Александр Зорич
Семя Ветра
«Если бы людям, спасающимся от опасности или преследующим врага, было свойственно передвигаться на руках, я бы, пожалуй, сделал тебя примером для подражания. Учиться надо лишь тому, что может пригодиться! – сказал Зикра. – Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо за мой гнев», – добавил он шепотом.
За время ученичества в Обители Ветра Герфегест успел свыкнуться с мыслью, которая лишь много позже стала смущать его рассудок, – Зикра всегда прав. Даже когда ошибается.
В мановение ока Герфегест пробежал по островкам и догнал Киммерин. Не иначе как воскресшее воспоминание подарило ему ловкость безусого подростка!
«Спасибо, Зикра», – мысленно промолвил Герфегест. Схватив Киммерин за плечи, он удержал ее от рокового шага на «жертвенник».
10
И Герфегест, и Киммерин понимали, что «жертвоприношению» назначено произойти именно здесь, на большом острове. Горхла и Двалара наблюдали за происходящим с берега. Они безмолвствовали, но прямо-таки театральная напряженность их поз свидетельствовала о крайнем волнении.
«Дрожат за свои шкуры», – процедил сквозь зубы Герфегест и с презрением отвернулся. Киммерин и Герфегест продолжали стоять на узенькой полоске суши – с каждой секундой удерживать равновесие становилось все сложнее.
Убедившись, что еще немного – и оба они свалятся в воду, они наконец решились.
Правая нога Герфегеста, босая, и правая нога Киммерин, обутая в плетеную сандалию, одновременно ступили на обманную сушу «жертвенника».
– Здесь по крайней мере можно нормально стоять, – заметил Герфегест, подмигивая до смерти перепуганной девушке.
– Посмотри туда, – шепотом сказала Киммерин, и ее палец указал на черную гладь Блуждающего Озера.
Герфегест последовал ее совету.
Нет, вода Блуждающего Озера не была зеркалом. Зеркало отражает то, что есть. В крайнем случае – в этом Герфегест уже успел убедиться – оно может отказаться отражать кое-что из того, что есть. Но на то оно и зеркало, чтобы не отражать то, чего нет!
Герфегест увидел в мертвенной черноте озерной глади отражение Киммерин. Вот оно – отражение того, что есть. И не увидел своего. Это тоже понятно. Остальное было хуже.
Поодаль от Киммерин, но совсем близко от того места, где следовало бы отразиться ему самому, Герфегест увидел воина.
Нет, это был не призрак. Призракам нет нужды экипироваться с таким тщанием. Это был именно воин, изготовившийся к важному делу.
Похоже, он не замечал пристального взгляда Герфегеста, по крайней мере в пользу этого не свидетельствовало ничего. Одежда на нем была темно-коричневого цвета и походила на обычное походное платье флотского командира. Два меча висели крест-накрест у него за спиной, их рукояти возвышались соответственно над правым и левым плечами. Перевязи ножен скрещивались на груди, закрытой облегченным нагрудником. Наверняка, если присмотреться получше, можно увидеть на нем и небольшой чеканный герб. Но сколько ни всматривался Герфегест, разглядеть герб он не мог.
Воин был неподвижен, словно бы стоял в дозоре или таился в засаде. Он как будто ожидал чего-то. Но вот чего – понять было невозможно.
На шее воина висела внушительная золотая цепь, а в его левом ухе блистало столь же внушительное золотое кольцо. Нижняя часть его лица от переносицы до подбородка была скрыта маской – такие носят алустральские кормчие, чтобы защитить губы от свирепого ветра. Одни глаза оставались открыты любопытному взору, но в них Герфегест не смог прочесть ничего, кроме Знаков Великой Пустоты.
Осторожно, чтобы не спугнуть отражение воина, Герфегест обернулся туда, где, по естественным законам бытия, некогда преподанным Герфегесту его многомудрым дядей Теппуртом Конгетларом, должен был бы находиться отражаемый предмет. Но воина, казалось, не было.
Герфегест взглянул на бурый песок, покрывавший остров. Вот оно. Девственно ровная поверхность песка была в одном месте немного примята. Примята, потому что именно там стоял воин-невидимка!
