bannerbannerbanner
Парижские фотографии

Зинаида Гиппиус
Парижские фотографии

Полная версия

Harmonie Uneverselle

[1]

Около укреплений слезли с трамвая. Идем по пустырям в маленькое предместье на берегу Сены.

Темно, тепло, душно. Точно июльский вечер – не октябрьский. Беззвездное небо над бесконечной дорогой между деревьями. Изредка тени каких-то страшных людей. Они все похожи на апашей. Идти жутко.

Но вот и огоньки. Освещенное кафе. Начинается предместье. Заворачиваем в маленькую улочку. В темноте еле находим номер двадцать шестой. Узкий двор. Комната г. Андрэ внизу, ход прямо со двора, ни ступеньки, ни порога.

Стучим. В окне огонь, по никто не отвечает, не отворяет.

К нам приближается чья-то узенькая, робкая тень. Тоже «товарищ», тоже гость г. Андрэ.

Из противоположного окна, сверху, высовывается женщина.

– Вы к Андрэ? Он, должно быть, в двадцать восьмом, a cote. Chez sa dame[2].

Принимает участие.

Отправляемся в двадцать восьмой, уже вместе с «товарищем», который едва говорит по-французски – итальянец. В полной темноте кричим снизу на весь двор:

– Андрэ! Андрэ!

Другая женщина высовывается из окна.

– On descend![3]

Вот и Андрэ – маленький, щупленький, молодой, с измученным лицом. Торопливо прожевывает кусок, извиняется. Занят был целый день, не успел поесть.

– Что же вы не вошли? Дверь не заперта. Я сейчас.

Идем назад. Дверь, действительно, не заперта. Крошечная комната кажется еще меньше от невероятного количества книг, которыми заставлены все стены, от двух длинных столов с грудами газет, бумаг, журналов. На полу щетка и башмаки, в углу печурка для кипячения воды. Походная постель, сложенная большим кубом. От тесноты мы на нее, почти под потолок, и взгромождаемся. Стулья все равно без сидений. Кое-где на них только дощечки положены.

Сегодня среда. И члены «Всеобщей гармонии» понемногу начинают собираться к Андрэ.

Хозяин в замешательстве. Он обещал прочесть реферат, но не может найти рукопись: она затерялась в груде бумаг. Ищет, все ищут с ним (народу уже порядочно) – нет реферата. Молодой русский еврейчик, рабочий, говорящий по-французски как француз, начинает кипятить воду для чая.

С одного стола свалили все бумаги на пол и кое-как рассаживаются, обратив стол в скамейку. И громко обмениваются новыми известиями о различных анархических колониях. Кто-то говорит, что один анархист взял да и разбил статую Франциска I. Одни одобряют, другие недовольны.

Пожилой, одетый «en bourgeois»[4], товарищ вступается за «искусство».

– Что ж, по-твоему, и церквей не трогать? – спрашивает его другой. Лицо энергичное, грубое, небритое. Глаза воспалены. Руку все время сжимает в кулак. Много курит, сам свертывает папиросы неловкими черными пальцами. Весь он точно накачан ненавистью, которая постоянно из него выпирает.

– К чему ж их разрушать? Конечно, попы – жулики, выдумывают всякую чепуху, лишь бы нагреть народ. Так вольно ж попов слушать! Поумнеют люди, – тогда и попов не будет. А церкви зачем трогать? В них, я вам скажу, есть вещи пикантные…

Заговорил о Шартрском соборе. О том, что на его стенах высечены из камня самые разнообразные пороки.

– Я – человек в этом деле опытный, – прибавил он не без самодовольства, – а и то некоторые комбинации меня удивили.

1Всеобщая гармония (фр.).
2Рядом. У самой дамы (фр.).
3Спускается! (фр.)
4по-буржуазному (фр.).
Рейтинг@Mail.ru