Юрий Владимирович Климович
Коты против Илона Маска
– В то же время наша философия многогранна, и зачастую мы отдаем наши симпатии маленьким существам, – китаец многозначительно поднял вверх палец правой руки. Кемп чуть не повторил его жест, но тогда сигара могла вывалиться, и для ее поднятия пришлось бы выстраивать сложную конструкцию из фальшивых пальцев.
– Именно с меньшими нашими братьями и связаны все мои заботы. Я одобряю выбор вами территории для установки антенны «Starlink», потому что она принадлежит умалишенному Тарасу Еленяку, – старший инспектор закончил запись и снова принялся расхаживать по кабинету. – Это здоровые граждане пишут в полицию жалобы, что от ваших тарелок у них портится кровь, нарушается пигментация и появляются симптомы ФГМ…
– ФГМ? – не понял Яо Мин.
– Фимозом головного мозга у нас периодически страдает популярная госслужащая Линн Йелич. Достала уже…
– Ха, ха, ха, надо было ее вовремя отправить в приют. На моей исторической родине всех лишних девочек отправляют в приют. Но и теперь есть простой дорогой выход – пошлите скво Йелич на другую планету нашим драгоном «SpaceX», – пошутил китаец, делая жесты, свойственные жителям Хунаня.
– При случае так и сделаем… Так вот, нормальная публика недовольна, а психам излучение от антенны по барабану. Поэтому, когда владелец участка вернется из лесничества «Милый уголок», никаких проблем не будет. Иначе мы его снова арестуем.
– Прекрасно! Мы всегда учитываем такие нюансы. У нас лучшие дорожные карты в западном полушарии. В восточном тоже. Однажды Сенгай встретил трех обезьян… – начал было китаец. В этот момент старший инспектор потушил сигару и сложил искусственные пальцы в угрожающий кулак.
– Должен признаться, что несмотря на свою мужественную профессию, я котолюб в четвертом поколении, – и он показал на картину в дорогой позолоченной раме, на которой чудовищных размеров лев готовился приступить к кровавой трапезе. – Однажды мой дедушка встретил последнего берберийского льва… Вот так и появилась эта картина! По преданию, охотой на этих львов увлекался сам полковник Эндрю Дэвидсон, основатель Кенанстона.
– О! – воскликнул китаец. По рассказам его дедушки, на исторической родине Яо Мина тоже поклонялись вымершему удаву Титанобоа.
– Могу с гордостью сообщить, что Кенанстонский клуб любителей кошачьей фауны «Кот Мурр» —весьма влиятельная организация в местном социуме. Мы организуем лекции, посвященные защите кошек от жестокого обращения, благотворительные вечера и более легкие танцевальные тусовки, на которых рекомендуем особый дресс-код – костюмы с кошачьим хвостом. Этот аксессуар стал популярен не только среди членов клуба, но и их спутниц.
Яо Мин отметил про себя, что для успешного попадания в высший бомонд Кенанстона кроме новенького Гелендвагена ему предстоит обзавестись модной китайской снупи, хотя гороскоп указывал на своенравную порода ли хуа. «Надо будет посоветоваться с дзэн», – подумал он.
– На двух особо выделенных секциях, которые мы называем панелями, любители львов постоянно спорят с тигроводами. Да-да, в последние годы наблюдается принижение тигровых боевых способностей, что связано с рядом открытий британских ученых, но тигры Кенанстона не собираются сдаваться и уходить в оппозицию. Нет, никогда! Кстати, чтобы снизить накал их дискуссий, мы решили провести конкурс слогана для нашего клуба «Кот Мурр». Буквально на днях будут подводиться его итоги, и я надеюсь оказаться в призовой тройке. Знаете, что я предложил? Этакую объединяющую формулу: «Аллигаторы и крокодилы – это одно и то же, а гиены и кошки – это не одно и то же!» Вы заметили, как я тонко ушел от львино-тигриных проблем, вводя в оборот «гиену»?
Старший инспектор перевел дух и обнаружил китайца невозмутимо сидящим за его рабочим столом под портретом берберийского царя зверей.
– На чем я остановился? Ах да, участок клоуна Тараса Еленяка. Смотрите, что следует учесть: на участке по-прежнему проживает его кот Апат, тойгер с темными полосками. Кот не сумасшедший, поэтому его не отправили в Ханли. Апата подкармливает добрая женщина Сюзи Малкович, которая живет по соседству. Все бы ничего, но Сюзи приревновал ее собственный кот Мирза. Знаете, нет ничего ужаснее ревнивого короткошерстного британца, черного от природы. Просто сатана!
