Зиновья Душкова
Ангел со сломанным крылом
– Я следовала тропою Любви, заповеданной Тобой, Творче духа моего. Устилая путь лучшими цветами, взращёнными моими светлыми мечтами и сокровенными надеждами, я желала украсить тропами спасительными топи болотные… Я шла к Тебе! И хотя чётко видела перед собой горизонт, – он с тем же постоянством отдалял от меня то, что искало сердце моё… Рука моя, щедро разбрасывавшая семя Любви Вселенской, сегодня безвольно повисла, бросив последнее сокровище в глухое терние… Неужели кто-то в этом мире был успешен в плане воскрешения мёртвых?! И отчего мне до сих пор не удалось встретить тех, кто сумел высечь искру Любви там, где прочно утвердилась нелюбовь? Планета Любви! Где она? А планета нелюбви, я уже знаю, – она здесь!.. Прости, Творче духа моего, за то, что я сеяла на камнях и в терние, заранее зная о том, что семя не способно прорасти здесь. Но мне так хотелось верить в чудо!..
– Дитя Моё! Дитя Любви и Света! Когда-то эти камни рассыпятся в прах, а терние, овеянное многими ветрами, сгниёт, служа добрым удобрением для семени, брошенного рукою твоей. Время сложит новые страницы истории, главным героем которых будет планета Любви, сумевшая сбросить с себя крест нелюбви. И вздрогнут сердца человеческие, овеянные ветрами Космическими, что из глубин Вселенских Далей принесут весть от Тех, Кто совершал Великий Посев… Любовь! – тайна из Тайн, шествующая путями неисповедимыми, – подобно мудрому Магу и Волшебнику непременно исполнит все мечты, у последней черты воскресив неземные надежды…
– Любить! Любить! Любить! – этим сказано всё и в то же время – ничего!.. Любить, когда тебе плюют в открытую душу?! Любить, когда тебя предают и в раскрытую ладонь, протянутую с твоим единственным сокровищем, – скорее готовы вбить гвоздь?! Любить, когда, ничего не ожидая взамен, готов отдать жизнь тому, который воспримет это как должное и ещё подтолкнёт к краю бездны?! Любить?! Где найти силы так любить, как любишь Ты, Творче духа моего?! Где эти бездонные колодцы, полнящиеся токами благодатными? Ты скажешь, что они – в сердце и мерою даяния щедрого приумножатся огни добрые… Верю! Но скажи мне, не Ты ли питаешь кровью Сердца Своего русла иссохшие, орошая зноем выжженные пустыни, что раскинулись в груди человеческой? Не оскудеют ли колодцы Твои и не опустится ли Рука Твоя?! Где силы черпаешь Ты, Господь-Бог духа моего, – не в наших ли сердцах, любовью полнящихся?..
– Небо! Небо! Небо! Всмотрись в глубины его, и ты увидишь то, что никогда прежде не видела. Планета Любви может раскрыться взору твоему. Уже здесь и сейчас, подобно астроному, ты способна узреть Единое небесное тело, включающее в себя сеть галактик, которые объединены в понятие – Планета Любви… Душа Моя! Это твой мир, твой дом, твоё спасение. Шагни на «твердь», незримую для ока земного, и вложи ладонь свою в крепкую Руку Того, Кто уведёт тебя в глубь Миров неведомых, печатью Любви Высочайшей отмеченных…
– Я принимаю Руку Твою и вкладываю в неё сердце моё. Владей тем, что по праву Вселенскому принадлежит лишь Тебе. Мой Царь, мой Господин, власть Твоя безгранична и безраздельна. Моё сердце – это крошечная планета Любви, которую я сумела взрастить в груди своей. Быть может, когда-то она, подобно зёрнышку, пойдёт в рост и раскроется во всей силе и славе своей в глубинах Вселенских далей. Я желаю восхитить взор Твой, подарив то, что сокровищницей неразграбленной осталась в тайниках груди моей, ибо никому из смертных не удалось пройти в Святая Святых и прикоснуться к тем чувствам бриллиантовой чистоты, что Тебе адресованы.
– Велик тот, кто велик в сердце своём, Душа Моя нежная. Плоть – ничто, сердце – всё! Непорочному чувству твоему дано воскреснуть в свете новом. Любить! Любить! Любить! – именно так, как умеют любить только Боги… Мы открываем новую страницу Истории нашей Любви. И если прежде взор наш был обращён вспять, то во дне грядущем мы обратимся в сторону того предначертания, которому суждено Быть!
