А к тому времени, когда Мари переняла несколько русских слов, и Ваня, приобретя французские вокабулы, затвердил две-три необходимые фразы, любовь его обернулась трагически: он оказался вмешанным в яростную борьбу на почве патриотизма. Тетка-прачка, нянька, а за ними и Тани с Машами, доказывали Мари преимущества России; Мари же фыркала на все русское, потому что Франция (Париж, другой Франции она не знала) выше всякой России, никуда перед ней негодной. Ни один обед не проходил без спора, самого ожесточенного; как-то ухитрялись понимать друг друга; притом часто, после криков, дело доходило до драки, а это уж всем понятно.
Ваня бессильно пытался стать на сторону Мари; но Мари этих робких попыток не ценила, да и не воспринимала, смешивая его с «врагами». Только тетка-прачка яростно накидывалась на Ваню за эту защиту.
Вечером, в саду, Ваня напрасно объяснял Мари свою горькую долю. Как-то, чтоб разжалобить ее, сказал, что вот, мол, судьба его: должен идти в солдаты… Но Мари и тут нашла повод для презрения: во Франции считают за счастье и честь быть солдатом, служить отечеству.
Ваня, на этот раз, не сдался. До полуночи пыхтел над вокабулами и утром прочел Мари, русскими буквами написанное: он решил поступить во флот, чтобы при дальнем плавании попасть во Францию и увидеться там с «бьенеме». Мари пожала плечами, но удостоила улыбнуться.
Каждую неделю, в обширных помещениях внизу, затевались балы: из соседних деревень являлись парни-гармонисты, девушки, и танцы шли за полночь. Мари не принимала в них участия: сидела на высоком деревянном катке (прачешная, как самая просторная, была бальной залой) и с презрительной миной глядела на танцующих: ей ли, парижанке, плясать с русскими мужиками!
Между тем, деревенский и сельский люд в этих местах сильно отличался от населения средней России. Отличался к своей выгоде. Насколько можно было видеть, все они, – средние мужики, парни, девушки, – жили не то что культурнее, но как-то обрядливее: жили «с понятием», не в пример местам Новгородской, хотя бы, губернии. Однажды сельский выборной позвал нас на праздник пожарной команды. Кто-то из привыкших к «праздникам» этой самой Новгородской губернии, сказал: «Да ведь у вас там пьянство пойдет…». Мужик только усмехнулся: «А вот, пожалуйте». И когда, уже после пира в каком-то длинном бараке или сарае, приглашенные шли смотреть игры и хороводы на специальной лужайке, этот выборной с торжеством спросил: «Ну, где же это пьянство, которого вы так страстно боялись?».