Михаил Зыгарь
Война и миф
Глава 2
Ирак
Война с человеческим лицом
Приключения американцев в Ираке накануне войны. – Путешествия по саддамовским местам. – Мифы и легенды о Саддаме Хусейне. – Ирак глазами американских солдат
До поездки в Ирак суть конфликта Казалась довольно простой. В Ираке – нефть.
В Америке – нефтяное лобби. Вот вам и причины, и цели, и действующие лица. Все ясно и цинично.
Но потом я встретил людей, которые вели себя так, как, мне казалось, не ведут себя нормальные (то есть циничные) люди. Я видел сильных, здоровых взрослых мужчин, которых трясло от страха – так, что они не могли говорить. Такую реакцию у них, жителей Ирака, В 2002 году вызывало простое упоминание имени Саддама Хусейна.
А потом я видел молодых парней, мальчиков, которые толком еще и не брились ни разу. Они, американские солдаты, спокойно и даже весело рассказывали о том, как им каждый день приходится убивать людей.
Я тогда понял, что война за нефть, наверное, вторична. Более важная война – за человеческие мозги. Потому что, не завладев ими, нельзя начать никакую войну за нефть.
«Младший Буш никогда не простит нам того, что мы плюем на его отца»
28 сентября 2002 года
Вчера в Ирак прибыли три американских конгрессмена. Они намерены убедить иракское правительство во избежание войны обеспечить спецкомиссии ООН все условия для работы и не чинить ей препятствий. Конгрессмены, наверное, думают, что, кроме них, американцев в Багдаде нет. И очень ошибаются. Мне удалось найти в иракской столице их сограждан.
Многие иракцы уверены, что главная причина того, почему американцы так против них ополчились, находится прямо посреди Багдада – в отеле «Ар-Рашид». Точнее – на полу в холле отеля. Сразу после «Бури в пустыне» там выложили мозаичный портрет Джорджа Буша-старшего, чтобы каждый наступал ему на лицо ногой. Портрет многим понравился: плюнуть в лицо Бушу и растереть плевок башмаком стало одним из развлечений как местных жителей, так и многих приезжих. «Неужели ты не понимаешь? – объяснили мне иракцы. – Младший Буш никогда не простит нам того, что мы плюем на его отца. Именно поэтому он так нас ненавидит, и „Ар-Рашид“ наверняка будет первой мишенью, на которую упадут американские бомбы. А потом они придут и взорвут его».
Но пока в «Ар-Рашиде» американцев нет, они живут в отеле «Палестина».
О том, что в Багдаде есть американцы и что мы живем с ними по соседству, в одном отеле, мне рассказала русская девушка Вика, которую я встретил в министерстве культуры. Она танцовщица и живет сейчас в Иордании, а в Багдад приехала, чтобы морально поддержать иракский народ: «У нас многонациональная группа: есть американцы, англичане, датчане, австралийцы».
Американцы?
В то, что в Ирак в такое время могут приехать американцы, верилось с трудом. Чтобы это проверить, я отправился к метрдотелю «Палестины» и за символическую плату получил копию списка постояльцев. Действительно, оказалось, что на седьмом этаже проживает некая «международная семья». Уже через несколько часов мне удалось с ней познакомиться.
Иман, пожилая, очень обходительная арабка, сопровождающая приезжих, говорит мне, что есть возможность поехать в местный детский госпиталь. Я немедленно соглашаюсь, и она ведет меня в автобус.
В нем пятеро, самый старший явно недоволен моим появлением. Я говорю, что я журналист из России. Это его успокаивает, и он объясняет, что «Международная семья» – это благотворительная организация.
– У нас в группе 25 человек из 22 стран. Мы приехали для того, чтобы показать, что не согласны с американской политикой, – он выдерживает паузу. – Я и сам американец, меня зовут Эндрю.
Остальные пассажиры – англичанин Джонатан, швейцарка Мари, американка Долли и Суад – гражданка Канады, родившаяся в Тунисе.
После непременного обсуждения красоты Багдада и здешней жары спрашиваю, не возникает ли у него проблем здесь, в Ираке, из-за гражданства.
