Захар Николаевич Бабяк
Хроники Смирнова
– Ты меня сосунком назвал? – сержант прикладом стукнул Виктора прямо в живот и наставил на его лицо дуло своей винтовки
Смирнов даже не шелохнулся, после чего ногой ударил:
– Стреляй! Стреляй, сержант! Чего же ты маешься? А?
– И выстрелю, мне устав позволяет таких, как ты отстреливать!
– Давай, я жду! Ты с предохранителя снял, теперь просто нажми на курок! Тебе же устав позволяет!
– И выстрелю!
Вдруг послышались громкие стуки берцовых ботинок о пол. Спорщики замолкли и стали с интересом смотреть на того, кто шёл где-то там, в коридоре. Вдруг из тени вышел суровый высокий мужчина со шрамом на лице, на чьих широких плечах красовались погоны подполковника.
– Сержант, кто это? – спросил он, даже не посмотрев на место спора Виктора и часового
– Подполковник Соболев? – спросил Смирнов, перебив сержанта
Вдруг мужчина повернул голову и закричал:
– Витя! Пропусти его, сержант!
– Но…Не могу! – начал отпираться часовой
– Я тебе приказываю пропустить его!
Сержант недовольно посмотрел на Виктора и освободил проход; Смирнов и тот самый подполковник, коим оказался Саша Соболев, пожали друг другу руки и обнялись.
– Витя! Сколько лет, сколько зим не виделись? Какими судьбами на старом рабочем месте?
– Я не увольнялся, Саша. Я состою в резерве. – усмехнулся Виктор – А если серьёзно, то я к Горскому иду. Он меня позвал на приём.
– Ясно. Если что, то я еду. – перебил его Соболев
– Это связано с Донбассом? – после секундной паузы спросил капитан
– Да…
– Понял. Как у тебя дела?
– Всё, как обычно. Стараюсь пойти на внеочередное повышение. У тебя дела как?
– Шикарно. Аня беременна.
– Аня беременна? Поздравляю! – Сашка обнял Виктора – Ты, получается, из нашей компании второй, у кого дети есть.
– Верно, а тебе и Пете давно пора обзавестись! – мужчины засмеялись
– Да мы с моей уже планируем, если честно, а насчёт Петра не знаю, не общался с ним на эту тему.
– Ясно…Ладно, я к Горскому! Увидимся, дружище! – радостно проговорил Виктор
– Удачи!
Смирнов по широкому коридору направился к лестнице, по которой поднялся на третий этаж, и вот близился кабинет номер тридцать один.
В этот момент позвонила Анна:
– Алло, милая.
– Витя, ты где? Уже очень поздно! Я волнуюсь за тебя!
– Аня, я на работе ещё, но вот-вот выезжать буду. Просто дел невпроворот… Всё хорошо, скоро буду. Пока!
– Пока!
Виктор громко выдохнул, а затем постучал в кабинет и открыл дверь. Там сидел генерал-лейтенант Горский. Смирнов встал на вытяжку и проговорил:
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! Капитан резерва Смирнов прибыл по вашему приказанию!
– Вольно, Витя, вольно… Здравствуй! – радостно сказал генерал и пожал ему руку – Сто лет тебя не видел. Как у тебя дела?
– Хорошо, а у вас как?
– Отлично.
– Товарищ генерал-лейтенант, я, если честно, знаю повод нашей беседы…
– Правда? Откуда?
– Мы кое с кем пересеклись в коридоре…
– Понял. Партизаны своих не выдают! – засмеялся генерал – Это похвально! В общем, я тебя в любом случае должен просветить по поводу всего этого… Ты же о ситуации в Донбассе слышал?
– Так точно!
– И там набирают добровольческий корпус. Понятно дело, что это будет неофициально. Ведь сам знаешь: если мы после присоединения Крыма войска и в Донецк направим, то…
– Я понял. Каков срок службы?
– Десять месяцев, а там как пойдёт.
– Не слабо! – усмехнулся Виктор
– Витя, там за месяц по сто тысяч рублей платят.
– Что? – резко и с диким интересом спросил Смирнов
– В сумме получается миллион рублей за десять месяцев службы. Но это при условии, что ты не сбегаешь.
– Вопрос доверия в моём случае не проблема. Если договор заключен, то нарушать его нельзя.