Киммерин была рядом и тоже рассматривала воина, отраженного непростым зеркалом Блуждающего Озера.
Во взгляде ее была отрешенность и полная покорность судьбе. Похоже, она уже начинала жалеть о том, чему так обрадовалась, когда ее грудь стиснул в нечаянном объятии Герфегест Конгетлар. О том, что с ней Герфегест. Она слишком вжилась в роль жертвы!
– Эй, вы, та-ам! – заорал с берега Горхла. – Что вы стоите как каменные – сделайте что-нибудь! Хоть поцелуйтесь что ли, Хуммеровы дети!
Горхле вторил истерический смех Двалары.
Видимо, Горхла и Двалара, уже давно ожидавшие самого худшего, решили избавиться от напряжения, задействовав голосовые связки. Пояс Усопших явно был способен сделать из самых стойких воинов истерических купеческих дочек.
Но Герфегесту было не до истерик – ибо неподвижное прежде отражение воина зашевелилось. Воин обнажал клинки.
Герфегест был зачарован – в Сармонтазаре не ковали такого оружия, каким славился Алустрал. Бывали, конечно, исключения – вот, например, мечи, выкованные Элиеном или Сегэллаком. Но единичные удачи, к огромному сожалению Герфегеста, не меняли картины.
Воин-из-озера был вооружен настоящим произведением кузнечного искусства. Лезвия мечей были длинны и имели ровные края. Сами клинки были отшлифованы до зеркального блеска и, насколько мог заметить Герфегест, облегчены орнаментом. Богато украшенная гарда имела овальную форму и отлично прикрывала руку.
«Кто выковал твои мечи?» – вот какой вопрос вертелся на языке Герфегеста, пока он следил за движениями воина, но он так и остался незаданным. Весь восторг Герфегеста остался спрессованным в одном-единственном мгновении бытия, ибо в следующее мгновение он обратился одухотворенной молнией, упоенной собственной мощью.
Путь Ветра дает воину стремительность и ему не отказаться от этого дара. Такова философия Пути.
Идущий Путем Ветра может разрубить надвое падающую каплю оливкового масла и вложить меч в ножны до того, как обе половинки упадут на землю. Такова практика Пути.
Герфегест вынул свой меч из ножен быстрее, чем воин-невидимка закончил движение по извлечению своей смертоносной пары клинков из спинных ножен.
Киммерин, все еще не понимавшая, что происходит, стояла в стороне, напряженная, словно струна варанской арфы. Она знала только одно – сейчас решается ее судьба.
Невидимка, уверенный в своей невидимости, похоже, не ожидал настоящего боя. Когда меч Герфегеста, ни в чем не уступавший прекрасной паре клинков, послушных его невидимой руке, обрушился на него в рубящем ударе, он едва успел уклониться.
Герфегест посмотрел на отражение – кажется, ему удалось достать невидимку в плечо. И верно – на песок брызнули капли лазурно-голубой жидкости!
Герфегест понимал, что положение, в котором он находится, наихудшее из возможных. И потому каждая секунда промедления будет стоить ему жизни.
«Са-ар!» – выкрикнул, выдохнул Герфегест и, опустившись на одно колено, выбросил меч далеко вперед.
На этот раз его выпад был отражен клинком воина в маске – хотя и невидимым, но тем не менее весьма действенным. Счет времени шел теперь на неуловимые мгновения. Теперь у Герфегеста не было возможности следить за отражением противника.
Он быстро вскочил и, переместившись в двойном прыжке на четыре шага правее, начал маневр, цветастое название которого вспомнилось ему лишь несколькими часами позже – «серая гадюка прыгает с ветви ясеня и разит свою жертву в горло».
В горло. Именно в горло.
Герфегесту повезло опередить врага на доли мгновения – и вот невидимка был ранен еще раз. Песок на месте схватки стал густо-голубым – похоже, воин был серьезно задет и терял много крови.
Но Герфегест не думал останавливаться на достигнутом.
