Александр Зорич
Семя Ветра
Пролог
Когда забытье завладело памятью Герфегеста, прошлое почти полностью перестало существовать для него. Только родовое имя осталось в памяти – как маяк в ночи.
Он был Конгетларом – в этом у него не было никаких сомнений. Но ничего больше Герфегест не помнил.
Семь долгих лет, проведенных в Сармонтазаре, не возвратили ему памяти о своем Доме. Лишь трижды за много лет ему случилось назваться Конгетларом. Но ни разу имя его Дома не вызвало ни в ком даже тени понимания.
Это имя было чужим в Сармонтазаре.
Память вернулась к Герфегесту вместе с Семенем Ветра – осколком волшебства, которое попало к нему в руки после долгих лет, проведенных в скитаниях и жестоких битвах. Вначале Семя возвратило ему знание о Ветре. Затем – о Пути Ветра. И наконец – об Идущих Путем Ветра, о мужчинах и женщинах его Дома, Дома Конгетларов. Восьмого и самого своеобычного из благородных Домов Алустрала.
В ослепительно ярких снах перед Герфегестом раскрывались картины ушедших в небытие дней. Безбрежные, хищные моря Синего Алустрала, гордые крепости, уходящие в неласковые грозовые облака, многоярусные корабли, златотканые штандарты, кичливые гербы и исполненные тайны улыбки прекрасных женщин…
Долгое ученичество в Обители Ветра и беспощадные схватки… Иногда – за победу, чаще – за жизнь. Звон стали, посвист стрел, надсадный крик, медленно уходящий в стон…
В живых картинах прошлого он видел свое лицо. Видел и лица своих родственников. Они проступали сквозь пелену непоправимого, их глаза сияли темным пламенем ярости. Они повествовали о Падении Дома Конгетларов.
Семя Ветра, найденное им в подземельях цитадели Тайа-Ароан, возвратило Герфегесту утраченную книгу родовой памяти. Пожелтевшие страницы этой книги были щедро обагрены кровью и напоены ядом несбывшихся надежд.
Живя в аскетическом уединении среди Хелтанских гор, Герфегест не знал, стоит ли радоваться обретенному знанию. Едва ли оно способно изменить его жизнь к лучшему. Да и по силам ли тяжесть такого знания последнему отпрыску испепеленного Дома? Едва ли, едва ли.
Так думал Герфегест, вдыхая ледяной воздух гор. Он был уверен, что путь в Алустрал закрыт для него навсегда. Потому что Врата Хуммера непроницаемы. Потому что в Алустрале уже четырнадцать лет его дожидается смерть. У людей Алустрала слишком хорошая память.
Потому что – и это самое главное – пропитанный ужасом и ненавистью междоусобий мир Алустрала не стоит даже сухой былинки под его, Герфегеста, ногами.
Герфегест не сомневался в том, что горькие воспоминания о его пасмурной родине, подаренные ему Семенем Ветра, – последнее прощание с землей его предков.
Но затейница-судьба распорядилась иначе.
Часть первая
Мир Суши
Глава 1
Посланцы Алустрала
1
Врата Хуммера не пропускают живых тварей.
Только мертвых.
Человек может – может, если знает правильные слова на Истинном Наречии – прикинуться мертвой тварью и остаться живым. Лошадь – нет. Поэтому прошедшие через Врата были пешими. Они перемещались совершенно бесшумно и им не нужно было беспокоиться о том, что рассерженный конский храп выдаст их в безмолвный предрассветный час.
Слепец, который был с ними, нетерпеливо грыз прутья стального намордника. Он чуял Семя Ветра лучше самой натасканной ищейки, он привел своих хозяев сюда и жаждал получить причитающееся ему по праву. Его уже давно не кормили ничем вкусным. Очень давно.
Круглое, небрежной кладки строение, прилепившееся к краю каменистого холма среди корней исполинской сикоморы, было окружено со всех сторон.
Предводитель отряда произнес слова, ошибиться в которых означало умереть.
Слепец ответил едва различимым голубым проблеском в трех буграх на его омерзительной голове. Предводитель – сейчас его звали Мелет – не ошибся. Он хорошо помнил заклинание.
