно ее раскурил и только потом произнес задумчиво-доверительным тоном: – Итак, я родился в Кордове… – Заметив недоуменную гримаску на лице своей визави, пояснил, окутываясь голубыми, остро пахнущими клубами дыма: – Был во времена нашей молодости такой фильм, «Рукопись, найденная в Сарагосе», с Цибульским в главной роли. Там герой начинает рассказывать историю о человеке, который рассказывает свою историю, персонаж которой тоже рассказывает новую историю, и так далее… Сюжет в стиле русской матрешки. По-моему, уровней двадцать там было, и в конце концов ни один зритель уже ничего не понимал. Чудный фильм, я его раз шесть смотрел. Предыдущая фраза – оттуда. С нее начинается одно из самых интересных приключений…
ГЛАВА 2
Алексей Берестин действительно был в молодости офицером воздушно-десантных войск, хотя и дослужился только до командира роты. Но служил хорошо, за участие в боевых действиях против сепаратистов (а может быть, и истинных патриотов) в одной далекой, но «дружественной» стране был даже награжден медалью «За отвагу» и каким-то латунным местным орденом. А потом стал профессиональным художником, и тоже неплохим. В кругах московской богемы слыл конформистом, потому что писал преимущественно романтические городские пейзажи «с настроением», к андерграунду относился без интереса, ни в каких «бульдозерных выставках» не участвовал, зарабатывал достаточно на безбедную жизнь холостяка без особых запросов и был уверен, что ничего чрезвычайного до самой смерти с ним уже произойти не может. И лишь иногда его одолевали сомнения – не совершил ли он ошибки, уволившись из армии? Особенно, когда встречал вдруг старого сослуживца с полковничьими погонами на плечах. Но сомнения быстро проходили, стоило лишь представить, какую цену пришлось бы за подобные погоны платить. Выходило, что на свободе все же лучше – абсолютная независимость и возможность делать только то, что хочешь, приличная мастерская в центре Москвы и всегда десятка-другая в кармане, позволяющая не слишком заботиться о дне грядущем… Чего еще желать в этой быстротекущей жизни?
И уж никаким образом ему не могло прийти в голову, что ждут его в самом ближайшем будущем приключения более чем невероятные, затрагивающие судьбы не только человечества, а целой Галактики, по меньшей мере. Причем ему в этой странной истории отводится роль… Нельзя сказать, чтобы главная, но особенная. Как у запала, от которого детонирует огромной мощности фугас.
Началось все до удивления просто – гуляя как-то по московским улицам, он встретил молодую женщину, поразившую его своей необыкновенной внешностью. Познакомился при довольно странных обстоятельствах, а потом, пожалуй, и влюбился. Да нет, то чувство, что у него возникло к Ирине, следовало бы назвать как-то иначе… Одним словом, он потерял голову, причем настолько, что не особенно удивился, когда она призналась, что представляет на Земле высокоразвитую инопланетную цивилизацию, и попросила выполнить ее маленькую просьбу. Всего-то и дел, что сходить на несколько часов в прошлое, в тысяча девятьсот шестьдесят шестой год и сделать там кое-что, по сути дела, мелочь, но мелочь, от которой зависит чуть ли не существование всей Галактики. Самое смешное, что он действительно побывал в прошлом и все, что от него требовалось, исполнил. И вот тогда…
– Скажи, – спросил он Сильвию после этого краткого вступления, – что там у вас случилось, почему вы вдруг набросились на бедную Ирину, как те самые ежовские энкавэдэшники? Неужели нельзя было разобраться спокойно?
Сильвия вздохнула, чуть заметно дернула плечом.