«Если ты поднял меч и решил убивать – забудь о пощаде», – учила шестая заповедь Пути Ветра. Но прикончить загадочного кормчего в коричневых одеждах теперь было не так-то легко – судя по следам на песке, он решил ретироваться. А может, попросту задумал поразить неуязвимого доселе Герфегеста в спину!
Герфегест остановился, пытаясь определить, где теперь воин-невидимка.
Сражаясь, они слишком далеко отошли от воды и теперь Герфегест лишился возможности ориентироваться на его отражение. Следы на песке молчали. Повисла удручающая тишина, которая, однако, не продлилась дольше минуты. Ее прервал истошный крик Киммерин:
– Сзади, Герфегест! Он сзади! Ложись на землю!
Не успел Герфегест дослушать Киммерин, как его гибкое тело уже лежало на песке. Предательский удар в спину, задуманный невидимкой, поразил пустоту.
В мгновение ока Герфегест отбросил меч и извлек из ножен четыре метательных кинжала – один из них обязательно достигнет цели.
Четыре коренастых лезвия устремились в мнимую пустоту с характерным присвистом. Фонтан светло-голубой жидкости взмыл в небеса.
– Он мертв, – сказала Киммерин, приближаясь к Герфегесту, замершему на месте, словно гадюка, чей прыжок с ясеневой ветки оказался во всех отношениях удачным.
11
После того как невидимый кормчий был сражен двумя метательными кинжалами Герфегеста, Блуждающее Озеро истаяло на глазах. Как будто в земле вдруг открылись невидимые трещины, в которые разом ушла вся черная вода.
Не разговаривая и не останавливаясь, отряд двинулся дальше. И только через десять часов пути Горхла предложил сделать привал.
В отношениях между Герфегестом и остальными, исключая разве что Киммерин, наметился некий надлом. Это чувствовали все – молчание было тягостным, продолжительным и зловещим.
– Не держи на меня зла, Герфегест, – сказал наконец Горхла, разминая свои короткие, но мощные ступни, измученные сапогами. – Я знаю, Рожденный в Наг-Туоле, твои чувства. Это низко – посылать девушку в жертву нелюдям Пояса Усопших. Я знаю это.
– Просто знать – мало, – отрезал Герфегест.
Горхла опустил взгляд и провел своей кряжистой рукой по редким седым волосам.
– Но ты не знаешь начала этой истории. Ты видел только ее конец. – Морщины на лбу Горхлы сложились в замысловатый узор. – Мы были в этих местах не так давно – когда следовали тебе на помощь, выполняя поручение, данное нам Ганфалой. И нас было четверо – точно так же, как сейчас. Только тогда тебя не было с нами.
Киммерин уронила голову на руки – чувствовалось, что рассказ будет не из приятных.
– Как и сегодня, мы встретили Блуждающее Озеро – тогда я видел его впервые. Тогда я не знал, чем чревата эта встреча. Мы едва не погибли, когда его едкие воды стали смыкаться вокруг нас – медлительных, гордых. Мы спаслись только благодаря тому, что один из нас добровольно отдал себя в жертву духу этого опасного Озера, принявшему человеческий облик.
– Кто был этот мужественный человек?
– Это была моя сестра, – сквозь непрошеные слезы сказала Киммерин. – Ее звали Минно.
– Это была моя женщина, но я не смог сохранить ее, – прохрипел Горхла. – Я не смог пройти и пяти шагов по проклятым каменным следам. Мои ноги слишком коротки для этого.
– Не стоит бередить старые раны, – довольно фальшиво и уж совсем не к месту вставил Двалара, обнимая за плечи всхлипывающую Киммерин.
– Отстань, – огрызнулась в сторону Двалары Киммерин и подняла на него вмиг высохшие глаза. Двалара смущенно отступил.
– Отряд – это тело. Каждый член отряда – отдельный орган. Тело не выживет, если каждый орган будет радеть о себе больше, чем о целом, – делая вид, что не замечает Киммерин и Двалару, заключил Горхла.
Герфегест молча кивнул ему. Пожалуй, впервые за все время их знакомства Горхла показал свое человеческое лицо, тщательно скрываемое под личиной опытного мага и человека без привязанностей. Впервые Герфегест почувствовал к Горхле нечто, похожее на симпатию. «Выходит, он тоже потерял женщину из-за Семени Ветра», – подумал Герфегест.
