Если в мире и есть что-то, способное стереть с лица улыбку счастья от будущего свидания, так это гримаса лучшей подруги, которая сидит рядом на кровати, смотрит в пустоту стеклянными глазами и вот-вот упадет замертво от скуки.
Меган пришла только двадцать минут назад, но кажется, что прошло двадцать дней, не меньше. Я пытаюсь ее как-то занять, но на все мои предложения она или пожимает плечами, или цедит сквозь зубы «чего-то не хочется». Не понимаю, зачем она пришла. Чтобы сидеть и дуться? И тут я догадываюсь! Меган мне мстит за то, что произошло вчера в «Джи Би». Наверное, все еще сердится из-за сломанного ногтя. И о чем я думала, когда ее приглашала? Я вздыхаю про себя. Как глупо было надеяться, что эта пижамная вечеринка будет такой же веселой, как в старые добрые времена.
Мы с Меган дружим со средней школы. Все началось, когда первого сентября учительница посадила нас за одну парту. Честно сказать, поначалу я с ней общалась от страха: я все лето переживала, что приду в новый класс, и никто не захочет со мной дружить, что целых СЕМЬ ЛЕТ я буду одиноко ходить по школьным коридорам. Но очень скоро наша дружба превратилась из вынужденной в настоящую.
Мое самое приятное воспоминание о нашей былой дружбе связано с едва ли не самым печальным событием в моей жизни. Когда нам было по двенадцать, у меня умер пес Мило. Меган пришла ко мне в гости с целым пакетом конфет и безделушек, прочитала мне стих про Мило «Маленькие лапки», который сама написала, и подарила рамку с фотографией, на которой я бегаю за Мило по парку. Раньше Меган была внимательной и доброй. Но потом она подалась в актрисы и очень изменилась. Особенно после того, как получила роль на телевидении. Откровенно говоря, это и ролью не назовешь. В короткой рекламе фирмы «Глю Стик» Меган намазывает клеем-карандашом две картонки, соединяет их и говорит: «Вау, как клейко!» Меган показывают каких-нибудь пять секунд, но она все представляет так, будто сыграла главную роль в полнометражном фильме. После этого дебюта она стала ставить себя выше других. И выше меня. Каждая наша встреча превращается для меня в кастинг на роль лучшей подруги: я все время боюсь, что скажу или сделаю что-то не так. Как говорится – «вот и сейчас…»
– Ну… Чем хочешь заняться?
– Без понятия, – бурчит Меган в ответ и обводит взглядом мою комнату. – Господи! Зачем ты сфотографировала камень?
От слов Меган что-то внутри неприятно сжимается. На фотографии – белоснежный камень с тремя дырочками. Эллиот говорит, что такие камешки приносят удачу.
– Это – куриный бог. Ну, счастливый камень, – объясняю я.
– С чего ты взяла? – Меган с усмешкой смотрит на фото.
– Потому что он с дырочкой. Рыбаки всегда брали с собой такие камни-амулеты, на счастье.
Меган снисходительно улыбается.
– Ты такая… необычная, Пенни.
Чаще всего «необычная» – своего рода комплимент. Но из уст Меган это слово звучит как оскорбление. Мне даже хочется ее толкнуть за такое. Сжав покрепче подушку, я вздыхаю. Если это будет длиться всю ночь, я до утра не доживу. Надо спасать положение.
– Может, маски сделаем? – с надеждой спрашиваю я. – У меня еще остались те пилинги с клубничным запахом, помнишь?
– Нет, не стоит. – Меган качает головой.
Я смотрю на стену и думаю, что там, в паре метрах от меня, сидит на кровати Эллиот. Он так близко, а я даже не могу с ним поболтать из-за этой адски неудачной пижамной вечеринки.
В который раз собираюсь спросить Меган, чем бы она хотела заняться, как вдруг она скидывает тапочки и забирается на кровать.
– Что с тобой вчера в кафе стряслось? – спрашивает Меган, специально разглядывая сломанный ноготь. – Ты так странно себя вела.