– Это правильно! А ещё, если ты попадёшь к украинцам, то они не должны будут узнать, что ты русский. Ты должен будешь выучить все улицы Донецка, все магазины, даже немного истории и знать всё это, как свои пять пальцев.
– А что мне с работой делать? Я же не могу просто так взять и бросить работу, понимаете?
– Я всё понимаю, Витя, всё понимаю. Начальника твоего знаю, так что придумаем что-нибудь! – генерал на пару секунд замолчал – Завтра ты мне должен сказать своё решение. И помни, что это всё добровольно, я не навязываюсь. Я ведь тоже человек и тоже понимаю, что есть семья, дом и всё такое…
– А можно будет в Москву поехать в отпуск?
– Раз в пять месяцев тебе будет даваться две недели отпуска, и увольнительные два раза в неделю…Поехать можно! – усмехнулся старик, подрагивая своими седыми усами.
– Товарищ генерал-лейтенант, а если вдруг…ранение и убьют, то что?
– Если ранят, то там больница есть, а если убьют, то…труп наверняка сюда привезут и похоронят без афиширования.
– Я вас понял, товарищ генерал-лейтенант! Разрешите идти?
– Идите, капитан Смирнов, идите…
Виктор вышел из кабинета и со скоростью ветра понёсся в машину, после чего поехал домой. На нём не было лица. Цвет кожи был таким же бледным, как и с утра. Выбор был крайне сложным…
Не успел он отойти от шока, как его тёмно-синяя машина оказалась возле подъезда. Смирнов вышел из машины, закрыл её и стал смотреть в свои окна. В них горел свет. Виктор около минуты неподвижно смотрел наверх. Он знал, что там его ждёт верная и любящая девушка, которая родит ребёнка, и их невозможно взять и бросить, уехав на войну. Но с другой стороны стоят товарищи – они сотни раз спасали друг друга от верной гибели, подавая руку помощи в самый трудный момент.
Перед глазами Смирнова показались огромные весы с двумя чашами. На левой стояла Анна в роскошном белом платье, а на руках у неё маленький ребёночек, чьё лицо просто копия девушки. На провой чаше стояли трое товарищей, которые были облачены в военную форму. Чаши находились в идеальном равновесии, ничто не могло нарушить баланс.
Однако Смирнову предстояло поставить небольшой грузик на одну из чаш – той, кто важнее по жизни. Этот маленький грузик нарушит равновесие, и какая-то из чаш станет более весомой.
Виктор стоял неподвижно и представлял перед собой эти весы. Его глаза заполнили слёзы, которые позже потекли по щекам. Он вообразил, что держит в руке тот самый решающий грузик. Вдруг Смирнов словно очнулся. Он быстро протёр глаза, и поток слёз прекратился вместе с видением, а после этого Смирнов бегом направился в квартиру.
На кухне сидела недовольная Анна, которая крикнула в прихожую:
– Ты чего так поздно?
– Задержался на работе, милая. Прости.
– Задержался на работе?! Десять вечера на улице, а ты только домой пришёл. Ты работаешь до шести вечера, где ты был четыре часа?
Смирнов снял ботинки, пальто и прошёл на кухню.
– Понимаешь, милая, там очень долгая история…
– Ну-ка, дыхни! – приказным тоном сказала Анна; Смирнов дыхнул – Трезв…Тогда где ты был четыре часа? И почему ты на улице стоял пятнадцать минут и смотрел в темноту? – вдруг Никольская словно прозрела – Ты употреблял наркотики? Чёрт возьми, надо звонить в лечебницу…
– Да ничего я не употреблял! Что ты навыдумывала?
– Тебе с утра звонил неизвестный номер, ты плохо выглядел, а ещё до десяти задержался и стоял просто так во дворе… Всё ясно, Витя. Зачем ты с этим связался?
– С чем я связался? Я ничего не употреблял! – Смирнов взял Анну за плечи и начал слегка потрясывать – Я по делам заезжал, понимаешь?
– По каким ещё делам?
– Это секретная информация.
– Врёшь…
– Не вру! – Виктор перестал потрясывать Анну – По делам я ездил, клянусь тебе!
– Тогда скажи по каким делам! Ты говорил, что между нами никогда не будет никаких секретов!