– Как интересно сравнивать, насколько по-разному выглядят одни и те же события с разных точек зрения. Поставь теперь себя на мое место. Я – резидент, отвечающий за целую планету, у меня масса действительно серьезных дел, о которых твоя Ирина, всего лишь рядовой агент-координатор, понятия не имела и не имеет. И вот я получаю сообщение, одно наряду с сотнями гораздо более важных, что в Москве, курируемой совсем юной агентессой, по сути – практиканткой, происходят некоторые странности. Не слишком существенные, но все равно непорядок. Я посылаю туда двоих контролеров – выяснить, в чем дело, оказать помощь, если нужно, или принять иные меры по их усмотрению. И вдруг происходит невероятное – мои сотрудники сталкиваются с противодействием, причем на уровне, превосходящем человеческие возможности. Их выбрасывают с Земли, и не куда-нибудь, а на нашу же базу, расположенную в полусотне парсеков отсюда. Что я должна была подумать? Вдобавок один агент погибает, а уцелевший сообщает, что «Ирина» вступила в сговор с неизвестной «третьей силой». Потому третьей, что со второй, так называемыми «форзейлями», нашими традиционными противниками, мы давно поддерживали неофициальные, но подчиняющиеся определенным правилам контакты. Как разведчики воюющих стран на нейтральной территории, вроде Швейцарии, например…
Сильвия наклонилась вперед, чтобы долить себе в чашку свежего чая, и юбка сдвинулась еще на пару сантиметров. Алексей отвел глаза, хотя и не увидел ничего особенного. Черная пластиковая застежка, самый кончик кружевной резинки и узкая полоска белой кожи выше края чулка.
Еще один вопрос, который занимал его чуть не всю сознательную жизнь. В чем хитрость? Буквально вчера он видел эту же Сильвию в компании остальных девушек, загорающую в шезлонге. Все они были в купальниках «топлесс». И не вызывали никаких эмоций, кроме чисто эстетических. А сейчас… Очевидно, здесь срабатывает какая-то инстинктивно-генетическая программа. Ситуативно женщина на пляже не должна восприниматься вне означенной роли. И не воспринимается. А наедине, в соответствующей обстановке, малейшее отклонение от принятой в данный момент нормы закрытости тела срабатывает как пусковой сигнал. Когда он был школьником и порыв ветра поднимал девушке юбку выше колен – это же было событие! А через два года настала пора мини, и подсознанию потребовались уже иные стимулы…
– Понятно, – заставил он себя отвлечься от посторонних мыслей. – Антон нам тоже кое-что подобное излагал. Но ты, получается, и так все знаешь, к чему же расспросы?
– Знаю я далеко не все. И в другом преломлении, – ответила экс-резидент, будто и не замечая непорядка в своем туалете. Она его даже еще чуть усугубила.
Берестину поневоле нужно было делать выбор, по-прежнему интересоваться проблемами мирового значения или переключиться на сиюминутные. И вообще интересно – в чем смысл ее тактики? Она сама-то как – действительно хочет восстановить смысл и последовательность событий, лично для него уже потерявших актуальность, либо просто пытается его соблазнить? А если да, то зачем? Чтобы получить нормальное удовольствие или добиться каких-то тайных целей?
Первое и второе не требуют столь тонкой игры. На первое он уже согласился, да и от второго вряд ли стал бы категорически отказываться. А о третьем варианте стоит задуматься, тем более что для этого все равно придется уступить ее деликатным намекам.
– А чего там особенно знать? После возвращения из шестьдесят шестого, сопряженного, правда, с некоторыми осложнениями, мы какое-то время прожили спокойно… – Он не стал акцентировать внимание на том, что вернуться в свою реальность ему удалось лишь через четыре месяца, да и то при помощи старого друга – любовника Ирины, Андрея Новикова, с которым она рассталась года за три до описываемых событий, а потом вдруг встретилась вновь, похоронив надежды Берестина на почти уже состоявшуюся взаимность.
– Спокойно прожили, – с непонятной интонацией повторил он, – пока твои орелики не объявились. Вот тогда все и завертелось… Практически все события уложились в неделю. Налет ваших агентов, появление Воронцова, уход на Валгаллу…
– Подожди, – вновь остановила его Сильвия. – Об этом я почти ничего не знаю, разве что по отрывочным разговорам в Замке. Как и почему все произошло?
– Да тоже как-то так… Зажали ведь вы нас крепко. Сначала те двое, потом нападение на квартиру Левашова, на Воронцова в метро. Антон, с которым Воронцов был давно знаком по журналистским делам и который вдруг тоже оказался пришельцем, ненавязчиво подвел нас к идее передислокации на Валгаллу, оказал необходимое содействие. Нам особенно выбирать не приходилось, а тут такое заманчивое путешествие. Там и в самом деле неплохо было, – в голосе Берестина прозвучала мечтательная грусть. – С аборигенами познакомились, подружились, можно сказать. Опять с вашими воевать пришлось. После танкового сражения в плен мы с Андреем попали. Очередная дама тамошняя тоже, наверное, резидент вроде тебя, нам предложила выбор – или мы начинаем работать на нее, или… – Алексей махнул рукой. Вспоминать о том разговоре ему было неприятно. Что ни говори, они тогда капитулировали. Хоть и не слишком испугавшись, но не пожелав обещанной им, весьма неприятной в случае несогласия участи.
