Шолохов. Незаконный – Захар Прилепин

Михаил Александрович Шолохов – один из любимых моих русских советских писателей, ещё со школьной скамьи, равно интересный своим высочайшим художественным мастерством и поучительной биографией, вместившей все бури и потрясения XX века. Впрочем, в случае с Шолоховым, как и другими великими мастерами, одно от другого отделить невозможно. Это подтверждает долгожданная тысячестраничная книга Захара Прилепина, ставшая одним из главных литературных событий этого зимнего сезона.В книге можно выделить несколько основных тематических линий. Первая из них связана с вопросом о прототипах. В произведениях Шолохова сложно найти хотя бы одного вымышленного персонажа или событие, не имеющее реальной исторической основы. Огромное количество шолоховских родственников, соседей и знакомых выведены в его прозе под собственными именами, со свойственными им личностными и речевыми характеристиками. С детства отличаясь феноменальной памятью, Миша зачарованно наблюдал за происходящим, жадно впитывая мельчайшие штрихи и детали, и всё это, зафиксированное и преображённое в его сознании, нашло место на страницах его рукописей. Более того, у выдуманных им топонимов тоже были свои прототипы: Кружилин, Каргин, Плешаков, Рубежный и Вёшки, исхоженные Михаилом вдоль и поперёк, со всеми их узнаваемыми географическими и архитектурными приметами превратились в хутор Татарский в «Тихом Доне».Поразительно, что остовом образа Аксиньи стала судьба матери писателя – Анастасии Даниловны. Она так же жила с нелюбимым мужем-атаманцем, который её бил (его тоже звали Степаном!), а затем вернулась в поместье, с хозяином которого у неё когда-то был непродолжительный роман (прямо как у Аксиньи с Листницким). Там на статную Анастасию обратил внимание незадачливый купец Александр Шолохов, который забрал её к себе. За это от него открестилась вся родня: ещё бы, живёт с чужой женой, да ещё бывшей любовницей барина! Вот и гадай, от кого из них она родила Мишку – незаконного сына невенчанных родителей? Потомка двух богатейших купеческих родов Моховых и Шолоховых, давших свою «общую» фамилию Мелеховым (Шолохов + Мохов = Молохов, впоследствии превратившееся в «Мелехов»). Незаконным разного толка завистники объявят Шолохова ещё не раз, пытаясь отобрать у него его детище – «Тихий Дон», вместивший всю шолоховскую родовую память.Здесь мы подходим ко второму аспекту – вопросу о плагиате. Понимая, что у адекватного читателя, знакомого с биографией Михаила Александровича и её зеркальным отображением в его прозе, подобный вопрос в принципе возникнуть не может, ещё раз, вслед за Прилепиным, подчеркнём: полную несостоятельность подобных измышлений доказала авторитетная комиссия во главе с сестрой Ленина Марией Ульяновой, изучившая черновики писателя. Поражает логика этих злопыхателей: если умудрённые опытом, маститые литераторы не могут сочинить такого, то почему какой-то зелёный юнец вот так сразу смог? На многочисленных примерах Прилепин доказывает, что шолоховская писательская судьба, когда за ранним взлётом следовала послевоенная стагнация, а затем и вовсе полное молчание, показательна для многих литераторов его поколения, – как советских, так и зарубежных. Да и по темпам и объёму написанного он ничем среди них не выделяется.Но почему-то только Шолохову, намеренно вырываемому из общего контекста, всё это до сих пор пытаются вменить в вину некоторые «изыскатели». Не желают понять, каким физически и морально надломленным человеком вернулся он к мирной жизни, – ходивший под смертью и выдержавший нечеловеческое напряжение в 30-х, переживший страшную своими последствиями авиакатастрофу в годы Великой Отечественной, потерявший любимую, воспетую им в образе Аксиньи мать, когда фашисты разбомбили их дом в Вёшенской… Как очень точно подмечает автор, постичь гениальность сложно, а объяснить, наверное, и вовсе невозможно. Да и опыта стремительно повзрослевший в самом эпицентре Гражданской войны «нахалёнок» Мишка понабрался столько, что иному за всю жизнь столько не пережить и не осмыслить.