– Ладно, но при условии, что это из твоих уст и мыслей никогда не вылетит!
– Клянусь собой, что не скажу никому.
– Мне звонили из ведомства…Я после работы туда на встречу ездил. Мне предложили работу…
– Ведомство?! – удивлённо проговорила Анна и села на стул – Что они тебе предложили?
– Ты же про конфликт на Донбассе слышала?
– Естественно. Все новости об этом трубят! И…Тебе предложили туда ехать?
– Да.
– А что с работой?
– Сказали, что что-то придумают.
– Ты поедешь? – суровым голосом, похожим на мужской спросила Никольская
– Есть срок подумать до завтра. Я ещё не определился…
– А к чему склоняешься?
Смирнов также сел на стул и стал смотреть прямо в глаза девушке. Проницательным и серьёзным взглядом. Он смотрел на её светлые длинноватые волосы, на выразительные голубые глаза, которые начали блестеть при свете лампы, на красивый женский нос, на худенькую шею. Виктор сидел так около пяти минут.
Никольская задавала ему какие-то вопросы, но они словно пролетали мимо его ушей. Он был погружен в свои мысли, в свои размышления. Виктору снова пришло видение, будто он в полном одиночестве сидит в тёмной комнате, и вдалеке виднеются две белых двери. Смирнов подошёл к каждой из них и приоткрыл их, наблюдая за происходящим через щель.
За одной дверью был какой-то сквер, и через миг из тишины деревьев послышалось отпевание священников и всхлипывание носов. Вот показалась толпа людей, которая несла три гроба, которые, в свою очередь, опустили в глубокую яму и зарыли землей. За этой дверью царила траурная обстановка, грусть.
За второй дверью слышался грохот и стрельба. Были видны взрывы и тела, изрешечённые осколками. В том числе и тело Виктора, которое лежало прямо возле двери. Смирнов нагнулся поближе, чтобы поглядеть. У того Виктора, что лежал за дверью, в руке было недописанное письмо, на котором большими буквами было выведено имя адресата: «Анне Никольской».
В своём видении Смирнов громко захлопнул обе двери, отошёл от них и упал на спину с грохотом…После этого Виктор пробудился и вновь вернулся в нормальную жизнь. Он упал на пол, а Анна на коленях сидела рядом с ним и положила на голову мокрую тряпку.
– Аня, я упал?
– Да, ты упал. Что ты принимал? Так и знала, что надо было звонить в лечебницу.
– Не надо, милая. – Смирнов начал вставать и снова сел за стол – Мне показалось видение…Не буду его описывать, но атмосфера там жуткая была!
– Видение?
– Да, милая, видение. Именно оно. Просто моя голова сейчас очень сильно загружена…А что сегодня на ужин?
Никольская поставила на стол салат, а также тарелку с картофельной запеканкой.
– Кушай, Витя, кушай. – ласково сказала она и обняла его
– Спасибо, милая. Голова, если честно, разрывается от наплыва мыслей…
– Думай, Витя. Делай тот выбор, который тебе по душе. Слушай своё сердце. Если ты согласишься, то я не буду волноваться. Буду лишь верно ждать тебя, только пообещай, что ты вернёшься живым.
В этот момент Смирнов словно снова ожил. Он встал со стула и торжественно сказал:
– Я никуда не поеду, милая. Ты и ребёнок, с которыми я хочу прожить свою жизнь, для меня самое дорогое, что можно иметь. Мы сотни раз с товарищами выручали друг друга, спасали жизнь друг другу, но…трудно это описать словами. Суть в том, что они мужчины, и мы друг друга любим, как друзей. И, в случае чего, их потерю можно будет с трудом пережить. А ты и ребёнок – самое дорогое, и ваша потеря для меня будет самым страшным наказанием. Для меня все дороги, но вы сильнее всех… – на его глазах показались слёз, и он набрал тот самый «неизвестный» номер на телефоне:
– Алло, говорит капитан резерва Смирнов. Я отказываюсь, товарищ генерал-лейтенант…
– Я тебя понял, Витя. Это твой выбор. Надо слушать своё сердце…Ладно, удачи, Витя!
– Всего доброго!
Разговор закончился, и на лице Виктора появилась лёгкая улыбка.