Часть I
Страница Первая
Царь сидел у окна, перебирая изумрудные чётки. Едва заметным кивком головы он подозвал своего советника и указал на окно. Тут же распахнулись створки, впуская ароматное дыхание сада, и советник опустился на колени перед своим мудрым властелином… Это было новое время, когда дух великих перемен, казалось, витал в воздухе. Страна, опоясанная радостным журчанием вешних вод, будто искрилась, весело заигрывая с лучиками яркого Солнца. День был, воистину, прекрасен!.. Царь выпрямился во весь свой могучий рост и, слегка хлопнув по плечу советника, велел ему встать и пройти в глубь садовых аллей. Бросив быстрый взгляд в окно, советник увидел ту, которая служила причиной беспокойных мыслей его властелина. Девушка, довольно хрупкая на вид, задумчиво смотрела вдаль, и, казалось, взор её терялся в недосягаемой синеве небес. Советнику предстояла нелёгкая задача: помочь девушке стать зрячей, ибо от рождения она была слепа. Но, странное дело, глаза, подёрнутые беспросветной пеленой, казалось, пронизывали насквозь взором своим тех, кто попадал в поле их зрения. Девушка могла видеть то, что были не способны разглядеть сотни зрячих людей. Она видела сквозь пространство и время, имея зоркое око духовное, тогда как физические очи не поддавались воздействию даже самых чудодейственных снадобий. Один из лекарей как-то умудрился смешать толчёный порошок алмазов с корнями тысячелистника, приправив всё это соком, добытым из стеблей луговых цветов. Но после нанесения данного состава на веки девушка, как оказалось, стала видеть еще ярче те цвета, к которым прикасалась её ладонь. Все методы воздействия были испробованы к моменту совершеннолетия принцессы, а потому, прячась от глаз людских, она предпочитала скрываться в глубине тенистых аллей.
– Ауроника! – окликнул садовник юную красавицу, – перед тобой сидит птичка, смотри, не задень её подолом платья своего. – Девушка медленно обвела невидящим взором аллейку и произнесла: «Если эта птичка жёлто-оранжевого цвета, – тогда я прозрею». – «О чём ты говоришь, дочь моя, – донеслось со стороны соседней аллеи, – причём здесь цвет?» – «А разве светило небесное не такого цвета?» – «Да, но причём здесь оперение птичье?» – «Я верю в то, что Солнце есть Высший Целитель, – произнесла девушка. – А птичка – просто вестник, присланный светилом для того, чтобы я уверовала в магически-чудодейственную силу Солнечных лучей…» – «Странно как-то…» – пробормотал себе в седую бороду верный советник. Взяв за руку девушку, он повёл её в сторону ограды. Там была маленькая калитка, рядом с которой стоял царь, держа в руке небольшой ключик. Как только подошли те, кого он ожидал, тут же протянул принцессе этот золотистый ключик. «Наверное, он жёлто-оранжевый…» – произнесла она. – «Да, он из чистого золота,– произнёс царь, – и если ты веришь во всемогущество Солнечных огней, ты также можешь поверить в силу этого солнечного металла, что люди называют золотом». – «Тогда я попрошу помощь у этого ключика, и он поможет обнаружить потаённый замок, что искусно вмонтирован в ажурную вязь калитки». И будто какая-то неведомая сила потянула за руку, помогая обнаружить скрытый механизм, прикосновением к которому разжались металлические скобы, высвобождая калитку будто из тисков. Она сложилась особым образом, повернувшись в сторону востока. И здесь же проявился своеобразный тоннель, сплетением живых растений созданный. «Дочь моя, я доверяю тебе быть путеводной звездой нашей, ибо только ты можешь безошибочно находить путь во мраке. Зрячие часто ошибаются, увлекаясь яркими красками, заманчиво сияющими на тропах близлежащих. Нам необходимо пройти в глубь пещерного грота, что где-то здесь замаскирован под неподъёмной толщей увесистых лиан, что не способны пропустить даже маленький Солнечный лучик».