Я собираюсь что-нибудь выдумать, но вспоминаю вчерашний пост в блоге и теплую реакцию подписчиков на мою откровенность. Я не рассказывала Меган о панических атаках. Может, если попробую, то это нас сблизит? Набрав полную грудь воздуха, я начинаю:
– Ты знаешь, что мы с родителями недавно попали в аварию?
Меган смотрит на меня непонимающе:
– Да, а что?
– С тех пор меня мучают панические атаки. Я будто снова переживаю это все. Мне становится жарко, трудно дышать и…
– Господи, не тебе мне рассказывать, что такое паника! – перебивает Меган. – До школьной пьесы осталось два дня, и я очень волнуюсь, что все испорчу.
– Ничего ты не испортишь. Ты играешь лучше всех.
– Честно? – Меган прищуривает глаза цвета горького шоколада. – Представляешь, как мне тяжело: успех всего представления лежит на моих плечах. Джеф говорит, что я совсем как Анджелина Джоли в молодости. Только я от его слов еще больше трясусь.
– Не переживай. Я уверена, все будет хорошо, – отвечаю я, чувствуя одновременно разочарование и злость. Я хотела поделиться с Меган самым сокровенным, а она опять весь разговор свела к себе, любимой.
– Я так рада, что мы с Олли чувствуем друг друга без слов! Джефф говорит, что мы как Анджелина Джоли и Бред Питт в том фильме, где они снимались вместе. Ну, в том, после которого они встречаться начали. – Меган одаривает меня еще одной милой улыбкой. – Знаешь, Олли мне все-все рассказывает.
От ее слов мне становится дурно.
– Значит, ты и про завтра знаешь?
– А что будет завтра?
Густо покраснев, я отвечаю:
– Олли позвал меня на ланч.
На лице Меган отражается усердная работа мысли. Похоже, о нашем свидании она не знала. Значит, Олли ей рассказывает далеко не все.
– Это он тебя позвал? Куда? – Меган продолжает улыбаться, но кажется, что от напряжения она сейчас вывихнет челюсть.
– На «Счастливый пляж», в полдень.
– Да ладно? Хочет пообедать… с тобой?
Шокированное выражение лица Меган и тон, с которым она произносит это «с тобой?», выводят меня из себя. Я понимаю, что мы с Олли стоим на разных уровнях в негласном школьном ранге красоты и успеха, но мне казалось, что лучшая подруга должна порадоваться за тебя, а не пялиться, как золотая рыбка в аквариуме.
– Тебе нравится Олли? – Вопрос вырывается раньше, чем я успеваю его обдумать.
– Конечно, нравится, – сухо отвечает Меган.
– Я имею в виду – как парень?
Меган запрокидывает голову и наигранно смеется.
– Нет, конечно нет. Он для меня слишком маленький.
Я смотрю на Меган и думаю: «Что же ты за штучка на самом деле? Мы с тобой столько лет были не разлей вода, а теперь мне кажется, что я тебя совсем не знаю».
Если в книге рекордов Гиннеса захотят описать худшую в мире пижамную вечеринку, пускай обратятся ко мне. Кроме шуток.
Я просыпаюсь затемно (не лучшее начало воскресенья), валяюсь в постели и пытаюсь телепатически вызвать Эллиота. Когда мы были маленькими, то всегда надеялись увидеть один и тот же сон. Нам казалось, что раз мы спим через стенку, то если сильно захотеть, можно попасть в одно опустившееся над домом сонное облако. Сейчас я мысленно телеграфирую Эллиоту, что у меня была самая ужасная в жизни ночь.