Мелет снял со Слепца намордник, освободил его передние роющие лапы от кожаных перевязей и отстегнул поводок вместе с кованым стальным ошейником. Теперь Слепец был предоставлен самому себе.
Не прошло и минуты, как он исчез под землей.
Пластинка лунного камня, врезанная в ошейник Слепца, просветлилась. В ее молочно-белых недрах Мелет теперь мог видеть Нить Бытия страшного паука-убийцы, которого Врата Хуммера пропустили в этот мир без малейшего неудовольствия.
Слепец не был живой тварью. У него не было жизни – лишь бытие.
2
В эту ночь в его сны снова пришел грохочущий Алустрал.
Герфегест уже успел привыкнуть к ним, привыкнуть к тому, что любая ночь может принести страшную реальность прошлого.
Каждый сон рассказывал ему что-то новое о его жизни там, по ту сторону Врат, и каждый раз он проклинал непрошеное вторжение былого. Кто сказал, что это легко – помнить?
Это была страшная война. Страшная и жестокая. Так не истребляют крыс. Так люди могут истреблять только людей. Весь мир против Дома Конгетларов. Армия против крепостцы. Флот против галеры. Сорок убийц против одного человека с секирой на длинном и легком древке. Таком длинном, таком легком…
Герфегест видел смерти людей своего Дома, видел, как плавились камни цитадели Наг-Туоль, видел, как исполинские каракатицы, послушные флейтам Пастырей, сокрушили трехмачтовый корабль его отца. Видения сменялись с непостижимой быстротой. Но вдруг бурные потоки его сна встретились с чуждой преградой и замедлили свой бег…
Вечер. Древнее круглое святилище, прилепившееся у корней исполинской сикоморы. Он, Герфегест, сидит на камне, погрузив ноги в ледяной ручей, в двадцати шагах от своего дома. В его руках – меч, его глаза закрыты, солнце медленно погружается в расштрихованный океан серых, лишенных листвы деревьев. Это не Алустрал. Это Сармонтазара.
Уже совсем темно, но все-таки Герфегест видит, как стремительная вода несет к нему нечто. Еще не опасность, но уже ее тень, ее эхо.
Упитанный дохлый паук, светящийся на поверхности ручья, как в пучинах синих морей Алустрала светятся орды гигантских медуз и полчища жирных креветок, которых на южных островах называют «крак», а на северных – «эльор».
Паук совсем близко. Меч Герфегеста словно бы невзначай проворачивается в его ладонях, и вот уже две половинки исполинского паука, рассеченного лезвием вечной волосяной заточки – гордостью Белого Кузнеца Гаиллириса, – продолжают путь вниз по течению.
Сон обнажает свои черные, гнилые клыки. Четыре бронзовые статуи-хранительницы в жилище Герфегеста наполняют мир тревожным, горестным стоном.
3
Герфегест открыл глаза вовремя.
Статуи-хранительницы надсадно гудели.
Ойкнула, вцепившись в его плечо, пробудившаяся Тайен. Герфегест не видел, но знал, что утоптанный земляной пол, единственным украшением которого была плетеная из тростника циновка без узора, вспучился на пол-локтя. Может быть, ему поведало об этом слабое дуновение ветра? А ведь ветер не лжет тем, в ком течет кровь Конгетларов.
– Все хорошо. Не о чем беспокоиться, – совершенно спокойно сказал Герфегест Тайен, ловя себя на мысли, что так бессовестно он еще не лгал никому.
Мгновение спустя он, перекатываясь через левый бок, стрелой вылетел из-под медвежьей шкуры.
Его правая рука безошибочным движением выдергивала меч из ножен, повешенных в изголовье кровати. А глаза Герфегеста, расширяясь от ужаса, наблюдали за тем, как из-под земли, разгораясь мертвенным бледным светом, появляются многоколенчатые конечности.
Первым ударом Герфегест укоротил Слепца на одну ногу. Но остальные одиннадцать вкупе с телом уже полностью выпростались из-под земли. Глухо зашипев, Слепец обрушил на Герфегеста сдвоенный ложноязык.