– А вот об этом поподробнее, пожалуйста! – Сильвия неожиданно взволновалась, резко поднялась с кресла, оперлась руками о его высокую спинку. Берестин и не ожидал от нее такой несдержанности. Дела давно минувших дней, казалось бы.
– Ну, дама была весьма эффектная. Постарше тебя, пожалуй, попышнее несколько, но весьма пикантная. Похожа скорее на итальянку. Этакая сорокалетняя Лоллобриджида… Звали ее Дайяна. В переводе на русский – Диана, наверное.
– Дама меня как раз меньше всего интересует, – прервала его воспоминания Сильвия. – Что она вам предложила и что было дальше?
Берестин рассказал, как их переправили в виде субатомных матриц обратно на Землю, теперь уже в сорок первый год, и поместили в чужие тела, его – в командарма Маркова, а Новикова – в самого Сталина. С задачей переиграть Вторую мировую войну и тем самым кардинально изменить ход истории. И они эту задачу почти что выполнили, только вот Антон раньше времени их оттуда извлек и перенес в Замок… После чего была взорвана какая-то информационно-энтропийная бомба, и все кончилось. Для цивилизации аггров…
Когда он произнес слово, которым Антон называл соотечественников Сильвии, она поморщилась, будто светская дама, услышавшая флотский загиб. Может, действительно это просто придуманная форзейлями непристойная или крайне оскорбительная кличка для своих противников? Но сказать ничего не сказала. Помолчала несколько секунд, осмысливая услышанное. Чтобы пауза не выглядела слишком нарочитой, взяла с тумбочки причудливый, в стиле «модерн», бронзовый подсвечник, поставила на стол, зажгла толстые витые свечи.
– Я об этой истории ничего не знала, – сказала она, вновь опускаясь в кресло. – Да и когда б успела? По земному времени все заняло меньше недели. Но выглядит куда как странно. Мало того, что столь радикальное вмешательство в земную историю никак не могло осуществиться без самого детального обсуждения со мной, оно в описанной тобой форме просто не имеет смысла. Ни практического, ни физического. Непонятна роль вашего «друга» Антона. Уж его-то я знаю много лет. Каким образом он смог бы организовать изъятие ваших матриц, находясь на Земле, если они управлялись с Таорэры?
– Он объяснял…
– Ты тоже можешь объяснять папуасу, будто телевизор работает потому, что в нем поселились духи, – презрительно фыркнула Сильвия, не обратив внимания на оскорбительность своих слов для Алексея. – Нет, тут в самом деле есть о чем подумать…
«А не хватит ли дурака валять?» – мелькнуло в голове Берестина. Мало того, что дамочка то и дело сверкает своими прелестями, так еще и хамить начала. Это еще разобраться надо, кто тут папуас.
– Тебе не кажется, что раз уж у нас ситуация Шахразады, хоть и с обратным знаком, так и продолжение должно быть в том же ключе?
– А ты действительно этого хочешь? – Сильвия словно бы даже удивилась его словам и в то же время как-то поособенному зазывно взмахнула ресницами…
Он обошел стол, взял в руки ее узкую прохладную ладонь. В самом деле, сколько можно заниматься скучной болтовней, если все так просто – уютная комната, дрожащие огоньки свечей, тихая музыка, красивая, заведомо на все согласная женщина. Совсем у него крыша поехала, что ли?
Он обнял бывшую инопланетянку за талию, повернул к себе, медленно приблизил губы к ее приоткрывающимся губам. Она тоже подалась вперед, запрокидывая голову и прижимаясь к нему животом и бедрами, привставая на цыпочки и обвивая руками его шею. Целовались долго и увлеченно, словно охваченные первой страстью юные влюбленные.
