Зинаида Гиппиус
Быт и события

Полная версия

Но где же, спросят, последний и окончательный этап? Куда мчатся тесные узкие поезда жизни по пути событий? Да, быт вне творчества, быт делается сам, но жизнь, ее движение, ведь мы направляем? Неужели мы просто едем в бесконечность, зная наверно, что от самого последнего вообразимого этапа – опять потянется железный путь, а там опять, и так всегда? Я думаю, что если действительно мы желаем жить, двигаться (без желания мы не могли бы жить и двигаться), то этот путь не бесконечен, ибо само желание доказывает существование исполнения, цели; желание бесцельное, сознательно бесцельное, – есть противоречие в самом себе. Таким образом, приходится думать, что путь жизни – не бесконечность и последняя его точка, действительно последняя, не остановка… Истинный конец вот этого железного пути, с окружающими его событиями, проход через все эти события – несомненно и есть цель влекущих нас вперед желаний. И не обрыв, не остановка, потому что тогда опять была бы бесцельность. Когда мы увидим последний блеск железа – мы увидим, в какой именно путь переходит этот старый, конечный, который мы желали весь изойти. Говорить об этом более определенно не нужно. Нужно доверяться своему, все равно непобедимому, желанию жить. Жить – вперед.

II

И, однако, очень важно сознавать, что желаешь именно окончательного окончания, истинного конца этого пути, завершения, достижения той точки, где он, железный, сходит, переходя в какой-то другой; и желаешь исполнения всех событий на этом пути. Иначе легко остановиться на одном из отдохновенных этапов быта и замереть, думая, что он – конец. А те, невиденные события и непройденный путь ведь будут же все-таки, а потому и желание их, пусть полумертвое, будет несознанно томить.

Вот далекий, туманный, прекрасный этап общего счастья, легкой и мирной братской жизни на устоях общего труда и равенства. Предположим, что мы жили, переживали события, создавали направление, мчались вперед, отдыхали на мелких этапах несовершенного быта – и опять мчались среди событий – все ради него. Но дело в том, что, живя, двигаясь, мы ясно чувствуем, что именно движение – правда, именно в этом наше желание; мы понимаем, что отдых, быт, остановка на полпути – не исполнение желания. Мы внутренно знаем, живя, что самый прекрасный этап все-таки этап. И потому мы не можем жить, двигаться к этапу, к быту как к цели. Разве будут силы? Какое опять внутреннее противоречие!

Нет, важно знать, что хочешь его потому, что он, далекий, лежит на нашем пути, его не обойдешь, он нужен, к нему подведут и события; когда мы будем там – мы будем ближе к нашему совершению всего, исполнению всего, – вот за это прекрасный этап «общего равенства» нельзя не любить, нельзя не желать, не стремиться к нему, не направлять в его сторону движение жизни. Но силы наши сами угасают, только что мы скажем себе, что он цель, а дальше мы уж не двинемся, хотя путь будет блестеть на солнце. Мы даже и не дойдем, остановимся раньше, на ближнем этапе – ведь и тут можно кое-как устроиться. Удивительна природа человеческая! Если показать человеку черту, за которую его наверно не пустят, он не дойдет и до самой черты, ему делается все равно, шагом дальше или шагом ближе. Если уж отдыхать и все одинаково благополучно жить да поживать, без событий, а в свое и общее прекрасное удовольствие, – то можно и не стараться особенно; можно и на предпоследнем этапе недурно отдохнуть. Желания падают до минимума, и силы умирают. Происходит какое-то развращение человека, превращение его в скромное и сонное животное.

Таким образом, плохую услугу оказывают поступательному движению жизни те, кто ставит перед человечеством идеалы неокончательные, видимые, эмпирические, и притом идеалы постоянного благоденствия, улучшенного быта. Жизнь при таких идеалах замирает и коснеет, потому что сила желания бессознательно падает.

Падает она и при полной неопределенности идеала, которую обыкновенно сопровождает уверенность в его недостижимости. Мы не умеем желать того, чего мы совершенно и никак не можем себе представить, или идти туда, куда мы знаем, что наверное не дойдем. Если бы мы твердо не знали, не угадывали, никак не предчувствовали, что ждет нас за окончанием пути – обрыв или нет, и что притом мы этого окончания все равно не достигнем, – непонятно, какая сила могла бы заставить человека идти вперед. «Лучше» и «хуже», «дальше» и «ближе», все это существует лишь тогда, когда существует совершенство, и лишь постольку «лучше» и «хуже» для нас и важны. Идеал слишком определенный, как идеал слишком неопределенный, чересчур достижимый, как и вполне недостижимый, – равно тормозят жизнь, волю, устремления, события и достижения.