Жгучий бич просвистел там, где Герфегеста не было. Уже не было – Ветер быстр и стремителен; всякий из Конгетларов, кто не научился этому, умирал еще до совершеннолетия. Остальные жили дольше. Жили, чтобы исчезнуть навсегда в жерновах войны.
Герфегест был лучшим из Конгетларов. Теперь уже безусловно лучшим, потому что некому было оспорить его первенство.
Слепец был опасным противником. Три выпада Герфегеста не достигли цели – тварь ловко отскакивала назад, а в третий раз полоснула ложноязыком по его ногам.
Он упал на спину и тотчас же две пары передних лап Слепца впились Герфегесту в грудь, пришпиливая его к земле, как булавки итского любознателя – бабочку.
Гортанный вскрик Тайен – и длинная цепь, увенчанная шипастым шаром, вошла Слепцу прямо между слуховыми буграми.
Слепец ослабил хватку, озадаченный таким оборотом дела. Вкусное-мягкое-беззащитное оказалось тоже противником. Противника надлежит уничтожить.
Тайен имела неплохую реакцию. Но она не имела такого безошибочного чутья в темноте, как Герфегест. Ложноязык Слепца заставил ее вскрикнуть вновь. На этот раз от боли.
Но благодаря Тайен Герфегест вновь получил возможность сражаться и ярость утроила его силы.
Он откатился в сторону, подальше от многоострых лап Слепца, вскочил на ноги и, видя, как тварь вся подобралась для рокового прыжка в сторону Тайен, всадил меч между ороговевших пластин – туда, где брюхо паука сочленялось с грудью.
Слепец рванулся, вывернул меч из кисти Герфегеста и в испуге отпрыгнул назад, недоумевая. Боли он почти не чувствовал, но теперь где-то внутри у него засела мерзкая полоса стали, и она мешала ему.
Герфегест слышал, как стонет раненая Тайен. Он видел перед собой неслыханно живучего противника: хонх-а-раг, грютский паук, который, как известно, тоже отнюдь не дитя, от такой раны умер бы в одно мгновение.
Он понял, что против этого гостя не поможет ни стрела, ни боевой цеп, ни десяток «крылатых ножей». Рано или поздно тварь убьет их, изможденных боем в темноте. Статуи-хранительницы вторили его мыслям печальным гудением.
Кроме силы своих рук, кроме силы своего оружия, удесятеренного искусством Пути Ветра, у Герфегеста не было ничего. Ничего – кроме Семени Ветра.
Он хранил его в небольшой каменной чаше, не тая, потому что судьбы вещей неподвластны смертным. Подчас спрятанное за семью замками уходит от человека, как вода из растрескавшегося кувшина. Иногда – наоборот. Никому не дано знать плетения Нитей Лаги.
Герфегест не знал, в чем сила Семени Ветра, он просто хранил его. Если оно сейчас не поможет ему – значит, не поможет уже никогда, значит, многолетние поиски его были всего лишь праздным развлечением, азартной кровавой возней.
Эти мысли пронеслись в голове Герфегеста быстрее проблеска молнии, пока он, уклоняясь от очередного броска Слепца, в одном диком, немыслимом прыжке достигал угла, где на простом деревянном постаменте стояла чаша с Семенем Ветра.
Он схватил его – небольшое, граненое, тусклое – и, сжав в кулаке, развернулся навстречу Слепцу, осознавая, что от смерти его отделяет ровно одно неверное движение.
Что теперь?
Он не знает нужных слов, он не знает сути Семени, а его едва заметная тяжесть в ладони – ничто перед тварью-убийцей. С чего он взял, что эта вещь вообще в состоянии кому-либо помогать?
И тогда Тайен произнесла слова, которых он не слышал от нее никогда раньше. От нее – никогда.
Последний раз он слышал звуки этого наречия семь лет назад. Говорившие на нем не были людьми. Говорившие на нем были его врагами, говорившие на нем были его друзьями, говорившие на нем были могущественны, как само небо. Но они были Звезднорожденными, не людьми.
Однако сейчас ему было совершенно безразлично, откуда Тайен, девушка из забытой горной деревни, знает Истинное Наречие Хуммера. Потому что вместе с первыми звуками ее голоса Семя Ветра в его ладони полыхнуло живительным огнем, который мгновенно поднялся вверх по руке, вошел в сердце и мозг и заставил все тело, радостно вздрогнув, принять могущественное Изменение.