– Я сделал свой выбор! – он обнял девушку и принялся ужинать, рассказывая о сегодняшнем дне…
Анна понимала, что Виктор очень хотел к товарищам, хотел воевать с ними бок о бок. Она бы с лёгкостью его отпустила, однако молодой человек понимал, что парни без него справятся – профессионалы, как-никак. А Анна, которая итак беременна, не сможет выдержать потери Виктора. Да и какой ребёнок вырастет, если отца не будет?
Смирнов несколько дней ходил с бледным лицом и слегка потрясывающимися руками. Он созванивался и с Сашей Соболевым, и с Виктором Гиревым, и с Петром Ивановым, и все парни поняли причину, по которой Смирнов не поехал на войну. Она всё прекрасно поняли. У Гиревого тоже есть семья: жена и два ребёнка; он совсем не хотел ехать в горячую точку, но в этом случае ключевую роль сыграли деньги…
Парни, которые решились поехать на восток Украины, около двух недель готовились в специальном центре, и всё это хранилось в строжайшем секрете. Там их учили азам украинского языка, истории региона, там они запоминали город Донецк и окрестности. Всё шло к тому, чтобы создать из разведчиков коренных украинцев, родившихся на Донетчине и проживших там всю жизнь. Подготовка была настолько сильной, что родившегося в Донецке было невозможно отличить от разведчиков. И всё это за две недели. Потрясающе!
В течение этих двух недель Смирнов встречался со своими товарищами два раза. Они беседовали, шутили, и никто ни разу не спросил Виктора о причине отказа от поездки на Донбасс. Солдаты – машины убийства, и большинство из них способно убивать, не дрогнув глазом. Однако, в то же время, они всегда готовы выслушать и понимают людей. Солдаты за десяток лет понимают такой жизненный опыт, который обычный гражданин будет накапливать полжизни, поэтому все понимали Смирнова. Каждый представлял себя на его месте и анализировал.
Эти встречи были, к большому удивлению, очень душевными и весёлыми. Как правило, перед отъездом всегда так происходит. Они шутили, разговаривали на житейские темы, вспоминали былое. Смирнов был счастлив видеть товарищей, товарищи были рады видеть Смирнова. Вроде получилась гармония, но как бы не так.
Когда парни втроём уходили, а Виктор смотрел им вслед, то у него на душе кошки скребли. Ему было так стыдно, что он не идёт рядом с ними, а стоит сзади и лишь смотрит на широкие спины. Совесть мучала, но, как только Смирнов вспомнил, что остался с Анной Никольской, то сразу отошёл от такого состояния. Настроение резко переменилось, но резкая бодрость и отходчивость имели долю наигранности. Виктор пытался сам себе внушить, что сделал единственный правильный выбор, однако изнутри что-то разрывало, говорило, что выбор был равносильный. Что здесь, что там буду потери. Это Смирнов узрел в своих видениях. Он чувствовал, что излишнее веселье и искренность с товарищами чреваты чем-то тяжёлым, страшным. В видении виднелись тела парней, улетевшие на небеса. Смирнов помнил об этом, но не верил в «суеверия», поэтому душевное волнение как-то проходило. С трудом, со скрипом, с попытками возрасти, но всё же проходило.
Никольская тоже это замечала, поэтому как можно чаще общалась с Виктором, обнимала его и уделяла море внимания. Она прекрасно осознавала трудность этого выбора, поэтому и поддерживала. Будь она на его месте, её нервы бы и вовсе не вынесли такой нагрузки. На такой выбор способны только сильные духом мужчины, без преувеличения.
Был у Смирнова один коллега с «армейского цеха», так перед ним встал точно такой же выбор. Прям точь-в-точь. Либо жена и ребёнок, либо армия. Тот паренёк до последнего думал, ломался, корил себя за слабость, но сдал, поднялся на крышу своего пятнадцатиэтажного дома и спрыгнул вниз…
Сильный характер, каким бы суровым он ни был, он спасает от полного падения. Так морального, так и физического. Многие ломались, как трухлявая берёза при малейшем давлении, а иные стояли твёрдо, как Брестская крепость в сорок первом.
