Зинаида Гиппиус
Ваня Пугачёв и Ваня Румянцев
В некоторых отношениях северные деревни эти казались, – как ни странно, – и более русскими, чем в средней полосе России. Женщины и девушки лишь изредка, в праздник, надевали городское платье, а обычно ходили в сарафанах; никто не визжал частушек, пелись славные старые песни. Когда шли с поля или с покоса, просто любо смотреть, как, своими же песнями увлекшись, оне весело приплясывали. Иной раз даже странно: будто на картинке – «счастливые поселяне». Парни, приходившие танцовать с нашими Танями, не только были грамотные, но и «разговор понимающие»; перед многими «петербургский» Ваня казался обломом.
Впрочем, казался он таким и перед своим приятелем, Ваней Румянцевым, – в те годы, накануне войны. Приятельство двух Вань было не тесное: понятно, уж очень они друг на дружку не походили.
Ваня Румянцев на северной даче не жил: он был сын извозчика на Сиверской. В дачное время и сам уж ездил. Там они с нашим Ваней Пугачевым и подружились. А когда обоим вышли года и вместе их взяли на службу, Ваня Румянцев появился у нас и в Петербурге.
Весь запас «поэзии», имевшийся у Вани Пугачева, был истрачен на историю с Мари. Собственно истории даже не было, а так что-то, что Ваня начисто и забыл, едва Мари исчезла. Но Ваня Румянцев был настоящий поэт. Не поэт, пишущий стихи, конечно, но было в нем какое-то нежно задумчивое, жертвенное томленье, словами не выражающееся и для него невыразимое: слова его были самые обыкновенные, и говорил он о самых обычных вещах. Небольшого роста, щуплый, светловолосый, скромный и тихий, он в старой няне возбуждал материнскую жалостливость, хотя жалеть его – за что? Здоров и как будто доволен. Разбитным Дуням и Машам он очень нравился; заигрываний их не чуждался, но сам был, кажется, равнодушен.
Ваня Пугачев, попав на службу, быстро стал «развиваться»: появилась уверенность в движеньях, военная развязность и, необычные для него, длинные, громкие (и глуповатые) рассуждения. Ваня Румянцев остался тем же, так же говорил скромно, так же таскал в кармане какую-нибудь потрепанную книжицу: песенник, роман, что придется.
Оба попали во флот. Ваня Пугачев, за рост, верно, даже на императорскую яхту. Сразу началась война – оба они фронта и не попробовали, остались в Кронштадте.