– Нет, – уверяет он меня, – у иракцев нет ненависти к американскому народу. И потом, они понимают, что если я приехал сюда, я им не враг.
Я вспоминаю, как днем раньше видел по местному телевидению передачу: журналисты спрашивали багдадцев, что те думают о нынешней политической ситуации. «Я и вся моя семья ненавидим американцев! – говорила интеллигентная старушка с очень добрым лицом. – И поэтому желаем здоровья президенту Саддаму Хусейну!»
Мы подъезжаем к больнице. Ее директор доктор Луи Латиф сердится, что мы опоздали на сорок минут, – детей сначала привели на первый этаж в большой зал, но потом подумали, что гости не приедут, и отправили назад в палаты. «Теперь придется снова всех вести сюда», – с досадой говорит он.
«Вести» – это сильно сказано. Большинство детей не ходит. Их приносят на руках матери, которые живут здесь же, в больнице. Она называется Центр трансплантации костного мозга имени Саддама Хусейна. Как говорит мне доктор Луи Латиф, только за последний год здесь лечилось около 25 тыс. детей. У большинства из них лейкемия.
Мы подходим к женщине, закутанной, как и многие здесь, в черное. У нее на руках маленький мальчик с отсутствующим взглядом. Его зовут Амир, ему 10 лет, у него проблемы с печенью. Я пытаюсь что-то у него спросить, но он меня не видит. Он вообще, кажется, никого не видит. «Я учительница, преподаю математику. Каждый укол стоит десять тысяч динаров, а у меня нет таких денег». Я успеваю подсчитать, что десять тысяч динаров – это пять долларов. Тут меня дергает за руку другая мать с четырехмесячной девочкой на руках. «У нее не проходит понос», – жалуется женщина.
К нам подходит мужчина в полувоенной форме, явно недовольный тем, что женщины «бесконтрольно» со мной разговаривают, и начинает что-то грозно им втолковывать. Выслушав его, матери начинают голосить: «Напишите про нас! Напишите: „Почему Америка делает это? За что?“»
На импровизированной сцене тем временем начинается представление. Поют народную иракскую песню о девушке, которая увидела свет на вершине пальмы и задумалась, что это – лик ее погибшего возлюбленного или луна?
Женщины подпевают. Одна из них, в платке в горошек, начинает плакать. Дети не реагируют – они без движения лежат у них на руках.
Тут появляется Долли. Она уже успела нарисовать себе какие-то рожицы на щеках и прицепить на голову воздушный шарик. Она бегает по залу и корчит смешные рожицы. Женщины смеются. Детям все равно.
Потом Мари начинает петь очень печальную песню о реках Тигр и Евфрат, в которых вместо воды человеческие слезы. Иман начинает плакать. Женщина в платке в горошек рыдает в голос. Еще одна мать тянет меня за рукав и обиженно спрашивает, почему я ничего не спросил про ее ребенка. «Это все из-за их ядерного оружия, – причитает она. – Американцы бомбили нас, и смотрите, что стало с моим ребенком». У ее ребенка лейкемия.
Мари и Джонатан поют уже по-английски что-то про big-big smile upon your face. Долли надувает воздушные шарики, делает из них собачек и раздает детям. Дети в первых рядах начинают плакать – наверное, они боятся, что собачек на всех не хватит.
После концерта мы все поднимаемся наверх – в палаты к тем детям, которых было невозможно спустить в зал.
Долли с раскрашенным лицом дарит прикованным к постели детям кукол Барби и машинки.
– Смотри, – указывает мне Суад на улыбающуюся девочку, больную лейкемией, – ее зовут Шафа, по-арабски это значит «излечивающая». Ты ведь вылечишься, Шафа?
Та радостно кивает.
Мы уходим, доктор Луи благодарит нас за то, что приехали, «Международная семья» – его за то, что разрешил спеть, а я их – за то, что пустили меня в автобус.
– Да что ты, не стоит благодарности, – отвечает Мари, – мы и в Россию тоже обязательно приедем. Я уже была почти во всех странах Восточного блока, а в России еще нет.