– Я у тебя в долгу, Герфегест, – сказала Киммерин и в ее голосе снова звучала былая сила духа.
Так сказала Киммерин, «верное сердце». Девушка, которая не задумываясь предложила себя в жертву невидимому кормчему, в чьих призрачных жилах течет светло-голубая кровь, чтобы спасти товарищей по отряду. В том числе и его, Рожденного в Наг-Туоле.
12
Денница Мертвых. Когда-то этот город назывался иначе. Герфегест не знал как. Не знал и Горхла.
Наверное, были некогда в Синем Алустрале книги, способные поведать о падении земель, которые позднее получили название Пояса Усопших. Быть может, были и мудрецы, чьи ученые головы хранили знания о том, когда это было и почему все произошло так, как произошло.
Герфегест не знал, что за город приютит их в своих разрушенных стенах. Но он не выказывал страха – бояться в Поясе Усопших означало призывать свой смертный час и понапрасну гневить судьбу, чьею милостью ты оставался жив до сих пор.
– Это останки людей из отряда Гамелинов. Того отряда, который вел зломерзкого паука, – с отсутствующим видом пояснил Горхла.
Они шествовали по мосту, перекинутому через сухой ров. Такой же сухой, как и безлюдная пустыня, от которой ров отгораживал мертвый город. Дно рва было обильно утыкано кольями, на которых, не тронутые ни птицами, ни гадами – даже они не могли выжить в Поясе Усопших, – лежали и мирно истлевали несколько скелетов.
– Сдается мне, эти молодцы сами свели счеты с жизнью, – вставил Двалара. – Посмотрите, кольчуги на них целы, их ножны полны, а вон и щиты валяются. Едва ли кто-то из них свалился с моста случайно – тут нужно постараться, чтобы угодить прямехонько на те колья. Тут нужен прыжок.
– Думаю, они попросту лишились рассудка, – заключила Киммерин, оглядывая разлагающиеся останки. – Конечно, трудно прочесть правду на их лицах – кожа почти полностью сгнила, а глазницы съело это ненасытное лиловое солнце. Но, по-моему, это было безумие. Вот у того, у которого ребра разворочены и кишки вывалились наружу, – точно лицо одержимого… Или вон, у которого хребет свернут… того, с вытекшими глазами…
Брезгливость – первое качество, которое необходимо искоренить в себе воину. В плане впечатлений воин должен быть всеяден, как собака. Это Герфегест знал. И все-таки его покоробил тот азарт, с которым Киммерин предавалась обсасыванию таких, в сущности, отвратительных подробностей.
Сам Герфегест мог, не поморщившись, пронести на себе вырытый из могилы труп двухмесячной давности хоть целые сутки – если есть необходимость, разумеется. Но вот любознательность прекрасной девушки отчего-то стала ему неприятна. Если бы подобные речи вел Двалара…
С другой стороны, Герфегест признавал, что Киммерин – опытная воительница, с которой безрассудно состязаться большей половине мужчин, которых он когда-либо встречал на полях сражений. Она зарубит их как котят или, если ей не дадут оружия, задушит одной правой. И все же…
Герфегест никогда не лгал себе. Покопавшись в своих чувствах, он пришел к странному для себя самого выводу – ему не хотелось видеть в Киммерин девушку-воина. Чего же ему хотелось?
Словно бы в лад его мыслям, Киммерин, шедшая в нескольких шагах за ним, вдруг нагнала его. И, положив руку ему на плечо, сказала:
– Герфегест, я прошу тебя помочь мне с ножнами сегодня вечером. Акулья кожа сморщилась – сама не знаю почему. Мне кажется, нужно просто по-новому перетянуть их. Не возьму в толк, что за напасть!
Киммерин сказала это не настолько тихо, чтобы возбудить подозрения Двалары и Горхлы, но и не настолько громко, чтобы те могли расслышать ее слова.
Улыбка сообщника тронула губы Герфегеста. Ножны, в которых покоился короткий меч Киммерин, были великолепны. Выточенные из черного дерева, они были обтянуты акульей кожей, которая была декорирована золотыми и бронзовыми накладками.