Девушка прошла вперёд и, каким-то особым чутьём руководствуясь, свернула направо, решительно раздвинув преграждавший дорогу куст. «Сегодня – особый день! – произнёс царь, – мы должны исполнить пророчество, оставленное моим прадедом». Он говорил о том, что его слепая правнучка сумеет найти то, что недоступно оку зрячих. «Ты можешь уединиться и, оставшись наедине с собой, подумать, как решить этот вопрос, дочь моя», – тихо сказал царь, наклоняясь к чуткому уху принцессы… «Я не понимаю, где здесь дверь, – произнёс советник, – неужели нам придётся оттаскивать каждый камень, пытаясь обнаружить заваленный вход?!» Но и тут «зрение» слепой девушки не подвело, – она молча указала куда-то в сторону со словами: «Разве вы не видите это жёлто-оранжевое каменное изваяние? Оно указывает прямо на вход, простирая в его сторону свой каменный веер». И тут маленькая птичка, внезапно откуда влетев в этот тенистый тоннель, села на плечо девушке и весело защебетала. Это явно был знак, и, возможно, подан он был самим прадедушкой. Девушка улыбнулась маленькому помощнику, мысленно попросив стать добрым поводырём среди мрачных стен таинственного грота…
Путники продвигались всё глубже, покуда не вышли на своеобразное маленькое плато, под которым слышался шум бурлящих вод, сверху же свисала каменная полусфера. Предстояло делать выбор: куда идти?! Вдруг маленькая птичка, перелетев, села на руку принцессы, и тогда она, заключив в ладони это малое существо, прижала его к груди… А наверху разгорался день, и Солнце, вставшее в зените, уже с любопытством разглядывало то, что происходило под ним. Оно увидело странный сад, где преимущественно преобладали жёлто-оранжевые цветы, – они как будто распустились в мгновенье ока, покрыв тёмную листву… Здесь также преобладали птицы означенной окраски. Солнце пыталось пропустить свои лучики под толщу живых зелёных стен, но ему с трудом удавалось высветить лишь малую часть того, что лежало под поверхностным слоем. И тут светило стало свидетелем странного факта: как все головки цветов склонились в восточном направлении. Конечно, Солнце не раз видело, как целые поля обращали взор в сторону его и тугие головки рыжих подсолнухов двигались вслед светилу. Но здесь была совершенно иная разновидность растений… Солнце уже клонилось к западу, но взор его всё ещё продолжал скользить по жёлто-оранжевым лепесткам, будто прильнувшим к земле в попытке услышать какую-то тайну… Но как бы ни старалось светило небесное, ему не удалось сегодня прояснить для себя ничего существенного, а потому, догорев закатными лучами, оно скрылось в западном направлении, а с ним и день угас, готовый в час утра раннего перелистнуть новую страницу Жизни.
Страница Вторая
«…Ничто так не ранит, как нелюбовь, проявленная в ответ на искреннее чувство любви нежнейшей из нежнейших. Умиляясь масками, увлекаемся на тропы чужие, и уже трудно бывает отыскать свою покинутую дорогу, что с истечением времени зарастает бурной травой…» – Печальный взор царицы скользнул по стеклу, удерживающему россыпь капель дождя весеннего. Начинало светать, и она, не чаявшая дождаться рассвета, стала жадно всматриваться в горизонт, пытаясь увидеть первые лучи нарождающегося светила: «Зачем же свет погружается в пучину тьмы, уступая скипетр власти ночному мраку?.. Но ведь и мгла беспросветная расступается, не смея препятствовать поступи огнедышащего светила, растворяясь без остатка в лучах его, будто дева красная, тающая от нежных прикосновений возлюбленного своего…» Царица точно не знала, зачем день сменяется ночью и ночь перерастает в день. Что менялось в её жизни, вот так же, планомерно, ярко и детально высвечиваясь после долгой беспросветной полосы неведения? Ночью всё сливалось воедино, утрачивая формы и красочные контуры. И лишь залитые светом, они вновь обретали жизнь, проявляясь в ярком многообразии своём… На душе ночь!.. Когда же наступит рассвет и проявит всё то, что накопилось в ней в своих истинных красках?! Как много образов таит в себе душа! Мы кого-то любим, а кого-то – нет, видя в негативном свете, но каков он на самом деле, кто может сказать? И как часто человек сталкивается с чёрной неблагодарностью со стороны того, кого он идеализировал, видя в исключительно выгодном свете! Но кому это было выгодно?! Тому, кто обманывал, или тому, кто был рад обмануться? Мир Майи, мир иллюзий, – здесь каждый видит то, что хочет, называя чёрное – белым, а белое – чёрным. Но похоже, в этом мире были те, кто имел чётко определённые цели: очернить белое или выбелить черноту. И те и другие сходились на поле брани, и в этом гигантском столкновении белого и чёрного иногда рождалась серость… А серости, как известно, нет никакого дела как до белого, так и до чёрного, – на то она и серость!