Психология тонкая вещь. Многие считают людей, обращающихся к психологу, слабыми, несостоявшимися, не способными к самостоятельной жизни. По факту же выговориться, получить парочку советов и спасти самого себя от срыва никогда не повредит…
…Шёл конец мая. Новости изо всех щелей трубили о боях в Донбассе, о героических ополченцах, которые не хотят быть с «бандеровской» Украиной (так её называли в наших СМИ), говорили о жестокости, о необходимости мира. Несмотря на это, мириться никто не собирался.
Конфликт на юго-востоке Украины приобрёл характер настоящей гражданской войны. Украинские подданные убивали украинских подданных. Из автоматов, пистолетов, гранатомётов, ракет, пулемётов и многих других орудий для убийств. В ход шло всё имевшееся под рукой вооружение. Никто не волновался за то, что простые мирные селения поливали огнём и свинцом из крупнокалиберных орудий. Обе стороны проявляли относительную жестокость. Взрыв в центре города-миллионера Донецка никого не смущал. Дело зашло слишком далеко. Старики, дети, женщины – все сидели по бомбоубежищам и ждали, пока обстрел прекратится, после чего выходили на улицу и устремлялись к своим домам с молитвами. Они молились, чтобы снаряд или ракета не разрушили их жилища.
В городе царила тишина. Все не паниковали, а, наоборот, прислушивались. К каждому шороху, как дикие звери. При малейшем грохоте, который доносится с линии фронта, люди бежали в бункера и убежища. Дошло до того, что по звуку научились определять тип снаряда. Хотя, пожалуй, тип не играл разницы – всё равно все убегали. Любой летящий с неба кусок железа, начинённый порохом, нёс за собой разруху. Очень часто снаряды не разрывались, они торчали из тротуара или из асфальта. Поэтому после обстрелов по городу разъезжало несколько машин с ополченцами, которые аккуратно вытаскивали их из старались разминировать.
Один раз в гробовой тишине после очередного артобстрела был слышен лишь гул небольших фургончиков с «сапёрами». Однако вдруг послышался громкий взрыв, который явно отличался от снаряда. Это была ошибка сапёра, которая повлекла за собой взрыв.
В конце мая Смирнов очень сильно переживал за своих товарищей, ведь, по рассказам из новостей, в Донецком аэропорту велись жестокие бои. Из видеоматериалов было видно, что ни украинцы, ни ополченцы не берегут здания. За два года до этой чёртовой войны Донецк принимал чемпионат Европы по футболу, поэтому отгрохотали новый терминал аэропорта, который выглядел действительно по-европейски. Это был многомилионный проект, причём речь о долларах, а не о рублях или гривнах.
За два дня боёв состояние из идеального превратилось в…ужасающее. Даже хуже, чем ужасающее. Оно пострадало не очень сильно, но прежний вид теперь казался чем-то невозможным. Мол, как то место, где сейчас идут бои, может быть «европейским»?
Смирнов волновался за товарищей не просто так. Ведь за шесть лет после Осетинской войны прогресс двинулся вперёд. Вместе с ним продвинулось и оружие. Теперь оно стало гораздо опаснее, чем раньше.
Виктор неустанно писал письма друзьям. Он не искал их местонахождения, а просто приходил к генералу Горскому и просил передать письма. Каждому из них. И через неделю после отправки приходили обратные письма. «Живы!» – с облегчением каждый раз вздыхал Смирнов. Товарищи писали разные вещи. Гиревой, например, писал довольно коротко, но ёмко. Он служил, по его словам, в самой «заднице», в какой-то деревушке. Весь гарнизон безустанно пьёт водку и веселится. Соболев лежал в больнице, его ранило в ногу.
От Петра Иванова писем не приходило с июня месяца. Виктор думал, что, по-видимому, участвует в боях, поэтому не доходит почта. Он был уверен в своих товарищах. А письма лишь придавали этой уверенности каменную, непоколебимую опору.
Однажды в конце июня Смирнов, взявший отгул, на своей тёмно-синей «БМВ» подъехал к знакомому ведомству с тремя конвертами. На входе его остановил всё тот же часовой, с которым в своё время произошёл инцидент. Этот паренёк каждый раз отзванивался Горскому и сообщал о пришедшем, после чего Виктора сразу пропускали, и он, торопясь, бежал в тридцать первому кабинету.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! – проговорил Смирнов, зайдя в генеральский кабинет
– Привет, Витя! Как дела? – ответил старик, чьё лицо было сильно напряжённым
– Всё хорошо. За парней переживаю сильно. Вот письма им пришёл передать. Вы отправите их?