В связи с этим необходимо остановиться на третьей теме – чекистской. Когда друзей Шолохова – Петра Лугового, Петра Красюкова и Тихона Логачёва (прототипов Давыдова, Нагульнова и Размётнова из «Поднятой целины») арестовали в 1937-м по агентурному делу под безобидным названием «Друзья», бесстрашный донец был единственным, кто «бомбил» Сталина письмами с просьбой вмешаться и разобраться. Сам ходил под смертью, но добился освобождения своих товарищей, готовый разделить их участь. А что он сделал для Андрея Платонова? Содействовал освобождению его сына, пробивал в печать его книги, доставал для него лекарства… Вот каким другом он был! Но это был далеко не последний «подкоп» чекистов под Шолохова: когда всесильный Ежов узнал о мимолётной интрижке писателя с его женой Евгенией Хаютиной, дело приняло по-настоящему смертельный оборот. И снова этот непотопляемый «татарчук» переиграл некогда «железного», а к тому времени уже во всех смыслах опустившегося наркома. Невероятная выдержка и хладнокровие!Длительные и сложные взаимоотношения Шолохова со Сталиным – четвёртая тематическая линия книги, в которой вождь трудового народа предстаёт перед читателями совсем с иной стороны. Удивительно, но Сталин откликался на каждое письмо, каждую просьбу писателя о личной встрече. И он действительно каждый раз помогал: лично вникал в сложившуюся ситуацию, разбирался в происходящем и наказывал виновных, как бы высоко они ни сидели. Здесь, конечно, играл свою роль и тот факт, что Иосиф Виссарионович высоко ценил шолоховское слово, считая работу над каждой его книгой ответственным государственным заданием. Был ли другой такой человек среди лидеров мировых держав?Наконец, пятый, один из центральных аспектов книги – Шолохов как заступник казачества и всего русского народа, негласный лидер «русской партии», охранитель национальной культуры и советской государственности от либеральной интеллигенции и прочих диссидентствующих «прогрессистов». С самого начала «слякотной оттепели» он поразительно чётко понимал, чтоэтому поколению уже не будут свойственны прежние, можно сказать – фронтовые представления об иерархиях и чести. <…> Сентиментальный, манерный пафос, возведённый в основной приём – и необычайная безответственность жеста: вот черты наиболее видных из тех, кто приходил на смену. Избалованные стадионной любовью „шестидесятники“, не пережившие и десятую, а то и сотую долю прожитого Шолоховым и его поколением, выберут мерой весов себя. Позволят себе выставлять оценки тем, на кого должны были смотреть снизу вверх, намертво запечатав рты, полные трескучих речей.С самого начала он поставил точный диагноз Солженицыну и иже с ним, – тому самому Солженицыну, что пытался впоследствии реанимировать давно забытые слухи о шолоховском плагиате в своей глупой брошюрке «Стремя „Тихого Дона“»:Он – душевнобольной человек, страдающий манией величия. <…> Отсидев некогда, не выдержал тяжёлого испытания и свихнулся. Я не психиатр и не моё дело определять степень поражённости психики Солженицына. Но если это так, – человеку нельзя доверять перо: злобный сумасшедший, потерявший контроль над разумом, помешавшийся на трагических событиях 37-го года и последующих лет, принесёт огромную опасность всем читателям и молодым особенно.К сожалению, патриарх советской литературы тогда не был услышан ни руководством Союза писателей, ни партийными вождями…Незаконный сын русского купца и украинки с крепкими татарскими корнями (что нашло отражение в прозвище писателя – «татарчук»), он стал главным защитником и певцом казачества, выведя его на арену мировой культуры. Небольшой пятачок на Верхнем Дону, где развиваются события всех его книг, стал знакомым и родным для миллионов читателей по всему миру. В 1935 году Шолохов «пробил» организацию первого казачьего хора, а затем и театра, что стало началом масштабной государственной кампании по реабилитации казачества накануне Великой Отечественной. Будучи одним из первых лауреатов Сталинской премии в сто тысяч рублей, на второй день войны он перевёл их в фонд обороны, накинув сверху пятьдесят тысяч собственных накоплений. И его примеру последовали многие деятели искусства.