Я еще раз благодарю их и решаю прогуляться по городу. По дороге за мной увязывается мальчишка лет семи – чистильщик ботинок. Он просит денег. На вид он совершенно здоров и легко тащит на себе подставку для ботинок, которая по размеру чуть ли не больше его самого. Я даю 250 динаров и машинально спрашиваю, как он относится к американцам.
– Не понимаю, – отвечает он.
Я повторяю вопрос.
– Да нет, тебя я понял. Я их не понимаю. Они по-иностранному говорят.
«Коммерсантъ», 28.09.2002
«Саддам Хусейн – лидер всех арабов»
1 октября 2002 года
Слова Владимира Путина о необходимости решения иракской проблемы «политико-дипломатическими методами» вызвали невероятный восторг в Ираке. «Отношения между Россией и Ираком – просто прекрасные, мы работаем в постоянном диалоге ради лучшего будущего для наших стран», – заявил вице-президент Таха Ясин Рамадан на прошедшей в минувшие выходные в Багдаде межарабской профсоюзной конференции.
Весь Багдад сейчас оклеен плакатами. На большинстве из них – президент Саддам Хусейн: в военной форме, в арабском платке-куфии, в курдском наряде, в цивильном костюме. Еще можно увидеть профили двух величайших правителей в истории Ирака – царя Хаммурапи и опять же Саддама Хусейна. Издалека похоже на советскую троицу Маркс – Энгельс – Ленин. На другом плакате сложенные домиком ладони защищают Ирак от американских бомб. Эти ладони символизируют арабские государства, а сам плакат приглашает принять участие во Второй межарабской конференции профсоюзов в поддержку Ирака и Палестины.
Конференция проходит во дворце конгрессов – как раз напротив отеля «Ар-Рашид», пол которого украшает заплеванный портрет Джорджа Буша-старшего. Здесь проводятся только самые ответственные мероприятия. Проникнуть в эту святая святых непросто, но волшебное слово «Россия» открывает в Ираке многие двери. Узнав, откуда я, меня усаживают в первый ряд, напротив портрета Саддама Хусейна.
Вот появляется вице-президент Таха Ясин Рамадан и направляется к креслу в центре зала. Все отворачиваются от сцены, на которую бесшумно выходят руководители делегаций арабских стран, и бурными продолжительными аплодисментами провожают первого зама Саддама Хусейна до его места. Аплодисменты стихают, лишь когда на трибуну всходит мулла. Он читает молитву и предлагает залу произнести про себя первую суру Корана «Фатиху» в память о мучениках Ирака и Палестины. Все встают, и во дворце конгресса единственный раз за день на несколько секунд воцаряется тишина. Лишь только мулла делает шаг от трибуны, делегаты из Йемена вскакивают и начинают кричать: «Мы – йеменские ракеты». У каждого кинжал за поясом, кричат они слаженно, что, впрочем, неудивительно – я слышал, как они репетировали в вестибюле.
Их перекрикивает женщина в одном из задних рядов – она восславляет президента Саддама Хусейна. На трибуну выходит председательствующий и приветствует Таху Ясина Рамадана. Но долго говорить ему не дают. У меня за спиной вскакивает какой-то мужчина, в отличие от остальных делегатов крайне бедно одетый. Читая по листку в клетку, он призывает присутствующих бороться во имя Саддама. Зал аплодирует, а Таха Ясин Рамадан подзывает крикуна к себе и жмет ему руку.
Председательствующий обещает США и мировому сионизму скорое поражение. На трибуну поднимается Таха Ясин Рамадан, весь зал аплодирует стоя. Вице-президент ровным, спокойным голосом объясняет, что агрессия Вашингтона, Лондона и Тель-Авива против иракского народа нарушает международное право. Речь его не раз прерывается патриотическими выкриками и дружным скандированием зала: «Американцы – террористы!»
«Мы много раз приглашали американцев приехать сюда и убедиться, что у нас нет оружия массового поражения. Но они отвергали все наши предложения», – заявляет вице-президент. В этот момент его прерывает галерка, скандирующая самый популярный иракский лозунг – формулу народной любви к президенту: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам!» Снова голосит мой сосед-бедняк: «Мы и наше руководство – не афганцы. Мы не позволим сделать с собой то, что сделали с ними!» Другой делегат требует немедленно объявить бойкот всем товарам американского и израильского производства, американским банкам и, что самое главное, доллару.