– Да-да… – неуверенно ответил Горский – Передам…
– Товарищ генерал-лейтенант, у вас всё хорошо? Вы неважно выглядите!
– Всё хорошо, Витя. Всё нормально…Я передам твои письма.
– Спасибо, товарищ генерал-лейтенант.
– Тебе ответы приходят? – резко спросил генерал и повернулся к Виктору взволнованным лицом
– Эм, да, приходят. Только от Петра Иванова не приходят…
– Понял тебя. – генерал снова отвернулся
– А что там с ним? Бои жестокие? Почта не доходит?
– Ну…да.
– Товарищ генерал-лейтенант, вы, конечно, простите за отклонение от устава, но вы что-то скрываете. – голос Смирнова стал более робким – Что произошло с Ивановым? Он жив?
Горский громко вздохнул, открыл ящичек в своём столе и достал оттуда желтоватую бумажку, которую Виктор узнал издали. Генерал протянул её Смирнову.
– Не надо, я уже знаю что это. – поговорил капитан – И когда его не стало? – на глазах появились слёзы
– Тринадцатого числа! – грустно проговорил генерал – В Мариуполе. Ночью на казармы напали. Всех убили.
Смирнов задумался, после чего слёз тоненькой струйкой побежали по щекам. Это был не поток, а скупая мужская слеза. Через полминуты Виктор упал в обморок. Однако в его голове не прекращались раздумья. Смирнову вспомнилось то виденье, где товарищи погибают. Он и представить не мог, что Петр Иванов, Петька может погибнуть. Он мастер разведки и ближнего боя. Иванов из таких положений выкручивался, что и представить невозможно. Он был братом Виктору, без преувеличения. Самым настоящим братом.
Даже когда Смирнов лежал в обмороке, он плакал. Осознание произошедшего порождало грусть и одиночество. Не мог он умереть! Не мог! Слишком сильный! Мир такого парня не мог отпустить! Не мог! Эти два слова крутились в голове Виктора.
Наступила атмосфера траура. На всех лицах появилась печать одиночества и потери. Голова у всех была опущена, руки словно волоклись за телом, а глаза выражали удивление. Сильнейшее удивление.
Виктор пробудился от того, что на его лбу оказалось что-то мокрое. Его рефлексы быстро сработали, и он молнией вскочил на ноги.
– Товарищ генерал-лейтенант, его же должны сюда привезти? – резко спросил Смирнов
– Конечно должны, но это всё держится в строжайшей тайне, а иначе международный скандал.
– Когда его привезут? – в голосе Виктора появился гнев
– Не знаю! И знать не могу! Сам жду вторую неделю! Такого бойца потерять! – завопил генерал
В этот момент, как чудо, явился молоденький старшина со словами «Привезли! Он в сороковом кабинете!».
Смирнов, услышав эти слова, пулей вылетел из кабинета, вытолкнув старшину, отчего последний упал. Виктор понёсся по лестнице на четвёртый этаж. За десять лет он выучил это здание наизусть. У входа в сороковой кабинет стоял один молодой рядовой, который охранял тело от посторонних глаз.
Смирнов, словно не замечая его, залетел в кабинет и снял тоненькую простыню с тела, что лежало на плоской койке.
– Молодой человек, вам нельзя. Вы вообще кто? – спросил рядовой, что подошёл сзади
Смирнов не обратил не него внимания. Он рассматривал лицо Иванова. Бледное, мёртвое лицо. Рядовой же не мог угомониться и взял Виктора под руки, чтобы вынести. Смирнов вывернулся, сильно толкнул часового в коридор и закрылся изнутри.