Ложноязык Слепца, ринущийся в незащищенное лицо человека, встретил шершавую, твердую как сталь кору, стремительно прорастающую шипами навстречу врагу.
Слепец не мог постичь происходящего. Безошибочное чутье подсказывало ему: надо отдернуть ложноязык. Но сделать это было уже невозможно – две руки-лианы изменившегося Герфегеста обвили ядовитую плоть Слепца и притянули его к себе.
Прежде чем Слепец успел по-настоящему испугаться, в его плоть, проникая сквозь сочленения хитиновых пластин, вошли тысячи мелких, быстрых, всепроницающих корней…
Мелет, предводитель отряда убийц, с непониманием и страхом смотрел, как в пластине лунного камня блеснула яркой вспышкой, мгновение спустя поблекла и погасла нить бытия Слепца.
4
Тайен зажгла факел, хотя в нем теперь не было особой нужды: где-то за высокими пиками Хелтанских гор медленно подымалось солнце и прозрачная весенняя ночь сменялась мглистой предрассветной серостью. Сквозь узкие проемы под потолком в святилище вползал приглушенный туманом свет.
Понимание происходящего пришло к Герфегесту сразу же, без переходов, одним рывком.
– Я… я был растением?
– Не вполне, – серьезно покачала головой Тайен. – Но ты полагал себя растением и благодаря Семени Ветра смог собрать в себе силу деревьев и трав с десятков окрестных лиг. Ты вобрал ее в себя, как срез со стеклянного шара собирает солнечные лучи в одну ослепительную точку и прожигает лист черного папируса. Ты смог направить силы растущего против этой твари, и ты разрушил ее. Разрушил, но не убил, ибо невозможно убить неживущее.
Герфегест посмотрел себе под ноги. Пол святилища был устлан тошнотворными останками паукообразной твари.
Разодранные пластины хитина. Вывороченные из суставов лапы, покрытые сотнями коготков. Стеклянистые внутренности, похожие на сгустки омерзительного студня. Все пребывало в мелком, едва заметном движении, бессильно поскребывало по распоротой тростниковой циновке, судорожно сгибалось, едва заметно дышало. Сон про паука в ручье был вещим?
Откуда Тайен ведомо Истинное Наречие Хуммера? Какова полная сила Семени Ветра, если сейчас ему – не более чем опытному воину, но отнюдь не искушенному магу – удалось разрушить страшного врага? Что привело сюда тварь, о которой никто и не слыхивал в Сармонтазаре?
Вопросы теснились в гудящей голове Герфегеста, саднила израненная грудь, но статуи-хранительницы не умолкали. Они лишь сменили тон и лад своего предупредительного гудения.
Это означало, что времени на разговоры у них нет.
День обещал быть солнечным и жестоким. В подтверждение мыслей Герфегеста снаружи раздался щелчок тетивы и в дверь что-то стукнуло. Конечно, стрела.
5
Если тебя хотят убить, незачем выпускать стрелу в твою дверь. Нужно целиться в твое горло. И всадить железное жало точно в кадык – чтобы наверняка.
Герфегест не сомневался в том, что паук-убийца и неведомые гости за дверью связаны одной неразрывной, хотя пока еще и непонятой цепью причин.
Вначале незваные гости хотели его убить, теперь же обстоятельства изменились и они хотят разговора. Значит, надо поговорить. Почему нет?
Герфегест был по-прежнему наг, но отнюдь не смущался этим. Подобрав среди останков Слепца свой меч, он подошел к двери. Немного помедлил. Потом распахнул дверь настежь.
Выстроившись полукольцом у ручья, напротив святилища стояли полтора десятка человек.
Они были одеты в пластинчатые панцири с огромными декоративными наплечниками. На головах у них красовались гребенчатые шлемы с полумасками, прикрывающими глаза и нос.
