Человек по имени Моисей – Зигмунд Фрейд

Анализируя мифы народов мира и опираясь на психоанализ, Фрейд рассмотрел вопрос об истоках христианства вообще и Моисея как человека, стоявшего у этих истоков , в частности. И вот, собственно, краткое изложение его мыслей.

Перво-наперво, вера в бога – это такой себе массовый психоз со всеми ему сопутствующими симптомами (ха-ха, всегда это подозревала).

Во-вторых, по всей видимости, Моисей по происхождению был знатным египтянином, а евреем он «становится» уже гораздо позже, и то только в мифах. Он же приобщает евреев к новому для них, но хорошо известному в Египте культу Атона – бога солнечного диска, собственно к первой в мировой истории монотеистической религии. Исходя из психологических характеристик бога евреев и самого Моисея , описанных в библейских текстах, Фрейд предполагает, что в разное время существовало 2 совершенно разных Моисея, и соответственно, 2 разных бога, причем каждый из них(богов) соответствовал психологическим характеристикам каждого из Моисеев(!!!). К тому же первого Моисея его приверженцы , по всей видимости, на каком-то этапе убили, что и наделило их чувством вины за убийство «отца»(ну что вы хотели, это же Фрейд). Поэтому когда появляется Иисус Христос – мессия, верующими это расценивается как «воскрешение» Моисея (тут есть повод задуматься).

Дальше Фрейд высказывает мысль, что по сути христианство не является монотеизмом, т.к. имеет множество мелких божков-святых вкупе с Девой Марией( привет матриархату). Да и в обрядах христианства прослеживается связь с обрядами первобытного общества, н-р, причастие – символическое поедание плоти и крови бога – есть ни что иное как тотемное пиршество, внутренний смысл которого причастие и воспроизводит.

Дальше рассматривается вопрос о национальной самоидентификации евреев, отношение к ним других народов и причины этого явления .

Вообще на протяжении чтения оценка прочитанного очень менялась. Сначала я воспринимала все как домыслы и предположения, ни на чем, кроме фантазии автора, не построенные. А закончила чтение с выводом для себя, что идеи, в общем-то, неплохие, многое объясняют и имеют полное право на существование. Любопытная книжица.

Но остался вопрос, который давно меня мучит: почему монотеизм считается более продвинутым, чем политеизм? искренне не понимаю, почему общество, которое верит в единого бога, считается стоящим на более высокой ступени развития, чем верящее в нескольких богов? может кто просветит..?

Фрейд, в очередной раз, удивил. Теперь в части его историко-религиозных исследований. Мало того, что жанр для психоаналитика весьма необычный, так и тема выбрана довольно щекотливая – корни иудаизма. «Человек по имени Моисей» – произведение, которое не афишировалось им много лет, однако, на закате жизни, Фрейд решается на публикацию, прекрасно понимая последствия и говоря об этом в предисловии. Ну, а пикантность ситуации добавляет его еврейское происхождение…

Обескураживающе-изумляющих идей в книге великое множество. Ну как не восхититься мыслями о том, что Моисей, оказывается, египтянин, исходя из анализа его имени и истории жизни. А его монотеизм – не что иное, как трансформированная вера в бога Атона, присущая правлению фараона Эхнатона и одно из подтверждений этого – обрезание, присущее этой египетской религии, но никак не евреям того времени. Дальше больше – анализ характеров показывает, что в Библии описываются два Моисея! Один, руководивший евреями до и во время Исхода (жёсткий, вспыльчивый, властный) и второй (добрый и человеколюбивый) – много позже. Да что там Моисей, библейских богов тоже два – Яхве и Элохим, их «характеры» и период «правления» совпадают с историей жизни двух Моисеев, из которых №1 убит самими евреями, т.к. его религия им, в конце-концов разонравилась.