«А вот и рассвет, – да не он ли принёс с собою сереющие контуры дня нового?! – Царица встала у окна, затем, повернув тугую ручку, распахнула огромные створки, решив впустить в свои покои свежесть туманного утра. – А быть может, так же следовало распахнуть свою душу, покуда ещё пребывающую во мраке неведения? Где-то там, во глубине её, за горизонтом всех несбыточных надежд готовилось к своему восшествию светило жаркое! Как распознать движение огня и прежде времени не испепелить душу свою, погружённую в бездну отчаяния, где правят бал чёрные языки пламени? А быть может, серый сумрак есть предвестник освобождения от ночи и следует всем сердцем устремиться ему навстречу? Быть может, в этой серости и есть спасение от долгой ночи?..» Царица улыбнулась своим мыслям и, взглянув благодарно в сереющие небеса, произнесла: «Свет, во Свете рождённый, да пребудет со мной во все дни и ночи!» Затем, будто стряхнув сонное оцепенение со своего тела, царица бодро шагнула в сторону дверей, имея целью выйти в свой пробуждающийся от сна дивный сад.
Любое прекрасное начинание следует предпринять в час утра. Тогда оно впитает в себя силу пробуждённых лучей, движущихся к своему зениту. Царица прошла в сад и остановилась около белоснежной скульптуры, олицетворяющей собой падшего на землю Ангела. Он упал с небес и сломал крыло… Статуя посерела от времени, впитав в себя пыль и копоть, но всё это было внешним, наносным. Внутри же Ангел был беспредельно чист и непорочен, храня тот же кристально чистый белоснежный замес… Возможно, Ангелу было безмерно тяжело оттого, что он утратил свою первоначальную белизну одежд. И серость ещё больше сковывала крылья, заполоняя уверенностью в том, что он уже лишён права вернуться в кристально чистый Мир. Он не достоин тех Небес, что ликуют в красках радужных в недосягаемой высоте… Ангел со сломанным крылом!.. Это было похоже на легенду, но царица всё же решилась предпринять великий труд и попытаться воскресить былую белизну безмолвной статуи. Она стала собирать росу с бутонов белых роз и, заключив в ладонях бесценную влагу, несла её к статуе, пытаясь напитать верхний слой въевшейся грязи… На мгновение ей показалось, что из глубин Ангельской груди вырвался вздох. Статуя как будто стала более тёплой. Но ведь Солнце ещё не взошло и лучи его покуда ещё не коснулись чела Ангельского! Царица встала на колени и начала молиться, обращаясь к Творцу Миров. Время шло незаметно, и вот уже сияющий полдень напомнил о том, что следует встать с колен и продолжить свой путь, что состоит из множества задач, которые надобно решить во дне нынешнем.