Кожа действительно несколько испортилась и Герфегест понимал – все дело в ненормальной, противной всему живому воде Блуждающего Озера, капли которой разъели мастерски сделанную обивку, пока Киммерин шла на заклание. Разумеется, нужно помочь Киммерин сохранить отменную вещь. Но… Герфегест понимал, что дело тут не в ножнах.
13
Дворец правителя – худшее место для ночлега. В особенности заброшенный дворец мертвого правителя.
Но Герфегест и Киммерин были настолько поглощены друг другом, что мрачные мысли на время оставили их.
Провозившись с ножнами добрых полтора коротких колокола, они, не в силах длить самообман, упали на груду истлевшего тряпья и слили уста в глубоком поцелуе. Они ласкали друг друга так ненасытно, словно были влюбленными, не видевшимися целый долгий год. Словно и не проводили они друг с другом дни, ночи и недели как товарищи по отряду. Словно они и впрямь любили друг друга.
Повод был найден, повод был исчерпан и отброшен прочь – ножны, обтянутые акульей кожей, валялись на полу. Непрошеные свидетели зарождающегося притяжения между Герфегестом и Киммерин – Двалара и Горхла – были в отлучке. За что им обоим и Киммерин, и Герфегест были немало благодарны.
Горхла и Двалара отправились к Колодцу Невинных. Этот колодец, по уверениям всезнающего Горхлы, был единственным местом во всем Поясе Усопших, где можно было раздобыть немного воды. Да и то лишь надсадив глотку соответствующей порцией заклинаний. Горхла вызвался быть поводырем и заклинателем, а Дваларе досталось нести бурдюки. Герфегесту и Киммерин выпало караулить вещи и наслаждаться друг другом. Дело не столь, конечно, почетное, как добыча воды, но зато и не слишком хлопотное.
Герфегест никогда не лгал себе. Когда Киммерин положила руки ему на плечи и стала походя ласкать его заплетенные в косы волосы, покрывая шею как бы невинными поцелуями, Герфегест уже представлял себе ту минуту, когда на излете сладострастия вместе с последним вздохом с его губ слетит: «Я люблю тебя, Киммерин!»
Он принял ее ласки, как принимают благодарственный дар, на который ты не имеешь никакого права, ибо не сделал ничего, достойного благодарности. Его руки, в которых еще жила память о совершенном теле Тайен, беззастенчиво ласкали маленькую грудь девы-воительницы и жаркий поцелуй был ему ответом.
Киммерин лишь застонала, когда Герфегест, усадив ее на колени, вошел в нее так, как это умели лишь мужчины Дома Конгетларов. Не теряя достоинства, не спеша, но и не медля. Волосы Герфегеста разметались по плечам, и маленькие капли пота, выступившие на его лбу, были единственным свидетельством его напряжения.
Затем настал черед Киммерин показать Герфегесту всю глубину своей страсти. Она опустилась на колени и сделала то, о чем Герфегест не смел попросить ни одну прелестницу, но что многие прелестницы охотно делали, не дожидаясь просьб.
Длинные и гибкие пальцы Герфегеста ласкали ее аккуратную головку, стриженные под мальчика из Дома Лорчей волосы, а сам Герфегест в это время несколько бессвязно думал о том, отчего приязнь к мужской любви, которой славится Варан, оставшийся далеко позади, в Сармонтазаре, столь непопулярна в его родных краях.
Не то чтобы этот вопрос был для него животрепещущим, но сам факт показался ему весьма любопытным. Может быть, в компенсацию за презрение девушек в Алустрале так часто стригут по-мужски? Но очень скоро рассуждения были сметены с просторов его рассудка немым ураганом экстаза.
– Что такое «денница», милый? – спросила Герфегеста Киммерин, когда они, уже порядком обессиленные, натягивали на себя походное платье. Им не хотелось, чтобы Двалара и Горхла, вернувшиеся с добычей, застали их заплетенными в неразлучное объятие.