– Настоящий мужественный хунвейбин всегда защитит черную кошку! – Яо Мин выскочил из-за стола и поднял руку в приветственном жесте товарища Мао, который китайцы называют «Рука, приглашающая к великой дружбе».
– Увы, инквизиция долгие годы прививала нам несколько иные отношения с животными темного окраса, – пробормотал старший инспектор. Ему было неловко: из-за заедавшей локтевой пружины его искусственная рука согнулась под прямым углом, словно демонстрируя гостю не совсем приличный жест. Он так и не смог выпрямить руку и раздраженно бросил китайцу:
– Потом не жалуйтесь, если эти чертовы саскачеванские коты перевернут вам тарелку?!
6
Отношения кошек с хозяевами отличаются самым удивительным образом. – Детали личной жизни короля Свазиленда. – Неприятности с девушками, когда «рушится лондонский мост». – Большие ученые, предпочитающие блондинок, и жадные сицилийцы. – Сны одинокого кота.
Это Сюзи Малкович по прозвищу Мокрая вдова думала, что она хозяйка британца Мирзы. На самом деле его настоящим хозяином являлся ее сын, пятнадцатилетний Перец Малкович. Еще на пороге юности, когда наступает пора определяться – оставаться домоседом или рискнуть и превратиться в самовыгуливаемого кота, Мирза выбрал Перца Малковича своим старшим братом и никогда потом не жалел об этом. И заодно выбрал самостоятельный образ жизни преимущественно в ночное время.
Перец был настоящий пацан – ему и в голову не приходило покормить Мирзу, причесать шерсть, подлить в плошку воды или почесать за ухом. Однажды Малкович машинально погладил кота и тот от неожиданности чуть не обмочился. Да разве это так важно, чтобы тебя чесали? У них была духовная связь. Когда Перец перед школой начинал суетиться: то вдруг потребовалось поменять носовой платок, то потерял свой магический, заколдованный на «пятерку» браслет или ни с того ни с сего наклонился поправлять кошачью подстилку, то Мирза понимал: Перец забыл, куда ночью спрятал пачку сигарет. Когда Перец поругался с матерью и надумал сбежать к индейцам кри, Мирзе даже не требовалось специальное приглашение. Да и условия жизни в дикой природе были куда милосерднее деревенских: индейцы не держали ворон, которые запросто могли выклевать глаз даже матерому коту, – всех ворон давным-давно истребили на головные уборы. И индейцы не ели шаурму из котов.
У Малковича-младшего и британца совпадали даже интимные предпочтения. Однажды Перец кривлялся перед зеркалом, а потом задумчиво произнес:
– Если бы я был девушкой, то разделся бы и рассматривал себя в зеркало часами…
«Боже мой, как я его понимаю!» – от удовольствия Мирза даже поплямкал губами и облизнулся, хотя относился к зеркалам с подозрением: иногда оттуда выглядывали чудовища непонятного происхождения, очевидно, из других миров.
– Ну что, на ночное рандеву? – спросил Перец. Они вместе смотрели марки с пиратскими парусниками, которые остались от исчезнувшего Гирша Малковича. Вдруг Мирза подскочил, как ужаленный, потянулся и, спрыгнув со стола, пошел к входной двери. И мяукнул, чтобы ему открыли. За дверью его поджидала романтика: что-то ухало ходило ходуном, кружили багряно-красные метеориты, выл ветер, в котором коту слышались вопли тысячи кошек. За дверью кипела жизнь!
Гарфункель обожал своего старика, старшего инспектора Ханса Кемпа. Тот опять заснул в любимом кресле у камина, держа в искусственной руке рюмку. Обычно в таких случаях Гарфункель допивал хозяйский вермут, но сегодня он ощутил острый коньячный аромат. К напиткам с высоким содержанием спиртов он относился с повышенной осторожностью. Взвесив все за и против, Гарфункель зубами осторожно выудил рюмку из крепких пластиковых пальцев старшего инспектора.
– За милых кошек, прелестных кошечек, любивших нас хотя бы раз! – громко мяукнул он, оказавшись на досках пола, и вылакал для начала около двух миллилитров. «Неплохо для разжижения крови», – подумал он. Правда, изменения в крови произошли немного быстрее, чем он ожидал: Гарфункель покачнулся и по-человечески сплюнул в угол. «Пожалуй, для первого раза достаточно», – неторопливо пришла в голову следующая мысль. Тем более, что он вспомнил тупого робота-алкоголика из сериала «Футурама».