Вооружены незнакомцы были преимущественно секирами на длинных древках, трое имели короткие луки с крутым прогибом. А один, стоящий чуть впереди остальных и выделяющийся небольшим церемониальным щитком на левом предплечье, опирался на палицу с массивной многогранной главой. Он поигрывал цепью с разомкнутым ошейником, который пришелся бы впору теленку, но отнюдь не собаке.
Три лучника – значит, застрелить его, в совершенстве владеющего «веером бражника», будет непросто. Хорошо.
Десяток обалдуев с секирами – значит, его все-таки зарубят. Зарубят, оставив в кровавой траве шесть-семь своих. Плохо.
Два черных лебедя на пурпуре церемониального щитка – значит, Алустрал пришел в Сармонтазару. Потому что черные лебеди – птицы Гамелинов. Очень, очень плохо.
– Я имею два вопроса, – сказал главный, когда приличествующий молчанию срок истек. Теперь по привычным установлениям Алустрала полагалось либо говорить, либо сходиться в танце бурана стали, либо расходиться. Расходиться, похоже, никто не собирался, рубиться было рано, оставалось говорить.
– Я имею два вопроса, – повторил главный, смакуя каждое слово («Наверное, общаться с людьми ему выпадает редко», – некстати подумал Герфегест). – Где мое животное и ты ли Герфегест из проклятого Дома Конгетларов?
– Твое животное… – Герфегест усмехнулся. – Оно очень устало и легло отдохнуть. Если хочешь, можешь ложиться рядом – я не буду возражать.
– Отвечай на второй вопрос! Ты – Герфегест?! – рявкнул Мелет.
– Да, я Герфегест, – с достоинством поклонился Герфегест. – Из бесчестно истребленного Дома Конгетларов, – добавил он и в глазах его блеснули кровавые отблески пламени. Пламени над башнями Наг-Туоля.
– Хорошо, Герфегест из проклятого Дома Конгетларов, – сказал Мелет с особым нажимом на «проклятом». – Мое животное приходило не за твоей жизнью. – Герфегест был другого мнения, но он счел за лучшее промолчать. – Оно искало одну вещь, которая принадлежит пославшим меня. Имя этой вещи – Семя Ветра. Отдай ее нам и мы уйдем. Уйдем так же, как некогда ты ушел из Алустрала. Мы не причиним вреда ни тебе, ни твоей женщине.
С последними словами Мелет едва заметно улыбнулся, бросив взгляд куда-то за спину Герфегеста.
Герфегесту не нужно было оборачиваться чтобы понять, что в дверях святилища давно стоит Тайен. Стоит, так же, как и он, не стесняясь своей наготы, и в ее руках сейчас напряженный лук, а через плечо повешены колчан и широкая перевязь с метательными ножами.
Ее отражение Герфегест видел в глазах Мелета, и еще, к своему огромному удивлению, он видел, что Мелет не лжет. По крайней мере предводитель отряда верил своим словам. В противном случае его лицо раскрыло бы Герфегесту темные намерения своего обладателя.
Со своей стороны, Герфегест счел ложь унизительной.
– Твое животное не ошиблось. Семя Ветра действительно со мной. Но ответь – по какому праву вы пришли требовать с меня то, что сполна оплачено моей кровью? Я искал Семя Ветра семь лет, я истоптал Сармонтазару от Када до Магдорна, от Цинора до Хелтанских гор и сделал это не единожды. Семя Ветра принадлежит мне, как мои легкие и печень.
Мелет рассеянно пошевелил носком сапога свившуюся у его ног цепь Слепца.
– Твои легкие и печень слишком легко достать теперь, человек из проклятого Дома Конгетларов. Слишком легко, чтобы ты мог спорить.
Мелет был прав. Его правота была воплощена в мощных панцирях пятнадцати воинов, принадлежащих Дому Гамелинов. Его правота тусклым пламенем жила в широких лезвиях секир. Его правота была вплетена в тетивы куцых складных луков.
Когда-то у Герфегеста был друг. Элиен, сын суровой северной Харрены, прожил короткую человеческую жизнь длиною в двадцать два года, превзошел ее и последние семь лет бытийствовал прошедшим через второе рождение Звезднорожденным.