– Наши предки звали денницей утреннюю зарю, – ответил Герфегест и его губы тронула улыбка нежности – обнаженное тело Киммерин, какое-то наполовину девчоночье и наполовину мальчишечье, было очень и очень привлекательным.
– Какая это гадость – утренняя заря в городе мертвых, – сказала Киммерин, целуя плечо Герфегеста, нового Хозяина Проклятого Дома Конгетларов.
И тут они услышали крик.
14
– Это голос Двалары, – встревожилась Киммерин.
Герфегест перекинул перевязь с ножнами через плечо и бросил неуверенный взгляд на девушку, зримо истощенную любовью. Стоит ли оставить ее одну – может же она, в конце концов, отдохнуть – или же умнее взять ее с собой?
– Со мной все в порядке. Я пойду с тобой. Иначе и быть не может, – вмиг разрешила его сомнения Киммерин, пристегивая пояс с метательными кинжалами. Ее меч, временно лишившийся ножен, остался лежать возле того места, где они только что творили любовь. Она не возьмет его.
Боевой клич Горхлы поторопил Герфегеста и Киммерин – теперь не оставалось сомнений в том, что там, в ночи, творится неладное.
На ходу поправляя одежду, Герфегест и Киммерин выскочили на улицу, пытаясь понять, откуда доносился крик.
Обошлось без долгих поисков. Неизвестность – заклятый враг твердости духа. И чем дольше длится она, тем хуже для исхода сражения. Но то, что увидели Герфегест и Киммерин, само по себе настолько не благоприятствовало доброму исходу сражения, что неизвестность едва ли могла навредить хоть сколько-нибудь существенно.
Слепец не умер, потому что не жил. Но даже и неживой он был опасен.
Двалара лежал подле Колодца с раздробленной грудью, и его семиколенчатый цеп, который он взял на случай обороны, лежал рядом с ним словно бутафория для погребального обряда.
Похоже, он не дышал – ни у Герфегеста, ни у Киммерин не было возможности выяснить, жив ли вообще Двалара.
Их волновало другое: как остаться в живых самим и как спасти Горхлу. Но Горхла, похоже, полнился решимостью спасти себя самостоятельно. В руках карлика был его верный двуручный боевой топор – оружие столь редкое в Сармонтазаре, что Герфегест невольно залюбовался боем.
Топор Горхлы был идеален для борьбы и с закованным в доспехи конником, и для усмирения зарвавшегося босоногого разбойника. Раны, которые наносил такой топор, были широки и глубоки – лекарям нечего было делать там, где поработало такое оружие.
Большой вес топора, а главное – размещение ударной тяжести в точке, наиболее удаленной от начала рукояти, делали удар мощным и неотразимым. В умелых руках Горхлы топор был не только достойным соперником меча, но и во многих случаях превосходил его.
Лезвие этого диковинного топора было широким, а рукоять – необычайно длинной. В руках карлика она казалась еще длиннее из-за своей несоразмерности с детскими пропорциями воина. На противоположном конце рукояти топор Горхлы имел нечто лучшее, чем обычный противовес-набалдашник, которым оканчивалось большинство виденных Герфегестом топоров. На конце рукояти был мощный стальной шип – таким образом, в случае необходимости, топор Горхлы годился и как колющее оружие.
– Эй-а! – яростно вскрикнул Горхла и атаковал мерзостную тварь.
Слепец попятился, подняв четыре передние ноги. Его ложноязык, похожий на бич, какими скотоводы поучают свое неразумное четвероногое состояние, нерешительно втянулся в глубь пасти.
Горхла продвинулся на два шага вперед, занося топор для нового удара. Похоже, он еще не успел заметить Герфегеста и Киммерин, пришедших ему на подмогу.
– Получи, мразь! – захрипел карлик и сделал сначала один, а потом и второй фальшивый выпад.
Было понятно, что Горхла решил дорого продать свою жизнь, сделав ставку на технику перманентного наступления без передышки. А-нан-хах – так назывался этот стиль в Алустрале. Герфегест не относился к числу приверженцев этой утомительной техники.