Он снова подошёл к кушетке и встал на колени рядом с головой покойного Иванова. Виктор по-родительски обнял его и начал шептать:
– Петя, ты с нами, слышишь? Петя? Ты с нами. Ты всегда будешь с нами, Петенька! – он прижался лицом к его лицу, после чего увидел страшную рану на шее – Брат, надеюсь, ты ушёл в лучший мир, где нет всего этого дерьмища под названием «война». Пусть будет вовеки проклят тот, кто позволил себе убить тебя. Прекратить твою жизнь…Я отомщу за тебя, дорогой! Отомщу! Каждого из них раскрошу! В щепки! Клянусь, отомщу за тебя! – после этого он провёл по его открытым глазам рукой, закрыв их, и прижался к нему ещё сильнее, как тогда, в Абхазии…
В тот пасмурный день, когда весь день моросил мерзкий и мелкий дождь, бойцы вчетвером охраняли блокпост в Кодорском ущелье. Дорог там немного, поэтому каждая из них имеет стратегическое значение. Они там служили в качестве миротворцев.
Из-за дождя было видно только то, что находится в десяти метрах, а далее была пелена из мелких капель, которая всё скрывала. Бойцы же сидели в бытовке и играли в карты, медленно потягивая чай.
– Ну что, Сашка, ты дурак! – засмеялся Гиревой и швырнул на стол две карты.
– Вторую партию подряд проигрываю. Не везёт мне сегодня…
– Пойми, Александр, что не только сегодня. Ты и вчера одну за одной партии проигрывал.
– Да в последнее время у меня какое-то паршивое предчувствие.
– Какое? – с удивлением спросил Гиревой
– Мне вчера сон приснился…
– Какой?
– Не перебивай! Так вот, мне приснилось, что мы плывём по морю, как вдруг сверху прилетает огромная птица. Прям большущая! И она Петю уносит с собой…
– Ты что употреблял? – засмеялся Гиревой – Такое мало кому снится!
– Я просто сказал про свой сон.
– Кстати, с четверга на пятницу вещие сны, а вчера как раз четверг был. – добавил Смирнов
– Точно! – серьёзным голосом сказал Гиревой и стал почёсывать рукой подбородок – Петя, берегись птиц! – он упал со стула от смеха.
Все на него посмотрели с недоумением, после чего тот встал, слегка кашлянул и робко спросил:
– Ещё партийку в «дурака»?
– Давай! – в один голос ответили ему
Саша Соболев, как проигравший, начал мешать колоду. Вскоре он дал каждому по шесть карт. Гиревой ходил первым под Иванова: он скинул шестёрку треф. Петр подкинул ещё одну шестёрку пик, и Смирнову надо было отбиваться.
В этот момент ложка в чашке с чаем вздрогнула, раздав характерный звук. Бойцы вздрогнули.
– Что это? – спросил Соболев
– Чёрт его знает! – усмехнулся Гиревой – Тут иногда слабенькие землетрясения, говорят, бывают, да такие, что люди их не чувствуют, а вот ложки и ей подобные трясутся. – он показал своим пальцем на чайную ложку, как вдруг она ещё раз вздрогнула.
– Чёрт возьми! Что это? – крикнул Смирнов
– Не знаю. Говорю же, бывают землетрясения…Витя, сейчас твой ход, отбивайся!
Смирнов скинул козырную шестёрку червей.
– Ах вы ж… – возмутился Соболев, которому приходилось отбиваться;
Только он начал крыть, раздался глухой хлопок откуда-то из гор, после чего ложка ещё раз вздрогнула.
– Это не землетрясение. – заметил Иванов
– Это артиллерия! – торжественно проговорил по словам Гиревой
– Так чего же ты радуешься?
– Я радуюсь?
– Судя по твоему негрустному голосу, тебя не волнует артобстрел! – начал повышать тон Иванов
В этот момент раздался ещё один, более громкий хлопок, и бойцы услышали звук, который издаёт стекло, затрясшееся в оконной раме.
– Пойдёмте-ка проверим! – предложил Смирнов, встал, накинул камуфляжную плащ палатку и вышел на улицу; остальные пошли за ним. – Ни черта не видно!
Через секунду из гор показалась вспышка, осветившая пелену, а через пару секунд послышался взрыв совсем неподалёку. После этого взрыва стали слышны выстрелы. Звуки раздавались со склонов, которые вздымались вверх почти сразу у обочины.
– Я пойду проверю! – заявил Смирнов
– Мы с тобой. – ответил ему хор из трёх голосов
– Нет, вы оставайтесь здесь! Вам надо блокпост держать, парни.
– Но… – хотел было возразить Соболев
– Не надо, оставайтесь. Я стрелять не буду! – усмехнулся Смирнов и забежал в бытовку за автоматом – А это для защиты…Короче, скоро приду обратно!
