Зинаида Гиппиус
О молодых и средних
V
До сих пор я говорил об арифметичном. И даже, для ясности, еще упрощал без того простые линии.
На Брюсове, на Самобытниках и Слонимских до грубости наглядно: утеряли различие между безобразным и прекрасным, утеряли и способность творить прекрасное.
Но есть явления – в душе человеческой и в литературе – более тонкие: к ним с арифметикой не подойдешь. Всей сложности их и нельзя разобрать. Но одну черту русского духа, с частой яркостью в нашей, литературе отраженную (в лесковском «Памве смиренном», например), я хочу отметить.
Ею определяется иногда весь облик писателя или его облик известного периода – данная книга.
Затрудняюсь дать имя этому душевному свойству: все названий будут неточны.
Что это – фатализм? Высшая покорность? «Радость страдания», доходящая до экстатической любви к терзателям, жертвенный порыв, мазохизм?
Пожалуй, «мазохизм» – слово наиболее точное, но употреблять мы его будем не в осудительном смысле. Мазохизм, как я его беру, черта русского, по преимуществу, духа, и сама по себе еще не отрицательная.
Вот последняя книга М. Волошина – «Стихи». Стихи прекрасные, и удивительно воплощают они дух героического мазохизма. Ни слепоты, ни закрыванья глаз: с четкостью реалиста не «утопического», а настоящего дает Волошин образы Смерти, не боится никаких слов, описывая «бред разведок, ужас чрезвычаек», находит чутко соответственные ритмы, отбрасывая рифму, где она не нужна.
И стихи волевые: Волошин не идет – он бросается навстречу «апокалипсическому зверю», прямо в его «зияющую пасть»; можно сказать – прет на рожон, все равно какой. Он кричит: «Господи, вот плоть моя!» – и, конечно, зовет всех броситься в ту же «пасть».
Вот что он пишет «перед приходом советской власти в Крым» – в Крыму.
Бей в лицо и режь нам грудь ножами.
Жги войной, усобьем, мятежами…
……………..
Нам ли весить замысел Господний?
Все поймем, все вынесем, любя –
Жгучий ветр полярной Преисподней, –
Божий Бич, – приветствую тебя!
Своеобразный привет! Такой же посылал архиерей Лу – Аттиле. Лу – «святой».
А сколько русских Лу, святых именно этой святостью! Волошин сумел найти для мазохистической святости художественное воплощение; я знаю другого поэта в России, которого, по первым книгам, я считал талантливее Волошина. Он не воспел мазохизма, – потому, может быть, что давно из поэта стал священником. Но и он громко зовет «целовать следы ног Ленина, давшего нам такие муки», то есть давшего возможность сделаться мазохистскими «святыми».