Самая потрясная глава – о том, почему же эта религия возродилась. Всё начинается с первородного греха (у Фрейда это Эдипов комплекс и убийство отца), переходит на суть религии как невроза и завершается анализом психического поведения общества под воздействием этого массового невротического расстройства. Здесь же, очень необычные для еврея, размышления о том, почему в мире эту нацию не любят именно за её «самоизбранность». Всё, естественно, с точки зрения психоанализа…

Ко всему прочему, довольно интересно осмыслить с Фрейдом и ряд других вопросов – латентность воспоминаний, эволюцию святости, психологию «великого человека» и пр., пр., пр.Просто длинная цитата о великом человеке…на данный момент мы склонны считать, что не имеет смысла искать четко определенное значение понятия «великий человек». По-видимому, это понятие представляет собой вольно трактуемое и несколько произвольное признание очень сильного развития определенных человеческих качеств, несколько приближенное к первоначальному буквальному значению «величия». Мы также должны вспомнить, что нас интересует не столько сущность великих людей, сколько вопрос средств, при помощи которых они оказывают воздействие на своих ближних. Однако мы постараемся, чтобы это изыскание было насколько это возможно кратким, иначе мы можем уйти далеко в сторону от нашей цели.

Поэтому давайте примем как аксиому, что великий человек влияет на своих ближних двумя путями: посредством своей личности и через выдвигаемую им идею. Эта идея может подчеркивать какое-то древнее желанное для масс представление, или указывать новую притягательную цель, или может овладеть ими каким-либо иным образом. Иногда—и это, несомненно, является более простым случаем – личность оказывает воздействие сама по себе, а идея играет довольно тривиальную роль. Мы ни на секунду не остаемся в неведении относительно того, почему великий человек всегда становится таким значительным. Мы знаем, что у большей части человечества существует сильная потребность в авторитете, которым можно восхищаться, которому можно поклоняться, который руководит и, возможно, даже жестоко обращается с людьми. Каково происхождение этой потребности масс, мы узнали из психологии отдельных людей. Это сильная тоска по отцу, которую ощущает каждый с самого детства и далее, по тому самому отцу, победой над которым похваляется герой легенды. И теперь мы можем понять, что все черты, которыми мы наделили великого человека, являются чертами отца, и сущность человеческого величия, которую мы тщетно искали, лежит в этом соответствии. Решительность мысли, сила воли, энергичность действия – вот составляющие образа отца. Но прежде всего – автономность и независимость великого человека, его богоподобное равнодушие, которое может перерасти в безжалостность. Им необходимо восхищаться, ему можно доверять, но также нельзя его не бояться. Мы должны были бы понять это из самого слова: кто же, кроме отца, мог быть в детстве «большим человеком»?

Нет никакого сомнения в том, что именно могучий прототип отца снизошел в лице Моисея к бедным еврейским рабам, чтобы уверить их в том, что они являются его дорогими детьми. Не менее ошеломляющим должно было оказаться и влияние идеи единого, вечного, всемогущего бога, для которого они не были слишком презренными, чтобы заключить с ними соглашение, и который обещал заботиться о них, если они будут преданно поклоняться ему. Вероятно, им было нелегко отличить образ человека Моисея от образа его Бога; и их чувства их не обманывали, так как Моисей в характере своего Бога мог запечатлеть черты своей собственной личности – такие как вспыльчивый нрав и непреклонность. И если они действительно однажды убили своего великого человека, то они лишь повторяли преступление, совершенное в древние времена и направленное, вопреки закону, против божественного царя, и которое, как мы знаем, уходит корнями еще глубже, к более древнему прототипу.

Таким образом, если мы видим, что с одной стороны, фигура великого человека выросла до божественных размеров, то с другой мы должны вспомнить, что отец тоже когда-то был ребенком. Мы считаем, что великая религиозная идея, которую выражал Моисей, не была его собственной: он позаимствовал ее у царя Эхнатона. А он, чье величие как основателя религии установлено несомненно, возможно, следовал намекам, дошедшим до него – из близлежащих или отдаленных частей Азии – через посредничество его матери, или другими путями.

Мы не можем проследить цепь событий дальше, но если мы правильно видим эти первые шаги, то идея монотеизма возвращается, подобно бумерангу, на землю, где она зародилась. Таким образом, кажутся напрасными попытки приписать заслугу новой идеи отдельной личности. Ясно, что в ее развитии принимали участие и внесли свой вклад в него многие. И снова, очевидно, было бы неверно прерывать цепь причин на Моисее и пренебрегать тем, что было сделано теми, кто сменил его и продолжил его идеи, еврейскими пророками. Семени монотеизма не удалось созреть в Египте. То же самое могло случиться и в Израиле, после того как народ избавился от обременительной и требовательной религии. Но из еврейского народа постоянно выходили люди, которые оживляли увядающее предание, которые возрождали предостережения и требования, сделанные Моисеем, и которые не успокоились до тех пор, пока снова не было восстановлено то, что было утеряно. В ходе постоянных усилий на протяжении столетий, и в конце концов благодаря двум великим реформам: одной перед, а другой – после вавилонского пленения – была завершена трансформация общепринятого бога Яхве в Бога, поклонение которому было навязано евреям Моисеем. И доказательством существования особой психической склонности масс, которые образовали еврейский народ, является то, что они смогли дать так много людей, готовых принять ношу религии Моисея в обмен на награду избранничества и возможно, на некоторые другие вознаграждения такого же ранга.