Гарфункель снова взял рюмку в зубы и прыгнул на стол. Ему пришлось немного повозиться с похожими на крючки от вешалки искусственными пальцами, пока он не закрепил рюмку в первоначальном положении. Кот понимал, что опытный полицейский Ханс Кемп может заметить отсутствие нескольких капель коньяка, но ведь и в его практике бывали нераскрытые дела, так что… И Гарфункель, не заморачиваясь, направился к своему кошачьему лазу в двери.
Сердце его трепетало: невероятная буря разразилась над Кенанстоном. Ночь уже опустилась, молнии и удары грома неслись друг за другом во тьме. Надо было успеть к первой драке до начала ливня, и кот стремглав бросился навстречу опасностям.
А Ханс Кемп продолжал поиски преступника по кличке «0,6 человека». Он шел по ровному, уползающему за горизонт белому полю. Оно было расчерчено на прямоугольные километровые квадраты. С неба валили вялые, ленивые хлопья снега. И на каждом квадрате у скрещения диагоналей находился преступник «0,6 человека» с сутулым, местами неровно обрезанным телом и низко склоненной головой. Не просто половина, не получеловек, нет, – именно так: 0,6.
Старший инспектор вздрогнул и проснулся. В комнате не было ничего подозрительного, кроме наполненной рюмки. Годы брали свое, в молодости он не пропускал ни одной полной рюмки и юбки. Он выпил коньяк и, пододвинув ближе методичку Королевской канадской конной полиции по розыску сбежавших преступников в зимних условиях, продолжил чтение: «…в северной полосе Саскачевана и Манитобы на одну квадратную версту пространства – 0,6 человека».
Линн Йелич была женщиной-чиновником по особым поручениям в пресс-службе мэра Кенанстона. Она носила жёлто-оранжевые короткие волосы, длинную, скрывающую ноги, серую кофту с капюшоном и оттопыренным карманом спереди. На кофте красовался скачущий северный олень – символ индейцев кри, которому они поклонялись с доколумбовых времен. На службу Линн одевала форменные гольфы с черно-белыми чередующимися полосами, дома предпочитала утепленные, спущенные «гармошкой» носки, один из которых всегда был дырявым. Естественно, как госслужащая Йелич не расставалась со своим ноутбуком.
Она оказалась первым и последним чиновником в деревенской администрации, выбранным по конкурсу. По крайней мере, именно так утверждал мэр Кенанстона Мик Маховлич, человек со стальными нервами. Дословно это прозвучало так:
– У нас здесь не Свазиленд, а Кенанстон. Соответственно, я не король Свазиленда, а…
«А король Кенанстона», – попыталась угадать Варежка, которая тоже присутствовала на ежегодной речи мэра, сидя на руках Линн Йелич.
– А мэр Кенанстона, – вывернулся Мик Маховлич. Он имел в виду, что у короля Свазиленда пятнадцать жен и что за всеми не уследишь. И что однажды свазилендский министр юстиции был обнаружен в постели одной из них. Министра наказали довольно-таки мягко, хотя могли сварить заживо, а жену посадили под домашний арест.
В общем, Маховлич имел в виду, что пусть король хоть каждый год выбирает себе очередную жену, а мэр Кенанстона сыт по горло конкурсом на замещение вакантной должности в своей администрации. Он еще хотел прибавить, что в ходе честных испытаний познакомился с двумя десятками Йеличей, большинство из которых были налоговыми инспекторами, двое – прокурорами, один занимался городскими фонтанами в Монреале, один был создателем канадских электро-долларов, а именем еще одного Гаспара Йелича был назван колледж в Манитобе. По понятным причинам, последний Гаспар не имел возможности настаивать по поводу назначения внучатой племянницы Линн на государственную должность, но недвусмысленно прозвучали намеки на его обширные связи.
Все это крутилось на языке мэра, но, собрав нервы в титановый пучок, Маховлич перешел к проблемам производства еловой хвои и другим бюджетным вопросам.
Тем более, что карьера Линн Йелич сложилась пусть и своеобразно, но не так уж и плохо. Попробовав себя на двух десятках должностей, девушка потеряла интерес к служебному движению. Поэтому ей выделили особое поручение: поддерживать контакты с королевским двором Великобритании. Ведь формальным главой Канады, несмотря на кучу освободительных войн индейцев кри, являлся английский монарх.