Таха Ясин Рамадан терпеливо ждет. Когда делегаты утихают, он благодарит их и идет на место. Зал близок к экстазу. «Йеменские ракеты» начинают размахивать флагами Ирака и Палестины. Все присоединяются к общему хору: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам! Духом! Кровью! С тобою, о Саддам!»
На трибуну выходит представитель Палестины – его появление приводит делегатов в еще большее неистовство. Флаги уже не опускаются, кричат теперь все – каждый что-то свое. Размахивают тоже кто чем может. «Духом! Кровью! С тобою, о Палестина!» – кричит женщина с грудным ребенком на руках. Палестинец победоносно вскидывает руки и пытается дирижировать залом. «Саддам Хусейн – лидер всех арабов! Он поведет нас в борьбе против США, Британии и сионистов», – провозглашает он. «Мы не боимся американцев!» – завывает бедняк в грязной тужурке. Этот возглас, видимо, лишил его остатка сил – хватая ртом воздух, он сползает в свое кресло.
Я поворачиваюсь, чтобы спросить, кто он и где работает. Услышав, что я журналист из России, он бросается меня обнимать: «Передавай привет вашему президенту Путину! Россия и Ирак – друзья на вечные времена! Вместе мы всех победим! Обязательно передай от меня привет господину Путину! Меня зовут Абдель-Хадим, я работаю сторожем здесь, в Багдаде».
Пообщавшись со мной, он вновь обретает силы и вскакивает. «Свободу всему миру!» – требует он, очевидно решив, что надо поддержать не только иракцев и палестинцев, но и русских. «Интифада против американцев! Палестина победит! Ирак победит! Саддам Хусейн победит! Ясир Арафат победит!» – отвечает ему с трибуны представитель Палестины. Их диалог прерывается, потому что весь дворец конгрессов снова скандирует: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам! Духом! Кровью! С тобою, о Ирак!» «Саддам Хусейн – не просто руководитель! Он – символ всей нации! Он – новый Салах-ад-дин!» – покидая трибуну, объявляет оратор.
К сцене подбегает девочка с портретом Саддама на груди и читает поэму собственного сочинения о страданиях иракского народа. Зал смолкает. Я замечаю, что она первая на этой сцене сегодня, кто говорит без бумажки. Закончив, девочка смущенно улыбается. Ее подводят к вице-президенту, он бережно обнимает ее, стараясь не задеть висящим на поясе пистолетом. Охранник отводит девочку на место, но по дороге я останавливаю юную поэтессу. «Меня зовут Джумля, – краснея, говорит она, – мне тринадцать лет, но я уже учусь в десятом классе». И немедленно убегает. Охранники провожают ее внимательными взглядами.
В это время появляются иракский оркестр и хор радио и телевидения. Звучат задорные песни. Одна из них напоминает «Шербурские зонтики» на арабский лад, с припевом из двух слов: «Аллах акбар». Едва стихают последние аккорды, Таха Ясин Рамадан с охраной уходит, за ним тянутся к выходу профсоюзные работники. В них трудно узнать людей, которые еще несколько минут назад бились в патриотическом экстазе. Расслабленные лица, благодушные улыбки. Йеменцы громко обсуждают, куда идти обедать.
«Коммерсантъ», 01.10.2002
Саддам на каждом столбе
3 октября 2002 года
Вчера пресс-секретарь Белого дома Ари Флейшер посоветовал иракцам самим расправиться со своим президентом Саддамом Хусейном. По его словам, одна пуля куда дешевле масштабной военной операции, которую готовят США. Господин Флейшер, видимо, никогда не был в Ираке. И не знает, как любят и берегут своего президента простые иракцы.
Вчера в Ираке началась кампания по подготовке к всенародному референдуму, в ходе которого избиратели должны ответить, хотят ли они, чтобы Саддам Хусейн еще семь лет руководил страной. Наиболее активно к праздничным мероприятиям, посвященным плебисциту, готовятся на родине иракского лидера.