Однако сейчас Герфегест не мог не признать действия Горхлы разумными. «Нужно разделаться с тварью на первом дыхании, иначе ты никогда не одолеешь ее, потому что сил у нее в сто раз больше», – заключил Герфегест и вложил меч в ножны. Было ясно, что помочь Горхле мечом не получится.
Киммерин извлекла из ножен метательные кинжалы и протянула два Герфегесту, столь опрометчиво положившемуся на свой пусть великолепный, но в данной ситуации совершенно бесполезный меч – Горхла припер Слепца к стене дома с плоской крышей и подобраться к пауку стало невозможно. «Двое бойцов, занятых одним противником, – это половина бойца», – так учил Герфегеста Зикра Конгетлар.
Слепец не был хитер, с большими основаниями его можно было назвать бесхитростным. Но он был силен и мощен. Когда до его глупой, но совершенно безжалостной башки дошло, что его теснят и, не исключено, вот-вот оттяпают ему пару передних ног, он прижался к земле и прыгнул.
Если карлик не успеет увернуться, его участь будет печальной.
– Эй-а! – вскрикнул Горхла.
«Обратный тройной жернов» – так называлось сальто, молниеносно выполнив которое, проворный карлик тут же вышел из опасной зоны.
Но Слепец не думал останавливаться.
Он поджал восемь задних лап и снова вышвырнул вперед ложноязык. На сей раз Горхле не повезло. Он потерял равновесие и упал, зажимая свежую рану в плече своей крохотной ладонью. Кровь брызнула на булыжники, которыми были вымощены улицы мертвого города. Топор выпал из его рук. Горхла оказался отчаянно беззащитен!
– Вставай, Горхла, вставай! – истошно заорала Киммерин.
В Слепца разом полетели два метательных кинжала.
Один из них уязвил Слепца в слуховой бугор на голове. Слепец не чувствовал боли в том смысле, в котором ее чувствуют люди. Но даже ему пришлось не по нраву нахальство Киммерин.
Он так долго собирал себя из частей, он так долго собирал себя по каплям близ святилища, он так долго строил свое тело из разрозненных кусочков и пылинок, повинуясь неискоренимому инстинкту обрести целостность… А теперь снова, теперь снова кто-то пытается помешать ему выполнить назначение, найти Семя… кто-то новый, кто-то…
Слепец обернулся к Киммерин.
Горхла, воспользовавшись замешательством свирепой твари, смирил боль заклятием и, набрав в легкие воздуха, вскочил на ноги. Он живо подобрал топор и отскочил на расстояние, безопасное лишь в том смысле, что Слепец не покрывал его одним прыжком.
Слепец переместил тяжесть своего уродливого тела на заднюю пару ног и изготовился к новому прыжку.
Герфегест никогда не видел, чтобы пауки прыгали. Слепец был пауком. Скорее пауком, чем каким-либо иным созданием. Его ложноязык, правда, был неким новшеством в паучьей анатомии, но все остальное было сходным. Слепец был исчадием свихнувшейся природы, которое знает лишь одно дело – искать Семя Ветра и крушить все на своем пути. И сейчас, похоже, оно сокрушит Киммерин.
Герфегест бросил свои кинжалы, но они отскочили от брони Слепца, словно медная монета от булыжной мостовой.
Киммерин сделала более удачный бросок, но уж лучше бы она сделала менее… И тут Герфегест понял, что спустя еще мгновение он потеряет Киммерин точно так же, как он потерял Тайен.
Второй женщины, умершей ради Семени Ветра, он себе не простит. Хватит смертей!
Сердце Герфегеста наполнилось алым бешенством битвы и безумной жаждой защитить Киммерин во что бы то ни стало. Такого яростного порыва Герфегест не помнил за собой со дня свары близ святилища.
«Конгетлары всегда старались казаться другим людьми без сердца. К Хуммеру в пасть весь этот траханый маскарад!» – решился Герфегест и, выхватив меч, бросился в центр той невидимой линии, которая соединяла Киммерин и Слепца.
Линией смерти называли ее люди Алустрала.
Герфегест поднял свой изогнутый меч, чья заточка была настолько совершенна, что лезвие легко проходило сквозь женский волос, осторожно положенный на него сверху.