Меган крепко спит на кушетке у противоположной стены. Я смотрю на нее, и в голову само собой приходит новое название для поста в блоге: «Можно ли вырасти из дружбы?». Я ужасно злюсь. Самое обидное, что в таком состоянии я ничего не могу писать. Однажды, прямо посреди контрольной по алгебре, у меня появилась чудесная идея для блога, и в ту секунду мне казалось, что это будет мой самый веселый и интересный пост. Я придумала отличный заголовок, несколько удачных шуток… Но потом идея утонула в море уравнений, и когда я вышла из класса, у меня перед глазами стояли только две буквы: «y» и «x». До сих пор не могу вспомнить, что за пост я тогда нафантазировала. Чтобы не упустить новую идею, я беру телефон с прикроватной тумбочки и залезаю под одеяло. Я выставила беззвучный режим, когда мы пошли спать всего-то в половине двенадцатого!
Около полуночи мне написал Эллиот:
Как вы там с Мега-занудой? Не хватает меня?
Глаза б мои этого проекта не видели, хоть карандашом их выколи.
Ну кому охота слушать про законы о зерне и кукурузе?
Пишу ответ:
А зачем кукурузе законы? Пижамная вечеринка – ПРОВАЛ!
Мы уже спали, когда от тебя сообщение пришло.
Придумала отличный закон о кукурузе: к каждому горячему блюду подавать вареный початок со сливочным маслом.
СКУЧАЮ!!!
Отсылаю эсэмэс и почти сразу же слышу легкое постукивание по стене: один удар, потом четыре, потом пять. «Я тебя люблю» по-нашему. Я хочу ответить, но тут раздается ворчание Меган:
– Что это за стук?
– Не знаю, – вру я.
– Это тот сосед?
Меган сотни раз видела Эллиота, она наверняка знает его имя. Из-за этой выходки я уже не просто злюсь – я начинаю ее ненавидеть.
– Не понимаю, чего ты с ним общаешься, – продолжает Меган. – Он же придурок.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не вскочить с кровати и не огреть ее подушкой по голове.
– Можно мне кофе? – спрашивает Меган.
– Да, – отвечаю я, несмотря на то, что она только что оскорбила моего лучшего друга, испортила вчерашний вечер, и теперь мне хочется придушить ее подушкой. Я так рада возможности сбежать от Меган на несколько минут, что мгновенно выпрыгиваю из постели и надеваю халат.
На кухне сидит папа, читает газету и прихлебывает чай. Он – ранняя пташка, как и я. У папы взъерошенные после сна волосы и серые от щетины щеки.
– Привет, – встречает он меня. – Как там пижамная вечеринка?
Я многозначительно поднимаю брови.
– Ха, настолько хорошо?
Я киваю и включаю чайник. Пару недель назад, когда мы вместе готовили спагетти, я пожаловалась папе, что у нас с Меган не ладится.
– Пап?
– Да?
– Как думаешь, а из дружбы можно вырасти?
Он с улыбкой кивает головой.
– О да, со мной такое не раз бывало. Особенно в твоем возрасте, когда так сильно меняешься. – Он жестом приглашает меня сесть рядом.
– Я тебе когда-нибудь рассказывал о Тимоти Тейлоре?
Я качаю головой.
– Мы с ним были лучшие друзья в младших классах, не разлей вода. Но когда перешли в пятый, он так изменился, что я перестал с ним общаться.
– Почему? Что он сделал?
– Начал играть в регби. – Папа у нас футбольный болельщик до мозга костей и понять не может тех, кому нравится регби.
– А если честно, – продолжает папа, – не только из-за этого. Еще Тимоти начал зазнаваться. И у нас пропали общие интересы.
– Вы поругались?
– Нет, просто постепенно перестали общаться. И оба нашли новых, близких по духу друзей. Так что не переживай за Ее Величество. У тебя все будет хорошо, просто надо научиться отпускать людей.
– Спасибо, пап. – Я встаю и целую его в макушку.
– Не за что! – смеется он. – Кто бы мог подумать, что в такую рань, без кофе, я могу давать мудрые советы.
Когда я возвращаюсь в комнату, то застаю Меган полностью одетой. Радуюсь про себя, ведь это значит, что она скоро уйдет.
– Твой кофе. – Я протягиваю ей чашку, но не получаю благодарности. Вместо «спасибо» Меган спрашивает:
– Решила, в чем пойдешь на ланч?