На исходе своей человеческой жизни Элиен начал войну за спасение своего Брата по Слову. «Слишком долгая история, чтобы вспоминать ее перед лицом своих убийц», – подумалось Герфегесту. Элиен выиграл войну, спас Брата по Слову и обрел преданного друга – Герфегеста. Но, главное, в этой войне Элиен нашел свою любовь, странную и непостижимую Гаэт, девушку-тень.
Герфегест навсегда запомнил тот день – второе число месяца Вафара. В тот день закончилась их дружба.
Элиен, только что переживший второе рождение, превзошедший свою человеческую сущность и необратимо изменившийся, оставался, чтобы навсегда забыть о войне и жить во имя любви к Гаэт. Герфегест, последний из Конгетларов, уходил, чтобы найти Семя Ветра и раствориться в Хелтанских горах.
Тогда Герфегест не понимал Элиена, не понимал, что означает новая отрешенность в его взгляде. И только встретившись с Тайен, он понял, что в жизни нет и не может быть ничего лучше покоя, ничего выше любви. Ни слава, ни могущество, ни борьба во имя призрачной справедливости не стоят ни любви, ни даже покоя.
Сейчас, стоя с обнаженным мечом перед своим кровавым прошлым, которое жестоко и решительно вторглось в безмятежность настоящего, Герфегест принял решение, о котором – он это знал совершенно доподлинно – ему никогда не придется жалеть. Ни ему, ни Тайен.
Герфегест разжал левый кулак и протянул Семя Ветра Мелету.
– Вот оно. Возьмите его и уходите. Можете передать Гамелинам, что Герфегест из Дома Конгетларов умер сегодня ночью от укуса горной сольпуги.
Мелет, удовлетворенно кивнув, неспешно направился к нему, чтобы взять Семя Ветра и уйти. Так велел ему тот, кому он служил. Люди Алустрала жестоки, но они никогда не язвят побежденных – если, конечно, не получили приказания язвить их. Мелет шел молча, ничто не выдавало его торжества над Герфегестом.
– Этого нельзя делать, Герфегест, – россыпью «крылатых ножей» прозвенели слова Тайен. Она говорила на языке герверитов – она не хотела, чтобы ее понимали Мелет и его люди.
Вслед за этим зазвучало уже слышанное Герфегестом заклинание на Истинном Наречии Хуммера. События посыпались, как горох из треснувшего мешка.
Тайен, вскинув лук и рывком натягивая тетиву, послала стрелу в Мелета.
С ужасом перед необратимостью происходящего наблюдая, как Мелет падает, неловко подворачивая раненую ногу, Герфегест почувствовал, что его тело охвачено уже знакомым порывом обратиться в средоточие древесной плоти.
Тайен оставалось произнести еще ровно два слова, чтобы Изменение завершилось окончательно, но лучники уже выстрелили. Три стрелы рассекли утреннюю дымку.
Часть силы Семени Ветра уже вошла в Герфегеста и только это спасло его от смерти.
Стрела лопнула в четырех пальцах от его груди и упругие волокна расщепленного ивового прута, хлестнув его по лицу, отпрянули назад, слизнули с ладони Семя Ветра, упали на землю.
Две другие стрелы были назначены Тайен и обе отведали ее плоти. У Тайен еще оставались силы произнести заклинание до конца, но в нем уже не было смысла – в руке у Герфегеста больше не было Семени Ветра. Он почувствовал, как незавершенное Изменение стремительно обратилось вспять, оставляя его при прежней человеческой сущности.
Мелет во всю глотку призывал Ярость Вод Алустрала снизойти на головы вероломных обманщиков, но и без его приказаний люди Гамелинов были уже совсем близко.
Истекающая кровью Тайен наградила Мелета еще одной стрелой – на этот раз слишком самоуверенно. Стрела истратила всю убойную силу, чтобы пробить ромбовидное зерцало на груди Мелета, и вошла едва до середины наконечника.
Перенапряженные струны зыбкого равновесия, когда еще можно было разойтись с миром, лопнули все до последней.
Герфегест, бросив прощальный взгляд на Тайен – его подруга умрет быстрее, чем он, любое из двух ранений смертельно, – почти неуловимо и пугающе быстро приблизился на полтора шага к нападающим.