Разить в те места, где хитиновые части брони Слепца сочленяются друг с другом, – таковы были немудрящие, немногочисленные мысли Герфегеста. Если бы он умел заговаривать Семя Ветра, как это сделала Тайен!
Горхла и Киммерин следили за происходящим затаив дыхание. Горхла был ранен, Киммерин – безоружна. Как вдруг краем уха Герфегест услышал отчетливые звуки возни, которые доносились со стороны крыши, под навесом которой примерялся к прыжку Слепец.
– Герфегест! – завизжала Киммерин.
Но Слепец не успел прыгнуть. Прыгнул кто-то другой. И Герфегесту не случилось вонзить свой меч в брюхо Слепца.
Этот таинственный «кто-то» спрыгнул с плоской крыши того самого строения, к которому теснил гигантского паука Горхла.
Прыжок был великолепен – тень в длиннополом одеянии пролетела огромное расстояние и приземлилась ровнехонько на холку омерзительного создания, обхватив руками его слуховые бугры.
Кто бы ни был незнакомец, проделанный трюк выдавал в нем опытного наездника с недюжинной физической подготовкой. Никто – ни Герфегест, ни Киммерин, ни Горхла – не успел подыскать происходящему объяснения, а Слепец, укрощенный незнакомцем, уже втянул ложноязык и… в бессилии осел на землю!
То, что произошло дальше, было еще большей неожиданностью.
Незнакомец встал с умерщвленного чудовища, словно наездник с обессилившей кобылы. Нарочито легкомысленным движением отер слизь Слепца со своих бедер, подошел к Герфегесту и… упал перед ним на колени! Незнакомец старательно упер лоб в колючую пыль и вытянул вперед руки. Герфегест помнил – так в Алустрале кланяются лишь очень и очень важным персонам!
«Одолел Слепца и рехнулся, что ли, от счастья? Да ведь это он заслужил почести и челобитие. А вовсе не я», – пожал плечами Герфегест. Киммерин и Горхла удивленно таращились то на Герфегеста, то на челобитчика.
Герфегест вложил меч в ножны. Наверное, нужно было что-то сказать, поднять человека с земли. Но Герфегест, ошалевший в круговерти событий этой ночи, не мог сообразить что.
И тут уста неведомого укротителя Слепца, только что поцеловавшие проклятую землю Денницы Мертвых, наконец-то отверзлись:
– Некогда я обещал тебе, Хозяин Павшего Дома Конгетларов: если ты вернешься, я паду перед тобой ниц.
15
Нисоред не убил Слепца, ибо невозможно убить то, что не живет. Он лишь смирил его силою своей магии. Он усыпил его, лишил воли, заставил служить себе.
Запасливый Горхла бросил Нисореду как следует наколдованную цепь, на которой Мелет привел Слепца в Сармонтазару на погибель Герфегесту. И намордник, который сковывал жвала мерзкой твари в те дни, когда она служила Гамелинам.
Нисоред удовлетворенно крякнул и тут же надел сбрую на Слепца. Он обвязал цепь вокруг колонны из красного гранита, подпиравшей ничто (или, может, небо?) у парадного входа брошенного дворца.
И только когда Слепец был обезврежен и изолирован, они позволили себе почувствовать усталость.
Нисоред помог Герфегесту перетащить в убежище Двалару. Грудь воина была разорвана передними лапами твари, стремительно выскочившей из вопящей немыслимыми чайками и шумящей далеким морем темноты ночи.
Ребра Двалары были перебиты ударом не менее мощной задней паучьей лапы в четырех местах. Двалара дышал. Но его дыхание было прерывистым, частым и сопровождалось громкими хрипами.
– По-моему, он не жилец на этом свете, – шепотом сказал Герфегест, стараясь казаться бесстрастным.
Несмотря на то что временами Двалара чудовищно раздражал Герфегеста своей беспардонностью и болтливостью, несмотря на то что порою он казался Герфегесту невыносимо самовлюбленным идиотом без чувства юмора и меры, несмотря на то что он все больше ревновал Киммерин к Дваларе, Рожденный в Наг-Туоле не хотел его смерти.