Смотрю на Меган и не сразу понимаю, о чем она. Я так расстроилась из-за этой чертовой пижамной вечеринки, что о свидании и думать забыла.
– На твоем месте я бы надела что-нибудь повседневное. А то подумает, что ты специально наряжалась. Я могу дать худи, но цвет тебе не пойдет.
Она делает глоток кофе и слащаво улыбается.
– Бедняга, не повезло тебе с рыжими волосами: ничего с ними не сочетается, да?
В эту секунду я понимаю, что если я хочу насладиться утром и подготовкой к свиданию с Олли, Меган надо спровадить. Сейчас же.
– Мне так жаль, но папа только что попросил меня кое с чем помочь в агентстве.
– В воскресенье утром?
– Да. Боюсь, тебе пора.
– Ой, а я хотела помочь тебе собраться. – Меган, похоже, и вправду расстроена.
Я выдавливаю улыбку.
– Не переживай, я справлюсь.
– Точно?
– Абсолютно.
Но когда дело доходит до реальных сборов, справиться оказывается не так просто. Меган ушла полчаса назад, а у меня в комнате словно взорвалась бомба из тряпья. Я так неистово срывала и надевала и снова срывала одежду, что каждый сантиметр пространства занят какой-нибудь вещью. Я смотрю на безвольно болтающиеся на люстре полосатые колготки и выдыхаю сакраментальное: «Мне нечего надеть!»
Для кого-то такая проблема – повод написать в журнальную рубрику «Вопросы стилисту». Но я в подобных случаях зову Эллиота. Правда, сомневаюсь, что он захочет мне помогать в этот раз, когда я наряжаюсь для Олли. Я расхаживаю по комнате и громко вздыхаю. Даже вид моря на горизонте меня не успокаивает. Какое там! У меня на берегу этого моря через час встреча, а я до сих пор в одном белье.
Потом я спрашиваю себя: «А в чем бы было комфортно тебе?» Я перерываю кучу одежды рядом с креслом-качалкой и вытаскиваю черное коктейльное платье в мелкое фиолетовое сердечко. Натянув его с плотными черными колготками, я смотрюсь в зеркало: платье сидит как влитое и подчеркивает талию. Я уже собираюсь надеть балетки, как снова в моей голове звучит вопрос «А в чем бы было комфортно тебе?» И достаю глубоко спрятанные в шкафу байкерские сапоги, а потом накидываю черную кожаную куртку.
Камера словно кричит: «Не забудь меня!», и я кладу ее в карман. Давным-давно я поняла, что без фотоаппарата из дома выходить нельзя. Если забываю его, то обязательно попадется отменный кадр. А кто знает, какое фото мне представится сделать с Олли… Я заливаюсь краской, воображая, как он просит сфотографировать нас вдвоем. Я, конечно, ненавижу селфи, но от одного с Олли не откажусь… Да, возможно, я немного забегаю вперед, но разве нельзя чуть-чуть пофантазировать перед свиданием с парнем моей мечты?
Когда я подхожу к пляжу, моя вновь обретенная уверенность начинает улетучиваться. Внутренний голос твердит: «А что, если он не придет? Что, если это розыгрыш? Что, если я упаду в тот момент, когда он захочет меня поцеловать? Боже мой! Что, если он захочет меня поцеловать? Нет, наивная какая, не захочет он с тобой целоваться». Я продолжаю спорить сама с собой, и в моем внутреннем голосе уже появляются истерические нотки.
Я решаю пройти к кафе по берегу, надеясь, что близость моря меня немного успокоит. «Галька мокрая! Ты упадешь! Вот упадешь, а потом будешь с водорослями на попе ходить. Или забыла, как шлепнулась у Тома на барбекю?» – не унимается внутренний голос. Я замедляю шаг. Спокойное море сияет в лучах зимнего солнца. Я глубоко вдыхаю соленый воздух. Еще и еще. «А если тебе на голову чайка нагадит?» – проносится у меня в голове.