Тикрит славится как родина самых знаменитых иракцев. Прежде всего, здесь родился великий Салах-ад-дин, победитель крестоносцев и освободитель Иерусалима. Отсюда же родом экс-президент Ахмед Хасан аль-Бакр, предшественник нынешнего лидера. Здесь родился и нынешний вице-президент Иззат Ибрагим. Однако самую большую славу городу принесло именно то, что в нем (вернее, неподалеку, в деревне Аль-Оджа) 28 апреля 1937 года родился Саддам Хусейн. Правда, жил он тут недолго. Ребенком будущий президент переехал в Багдад, где занялся политикой, попал в тюрьму, бежал в Сирию, потом в Египет. И лишь когда Саддам возглавил Ирак, городу досталась часть его славы. Здесь проходят ежегодные торжества по случаю одного из главных государственных праздников – дня рождения президента.
Отвезти меня в город мне обещал знакомый, уроженец Тикрита, в прошлом сотрудник одной из служб безопасности Ирака, хвастающийся тем, что сам однажды встречался с президентом (у него даже есть фотография, подтверждающая это). Однако во время предполагаемого отъезда он не появился, зато позвонил через час и пообещал приехать еще через час. Но так и не приехал.
Потеряв терпение, я решил, что смогу съездить в город через турагентство, и буквально в считанные минуты мне предоставили машину и гида. Уже в пути мой гид Валид сообщил мне несколько интересных фактов. Во-первых, оказалось, что ни он сам, ни наш шофер никогда не были в Тикрите. А во-вторых, въезд в Аль-Оджу, родную деревню Саддама, строго воспрещен. «Даже я, иракец, никогда не был в Аль-Одже! – увещевал меня Валид. – Что уж говорить про иностранцев. Туда никого не пускают». Увидев, что мой интерес к родным местам президента не утихает, он учинил мне допрос: «А почему ты решил ехать в Тикрит? Ты любишь Саддама?»
Возможно, мои слова о том, что я хочу написать правду о том, как на самом деле живет Ирак, его убедили, но на ближайшей заправке он вдруг решил позвонить директору турфирмы и выяснить, точно ли Аль-Оджа закрыта. После довольно долгого разговора он вернулся, заявил, что в Аль-Оджу меня не пустят, и немедленно переменил тему, начав обучать меня разным арабским стишкам, считалкам и скороговоркам.
Вскоре по дороге нам встретилась автоколонна, перевозившая танки. На мой вопрос, куда они едут, он ответил: «Ударить по Америке». «Нет, постой, Америка на западе, а танки везут на север», – возразил я. «Ну, знаешь, на севере есть Турция, которая наверняка будет помогать американцам. Очень многие страны будут помогать Америке». Я попросил уточнить. «Ну, Британия, – задумался он, – потом всякие ублюдочные арабские страны вроде Кувейта». В этот момент он снова вспомнил какой-то стишок и как ни в чем не бывало начал мне его рассказывать.
«А расскажи мне какие-нибудь стихи про Саддама», – перебил его я. Валид сделал крайне задумчивое лицо и ответил, что не знает ни одного. Учитывая, что по телевизору их передают ежедневно, и я сам уже почти выучил несколько, поверилось с трудом.
Потом я заметил, что мы едем слишком медленно: 100 км/ч для иракской автотрассы – почти ничего. Валид стал мне объяснять, что все это делается исключительно для моей безопасности. Правда, потом чуть тише, возможно, забыв, что я понимаю по-арабски, сказал водителю: «Давай еще медленнее, около 90». Время приближалось к двум – поре максимальной жары, когда все магазины, учреждения и даже мечети закрываются, а улицы пустеют.
При приближении к Тикриту я заметил, что портреты президента встречаются уже не каждый километр, как прежде. Здесь они, без преувеличения, на каждом столбе. Ворота в город украшает картина, на которой Саддам на белом коне ведет за собой войско на взятие Иерусалима. Точно такую же я видел в Багдаде в министерстве культуры. Имеется в виду, что Саддам – преемник и наследник своего великого земляка Салах-ад-дина, который в XII веке освободил Иерусалим.