Если брать шире, Шолохов спас на своём родном Донуне десятки, не сотни, а тысячи земляков от ссылок, арестов, голодной гибели. По шолоховской инициативе приняли поправки в законы об освобождении крестьян-колхозников свыше шестидесяти от налогов и поставок. Старики смогли отдохнуть наконец. Это не считая водокачки, электростанции, школы, театра, тысяч рублей розданных, подаренных, потраченных… К совсем ещё молодому Шолохову шли за советом, помощью, защитой, справедливостью… По свидетельствам подолгу гостивших у него товарищей, поток просителей не прерывался, и для каждого он делал всё, что мог. И так почти до самых последних дней.Он был необычайно щедр. Он был отзывчив. <…> Он медленно обращался в маревный донской воздух над степью, в серебро донской воды. И стал ими…

Сильная книга, увлекающая будто бурный поток, стоит только взяться – и понеслось, закрутилось, не успела оглянуться, а треть уже прочитана. Остальные две трети сама себя притормаживала, хотела вчитаться, не торопясь, прочувствовать… Невероятный пласт освоенных источников и материалов, причем освоенных не рассудком даже, а сердцем и душой, с искренним уважением и восхищением к объекту исследования. Можно не соглашаться с автором идейно, но не признавать качества этой биографии невозможно.Впрочем, определенные недостатки, все-таки, имеются. Иногда автор ради пущего эффекта выдает весьма любопытные фразочки, над которыми разве что улыбнуться. Напримербесчеловечные эксперименты над важнейшим правом общества – правом собственности…Или(На 1ом съезде Союза писателей СССР) были представлены писатели и поэты 52 национальностей страны, в том числе 201 представитель титульной нации…Что еще? Шолохов Прилепина легендарен, как Ленин из рассказов Бонч-Бруевича. Он не только не предает, не ошибается и не гадит, что в принципе возможно, но даже не оступается и не сомневается. Он бронзовеет, он избранный. Но, как ни странно, пока читаешь книгу, это нисколько не раздражает, наоборот – веришь в величие этого человека.Так, верно, определялись когда-то на казачьем кругу атаманы…, которым вверяли судьбы: веди, за тобой пойдем, ты вправе казнить и миловать, ты Богом определен и нам дарован…Не буду искать опровержений, хотя в тексте достаточно интересных фактов, разве что порадуюсь за автора, не каждому дано ознакомиться с тайнами жизни кумира и не разочароваться. Книга тоже не разочаровывает. Честно, рекомендую всем, интересующимся и литературой, и советским строем, и самим Михаилом Александровичем. Читать после этого какую-то другую биографию писателя будет пресно.

Когда-то уже давно, на излёте «нулевых», набиравший тогда обороты молодой писатель Захар Прилепин решил попробовать свои силы в художественно-биографическом жанре и выдал первую свою книгу в известней серии «Жизнь замечательных людей». В качестве личности для исследования была выбрана фигура более чем масштабная – корифей советской литературы, стоявший у её истоков и заставший её закат вместе с государством, Леонид Леонов. Книга получилось довольно яркой и увлекательной, что, думается, Прилепину удалось зажечь интерес не одного десятка читателей к творчеству на тот момент незаслуженно подзабытого писателя. Первый опыт более чем удался. Потом была книга с биографиями поэтов Анатолия Мариенгофа, Бориса Корнилова и Владимира Луговского. К концу 10-х созрела биография поэта всея Руси Сергея Есенина (говорят, тоже вещь великолепная – ждёт очереди на полке). И вот после этого Захар решил замахнуться на жизнеописание если не самого, то одного из самых гениальных русских писателей XX-го века – Михаила Шолохова. «Шолохов. Незаконный» – масштабное (более 1 000 страниц) полотно, где Прилепин попытался запечатлеть все мало-мальски значимые повороты и изгибы долгого, нелёгкого и тернистого жизненного пути Шолохова. От хитросплетений и случайной комбинации человеческих отношений, явивших миру незаконнорожденного «нахалёнка» Мишку Кузнецова (да-да, до 8 лет Михаил носил фамилию и отчество законного мужа своей матери и только после его смерти получил фамилию настоящего отца) через бури и грозы Революции и Гражданской войны, через ужасы «расказачивания» и коловерть донской смуты, через тяготы Великой Отечественной, через чёрную зависть и злобную клевету