Сокол, покинувший глубину небес, вдруг спустился на плечо безмолвной статуи. Взглянув на всё ещё влажную грудь Ангела, что была покрыта падающей тенью небольшой часовни, сокол перелетел выше и оттуда стал смотреть в сторону статуи. Затем, медленно расправив то одно крыло, то другое, он резко взмыл в небеса. И уже через некоторое время возвратился на прежние позиции, сев на плечо Ангела. Решительным движением птица вонзила клюв в своё сильное крыло и, вытащив перо, уронила его на сломанное крыло Ангела. Но свежий порыв ветра смахнул лёгкое пёрышко. И тогда сокол ещё раз проделал то же самое. Удивительно, но данное перо будто вросло, сохраняя устойчивость от усиливающихся порывов ветра. Сокол будто был доволен проделанной работой, он также медленно расправил крылья, поочерёдно окинув взором одно, затем второе. Казалось, он оценивает количество перьев, которыми можно безбоязненно поделиться с Ангелом. Но здесь было главным сохранить голову на плечах, чтоб не проявить бездумную щедрость, ибо тогда он утратит способность летать. Да и Ангелу навряд ли он поможет возвратиться в Небеса при помощи своих перьев, – ведь у Ангелов крылья состоят из волокон Света, что лишь на первый взгляд видятся оперением подобным птичьему. И всё же сокол решил поделиться ещё одним пером…
Царица вновь выглянула из окна и проводила взглядом прощальный луч Солнца, уже скрывшегося за горизонтом. Серый сумрак вновь окутал землю, и надвигающаяся ночь пыталась растворить очертания отдалённых предметов. Первыми стали поглощаться те, что имели тёмную окраску, и дольше всех удерживали свои очертания те формы, что были светлы… «А как же Ангел?» – подумала царица. Она быстро двинулась к выходу и сама вдруг была поглощена обступившим её мраком. Здесь, под сенью густой листвы, было трудно удерживаться на незримых тропах, и постоянно приходилось оступаться. Но царица всё же двигалась в верном направлении, имея целью увидеть белую статую средь чёрной ночи. Как же велико было её удивление, когда, приблизившись к ней, она увидела не только светлый силуэт, но и тёмные перья, прочно осевшие на сломанном крыле Ангела. «Как ты мог упасть, Ангел мой легкокрылый?! – спросила царица, адресуя вопрос безмолвной статуе. – Люди говорят о том, что с тобой связано множество легенд». Чьи-то предки видели, как разверзлись небеса, и глазам их представилась Великая Битва, что происходила между чёрными и белыми ангелами. И один из них пал на землю, моментально окаменев. Другие же говорили о том, что этот Ангел изначально был чёрным, но, потянувшись к Добру и Свету, стал высветляться. И когда он уже готов был воспарить в небеса, чёрные собратья перебили ему крыло. А как известно, – на одном крыле далеко не улетишь… Никто не знал и не помнил, откуда взялась эта статуя, и, не зная наверняка, каждое поколение слагало свои легенды… «Я не знаю, как тебе помочь… – тихо прошептала царица. – Если бы ты мог разомкнуть свои окаменелые уста, то я бы исполнила слово твоё». Но Ангел безмолвствовал. «Здесь явно что-то не чисто!» – вновь произнесла царица, пытаясь оттереть верхний слой грязи, налипшей на плечи статуи. Это двойственное выражение заставило царицу призадуматься: «Если Ангел принадлежал Стану Чёрных, имеет ли смысл прикасаться к нему, ведь люди не только боятся, но и открыто ненавидят всё, что связано с тёмными силами? Ненависть! Разве это есть свойство светлых людей? Как странно: если они светлы, откуда в них столько негативных качеств?..» Царица погладила сломанное крыло Ангела и, отвернувшись, медленно пошла назад. Но по мере удаления от статуи она всё явственнее ощущала на себе нежный, признательный взгляд, которым провожал её Белый Ангел, погружённый в кромешный мрак.
«А если он чёрен внутри?! – блеснула мысль. – Хватит ли в мире росы, чтоб отмыть мне его добела?!» Царица встала и, подойдя к богато украшенному иконостасу, встала на колени, обратив свой взор в сторону Святых Ликов. «А если мне удастся оживить Ангела, но он окажется чёрен изнутри, – не закроются ли Врата Мира Горнего передо мной?!» – горячо воскликнула царица, и звук собственного голоса, прозвучавшего под гулкими ночными сводами, в какой-то степени испугал её саму. Но Лики хранили молчание… А как же могло быть иначе, – ведь они могли «говорить» только на языке Безмолвия. Царица вновь и вновь стала вопрошать, но вдруг в какой-то момент решительно встала и прошла к окну. Обратившись в сторону звёзд, она произнесла: «Благословите, Силы Небесные, и укрепите дух мой, во имя преумножения Света готовый шагнуть в гущу тьмы!» Затем, постояв ещё некоторое время в раздумьях, царица вновь вернулась на своё ночное ложе. «…Конечно, легче всего светить там, где и без тебя светло, но многие ли отважатся шагнуть в кромешный мрак, под леденящими порывами ветров проделать путь бесконечно долгий, длиною в вечность растянутый, и при этом не угасить светильник духа своего?..» Так, стремительно перелетая от одной мысли к другой, мятущийся разум царицы не заметил, как минуло время, отведённое для ночи, и стал зарождаться день, готовый вскрыть новую страницу Жизни…