Мимо Аль-Оджи мы проехали, ускорившись. «Ты понимаешь, нужно разрешение президента для того, чтобы туда въехать», – объяснил мне Валид.
Вскоре около дороги показались живописные ворота и скрывающийся за ними большой дворец. На мой вопрос, что это, гид ответил просто: «Дворец». «Дворец президента?» – переспросил я. «Мы называем это дворцом народа, – разъяснил он, – ведь Саддам руководит всем народом, значит, его дворец – это дворец народа».
Через несколько минут нашу машину остановил полицейский. Наверное, вспомнив о своей недавней ошибке, Валид уже не стал вслух объяснять ему, кто я и куда еду. Он вышел и долго что-то шептал ему на ухо. Буквально через 50 метров нас затормозил другой полицейский. Через 200 метров – следующий. «Они все предупреждают, что тут нельзя фотографировать», – объяснил Валид. Ни одного хотя бы немного важного объекта я в окрестностях не увидел, но само требование меня не сильно удивило: в Багдаде тоже фотографировать любые памятники или дома – дело проблематичное, а мосты или госучреждения – чуть ли не подсудное. «А хотя бы выйти около той мечети можно?» – обреченно спросил я. «Ты знаешь, мы сейчас поедем в участок и там выясним, что тут можно делать, а что нельзя», – обрадовал меня гид. Первой нашей остановкой в Тикрите стало отделение одной из служб безопасности.
Валид пошел внутрь. В ожидании я обнаружил то, зачем и приехал в город, – явные признаки политической активности местных жителей. Все заборы в окрестности были плотно завешаны полотнищами с лозунгами. Я начал их методично переписывать в блокнот: «Саддам Хусейн – гордость арабской нации», «Боже, храни Ирак и Саддама», «Вместе с Саддамом Хусейном вперед к победе» и т. д. Заметив, чем я занимаюсь, шофер заволновался. По возвращении Валида он стал ему жаловаться, и гид сообщил мне, что мы сейчас поедем в другое отделение службы безопасности, где мне должны дать разрешение на прогулки по городу.
«Послушай, мне не нужны никакие военные объекты, мне не нужна уже даже Аль-Оджа, я просто хочу походить по городу, раз уж я сюда приехал. Может быть, посмотреть на какие-нибудь места, связанные с президентом. Скажем, мечеть, где он молился», – увещевал его я. «А ты не хочешь лучше вернуться в Багдад? Ожидание в отделении может затянуться», – услужливо предложил Валид. Я предпочел подождать.
В этом участке Валид пропал надолго. «Почему у вас все так сложно?» – начал я допрашивать шофера. «Приказ государства!» – с многозначительным видом ответил он. Но после паузы объяснил, что в Тикрите особо жесткий порядок, особо суровые спецслужбы. А все потому, что это родной город президента.
Дело шло к вечеру, и, поняв бесполезность ожидания, я согласился возвращаться в Багдад. Однако дело приняло уже более серьезный оборот. Ко мне вышел рыжеволосый офицер и попросил проследовать за ним. В участке меня подвергли обстоятельному допросу: «Где ты научился говорить по-арабски? Зачем? Какая у тебя религия? Много ли в России христиан? Не пил ли ты по дороге виски?» Минут через пятнадцать он потерял ко мне интерес и стал задавать вопросы шоферу. Потом снова мне, но с явно скучающим видом. На все мои вопросы он отвечал, что нужно подождать минут десять.
Вдруг вернулся Валид, а с ним еще один человек, поприветствовавший меня по-русски. Я подумал, что допрос продолжится на русском языке. Но он ограничился парой незначительных вопросов. Словно единственная цель появления этого человека была проверить, тот ли я, за кого себя выдаю, умею ли говорить по-русски. Затем он с явным разочарованием объявил, что я могу возвращаться в Багдад. Поимка шпиона сорвалась.
Пока мы ехали к выезду из Тикрита, нас еще раза четыре остановила полиция. Когда город наконец остался позади, Валид вдруг поинтересовался: «А что, в России можно ездить везде, куда хочешь?» Я задумался, а он следом задал еще один вопрос: «Неужели можно свободно ездить по городу, где родился президент Путин?»
«Коммерсантъ», 03.10.2002