– Удачи тебе! – ответил Саша
– Спасибо!
Виктор Смирнов, слегка пригнувшись, побежал в сторону склона, попутно сняв автомат с предохранителя. Он длинными шагами и боком поднимался вверх по крутоватому склону. Пока Виктор шёл, показались ещё несколько вспышек, которые выдали местоположение атакующих. Смирнов направился туда.
Как ни странно, на склоне всё было прекрасно видно. Видимо, высота играет роль. Виктор тихо перемещался от дерева к дереву, постоянно оборачиваясь. Выстрелы приближались, и вот перед глазами Смирнова показалась огневая точка грузин.
Там стояли восемь бородатых мужчин, которые то и дело перезаряжали гранатомёт, из которого стреляли по поднимающимся абхазам.
Виктор отбежал оттуда и запрыгнул на высокий валун, покрытый мхом. Тёмно-зеленым мхом, который идеально сливался с плащом-дождевиком.
– Грузины! Прекратите огонь! Вы находитесь на прицеле у двух рот миротворцев. Прекратите огонь! – Смирнов начал кричать
Те начали оглядываться, взяв оружие в руки и оставив гранатомёт. Стрельба по абхазам прекратилась. Один из грузин, что был выше всех и носил высокие чёрные сапоги, спросил с сильным кавказским акцентом:
– Вы кто?
– Миротворцы! Если вы не прекратите огонь, то мы вас просто в прах превратим. Наша задача сохранять мир, и мы его сохраним любой ценой!
– Там абхазы атакуют! Мы не можем просто взять и прекратить огонь!
– Поднимите белую тряпку, и начнутся переговоры.
«Главный» грузин закричал что-то на грузинском, после чего один из бойцов поднял белое полотенце, которым пулемёт был закрыт от дождя. Затем грузин крикнул что-то ещё, и, судя по всему, атака прекратилась.
– Всё?
– Нет! Вы должны ещё утвердить свой мир!
Тем временем абхазы подошли к грузинской огневой точке, переступили через мешки с песком, и абхазский командир подошёл к грузинскому; они начали беседовать на непонятном Смирнову языке.
Тон «командиров» быстро рос, после чего абхаз дал пощёчину грузину, и началась перестрелка, в которой грузины быстро разделались с противниками, хоть и потеряли троих человек.
– Русский миротворец! Ты – гад! Мы из-за тебя потеряли троих бойцов и патроны! – заговорил голос с кавказским акцентом
– Я не причём! Это ваши проблемы!
– Ты один?
– Нет, вас окружили со всех сторон две роты вооружённых людей! Оружие на землю!
Вдруг один грузин подошёл к «главному», шепнул что-то, после чего последний спросил:
– Подожди! А как сюда прошли абхазы, если вы нас со всех сторон окружили?
Смирнов замешкался. Его ложь начала губить его.
– Ах ты лжец! – закричал грузин, после чего крикнул пару слов на своём языке, и они начали ходить по лесу в поисках «двух рот».
Смирнов видел приближающуюся группу людей. Он сделал один выстрел, убив грузина. Те остановились и резко начали стрелять в пустоту. Грузины начали быстро бегать по местности, чтобы найти Виктора.
Вдруг кто-то сверху по-русски шепнул:
– Пс! Витя! Это я – Петр! Залезай сюда! – это был Иванов, который забрался на дерево.
– Петя? Ты?
– Залезай быстро!
– Нет, заметят. Надо просто по одному их убирать.
Раздался выстрел: Иванов убил ещё одного, после чего оставшиеся люди подошли к дереву, на котором сидел убийца, посмотрели вверх и открыли огонь. Смирнов мигом нажал на курок и одной очередью «убрал» всех врагов.
Петр же застонал и начал падать с дерева с высоты около десяти метров. Так и убиться можно. Поэтому Смирнов лёг животом на землю на то место, куда должен был упасть Иванов:
– Петя, выпрямись и упади на меня!
Иванов в полёте разогнулся и плашмя приземлился на Виктора. Такой способ спасения от падения помогает. Человек падает не на твёрдую почву, а на мягкое тело, а если он приземлится плашмя, то он не нанесёт увечий лежащему внизу.