Ровно на полтора шага – чтобы расстояние до ближайшего воина сократилось быстрее, чем тот, ослепленный жаждой мести за своего предводителя, успел остановиться. Быстрый удар с полузамаха пришелся между щегольским наплечником и шеей воина. Недостаточно, чтобы перерубить позвонки, но более чем достаточно, чтобы из вскрытой артерии забила струя крови.
Отпрыгнув от падающего тела, Герфегест увидел разом два полукружия секир, рушащихся на него из серого утреннего неба, и что было силы швырнул свое тело назад. Докрутившись до полного прыжка через спину, он снова оказался на ногах, но уже – у самой стены святилища.
Прямой колющий удар секиры, направленный в его живот, пришелся в камень. Прежде чем нападающий успел подать древко назад, Герфегест проткнул его чуть выше тяжелой поясной бляхи – там, где у всякого ежа есть свое мягкое подбрюшье.
Удар ноги под колено еще одному недругу заставил того на несколько мгновений забыть себя от боли. Этих мгновений хватило Герфегесту, чтобы, захватив его за короткую косицу, выбившуюся из-под шлема, обрушить податливую тяжесть под ноги двум праздным зевакам с оружием.
Он пока еще совсем не устал. Он плевать хотел на глубокий надрез, оставленный острием чьей-то неучтенной секиры на предплечье. Он мог себе позволить до поры до времени не замечать рваную рану между ребрами и кровавое пятно на месте снятого лоскута кожи с ягодицы.
Проведя серию обманных выпадов, Герфегест ранил еще одного и оказался наконец там, где ему следовало бы быть с самого начала – в дверях святилища, служившего ему домом последние семь лет и, похоже, становящегося теперь усыпальницей для него и для Тайен. Здесь можно было продержаться еще какое-то время. Но только зачем? Зачем, если против него еще девять совершенно здоровых и готовых к схватке головорезов?
Люди Алустрала, убедившись, что Герфегест неуязвим в рукопашной, расступились, предоставив трудиться лучникам.
Три свежие стрелы искали сердце Герфегеста, но он не дал им убить себя. «Веером бражника» прогудел его меч и стрелы, перерубленные, измочаленные, сломанные, застучали по деревянной двери.
– Никому не вверяй Семя Ветра, Герфегест. Никому.
Это были последние слова Тайен. Она умерла у его ног, по щиколотку вязнущих в замешанной на крови земле. Герфегест понял, что у него нет больше сил терпеть все это – колючую прохладу ясного утра, гнетущий рокот статуй-хранительниц и невыносимое ощущение близкой смерти, каждое мгновение которого тянется дольше века.
Герфегест хрипло вскрикнул и ринулся навстречу лучникам. Пусть на крыльях трех стрел его душа отправится в Святую Землю Грем. Последний Конгетлар уйдет легко, как ветер, который волен приходить и уходить, и ничто не удержит его в этом мире.
6
Лучники смотрели на Герфегеста, бегущего к ним по прямым дорогам их взглядов, простертых над стрелами. Лучники понимающе улыбались самоубийце.
Все трое захрипели разом. Улыбки сменились гримасами предсмертного отчаяния. Их луки дрогнули, стрелы ушли в небеса.
Герфегест, который ждал смерти, увидел, как его несостоявшиеся убийцы упали один за другим.
Воины с секирами, которые спокойно ждали роковой развязки, благородно предоставив Герфегесту самому выбирать свою смерть, сорвались со своих мест. Они понимали только одно: последний Конгетлар почему-то жив, стрелки почему-то мертвы и, следовательно, убить гибкого фехтовальщика придется им самим.
Герфегест, получивший отсрочку рокового приговора, не испытывал никаких чувств, кроме легкой досады. Он жив, а все происходящее вокруг него снова спуталось в клубок загадок.
Невидимый союзник, в благорасположенность которого верилось с трудом, убил его палачей. И вот теперь – делать нечего, милостивые гиазиры, – меч Герфегеста вновь встретился с чужой сталью, раскалывая вычурный прогиб лезвия на три нескладных осколка! Секира выказала неожиданно дурную закалку.
Он не заметил, как на поляне, уже порядком вытоптанной, появились трое странных людей.