– Да заткнись ты! – вслух ругаюсь я на внутренний голос и запрокидываю голову – убедиться, что надо мной не летают чайки.
Опустив взгляд, я замечаю Олли в нескольких шагах от меня.
– Как ты сюда попал? – Первый вопрос, который приходит мне в голову.
– Пришел. Пешком, – отвечает Олли, подозрительно глядя на меня. – Ты в норме? Мне показалось, что ты разговариваешь сама с собой.
– Разговариваю? Нет, я… Я тут пела.
– Пела?
– Ну да, пела. Это когда не просто разговаривают, а с мелодией.
– Я понимаю, что значит «пела».
– Ну конечно, пардоньте.
«Пардоньте»? С каких это пор я так выражаюсь? Мы общаемся всего десять секунд, а он наверняка уже решил, что у меня не все дома. Такими темпами ланча с ним мне не видать.
– У тебя с собой фотоаппарат?
– Да. А что? – спрашиваю я. Сердце начинает бешено колотиться. Неужели он уже хочет сделать наше общее фото?
– Можешь пофотографировать меня на пляже? Парочку фото для моего актерского портфолио на сайте нужно сделать. Ты ведь у нас такой хороший фотограф. – Олли одаривает меня ослепительной улыбкой.
– Ясно, конечно. – Не знаю, как это понимать. Не может же быть, чтобы он позвал меня на встречу только ради этого? Нет, я точно помню, что он говорил про ланч. Наверное, про фотографии он между делом придумал. Я отбрасываю сомнения и достаю камеру.
– Поснимаешь немного на причале?
– Хорошо, пойдем.
Бегущая вдоль берега девушка-спортсменка расплывается в улыбке, заметив нас. Какое приятное чувство! Должно быть, мы с Олли выглядим как влюбленная пара. Только вот я слишком взволнована, чтобы насладиться моментом. И все силы идут на то, чтобы придумать интересную, не компрометирующую меня тему для разговора.
– Ты, наверное, гордишься братом?
– В смысле? – Олли недоуменно поднимает на меня глаза.
– Ну, он же успешный теннисист.
Олли бормочет себе что-то под нос и смотрит на воду. У него задумчивый вид, а падающий на лицо свет подчеркивает скулы – идеальный черно-белый кадр.
– Стой, не двигайся, – выпаливаю я, включая фотоаппарат.
– Что? – хмурится Олли.
– Повернись к морю и сделай лицо, как было. Стильное фото получится.
– Ясно, – тут же оттаивает Олли и поворачивает голову. – Так пойдет?
– Идеально.
Я приближаю изображение, подбираю угол, чтобы правильно падал свет, и фотографирую.
– Можно гляну? – Олли наклоняется посмотреть фотографию и едва не касается моей щеки. От него пахнет мятой и лосьоном после бритья. Сердце начинает неистово колотиться.
– Здорово получилось, – говорит с улыбкой Олли. Когда он стоит так близко, его глаза кажутся бездонно голубыми. В голове проносится мысль, что если Олли захочет меня поцеловать, ему будет достаточно наклонить голову. Мы смотрим друг другу в глаза еще секунду.
– Ты классный фотограф. – Голос Олли звучит по-особому нежно.
– Спасибо.
Я смущенно опускаю голову. Все. Момент упущен.
Мы идем вдоль кромки воды. Еще двое спортсменов пробегают мимо, шурша галькой.
– А можешь сделать фото, если я лягу на берегу? У меня таких кадров еще нет.
– Давай.
Я сразу представляю, как мы с Олли лежим в обнимку и смотрим на море. Чувствую, как пылают щеки.
Олли опускается на камни.
– Что, если снять «вид сверху»?
– Да, интересная идея, – я встаю рядом и смотрю в камеру. Кадр получается не очень, надо центрировать.
– Чтобы хорошо смотрелось, мне надо встать над тобой, – объясняю я.