Можно тысячу раз сказать, что Фрейд открыл бессознательное, повторить за 19 веком, что Бог умер или уйти в прочий автоматизм, но если вчитываться в каждое слово, и думать о том, что автор не сидел и не думал о том, «как же будет круто напровоцировать вам тут по самые помидоры». Стоит только понять о том, что Фрейд говорит о том, что вы уже и без него знали да так, что не могли это не вытеснять и вот вам уже череда реакций – консервативная (все ложь, потому что мы так не договаривались), левацкая (все правда, мы бы на этом месте придумали более изящное оправдание), обывательская (Фрейд, зачем ты всем рассказал что я дрочу!) или даже позиция его учеников (все правда, давайте на этом заработаем).Как иудей я читал Тору много раз, хотя как и описано Фрейдом – это довольно не типичный текст для того времени. Во-первых всех главных героев показывают как людей выдающихся, но далеко не идеальных. Во-вторых, в один годовой цикл я пытался прикинуть, куда же там все географически перемещались, но потом понял, что маршрут довольно таки пунктирный. Ну и фигура Моше там действительно не ординарная, как никак ей посвящено 4/5 книги (про Авраама, Ицхака, Якова-Исраэля и Йосефа с братьями речь идет только в первой книге Торы). Я уже слышал от библеистов про 2 сюжетные линии от имен Бога (Элохим и Яхве), слышал о том, что имя Моше тяжело укладывается, но не ожидал, что к этому добавиться и довольно правдоподобная версия о том, откуда же идут истоки монотеизма, что в прочем ничего не меняет. Влияние египетской теологии легче всего проследить через христианство, если увидеть в назоретянине Осириса, то увидеть в Моше Эхнатона тоже получиться.Но это не так важно как то, что необразный Бог без имени не уступил среди всего этого, перестал быть столбом дыма и огнем и стал присутствием, которое у Фрейда стало «муками совести», заставлявшими уступать инстинктам, что в конечном итоге насадило совесть повсеместно. Ну а от совести до гордости, а с ней и отсутствием страхом перед страшнейшим из страхов – за это и ненавидиемым быть не жалко. Фрейд боялся ударить по иудаизму, но он его скорее взбил от пыли, которая еще при нем разошлась на новые две ветви (всегда отбрасываю консервативный иудаизм, как чисто технический).Рядом с ними более ярким примером смориться появление ислама, в корпусе которого так же любопытно пережеваны верования аравийских бедуинов, но и у них единый бог разбивается на две части образного и необразного, в какой есть «муки совести» и так понятно. Испытал ли я страх во время чтения? Я даже повисел в неведомой петле, и поэтому первые две главы прочитал практически взахлеб. Когда пошли выкладки анализа, мне дали выдохнуть, чтобы понять, почему я с такой труднотой и автоматизмом перечитываю сейчас, после них идет книга Йешуа бен Нуна, которым в предисловии стал Юнг. И в этой книге много крови, маленьких интриг и прочих вещей, которые приопускают регистр. Но ни он, ни Шломо, ни Саул, ни Давид, никто иной не становиться образом Бога, который в конечном итоге был бы облачен в мистицизм, которым удаляют себя от образа «реального отца» все остальные. А вместе с этим и любая «жестоковыйность и строптивость» могут быть направлены на поиск истины, желание которой тяжело понять словами, но быть в нем как ходить надев на себя крепость. Крепость – эта кусочек истины от неделимого имени Бога, который подталкивал евреев к открытиям. Вопрос про религиозность и веру в Бога тут не стоит, потому что тот, кто его спрашивает, говорит от лица тех, кому на пятки наступило и бессознательное, и эволюция, и Декарт, и Картезий, и все, кто хотят взять и зафикисировать истину в знании. Если вам удобно в такой крепости, но от чего защитят бумажные стены?