Герфегест не успел разглядеть их толком, всецело поглощенный сложной каскадной защитой от двух весьма опытных бойцов. Нападающие, плюнув на секиры, обнажили короткие, но от этого едва ли безопасные клинки.
Герфегест рубился с ними по всем правилам и не обращал внимания на то, как именно трое новых незнакомцев расправляются с последними людьми Гамелинов. Сейчас Герфегесту было важно только одно: эти трое отлично управляются со своим оружием и оружие их отнюдь не служит делу Гамелинов.
Все закончилось быстро. Герфегест, сплошь залитый своей и чужой кровью и этим отвратительный себе до тошноты, подошел к раненному стрелами Тайен Мелету.
Глаза предводителя блеснули ненавистью. Как он ни силился, подняться на ноги он не мог. Меч Герфегеста был полностью властен над его никчемной жизнью.
– Ты стоишь своей девки и своего проклятого Дома, Конгетлар, предавший смерть своих. – В словах Мелета было слишком много правды, чтобы их мог вытерпеть, не придя в бешенство, человек Алустрала. Но Герфегест был человеком Сармонтазары. Он мог снести и не такое.
– Пустое вспоминаешь, все это в прошлом. Лучше скажи, зачем Гамелинам Семя Ветра? – спросил Герфегест почти спокойно.
– Гамелинам? – В глазах Мелета Герфегест увидел загадочный отблеск тайного знания. – Ты не понимаешь, человек из проклятого Дома Конгетларов…
Удар двуручного топора расколол голову Мелета до самой шеи. Две половины гребенчатого шлема, опав на его наплечники, ужасающе быстро окрасились алым. Лишенное жизни тело беззвучно опало на землю.
Сознание Герфегеста, замутненное быстрой чередой необъяснимых, ужасных и пустых событий, встретило происшедшее почти бесстрастно. Герфегест поднял тяжелый взгляд на убийцу. Им являлся один из его неожиданных союзников, до которых ему пока не было никакого дела.
– Мелет – низкий пес, – очень тихо сказал низкорослый обладатель хищного боевого топора. – Его слова не стоят горсти пустых ракушек. Его жизнь дешевле кружки морской воды.
Карлик тоже говорил на языке Алустрала. Если бы это было наваждение!
7
Итак, еще вчера он был счастлив, спокоен, умиротворен, вечен.
Вчера их было двое – слишком много для отшельничества, слишком мало для воинства, вполне достаточно для любви. Он и Тайен.
Сегодня Тайен была мертва, поляну между святилищем и ручьем покрыли пятнадцать чужих тел, его невзыскательный, но любимый дом был усыпан останками омерзительной членистоногой твари. Он, Герфегест, чудом остался жив. И с ним были трое непрошеных спасителей.
Все было до безумия невероятно. Поэтому, когда все четверо, даже не успев познакомиться, оказались в ледяной воде ручья, чтобы смыть пот, кровь и усталость, это никого не удивило.
И даже когда один из воинов, ловко сбросив одежду, оказался молодой женщиной, Герфегест лишь пожал плечами. Чего только в жизни не бывает! Воительница, встретив его удивленный взгляд мимолетной понимающей улыбкой, запросто представилась:
– Киммерин.
Так не представляются люди высокого происхождения. Слишком коротко, слишком просто. Люди высокого происхождения говорят так: «Герфегест из Дома Конгетларов», да еще зачастую прибавляют: «…на службе у Дома такого-то» или «…на службе у Империи».
– Герфегест, – коротко кивнул Герфегест, сочтя, что в данном случае довесок «из Павшего Дома Конгетларов» будет совершенно неуместен. А то еще дева-воительница и ее двое молчаливых спутников подумают, что он кичится своим скандальным Домом перед ними, низкородными. Такая скромность – или что-то еще, ускользнувшее от Герфегеста – была встречена двумя молчаливыми спутниками Киммерин бледными, но дружелюбными улыбками.
– Двалара, – слегка поклонился один.
– Горхла, – представился другой, карлик.
И все. Киммерин легла на дно ручья, погрузившись в воду с головой – к ледяным омовениям подобного толка питал слабость и сам Герфегест. Воины Алустрала только так и купались.