Олли мне так улыбается, что по спине пробегает приятный холодок. Я аккуратно переступаю через лежащего на гальке Олли и теперь стою над ним, широко расставив ноги. Смотрю в объектив: у Олли улыбка до ушей.
– Чур под платье не глядеть, – шучу я.
– Уже, – смеется Олли.
Мне начинает казаться, что случилось невозможное: я флиртую с парнем, не выставляя себя на посмешище.
Но как раз, когда я собираюсь сделать кадр «с высоты птичьего полета», галька уходит из-под ног. Я пытаюсь удержаться, но ноги разъезжаются в разные стороны, и через мгновение я уже сижу у Олли на животе.
– Извини. Пожалуйста, – выдыхаю я, пытаясь подняться.
Олли придерживает меня за руку и смеется:
– Не извиняйся. Это так неожиданно! Ты сама внезапность.
Я внимательно всматриваюсь в его лицо. Олли произносит эти слова не с той интонацией, с которой Меган назвала меня «необычной». Он говорит так, будто я ему нравлюсь.
– Спасибо, – кокетливо отвечаю я.
– Господи! Что вы тут творите?
Мы оба подскакиваем, услышав голос Меган. Она стоит в нескольких шагах позади нас с выпученными глазами. А рядом – двойняшки, улыбаются от уха до уха.
– Я… я… я Олли фоткала, – начинаю заикаться я, сделавшись краснее лондонского почтового ящика. – А потом подскользнулась.
– Ну да. – Меган продолжает сверлить меня взглядом. Я замечаю, что она переоделась: уходила от меня в джинсах и худи, а сейчас на ней облегающее фиолетовое платье и высокие сапоги.
Мне чудом удается встать с Олли, не покалечив ни его, ни себя.
– А с чего вы вдруг гуляете? – спрашивает Меган, глядя на Олли. – Я думала, вы собирались вместе пообедать.
– Но как… – Олли кажется растерянным. – Я просто хотел попросить Пенни сделать пару снимков для моего онлайн-портфолио. Ничего серьезного.
Теперь моя очередь тушеваться под взглядом Меган. Она смотрит на меня с улыбкой победителя, будто говорит: «Я же сказала, что это не свидание».
– У тебя получаются такие красивые фото, – хвалит меня Кира.
– Да, – поддакивает Амара. – Мне понравился снимок пирса, который ты сделала для своего творческого проекта.
Я вяло улыбаюсь на их похвалы.
– А куда собираетесь пойти на ланч? – интересуется Меган.
Олли пожимает плечами.
– Честно говоря, пока не думал об этом.
Я ничего не понимаю.
– А мы как раз шли в «Нандос», – щебечет Меган. – Не хотите присоединиться?
Секунду подумав, Олли соглашается.
К горлу подступает комок, и я со злобой пинаю камни.
Один из них взлетает в воздух, и я с замиранием смотрю, как он ударяет пробегающего вест-хайланд-терьера. Собачка скулит от боли, а ее хозяин, пожилой мужчина с невероятно густыми бровями, строго смотрит на меня.
– Простите, пожалуйста! Я не специально, – кричу я ему. Так и хочется добавить: «Мне по жизни не везет». Я даже разозлиться по-человечески не могу – тут же попадаю в неприятную ситуацию.
– Пенни-Пенни, – отчитывает меня Меган, словно она моя мама. – Песику же больно!
– Думаю, мне лучше вернуться домой, – заявляю я, едва сдерживаясь, чтобы не запустить камнем и в Меган тоже.
– Неужели? – Меган с трудом скрывает свое ликование.
– А что с моими фото? – расстроенно спрашивает Олли.
– По почте скину, – отвечаю я, не поднимая глаз на Олли, да и не хочется.
– Ладно, увидимся завтра в школе, – беззаботно прощается Меган.
– Пока, – хором выдают двойняшки.
Закусив губу, я быстрым шагом удаляюсь прочь. Не знаю, от чего на душе так плохо: от злости или от стыда. Но одно я знаю точно наверняка: нашей с Меган дружбе – конец.