Алексей даже и не заметил, как они оказались на широком диване в смежной комнате. Падающий сквозь проем двери дрожащий свет только-только позволял различать черты ее лица с прикрытыми длинными ресницами глазами. Обнимая податливое тело Сильвии, расстегивая тугие кнопки прозрачной блузки, целуя приподнятые жесткими кружевными чашками полушария, Берестин не сразу сообразил, какой этюд она с ним разыгрывает. Но все-таки понял, не семнадцать же лет ему. Аггрианка исполняла роль добродетельной жены, впервые в жизни решившейся на супружескую измену. Она то уступала домогательствам соблазнителя, то вдруг спохватывалась и начинала осторожно сопротивляться. Отталкивала слишком уж бесцеремонно проникающие под одежду руки, начинала шептать протестующие, возмущенные слова, прерываемые, впрочем, чересчур страстными вздохами, и тут же сама припадала к его губам своими, мягкими и требовательными.
Алексея такая игра тоже захватила. Слишком она отвечала его собственной склонности. Что за интерес, если партнерша торопливо, как в бане, раздевается и ныряет под одеяло с заранее обдуманным намерением.
Когда он, преодолевая сопротивление, сумел наконец сдвинуть вверх узкую, даже, кажется, лопнувшую при этом по шву юбку и начал на ощупь искать застежки пояса, Сильвия вдруг оттолкнула его, откинулась на спинку дивана, царственным (каким аристократки былых времен подавали для поцелуя руку) движением протянула Алексею стройную, прекрасного рисунка и невероятно длинную ногу. Вновь придя в себя, усмехнувшись даже, Берестин отщелкнул пряжки на ремешках туфель. А усмехнулся он оттого, что вспомнил давний-давний, но почти аналогичный случай. Запутавшись в многочисленных, по тогдашней моде, крючках и пуговичках интимных деталей туалета очередной подружки, курсант-первогодок Леша даже выругался от отчаяния: «Да где ж оно расстегивается?» – и услышал в ответ задыхающийся шепот: «Ой, ой, не надо, пожалуйста… Вот здесь…»
Женская одежда с тех пор значительно усовершенствовалась, и прежних затруднений Берестин не испытывал, однако Сильвия еще раз изобразила отчаянную попытку «сохранить целомудрие». И лишь когда физические и моральные силы, а главное, воля к сопротивлению оставили ее, несчастная женщина, зажмурив глаза и очень натурально дрожа и всхлипывая, позволила освободить себя от последней, пусть и символической, защиты.
– А кого из нас ты хочешь? – спросила вдруг Сильвия ясным голосом, когда они, наконец, лежали рядом, и его ладонь плавно скользила вдоль ее тела от груди к крутому изгибу бедра.
Берестин сквозь зубы выругался. Это она вспомнила их прошлое свидание, когда, зная о его так и не избытой тоске по Ирине, отдавшей предпочтение другому, Сильвия каким-то непостижимым образом сумела внушить Алексею, что она и есть та самая Ирина. И он любил ее со всей копившейся весь бесконечный год страстью и понял, что ошибся, лишь когда все кончилось и аггрианка сняла свое наваждение.
Трудно передать чувство, испытанное им в тот момент, но Сильвия объяснила, что провела всего лишь сеанс психотерапии и теперь он свободен от мучительного комплекса.
Самое смешное – она оказалась права, и с тех пор Алексей смотрел на свою бывшую любовь спокойно, и не сжималось у него сердце от тоски и зависти, когда вдруг доводилось увидеть Новикова, выходящего утром из ее каюты.
– Ну уж нет, – прошептал он. – То – дело прошлое. Теперь я хочу узнать, что ты собой представляешь «о натюрель»…
В своем выборе он не ошибся. Сильвия в естественном виде оказалась гораздо темпераментнее и изощреннее Ирины. Берестин испытал ощущения, которых ему не доводилось переживать за все свои двадцать лет общения с женщинами, хоть было их у него достаточно. И опытных, и не очень.
Но только вот еще какую он понял разницу: Ирину он любил, а с Сильвией – занимался любовью.
Потом она, смахнув пот со лба и поправив растрепанные волосы, села, подоткнув под спину пышную подушку и накинув на бедра край простыни.
Алексей, лежа на спине, курил, приходя в себя после чересчур бурного апофеоза страсти.
– Ну, а как ваш Антон объяснил вам необходимость моего пленения? – спросила вдруг Сильвия совершенно спокойным и деловым голосом.
– Для тебя это важно теперь, когда все давно в прошлом?
– В прошлом ли? Ты так в этом уверен?
Он смотрел на ее лицо снизу вверх, и оно показалось ему сухим и жестким, как у командира подводной лодки в момент торпедной атаки.
И это же вдруг внушило ему непонятную надежду. Неизвестно на что.
– А если уточнить?