к первым гениальным рассказам, главной книге своей жизни, ошеломительному успеху и признанию на Родине и в мире, Нобелевской премии, званию «главного писателя страны Советов» и «первого казака на Дону». Прилепин буквально проживает чуть ли не каждый день Шолоховской жизни, смотрит на мир его глазами. Вот он в окружении хуторских мальчишек, те кричат ему: «Нахалёнок! Мать под забором прижила!». Обидно, что не только чужие надсмехаются, но и отцовская родня, бабка родная, не признаёт. Вот он подростком вместе с родителями мечется по донской земле то от красных, то от белых, то от своих станишников, сколотивших банды и рыскающих по степи. Жадно всматривается, вслушивается, примечает, запоминает. Всё это потом всплывёт в памяти и ляжет в основу первых рассказов и гениальной казачьей эпопеи. Вот он в зените славы, народный любимец, любимец Сталина, с которым состоит в регулярной переписке и периодически просит принять по тому или иному вопросу. Казалось бы работать и работать, но то толпами идут люди со своими просьбами и бедами – помоги, то местное и областное руководство плетёт интриги и строчит доносы в надежде запугать, сломать, посадить. И помогал! Сделал для земляков больше, чем любой писатель, спас, в прямом смысле слова, не одну сотню жизней. Писал Сталину, стучал в самые высокие кабинеты, просил. Слушали, разбирались, пересматривали дела, отпускали. И от интриг отбивался! Не раз на волосок от гибели ходил, с огнём игрался. Вот он военный корреспондент «Правды», зная не понаслышке что такое передовая, измотанный фронтовыми дорогами, в конец подорвавший здоровье. Вот он на пике своего триумфа получает из рук короля Швеции самую почетную награду – Нобелевскую премию по литературе. А вот он уже почтенный старик с кучей наград и званий, академик, депутат Верховного Совета, отошедший от литературных дел, надорванный физически и морально годами борьбы, по старой русской традиции начинает попивать горькую. И как попивать – ох-хо-хох! На государственном уровне насильно лечили, да! Вот он на излёте жизненного пути, скрученный смертельными болезнями, всматривается в родной Дон и видит перед собой тени родных ему людей – Гришки Мелехова, Аксиньи, Семёна Давыдова, Андрея Соколова, Петра Лопахина… И всё это он – Шолохов. Живой, зримый, земной, понятный и от того близкий и родной… Прилепин проделал поистине титанический труд. Свёл воедино гору документов и разномастной литературы, пообщался со знавшими Шолохова лично людьми, кто ещё жив и может что-то вспомнить и рассказать. А главное – неоднократно проштудировал все шолоховские произведения. Их анализу и оценке в книге посвящено немало места. В первую очередь для того, чтобы ещё раз взвешенно и аргументированно объяснить: версия о плагиате и работе на Шолохова литературных негров – плод клеветы, зависти и личных счетов обвинителей к Шолохову. Для этого ещё раз обобщён географический, топографический и топонимический анализ, прежде всего, «Тихого Дона» с сопоставлением передвижения семьи Шолоховых в те годы, когда происходили описываемые события. Ещё раз оценены возможные прототипы героев, многих из которых Шолохов знал лично, а те, кому в разное время приписывалось авторство, знать не могли. Проведён сравнительный анализ творческой активности крупнейших отечественных и мировых писателей и творческой активности Шолохова (ему часто ставят в вину, что он не создал больше ничего уровня «Тихого Дона», а потом вообще почти 30 лет ничего не написал). Аргументы звучат убедительно, но не думаю, что это может повлиять на мнение оголтелых сторонников версии плагиата. Тут уж я не знаю, кто и какие аргументы должен приводить. Ну да ладно! Книга-то писалась не для этого. Точнее не только для этого. Написанная ярким, живым языком, она получилась увлекательной настолько, что отрываться от неё не хотелось. Как и в случае с Леоновым, Прилепину удалось заново открыть Шолохова и влюбить читателя в него. Бьюсь об заклад – тем, кто читал, хотя бы раз хотелось кинуться и открыть «Тихий Дон» (я так и сделал!), «Донские рассказы» или «Судьбу человека»! Одним словом – рекомендую всем! Будет интересно. А я дальше читать «Тихий Дон»!