Эксперт второй категории Линн Йелич должна была находиться вблизи телефона специальной связи и ждать кодовую фразу «Лондонский мост рушится». Это могло означать только одно: королева Елизавета Вторая скончалась. Конечно, личный секретарь королевы Эдвард Янг первым делом известил бы премьер-министра, посла Канада и других первых лиц и только потом Йелич. Но в Кенанстоне она стала бы первой, кто узнал о печальном событии, а Мик Маховлич, в соответствии с регламентом общения с королевским двором Великобритании, который мэр подписал лично, – вторым.
Но все вышло по-другому. Линн скроллила аватарки в «TikTok» и показывала Варежке крутые фотографии, на которых хозяйки страниц – стильные феминистки разных возрастов и полноты – морщились и игнорировали простых парней, которые приставали к ним с поцелуями. «Вот дебилы!» – периодически восклицала Йелич, и кошка согласно вела хвостом из стороны в сторону. Королевы в старой Англии менялись так редко, раз в 50-60 лет, и Варежка, как и Йелич, была уверена, что в это сентябрьское утро никаких династических передряг в туманном Альбионе не предвидится. Даже звук у телефона специальной связи не работал, как потом выяснилось, последние полгода.
В общем и целом, когда весь мир начал горевать и приходить к мысли, что Елизаветы Второй «больше нет с нами», когда каждый верноподданный канадец нацепил шеврон, стилизованный под кленовый лист с траурной окантовкой, мэр Кенанстона как ни в чем ни бывало прикатил из торговой палаты. Он даже напевал легкомысленную песенку про канадских лесорубов. И только при виде приспущенного флага перед входом в мэрию и смахивающего слезы конного канадского гвардейца Мик Маховлич заподозрил неладное.
– Странно. Надо сделать скорбное лицо, – подумал мэр вслух. В этот момент он заметил серый свитер Йелич, которая явно незаметно ускользнуть из госучреждения. Сопоставив факты, Маховлич интуитивно подумал, что с королевой Елизаветой Второй что-то неладно. Хотя с тем же успехом что-то могло произойти и с королем Свазиленд, к примеру, в случае народного восстания местных индейцев или судейской ошибки при выборе очередной жены.
– Стоять! – заорал, отбросив политкорректность, мэр и бросился в погоню за своим экспертом. Линн с быстрого шага перешла на полубег, мэр тоже, всеми силами стараясь не вызывать подозрений у прохожих. На окраину Кенанстона компания влетела уже галопом, не притормаживая на зебре и островках безопасности, в следующем порядке: впереди летела Варежка в своих белых носочках, за ней – Линн Йелич в парадных гольфах в полоску, за ними, играя бедрами в стиле специалистов по спортивной ходьбе и здороваясь с избирателями, двигался Мик Маховлич.
Варежка первой вскарабкалась на сизую ель, красовавшуюся около придорожного Снеговика. За ней на дереве очутилась Йелич.
– Эксперт второй категории, немедленно соскочите с дерева. Вы нарушаете основополагающий закон Саскачевана об охране окружающей среды, – предупредил мэр деревни.
– Не слезу. Я не виновата в ее смерти, – запальчиво сказала ему Линн Йелич и крепче ухватилась за сучки, так как Маховлич могучим плечом уперся в ствол, собравшись раскачивать елку. Ему на выручку прибежали двое представителей канадской конной полиции, но ель стояла как литая.
Минуту-другую мэр в упор смотрел на свою сотрудницу, хотя не обладал навыками гипноза. Линн тоже не двигалась с места. Она знала, что уволить канадского госслужащего практически невозможно. Об этом знал каждый Йелич, даже проживавший в заграничной Аляске. Все-таки первый Йелич-госслужащий служил младшим констеблем еще при Иоанне Безземельном.
– Вам нужно запретить иметь живых детей, – наконец ядовито сказал Линн разгневанный мэр.
– Почему? – удивился один из полицейских.
– Это к делу не относится, – отрезал Маховлич и отправился назад в мэрию. На полпути его подхватил персональный автомобиль со стилизованным профилем вождя индейцев кри на двери.
Линн поправила жёлто-оранжевую челку и сняла заколку.
– Ты сегодня засиделась, – зевнула она и посмотрела на часы. – Оставайся, там такая темнотища…
